Еда

Надир Юматов, 2022

Небольшой рассказ, описывающий взаимоотношения в семье, посредством продуктов.

В духоте, под закопченным потолком, на кухне, лихо управившись с первым бульонным, а затем тяжелым, жирным вторым, голопузый Николай (он же — муж и папа) с нетерпением дожидался десерта:

— Ну, долго еще там?

— Сейчас все будет — по монашеский смиренно, но все же с упреком ответила Марфа, едва успевая обслуживать мужа — сахара сколько?

— Давай 4 на этот бокал.

Она сыпанула 3 ложки (все равно не поймет), звонко размешала, и поставила бокал на поднос, между блюдцем развернутых конфет «му-му» и тарелкой треугольных пышек. Поднесла к столу, и подала Николаю.

— А варенье?

— Только вишневое осталось. Малину вчера Римка доела.

Николай помотал головой (он не любил вишневое). Марфа села рядом, втянула губы и с задумчивым видом, сложила руки на стол.

— Хочешь что-то сказать? — без всякого интереса, спросил Николай, и отхлебнул горячего чаю.

— Да… — неоднозначно протянула Марфа.

— Ну, говори-говори.

Посмотрев на жирные усы мужа, в которых увязли кусочки жареного лука и крупинки чего-то белесого, она спросила — ты будешь еще суп или картушку? — при этом выразив интонацией, незначительность вопроса.

— Ой, нет — но тугодум Николай, этого даже и не понял.

— Я тогда уберу, а то — вдруг кто-то придет.

— Кто?

— Да кто угодно, я вообще говорю…

— А, да — убери.

Марфа встала, сложила в стопку пустые тарелки и блюдца.

— Рима! — внезапно крикнул Николай.

— О господи! — схватилась за сердце, Марфа — че так орать? — и подошла к раковине. Залязгала посуда.

Тут, в одной только ночнушке, приковыляла взъерошенная Рима, и оголтело расчесывая глаз, остановилась в проеме.

— Звали? — спросила сквозь зев.

— Да, доча — твердо сказал Николай — давай прихорашивайся и — марш в магазин.

— Опять?

— Снова.

Одним, возмущенным движением, Рима развернулась на 180 градусов, надула щеки, и подчеркивая топотом свое недовольство, отправилась в комнату.

— Что нам надо? — спросил Николай.

Марфа отложила напененную тарелку, стряхнула в кастрюлю руки, и обтерла их об халат. Открыла антресоль, достала ручку с блокнотом, передала Николаю:

— Записывай — и села за стол.

— Так.

— 3 десятка яиц…

— Так.

— Майонез…

— Сколько?

— Ведерко пусть берет.

— А не много?

— Да, чтоб уже на месяц.

— Ладно, дальше.

— Лука килограмм…

— Ага.

— Печенье…

— Какого? Сколько?

— Разного пусть берет…

И так далее, так далее. Николай остановился писать только на половине второй стороны листа, потом вырвал его и передал жене, а та сложила список в три раза и передала как раз только что вошедшей дочери. Рима была теперь расчесана, накрашена, в черной блузке с длинным рукавом, заправленной в синие обтягивающие джинсы и в невероятно бодрой форме, словно собралась лететь в космос. Ее стиль одежды говорил, что девушке всего лишь 16.

— Вот возьми. Если не хватит, пускай тетя Таня запишет на папу. «До зарплаты», скажешь.

— Хорошо, а — перед тем как развернуться она вдруг вспомнила — можно я возьму шоколадку? — и аккуратно добавила, глядя на отца — себе.

На мгновенье образовалась тишина. Марфа замерла перед раковиной, навострила уши. Николай одномоментно перестал чавкать, и посмотрел на дочь испытующе:

Конец ознакомительного фрагмента.