Остров монстров

Надежда Юрьевна Зотова, 2021

Книга рассказов "Остров монстров" включает в себя рассказы разных жанров от фантастики до современной жизни нашего времени. Думаю, читателям будет интересно прочитать про то, что близко и знакомо каждому из нас – о судьбах простых людей, которые живут и работают радом с нами, и чьи радости. проблемы и многие жизненные ситуации совпадают с нашими.

Остров монстров

1

Все началось с того, что я потерял работу. Это было неожиданно, и потому я совершенно не был готов к такому повороту жизни. Все произошло не потому, что я был плохим работником, а потому, что шефу нужно было устроить на хлебное и непыльное место только что закончившую институт дочку своего зубного врача, к которому он на протяжении длительного времени ходил лечить зубы. Девчонка мало что умела, как и всякий, кто только что закончил ВУЗ, но не имел практики и опыта работы, а потому не могла претендовать на хорошее место с приличной зарплатой.

Мне было невдомек, что кресло подо мной уже качается, и я пребывал в полной уверенности, что сижу крепко, потому что работу свою я знал хорошо, отношения с коллегами были если и не дружескими, то вполне нормальными, а у руководства претензий ко мне не было. Всякая мышиная возня, которая бывает везде, где есть хоть какая-то конкуренция, меня интересовала мало. И даже, когда пошли некоторые слухи о сокращении, я не волновался, поскольку лучше меня дела никто не знал. Что касается интриг и всяких подковерных игр, то я был весьма далек от этого и в силу своей загруженности, и в силу неколебимой своей уверенности в необходимости того, что я делаю.

Знал бы я тогда, какую коварную интрижку затеял со мной заместитель шефа, когда с милой улыбкой везде, где только мог, подставлял мне подножки! Впрочем, и сам мой шеф был большой оригинал, или, как говорили люди, знавшие его более длительное время, чем я, «человек своеобразный». Честно говоря, я и сам до своего увольнения так и не понял, что он собой представляет, ибо он был угрюм, молчалив и непроницаем, как маска, на которой навечно застыло немое холодное отображение какого-то неживого лица.

Вокруг меня закрутились обрывки фраз, недомолвки. Я словно попал в водоворот невидимого мне потока, мешающего мысли и слова всех, кто начинал общаться со мной. Я не понимал, что происходит, злился, начал огрызаться, и, как бывает в таких случаях, стал делать одну ошибку за другой. И вскоре в меня полетели камни и палки с обвинениями в моем ужасном характере, с которым никто не может ужиться, и откровенными насмешками. Они злили меня тем больше, что шли от людей, менее компетентных, чем я, и менее заслуживающих уважения, на которое можно было рассчитывать в сравнении со мной. Одно я понял несомненно — все это исходило от начальства и его прямого наущения. Однако цель происходящего мне все еще не была ясна, пока одна добрая душа прямо не указала мне на причину. И тут все встало на свои места. «Эге, — подумал я, — либо меня выгонят в шею, либо придется пахать за двоих — за эту фифу, которая ничего не знает, но наверняка сядет мне на шею, и за себя родимого. И не факт, что мое благородство будет оценено, как надо, а не воспримется, как трусость и слабость, после чего ко мне станут относиться, как к козлу отпущения, о которого можно вытирать ноги всем, кому не лень, и который при всем этом будет подобно буридановой ослице безропотно тащить свой воз».

Под довольный хохот зама я написал заявление по собственному желанию и без всяких объяснений хлопнул дверью так громко, как только смог. Мне не было жалко этой работы и людей, с которыми я ушел, не простясь. Мне было просто обидно от той несправедливости, которая случилась, как я посчитал, и по моей вине, в силу моей толстокожести, из-за которой я так долго не мог разобраться, в чем дело, и не спохватился вовремя, когда можно было все поправить в мою пользу.

Впрочем, рассуждал я, если эту интригу хотели воплотить в жизнь, рано или поздно ее бы исполнили, даже несмотря на мои усилия. Ибо, если начальство что-то задумало… то сами понимаете…

Итак, я оказался без работы, без денег и каких-либо существенных накоплений. Конечно, что-то у меня было… Но… Все мои планы рухнули в одночасье, и перспектива казалась размытой, как акварель под дождем. А тут еще грянул этот вирус, и все полетело в тартарары!

Нет, устроиться пока еще ты не старик, можно, но вопрос, как и куда!? Хорошие места и сейчас частенько раздаются «своим». Помните, как у Фамусова — «Ну, как не порадеть родному человечку?»… Набегаешься и напрыгаешься вдоволь! То далеко, то зарплата не та, то требования такие, что впору за голову хвататься. Резюме, собеседования, милые улыбки и холод в глазах. Потом — другие люди, другое начальство, другие условия и требования, к которым нужно привыкнуть, как-то прорасти. Ты всем чужой, и тебе все чужие, каждый трясется за свое место, заискивает перед начальством и смотрит на тебя с холодной вежливостью, изучая и наблюдая за тобой исподтишка. Все стали осмотрительнее, не будут ссориться, но и не приблизят к себе. Так что на дружбу на работе теперь рассчитывать не приходится.

Что касается всяких корпоративных попоек, то это не более чем профанация. Ибо что легко сходится на рюмке, так же легко распадается при любой сложности, коснувшейся личного интереса…

Самоизоляция пошла мне даже не пользу. Я никому не рассказывал, что потерял работу, тихо сидел дома, клацкал клавишами компьютера и смотрел всякую чушь, убивая время. Родители были далеко, и я не решился их расстраивать, заверив, что у меня все в порядке. Я был холост, и никакая жена не доставала меня, как моих приятелей, нудными разговорами о деньгах и о том, что теперь будет. Я успокоился, и впервые за много лет отоспался вволю, никуда не спеша и не пытаясь извернуться из сложившейся ситуации с помощью бесконечного вранья.

