Был только «Миг»… или Уроки гласности. Записки редактора

Наиль Баширов

Рано или поздно нынешний декоративно-демократический режим сменится, будет новая перестройка с другим названием, допустим, ПЕРЕЛОМ, и мы заново начнём создавать нормальное государство. И опять вернемся к формированию четвёртой власти – власти общественного мнения. И тут важно осмыслить недавний горький опыт, извлечь уроки гласности. Об этом «Записки редактора».

© Наиль Баширов, 2022

ISBN 978-5-0056-1106-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Был только «Миг»… или Уроки гласности

ЗАПИСКИ РЕДАКТОРА

Содержание

Предисловие

I. Школа «районки»

Ни дня без строчки

Перестройка

Ростовские курсы

Районная газета — это пехота СМИ.

II. Из Записок редактора независимой газеты

Власть общественного мнения

Как начинался «Миг»

«Миг» растет и формирует общественное мнение

Газета и выборы

Борьба за свободу слова

Общественное конструирование

Борьба с коррупцией и суды, суды, суды…

Два десятилетия выживания

Нечестная конкуренция

Уроки гласности

Многие из нас, выросших в советские времена, жаждали свободы и независимости. Маленький её глоток всё же успели ощутить. Но затем оказалось, что под свободой каждый понимал своё: одни — уважение прав других, а другие — свободу от всяких прав. И скатились в конце концов сначала к регулируемой «свободе», а затем — во времена Путина — к массовому манипулированию общественным мнением через СМИ. Исторический маятник замер на полпути.

Но время остановить невозможно и обществу придётся заново обретать свободу слова, заново проходить тот путь, по которому мы успели сделать несколько шагов. Хочется верить, что вчерашние достижения и ошибки будут учтены завтра.

Вот уже более 35 лет мы с Любовь Васильевной Шибаевой, старшим преподавателем факультета журналистики Ростовского госуниверситета, ведём творческую переписку. Именно она была свидетелем-профессионалом истории «Мига», именно она подтолкнула меня к написанию этих записок и предложила название «Был только Миг…». О Миге — не только газете с таким названием, но о кратком периоде всплеска независимой российской журналистики (по историческим часам — миге, мгновенье). Для более полного осмысления уроков гласности начну с рассказа о пути в журналистику и первых шагах в профессию.

Школа «районки»

Ни дня без строчки

Ничто так не возвышает личность,

как активная жизненная позиция.

(Л.И.Брежнев, из доклада на XXV съезде КПСС).

Раньше мне казалось, что люди, работающие в газете, — особенные, даже своего рода счастливчики. Когда в детстве приезжал к бабушке с дедушкой в село Килинчи, у них всегда лежала на столе в зале или на тумбочке под телевизором районная газета «Коммунист Приволжья». Читал её всегда, особенно четвёртую страницу с универсальным для всех газет набором рубрик — «В мире интересного», «Сообщения из-за рубежа», «Юмор, курьезы», «Кроссворд». В условиях информационного голода на селе районка ценилась как хлеб.

Мне было интересно: а какие люди там работают и как работают? Вот, например, они рассказывают про бригадира Гафура Калиева, как его овощеводы ударно трудятся на наше благо, а я его знаю другим — как дядю Гафура, он живет в доме почти напротив и всегда уважительно здоровается с моими дедушкой и бабушкой. И с удивлением для себя открываю, что дядя Гафур, оказывается, на фронте был героем и там потерял один глаз, а сейчас герой труда. Журналисты «Коммуниста Приволжья» рассказывали о людях, событиях, про которые я слышал или сам видел, но никогда не думал, что это имеет значение в масштабах целого района! Хотелось хоть одного журналиста увидеть живьём. Кто они, которые незримо всегда рядом присутствуют, видят то же, что и я, но видят мир иначе, умеют подняться над обыденностью. Мне, мальчишке, они представлялись таинственными властителями умов.

И вот прошли школьные и студенческие годы. Затем отслужил в армии, от возможности стать офицером после срочной службы отказался (до сих пор рядовой). Немного поработал в средних школах, в том числе морской, но вовремя понял, что быть учителем мне рановато, нет жизненного опыта. Учителей я представлял другими, не такими, как я. Год проработал освобожденным секретарем комитета комсомола в Каспийской мореходке, однако не решился связывать свою жизнь с общественно-организаторской работой, несмотря на просьбы замполита училища Ибрагима Абдуллаевича Абдуллаева остаться.

После уговоров профессора Николая Сергеевича Травушкина (он хотел, чтобы я занялся в том числе литературным краеведением) ещё почти год трудился клерком на кафедре литературы родного пединститута. Тут наступили андроповские времена, выяснилось, что два ассистента на кафедре сверх штата, а меня, как ожидалось, должны были перевести в ассистенты. Другими словами, дорога в науку в силу объективных и субъективных причин тоже оказалась закрытой.

Позже мне, корреспонденту, редактору, директору, очень пригодились знания и навыки, полученные в армии, в школе, в мореходке, в институте, в комсомоле. Поиски себя в разных сферах оказались не только школой жизни, но и одновременно основой для профессиональной журналистской деятельности. Статистика тех лет упрямо свидетельствовала, что выпускники журфаков в большинстве своем не закреплялись в редакциях, а журналистами становились те, кто пришел из других отраслей.

И вот в один тёплый сентябрьский денёк 1983 года я созрел. Набрался смелости и пришел к редактору областной молодёжки «Комсомолец Каспия» Г. С. Маколову.

— Если можно, хотел бы работать в газете… кем угодно, — обратился к нему. С собой прихватил несколько вырезок со своими заметками из областной газеты «Волга». А незадолго до этого в «Комсомольце Каспия» был опубликован мой очерк «Килинчинское лето Джалиля» о пребывании известного татарского поэта Мусы Джалиля в Астраханском крае. Причём, с продолжением в нескольких номерах. После недолгих расспросов он сказал:

— Мы вас примем на работу в ноябре на место корреспондента, который уходит в «Волгу». А пока предлагаю два-три месяца поработать в районной газете, там есть вакансия. Согласны?

И он тут же позвонил редактору районной газеты.

Редакция «Коммуниста Приволжья» находилась в селе Началово, недалеко от Астрахани. Сейчас она называется «Приволжская газета». Тогда одноэтажное продолговатое здание делили между собой редакция и районный суд. Первые дни работы в районной газете поразили меня свободой, непринуждённой обстановкой. Не было мелочного контроля «от сих до сих», характерного для советских, и особенно нынешних учреждений. Ещё свежи были вспоминания о пединституте, когда новый ректор В. Пятин, к немалому удивлению многих преподавателей и работников, распорядился остеклить все двери и к концу рабочего дня завкадрами лично обходила четыре этажа, записывала отсутствующих и докладывала ректору. Здесь иначе — получаешь от редактора творческое задание и должен в срок его выполнить, нет унизительного надзора за твоим рабочим днём. Но — независимо от того, ливень на улице или лютый мороз, — разбейся, а материал принеси в срок. Газета — конвейер. Твой материал ждёт ответсекретарь, которому надо сверстать и показать макеты редактору, водитель должен вовремя привезти в типографию, в производственном отделе заказ принимают только по строгому графику, надо успеть набор сдать в линотип, фото — цинкографу, заголовки — наборщику на СК (был такой аппарат для отливки заголовков) и так далее.

Осваивал науку журналистики на ходу, впрочем, как и многие. Помню, редактор Александр Михайлович Куранов одну из моих первых заметок показательно строго отредактировал: указал на ошибки и неточности, исправил, дал советы и пожурил. С тех пор усвоил урок: стыдись сдавать редактору сырые материалы, прежде сам многократно прочитывай и правь. Заместителем редактора трудился замечательный человек и умница Олег Григорьевич Манжула, он же освещал тему партийной жизни в газете. Внешне очень походил на Ленина, даже хитроватая улыбка не отличалась от известной ленинской, поэтому за спиной звали его Ленин или Ильич. Я многим обязан Олегу Григорьевичу, у него научился умению собирать материал, видеть причинно-следственные связи, делать обзоры, планировать командировки. Главное — у него на всё был свой собственный взгляд и неприязнь к бюрократии. К сожалению, он по личным причинам расстался с газетой и последние свои годы возглавлял филиал адвокатской конторы в Камызякском районе. Таких специалистов, как он, в независимых СМИ очень не хватало в 90-е годы, да и сейчас не хватает, впрочем, как и самих независимых СМИ.

Газета выходила три раза в неделю — по вторникам, четвергам, субботам. Четыре полосы формата А3. Советский стандарт районки. Композиционное строение газеты тоже было стандартным, а если точнее — отработанным за десятилетия существования районной печати. На первой полосе — передовица, 3—5 информашек (информашка — краткая информационная заметка), политические материалы, на второй — партийная и советская жизнь, на третьей — сельское хозяйство и производство, частично социальная тематика, на четвертой — всякая всячина, программа телепередач. За содержанием газеты и соблюдением заданной композиции бдил райком партии и лично — третий секретарь по идеологии. Редактора газеты периодически заслушивали на бюро райкома партии, на партийных собраниях. Ему доставалось, если какая-нибудь тема слабо отражалась в газете. На протяжении всех лет моей работы в районе нашу газету бессменно курировала секретарь райкома по идеологии Валентина Александровна Филиппова. Она знала, чем дышит редакция, и умела находить золотую середину между партийной требовательностью и человеческим отношением к работникам редакции. Через много лет случайно встретил её и с удовлетворением отметил про себя, что она и через три десятилетия осталась прежней, с той же искоркой в глазах, страстностью в разговоре и не изменила своим взглядам. Полушутя-полусерьезно рассказала, что, когда на политическом небосклоне засверкал Ельцин, они с мужем принципиально разошлись во взглядах. Она была за КПСС, а муж, преподаватель вуза, — за Ельцина. «И тогда, — говорит Валентина Александровна, — я сказала мужу: или забудь про Ельцина, или мы разводимся. Не желаю жить в одной семье с оппортунистом!»

Конечно, случались перекосы и тогда композиция газеты выдерживалась не полностью. Каждый такой факт расценивался как непрофессионализм. Обеспечивал композиционную выдержанность каждого номера ответсекретарь Викентий Лим, в прошлом неплохой верстальщик типографии, не одна сотня номеров «Коммуниста Приволжья» была смакетирована им. Одно время работал ответсекретарём у нас Валера Воронин, пришедший из телевидения. Любил побалагурить, поддержать застолье, но к своим прямым обязанностям относился легкомысленно. И во время очередного аврала он поместил на первой полосе, там, где положено быть партийной передовице, тассовский (тассовский — текстовый или иллюстративный материал, полученный от ТАСС, т. е. Телеграфного Агентства Советского Союза) рисунок мечтающего Пушкина на скамейке. Обычно в редакциях тассовскими материалами «забивали дыры» (заполняли пустоты). Пушкин на скамейке да ещё на первой полосе — это было настолько грубым нарушением газетных канонов и такой профессиональной дикостью, что над нашей редакцией коллеги долго посмеивались и склоняли на всех областных летучках. После этого Воронин ответсекретарём уже не работал.

Из письма Любовь Васильевны Шибаевой:

…Нужно развивать в себе умение читать номер, ощущать его целостность, чувствовать в нём отдельное журналистское произведение, выстроенное — как концерт — из многих тем и голосов многих инструментов.

…Вспомним ленинское — «концерт политической газеты». Концерт, сложное и законченное музыкальное произведение из нескольких частей… (полос?) Номер в целом как будто никто не читает, кроме дежурного; даже секретарь видит его частями (полосами), а между тем он существует как единое произведение, пронизанное — по музыкальным, что ли, законам — общностью тем, связями между разрозненными фактами… На планёрках мы часто оцениваем выпущенный номер как сумму более или менее удачных публикаций, и почти никто не видит его как произведение, явление более сложного порядка. Ну, раз мы не видим — то читатель, значит, и подавно во всем этаком не нуждается? А вот читатель, выбирающий себе что-то одно (про спорт, мораль или что там ему надо), просматривает всю газету за 3—5 минут, и либо в нём начинает звучать «концерт», либо в него сыплется винегрет из всякой всячины. Просматривая столь же бегло центральную (более продуманно выстроенную) газету, он, ничего толком не прочитав, получает больше. Поверьте мне на слово, это доказано.

Как научиться «слышать» свою газету? Возьмите за правило оставлять себе копию листочка, на котором печатаются (для выпускающего) все заголовки и выноски номера. Накопите эти листочки за 2—3 месяца и почитайте их, пытаясь вспомнить, представлять себе… Где-то вы «услышите» связь, звучащую линию, но чаще она будет «рваться», теряться. А ведь части жестко расписаны по конвенции: две полосы — производство, одна-полторы полосы — идеология, одна — быт и др. Значит? Вот над этим и подумайте.

Приволжский район — ближайший к городу Астрахани. До райцентра — села Началово — ехать на автобусе минут сорок. Большинство работников районных организаций и предприятий жили в городе. Наверное, поэтому в нашей районной газете в разное время работали немало известных по областным меркам журналистов, которые чем-то проштрафились. Приволжская районная газета считалась для них почётной ссылкой. Около двух лет проработал у нас Александр Топорков, бывший редактор областной молодежки «Комсомолец Каспия», бывший завотделом республиканской газеты «Советская Калмыкия». Сгубило его легкомысленное отношение к спиртному. Он сочинял газетные материалы, не выходя из редакции. Помнится, на спор со мной написал целый очерк об одном сельском дружиннике. Саша никогда в глаза не видел героя своего очерка, опирался лишь на скупую характеристику для награждения, которую ему показал. Единственное, что он сделал — дозвонился до правления колхоза и удостоверился, что герой жив-здоров и продолжает работать на прежнем месте.

Другим мастером заочной журналистики считался бывший собкор ТАСС по Астраханской области Борис Сердюков. Раньше квартира собкоров одновременно являлась корпунктом и оборудовалась телетайпом. Сердюков по пьяному делу допустил в квартире пожар и телетайп сгорел. Так он стал заведовать у нас сельхозотделом. Ему было достаточно взять в районном отделе сельского хозяйства отчёт, чтобы затем целый месяц (при выходе газеты 3 раза в неделю!) поставлять информашки, обзоры, статьи, интервью по сельхозтематике.

В те времена процветало строчкогонство. Кто больше строк напишет, тот и молодец. Особенными мастерами в строчкогонстве были старики. Они высасывали из пальца статьи, заметки и не любили командировки. Журналистика давно стала для них ремеслом.

Всегда сочувствовал Фёдору Ивановичу Мельникову. Внешне он очень напоминал Паниковского из фильма «Золотой телёнок» в исполнении Зиновия Гердта, да ещё и прихрамывал так же. Несмотря на пенсионный возраст, глухоту и дальнозоркость, он ежедневно выдавал план по строчкам. Старая школа! Успевал даже подрабатывать машинисткой, упорно долбя одним пальцем по старенькой «Башкирии». Случалось, правда, засыпал за этой пишущей машинкой… Но никогда не обижался на шутки.

Мы, начинающие и помоложе, что-то не принимали, отвергали у журналистов старшего поколения, а что-то перенимали. Заметил, что они, беря материал у интересного собеседника, позже не раз использовали сведения, цифры, факты в других публикациях. Через несколько лет, будучи редактором, настоятельно советовал корреспондентам брать обширный материал у одного человека с дальним прицелом — сегодня, например, можно с ним сделать интервью, через неделю в статье использовать названные им цифры, через месяц вставить его мнение в заметку и так далее. Такой способ назвал для себя приёмом многопланового использования материала.

Дефицитом всегда считались информационные заметки, информашки. Из нашего молодого поколения журналистов много и качественно выдавал информационные заметки Сергей Попов, по-хорошему жадный до информации и, как дружески подшучивал тогда редактор А.М.Куранов, очень писучий. В этом жанре ему не было равных, наверное, во всей области.

В условиях отвратительной местной телефонной связи и постоянных транспортных проблем добывать свежую информацию было трудно. Помнится, институтский преподаватель по античной и зарубежной литературе Владимир Иванович Попов, которого время от времени встречал, убеждал меня, что без информационных заметок газета не может существовать. Даже знаменитый поэт и писатель Константин Симонов, говорил он, бывая в командировках, не считал для себя зазорным написать информацию в несколько строк для местной районной газеты. Владимир Иванович прошёл войну, знал шесть иностранных языков, редкой скромности был человек. В годы войны, будучи военным корреспондентом, всю ночь за игрою в шахматы беседовал с маршалом Рокоссовским. Ему больше нравилось называть работников редакций не журналистами, не корреспондентами, а газетчиками.

Работа в районке так понравилась, что я и не думал переходить в областную молодёжку. Каждый день — новые люди, новые впечатления, новые знания. Не менее ценным было то, что публикации твоих коллег и твои собственные влияли на жизнь района, а если конкретнее — на те или иные решения местных руководителей, на судьбы, поступки, настрой людей. Хорошие материалы не были пустым выстрелом. Советская пресса гордилась своей действенностью и одним из качеств хорошей газеты считалась действенность публикаций.

Работа газетчика сродни работе оперативного сотрудника милиции или других силовых структур. И тот, и другой ищут информацию, сведения. Разница лишь в том, что один собирает эту информацию для общественной огласки, а другой — для поимки преступника. Профессионализм сотрудника редакции оценивался и по такому показателю, как количество его внештатных корреспондентов. Чем больше внештатников, тем больше свежей информации. Следили за тем, чтобы фамилия одного корреспондента не фигурировала в одном номере более одного-максимум двух раз. Подписывались псевдонимами, которых было несколько. Много писали за других и подписывали материалы их фамилиями. Помнится, как за одного начальника подразделения написал статью, и он, держа в руках газету, мне же шутливо говорил: «Видишь, какую умную статью я написал!»

Были несколько внештатников, от которых мы попросту прятались. Переделывать материалы графомана, который считает себя пупом журналистики, очень трудно. Воинствующий графоман считает твою правку ненужной, если он написал «острый хандроз», значит так и должно быть, а не какой-нибудь там «остеохондроз». Попадались такие внештатники, которые умудрялись написать несколько страниц ни о чём. О них корреспондент Сан Саныч Благонравов выразился так: «Выйдет такой внештатник ночью по нужде во двор, вдруг увидит луну и давай очерк про луну писать. Собака залает — он и про собаку очерк напишет».

Район условно был поделён между нами на кусты и отрасли. День-два в неделю отводились на командировки. Если был исправен и свободен редакционный УАЗик, втроем или вчетвером на весь день выезжали «прочесывать» район.

Возвращались полные впечатлений, с исписанными блокнотами. Затем «выписывались» несколько дней.

Но чаще машина была занята и командировки совершались своим ходом. И тогда утром на городском автобусе или трамвае доезжал до конечной остановки и — пешком до ближайшего села. Заходил в сельсовет, правление колхоза, школу, амбулаторию, клуб, при возможности обязательно в одну-две овощеводческие бригады или на ферму. Потом в другое ближайшее село. В общем, в поисках материалов бывал везде, где возможно. За день проходил десятки километров. В стремлении ускорить работу перепробовал велосипед, мопед, мотоцикл.

Отдельно хотелось бы сказать об оргтехнике. Она состояла из блокнота и авторучки. Пишущая машинка на всю редакцию была одна — «Башкирия»… Через несколько лет, когда началась перестройка, машинками, в том числе портативными, снабдили каждого журналиста. Белой завистью завидовали корреспондентам центральных советских и зарубежных изданий, имевшим диктофоны. Про Интернет и персональные компьютеры даже не слышали.

Самым технически оснащённым у нас считался фотокорреспондент Стас Сергеев. Несмотря на фотоаппарат «Зенит», фотоувеличитель, ванночки для проявки и закрепления негативов, экспонометр… и часто произносимое им научное слово «гидрохинон», Стас не умел писать текстовки под фото. Работал он раньше в Облфото и поэтому все газетные снимки у него были стандартными — портреты или групповые. Как-то редактор раскритиковал его за однообразные фото и в сердцах сказал:

— Ты бы хоть кустик какой-нибудь рядом сорвал и с кустикам в руках сфотографировал передовую колхозницу, а тракториста снимал рядом с трактором. У тебя же все фотографии портретные, как на паспорт!

Стас обиделся, но критику воспринял и теперь на снимках все женщины — овощеводы или доярки — держали в руках кустик, который он старательно носил с собой в качестве атрибута, а механизаторы и водители всегда опирались одной рукой на капот трактора или автомобиля. Желая разнообразить свои материалы, вслед за Викентием Лимом частенько самостоятельно делали снимки. Основам фотодела меня ещё в школьные годы научил брат Рашид, мы часами с ним колдовали с проявкой в ванной при свете красной лампы. До сих пор удивляюсь, но фото для газеты я делал простейшим любительским фотоаппаратом «Смена-2М». Помню, фантазировали: пройдёт лет сто и может быть придумают для корреспондентов чудо-прибор, совмещающий телефон, фотоаппарат и диктофон? Но мы не доживём…

Поскольку жил в городе Астрахани, и не очень далеко от областной типографии «Волга», частенько приходилось бывать дежурным по номеру, выпускающим и корректором одновременно. Многие нынешние журналисты понятия не имеют о, так называемом, горячем наборе. Технология выпуска газеты была столь трудоемкой, что… не удержусь, проведу аналогию из знаменитого романа В.О.Богомолова «В августе 44-го» — «Условия и работка у нас такие, что любой бывалый шерлок, даже из столичной уголовки, от отчаяния повесился бы на первом же суку». Конечно, качество материалов в районках уступало центральным изданиям, однако это в какой-то степени оправдывалось изматывающим конвейером районки. Хотя, будем справедливыми, районка районке рознь.

Материал корреспондента обязательно должен быть отпечатан на пишущей машинке с соблюдением определенных требований — установленное количество знаков в строке — 48, не более 3 исправлений на странице, наличие виз зав. отделом, редактора и т. д. Затем ответсекретарь делал пометку, каким шрифтом, на какую ширину колонки набирать и отправлял в типографию на линотип, т.е. станок для отливки строчек. Если была грамотная и аккуратная линотипистка, процесс вёрстки-вычитки заметно облегчался и приходилось меньше бегать в линотип для перенабора строк с ошибками. Поэтому перед началом вёрстки всегда интересовались, кто из линотиписток набирала текст. Представьте себе просторное помещение, в котором стоят восемь линотипов — станков высотою почти в три метра. Внутри каждого линотипа в котле постоянно поддерживается высокая температура для плавления металла. Газетные строчки в буквальном смысле отливались под высокой температурой. Поэтому и называли горячий набор. Можно было долго любоваться тем, как линотипистка Елена Чернова изящными пальчиками непринуждённо и без ошибок набирала строку за строкой. После нажатия на рычаг набранная строка автоматически перемещалась в отливной аппарат и через несколько секунд аккуратно вылетала очередная готовая строчка. Она словно играла на пианино. А поэт Владимир Маяковский видел в этом процессе революционную романтику: «…разливая огонь словомётный, пойдет пулемётом хлестать линотип».

Отдельно набирались заголовки, тоже целая наука. На макете до сдачи в производство следовало точно рассчитать количество букв в заголовке, иначе при вёрстке заголовок «выпадал». Кстати, позже у меня выработалось умение после произнесения слова тут же говорить, сколько в нём букв. Сегодня, в век компьютерных технологий, потребность в этом умении отпала, и лишь изредка за дружеским застольем ради шутки удивляю собеседников.

Особые требования предъявлялись к фотографиям, с которых методом цинкографии изготавливались клише. Надо заметить, что в типографии «Волга», где печатался наш «Коммунист Приволжья», верстальный цех находился в одном помещении, линотипный — в противоположном, цинкография и вовсе на другом этаже. Так что приходилось в течение дня бегать из цеха в цех. Фигаро тут, Фигаро там, Фигаро вверх, Фигаро вниз! Выпускающий был тем связующим звеном между различными цехами и отделами типографии, который отвечал за выход газеты. До сих пор помню тот трепет, который испытывал, когда верстальщица тетя Лида (Лидия Ивановна Веремеева) делала первый оттиск.

Вот он, лист газетной бумаги, воплотивший в себе труд десятков людей — творческих и технических работников редакции, типографии. Затем оттиск вычитывался. По правилам этим занимались два человека — корректор и подчитчик. Однако частенько приходилось самому читать, вычитывать, сверять. После относил оттиск в соседнее пристроенное здание на 7 этаж — в ЛИТО, так называлась цензура. И лишь после того, как сотрудник Управления по охране государственных тайн в печати (цензор) прочитывал оттиск и ставил свой штамп, газетная полоса имела право поступить в печатный цех. Случалось, что дежурный, не желая ещё раз приезжать в типографию, договаривался с печатником и заранее подписывал чистый лист. Это было страшным нарушением. По каждому такому факту проводилось служебное расследование с соответствующими, как тогда говорили, оргвыводами.

Типография представляла из себя огромное и сложное производство. Это был другой мир. И в нём я каждый раз открывал всё новые и новые секреты газетного дела. Журналисты из других газет, будучи дежурными по номеру, общались между собой, делились профессиональными новостями.

Часто приходил в типографию ночью, чтобы подписать полосы в печать. После приладки плоскопечатной машины брал из рук печатника свежайший номер газеты, бережно держал её в руках и думал: завтра, точнее уже сегодня утром, этот номер возьмут в руки четыре тысячи таких разных читателей, получат кто информацию, кто — импульс к действию. И газета как плод нелегкого коллективного труда внесёт свой очередной и в то же время особенный вклад в улучшение жизни района. Как говорится, мы приближали социализм как могли.

Работа в газете — это прежде всего общение. Порою за день приходится разговаривать с множеством совершенно разных людей, причем, разговор преимущественно строится не на уровне «да-нет», а заинтересованной беседы, обсуждения, попытки анализа. Да ещё надо успевать записывать в блокнот. Тогда же в районке завязались знакомства, которые имели продолжение через многие годы… Иных уж нет, а те — далече.

Перестройка

Размеренная жизнь редакции нарушилась, когда генсеком стал М.С.Горбачев, а новым редактором «Коммуниста Приволжья» Михаил Александрович Анашкин. Пришла перестройка. Михаила Александровича коллектив сначала не принял. Он — бывший парторг татаробашмаковского колхоза «12 лет Октября» (в районе шутливо называли этот отстающий колхоз «12 лет без урожая»), в редакциях никогда не работал, — начал наводить порядки. Трудовую дисциплину в редакции он понимал как работу не с 9 утра, а с 7 часов. Ведь в колхозах и совхозах рабочий день начинался даже с 6 часов. Стал бороться с привычкой работников редакции побаловаться спиртным. В рамках кампании за трезвый образ жизни в редакцию как-то неожиданно нагрянули представители райисполкома Галина Сергеевна Кулышева и Ирина Аркадьевна Козловская. Нос к носу я с ними столкнулся в дверях сельхозотдела, в руке у меня была чашка. Обе уважаемые и строгие женщины одобрительно посмотрели на чашку, давая понять, что, мол, молодец, чай пьёшь. Но они не догадывались, что в чашке было только что налитое вино…

М.А.Анашкин упрямо приучал нас к планированию и отчётности. У меня были ещё свежи воспоминания об опыте бессмысленного планирования в Каспийском мореходном училище. Перед приездом инспектора ЦК КПСС проводилась проверка от обкома КПСС. Звали проверяющую от обкома Ольгой Валерьяновной, фамилии не помню. Она требовала от меня, чтобы я на каждого из полутора тысяч курсантов завёл план индивидуально-воспитательной работы. Мои возражения о том, что, если я даже составлю полторы тысячи планов индивидуально-воспитательной работы, то физически все равно не смогу эти планы выполнить, она категорически отвергала. Мы, привыкшие отвечать за конечный результат — газету, и ради этого ни с чем не считаться, были дезориентированы. Прошли месяцы, прежде чем он убедился в специфике труда газетчика, а мы в правоте его некоторых требований. Но зато он потом со всей присущей ему страстностью взялся за перестройку содержания газеты. Я благодарен Михаилу Александровичу за то, что он научил меня докапываться до сути процессов, происходящих в общественно-политической жизни, экономике района. Правда, суть он видел всегда только с партийных позиций. Мы много спорили, ругались, обижались. Как-то утром ехали вместе на работу и он по-партийному обвинил меня, непартийного: «Я знаю, что ты проповедуешь. Ты — за буржуазную свободу слова!» Его приговор тогда сильно обидел, и я хотел даже уволиться. Сейчас, по прошествии более трёх десятилетий, это обвинение в буржуазной свободе слова кажется смешным, наивным. Сейчас, но не тогда… Хотя произнёс он пророческие слова.

М.А.Анашкин сумел создать в коллективе обстановку творческого поиска, вскоре мы бурно обсуждали напечатанные статьи, планы будущих материалов, события в жизни страны и района. Нам хотелось идти на работу, чтобы узнавать что-то новое и самим активно участвовать в перестройке.

Хотя приходилось писать в первую очередь на сельскохозяйственные и производственные темы, но был ответственным тогда за тематические полосы, развороты и рубрики — «02» (милицейская), «Закон и право» (суд, прокуратура, юстиция), «Корреспондентский пост ГАИ», медицинская, историческое краеведение, литературная, школьная и другие.

Перестройка нарушила негласную табель о рангах печатных СМИ (многотиражки — районные газеты — городские и областные — республиканские — общесоюзные). Мы, несмотря на окрики свыше, смело вторгались в епархию тем и проблем областных и республиканских газет. Помнится, секретарь обкома партии по идеологии В. Аракелян публично заявил, что «Коммунист Приволжья» не должен писать на темы, подвластные областной газете, что каждый сверчок должен знать свой шесток, иначе, мол, можем закрыть вашу районку. А завсектором печати обкома горько пошутил: «Что вы бежите впереди паровоза?».

В период начавшейся гласности районная газета внесла весомый вклад в самоидентификацию астраханских ногайцев. Сейчас ясно, что татары и ногайцы — это родственные, но разные народы. А ведь совсем недавно их всех считали потомками татаро-монгольских завоевателей. «Коммунист Приволжья» оказался на острие этого процесса и известные учёные, специалисты считали за честь публиковаться в районной газете. Для координации всей работы создали общественный совет по краеведческим и национальным вопросам при редакции газеты «Коммунист Приволжья». В жарких дискуссиях и поисках золотой середины газета искала историческую справедливость. Опубликованные материалы вызвали интерес, стали известны далеко за пределами Астраханской области, в том числе у серьёзных учёных. А моё интервью перевели на ногайский язык и целым разворотом перепечатали в республиканской газете Карачаево-Черкессии «Ленин йолы» и «Шоьллик маягы» Дагестанской АССР. Это было нарушением негласной табели о рангах печатных СМИ (многотиражки — районные газеты — городские и областные — республиканские — общесоюзные), так как не принято было перепечатывать материалы из газеты рангом пониже, но говорило об актуальности проблемы, поднятой «районкой». Кстати, через несколько лет мои статьи в районной газете цитировались в научном сборнике Оксфордского университета, причём не один-два предложения, а сразу на нескольких страницах, что было для меня, конечно же, очень лестно.

С появлением Совета научно-краеведческая работа обрела более системный, планомерный характер. Увеличился актив. Материалы перед публикацией обсуждались Советом, благодаря чему избегали перехлёстов и амбициозности. На Совете было решено начать писать историю каждого села и хозяйства — члены Совета (в большинстве своём ученые, краеведы) взяли эту работу под свой контроль. Обсуждалось много других любопытных проблем, идей, предложений.

Был приятно удивлён, когда через три с лишним десятилетия ногаеведы из других регионов, из Стамбульского университета, вспомнили и выразили свою благодарность за проведённую работу, перепечатав статью «Дать шанс астраханским ногайцам», написанную мною при активной поддержке учёного-этнографа Виктора Михайловича Викторина в далёком 1989 году.

На те же годы перестройки пришлись два юбилея: 1100-летие принятия ислама на Руси и 200-летие создания ДУМЕС (Духовного управления мусульман Европейской части и Сибири), одним из мест празднования которых стала Астраханская область. Приехали представители мусульманских конфессий и национальных организаций не только из советских республик, но из Пакистана, Индии, США и других стран. Учитывая сложные отношения советской власти с религией, освещать допустили только корреспондента астраханского телевидения Олю Сосновскую и от печатных СМИ — меня, корреспондента районной газеты. От центральных СМИ никого не было. Сосновскую ограничили только новостным сюжетом, меня — небольшой заметкой, такова была установка редактору свыше. Помнится, около часа брал интервью у лидера татарской эмиграции в США Шамсии Апакай. Сам факт, что районная газета пишет о международных событиях, символичен для перестройки.

Свою публикацию послал Любовь Васильевне Шибаевой. Я учился на её письмах. И она, профессионально критикуя, показывала новые высоты в профессии, к которым должен стремиться каждый газетчик.

Из письма Любовь Василевны Шибаевой:

«Ваш материал «Все мы с одного корабля» выполнил задачу подробного информирования читателей о событии… От штампов официального события Вы ушли, дали живой рассказ, близкий к разговорной речи по стилю и насыщенный деталями, «картинками» и это хорошо. Но опытному глазу заметно, что Вы к такой работе действительно не очень подготовлены — заметно по тому, что «взять фактуру» вам удалось лучше, чем «взять тему»… Экстремальность ситуации состояла в том, что темы у Вас не было — как говорят теоретики, объект был у Вас перед глазами, а предмет своей публикации определить Вы не сумели… Чаще всего установку на предмет газетчик получает от редактора: «напиши о том-то, обратив внимание на то-то». Или знает из других газет, речей Горбачёва, что сейчас важно, на какие стороны происходящего надо направлять взгляд. Но вот происходит событие, по которому нет «заготовки» — никто не сказал «как это освещать»; в самой ситуации нет знакомых, уже как бы оценённых по важности блоков; лезет в глаза неровность, негладкость, выделяются заминки и сбои — за что зацепиться?

Вспомните, как часть в подобных ситуациях мы плывём по течению событий, пока нас это течение не вынесет к какой-нибудь готовой оценке типа «главное — чтобы был мир». Или, набрав достаточно много фактов, выстраиваем что-нибудь по веками проверенному шаблону. И всегда получается очень длинно, потому что как сделать отбор фактов, не зная, какие из них главные? Получается подробный, но беспредметный разговор «по поводу».

У Вас, впрочем, «предмет» выписался по чисто субъективному ощущению: «вот — событие, как мало мы к подобным событиям готовы»… И если бы Вашим редактором была я, то постаралась бы Вам объяснить, что собранный Вами фактический материал может быть неплохо выстроен вокруг такого предмета: ни власти, ни пресса, ни сервис, ни наше общественное сознание не готовы к тому, чтобы встречались люди не по единству экономических интересов или политических целей, а по единству веры… Повторяю — он не единственный и, может быть, не самый лучший, но Вы своего не предложили, и я имею право предложить свой.

Остаётся выяснить, почему у высокопрофессиональных журналистов темы находятся быстро в самых не привычных ситуациях, когда опыт ничего подсказать не может.

Дело в уважении к собственной личности, своим интересам: классный журналист всю жизнь разрабатывает 2—3 особо для него близкие темы. Для него лично! Аграновский всю жизнь думал о том, почему люди делятся на «умеющих и не умеющих», на мастеров своего дела и «кое-какеров». И он бы в Вашей ситуации, наверное, написал бы о неумении применить великий народный опыт гостеприимства. Или — о рождающемся умении уважать чужое мировоззрение. У этой темы неисчерпаемое количество граней и вариантов! И у Вас, я думаю, есть свой вопрос к миру, свой интерес к людям, столь же неисчерпаемый, только Вы меньше доверяетесь своему внутреннему голосу, ориентируетесь на внешнее «надо».

Новое руководство КПСС стремилось создать условия для обновления социализма, в частности, в плане демократизации были выдвинуты лозунги «Больше гласности, больше социализма!» и «Гласность нам нужна, как воздух!». Снимая административные барьеры и ряд общественных штампов, гласность во второе половине 1980-х гг. всё же не означала свободы слова.

С созданием Всесоюзного Добровольного Общества Борьбы за Трезвость (ВДОБТ) редактор, выполняя указание райкома партии, принудительно организовал в нашем коллективе ячейку ВДОБТ, а меня насильно заставил вести тематическую полосу «За трезвый образ жизни». Конечно, в убежденного трезвенника, как и многие мои коллеги, я не превратился, но свою полосу выпускал регулярно и порою делал даже развороты.

В один из летних деньков, буквально за час до окончания работы приходит в редакцию Ольга Валяева, ответственный секретарь районной ВДОБТ. Говорит, что сегодня секретный комплексный рейд, надо обязательно участвовать и осветить. Деваться некуда, тем более под руководством обаятельной и веселой Оли. Сначала мы — в составе инструктора райкома комсомола, старшего участкового РОВД (если не ошибаюсь, это был Владимир Гордеев), представителя районного комитета народного контроля и ещё двух человек — добирались да города на рейсовом автобусе, потом пересели на трамвай. На вопрос: «Куда мы направляемся?» Оля отвечала: «Пока не приедем на место, не скажу, это тайна. Рейд закрытый и, чтобы не просочилась информация, никто не должен знать». Затем по неожиданному приказу Оли на одной из остановок всей группой вышли из трамвая. Там нас ждал автомобиль. Таким образом пересекли город и вышли к другой части пригородного района. С соблюдением полной конспирации приехали к селу Карагали, а точнее к кафе «Огонёк». Перед входом в кафе Оля наконец-то объяснила нам, что по некоторым сведениям здесь тайком для «своих» продают водку. Нам надо сесть посетителями за столик, а когда старший участковый «поймает» покупателя водки и начнёт разбирательство, мы будем присутствовать в качестве районной общественности.

В кафе никого не было, сели за столик. Пришлось заказать чай и кренделя. Сидим 15 минут, 30 минут, как одинокие тополя на Плющихе… ни одного посетителя. Вскоре я вышел покурить. И тут ко мне подходит один из местных жителей и нетерпеливо спрашивает: «Ты не знаешь, когда у них закончится рейд? Выпить охота, а они всё сидят…»

Этот рейд напрашивался на фельетон, но ничего не стал писать. Иначе Оле досталось бы от начальства… хотя досталось мне: был в рейде, а материала добротного нет.

Поскольку тематические страницы ВДОБТ выходили исправно и, видимо, были кому-то интересны, вдруг Оля Валяева сообщает, что за активную пропаганду трезвого образа жизни меня награждают Почетной Грамотой Центрального Комитета ВДОБТ и что это очень высокая награда. Надо обязательно быть на областной конференции в Доме политического просвещения. Я единственный из района среди награждённых. Отказы и ссылки на то, что трезвенником не являюсь, не принимались. Куда деваться — пришёл на конференцию, которая, проводилась с большой помпой. Зарегистрировался, показался Оле на глаза. После первого же перерыва незаметно ушёл, поскольку стыдно было получать грамоту, которой морально не достоин. На следующий день мне устроили разнос. Оказывается, второй секретарь обкома партии Геннадий Александрович Горбунов, он же председатель областной организации ВДОБТ, с Почетной Грамотой в руках для торжественного вручения, несколько раз объявлял мою фамилию. Раздавались аплодисменты. Ему приятно было вручить человеку из близкого ему района, поскольку до перехода в обком он возглавлял Приволжский район. А я… бежал, как подлый трус Леопольд из популярного в те годы мультфильма. Но Грамота ЦК ВДОБТ всё же нашла своего «героя», через месяц в редакции её вручили, затем мы «обмыли» такое событие. И хотя я близко не знал Геннадия Александровича, мне было очень неудобно перед ним.

С энтузиазмом делал тематические полосы о милиции. Кроме оперативных служб освещал все направления работы милиционеров. Узнал как тяжело быть хорошим участковым и что Анискин — это вечный идеал, к которому всю жизнь должны стремиться участковые инспекторы. Вместе со старшим инспектором речной инспекции Николаем Шичкиным, здоровым, добродушным и веселым человеком, объездил все реки и протоки, погрузился в другой мир — природы, любителей моторных лодок и рыбалки, браконьеров и борцов с браконьерами. Общаясь с начальником спецкомендатуры Валерой Фрунзе, узнал жизнь людей в большинстве своем нечаянно оступившихся, среди них было много водителей-виновников аварий… Воочию убедился в многогранной деятельности добросовестного, подчеркиваю, добросовестного инспектора ГАИ. Подружился с ребятами из районного ГАИ, начальником райГАИ Николаем Геннадьевичем Сахновым (добрая ему память!), с никогда не унывающим и остроумным инспектором ДПС Уразом Синдюковым. Как-то у него работал стажером-инспектором сельский парнишка, который к всеобщему удивлению украл лошадь. Заходит Синдюков в правление колхоза имени Кирова, а девчата из бухгалтерии ему с укором говорят: «Ураз, как же так, твой стажер и украл лошадь?» Он их тут же разыграл: «Девчата, этот чудила не только украл, он ещё на крупе лошади синей краской написал „Приволжское ГАИ“. Представляете?!» Они: «Ой, неужели? Вот он дурачок…»

Целая эпоха в жизни райотдела связана с начальником РОВД Фаридом Вахитовичем Ахмедовым. Он сам работал самоотверженно и того же требовал от подчиненных, ему удавалось держать под личным контролем абсолютно каждого сотрудника. Фарид Вахитович ввел практику каждую пятницу проводить по всему району профилактические рейды, на которых были задействованы все службы. Был свидетелем, когда на оживленном перекрестке дорог Камызяк-Карагали в окружении дружинников стоял Ураз и вдруг подъехал на своей служебной старенькой «Волге» Н.Г.Сахнов, он был небольшого роста и едва выглядывал из-за руля. Несмотря на разницу в должностях, они были в приятельских отношениях. Не выходя из машины, Николай Геннадьевич через автомобильный мегафон проинструктировал: «Ураз Борисович, обратите особое внимание дружинников на то, чтобы тщательно проверяли водительские документы!» Ураз молодцевато щелкнул каблуками, вытянулся, отдал честь и громко ответил: «Слушаюсь, товарищ капитан!» И в тот момент, когда Сахнов заводил мотор своей вечно глохнувшей «Волги» и не слышал его, но слышали дружинники, с улыбкой добавил: «Да ты сам, товарищ капитан, уже лет десять без прав ездишь». Раздался хохот. Сахнов через мегафон переспрашивает: «Что? Не слышал!» Тот опять громко: «Будет исполнено, товарищ капитан!» Сахнов: «Молодец!». Синдюков с улыбкой: «Да ты ещё и глухой».

Приходилось даже участвовать в погоне. Зима, мороз, поздний вечер. Едем с Уразом в машине и вдруг перед нами из-за поворота вылетает на большой скорости самосвал «ЗИЛ-130». Мы еле успели затормозить. Самосвал мчится на подъем Татаробашмаковского моста и чуть не сбивает встречную легковушку. «Пьяный за рулем!» — говорит У. Синдюков. Погоня затрудняется из-за гололёда. Только въехав в село, водитель бросает самосвал и забегает в один из дворов. Мы за ним. Сколько ни искали по дворам, безуспешно… Затем вышел репортаж о погоне, о том, что мог натворить пьяный водитель, с анализом причин, условий и последствий. Позже У. Синдюков при наших встречах вспоминал, какую роль сыграл этот репортаж в наведении порядка на дороге и в водительских коллективах. Убежден, что очень правильно советское государство делало упор на профилактику. Не допустить правонарушения, предупредить заболевание. Когда спрашивали с начальника милиции или главного врача на бюро райкома, а спрашивать тогда партийные и советские руководители умели, обязательно ставили вопрос: а как вы предупреждаете аварийность на дороге, правонарушения, как профилактируете заболевания? Большим помощником в профилактической работе считалась, конечно же, районная газета. К сожалению, сегодня слово профилактика превратили в пустой звук. В лучшем случае под лозунгом профилактики «перекачивают» деньги из бюджета в собственные карманы… А возможностей для эффективной агитации и пропаганды сейчас несравненно больше.

Конец ознакомительного фрагмента.