Правда, было скучновато. И я несказанно обрадовался, когда мой приятель Мишка позвал меня к себе на пустующую дачу. Предки его были в командировке, и Мишка хозяйничал там, как мог. Мишка был мой самый близкий друг еще со школы. Но даже ему я ничего не говорил о том, что меня фактически «ушли» с работы. Он закончил МЭИ, но работал не по специальности, а где-то в торговле. Платили ему неплохо, но он все равно плевался и говорил, что запросто ушел бы от торгашей, если бы нашел что-то подходящее. Мишка уже был женат, но брак продлился недолго, всего полгода. И он на правах человека уже опытного, не раз с лукавой усмешкой предупреждал меня: « Послушай старого дядьку, не спеши жениться! Это, брат, такая петля… Гуляй вволю, но не спеши. Я вот теперь лет сто не женюсь, одного раза с лихвой хватило, — он большим пальцем правой руки чиркал себя по горлу. — Пофикстулить — пожалуйста, с любой, а жениться, нет, ша, брат!».

Мишка был парень импозантный — под метр девяносто, брюнет, атлетически сложенный. Девки липли к нему, как мухи… пардон, как пчелы, на мед. Он знал, что нравится многим и был избалован женским вниманием, но бабником, тем не менее, не был. С ним было свободно, он никогда не лез в душу и не ныл по своему поводу. И я принял его приглашение с радостью. «В конце концов, — подумал я, — это лучше, чем сидеть в московской квартире одному, раз в несколько дней созваниваться с ним и смотреть эти бесконечные сериалы». К тому же Мишка превосходно готовил, а я большой любитель поесть, но жуткий лодырь ходить по магазинам и стоять у плиты.

Я побросал в рюкзак кое-какие свои вещички и не заставил себя долго ждать. Градус моего настроения резко взлетел вверх.

Дороги были свободны. Мне повезло — ни разу никто меня не остановил, и вскоре я благополучно прибыл к Мишке на хутор, где стояла его небольшая, но уютная дачка. Место было прекрасное: недалеко плескалось озерцо, было немноголюдно, и вокруг шумел густой лес, благоухающий терпким грибным духом.

Стоял прекрасный солнечный день. На небе не было ни одной тучки, и я в блаженстве потянулся, предвкушая, как сейчас после душной Москвы отправлюсь на озеро купаться. Я нажал на клаксон, возвещая о своем прибытии, но никто не откликнулся и не вышел мне навстречу. «Странно», — подумал я и, остановившись у калитки, вышел из машины. Входная дверь веранды была открыта. Я окликнул Мишку. Но не получил никакого ответа. Было странное ощущение, что меня водят за нос, и я начал злиться. Домашняя обстановка дачи напоминала мне холостяцкую квартиру, где все лежит, казалось бы, в беспорядке, но именно так, как нужно хозяину, чтобы он быстро нашел все необходимое. Женщины вряд ли могут понять это, но я по собственному опыту понимал, что это именно так.

— Мишка! — Крикнул я, выйдя из дома, и направился в садик, такой же уютный, как и сама дачка. Сад был пуст. И тут я вспомнил, что возле дачи не было машины, без которой Мишка не мыслил себе жизни. И тут я психанул не на шутку.

— Сволочь! — Сказал я вслух. — Пригласил меня, а сам смылся и даже не позвонил, куда и зачем.

Я нервно нажимал на кнопки телефона, набирая номер Мишки, но в ответ были только длинные гудки. «Сволочь! — Еще раз ругнулся я. — Даже трубку не берет! Ну, и черт с тобой! В конце концов, я приехал, дача открыта, я здесь бывал уже не раз, и все мне знакомо, поэтому не пропаду и без хозяина!». Меня беспокоило только одно: никаких запасов с собой я не взял, полностью понадеявшись на Мишку. Как назло, есть захотелось ужасно. И я еще раз, в сердцах обругав Мишку про себя последними словами, ринулся в дом, обшаривая на ходу все закоулки, где ранее были Мишкины припасы. На мое счастье еды было достаточно. Холодильник был набит полностью, и из погреба сладко попахивало фирменной Мишкиной наливкой, которую он каждый год делал из черноплодки и вишни.

— Запаслив, чертов Медведь, — уже более благодушно прошамкал я, прожевывая огромный кусок колбасы, — вот только где тебя носит? Учти, я ведь тебе готовить не буду. Стоять у плиты — не мое хобби, и уж прости, если я нанесу непоправимый урон твоим запасам, пока ты где-то носишься с какой-нибудь очередной девахой, которых у тебя пруд пруди.

Я растянулся на плетеном кресле-качалке, налил себе в стакан вишневки и закрыл глаза в полном блаженстве. Солнце клонилось к закату, и с веранды открывался чудесный вид на синеющий вдали лес и пурпурное, покрытое легкой дымкой небо. Мне стало чертовски хорошо и легко. Я то приоткрывал глаза, то закрывал их, ловя чудесные мгновения уходящего за горизонт солнца. Было тихо и безветренно. Казалось, опустившаяся тишина застила мне уши, и я, чтобы стряхнуть с себя навалившуюся лень и сонливость, решил пойти искупаться на озеро, которое было совсем неподалеку.

«Если Медведь приедет, он увидит, что я уже здесь и, наверняка, поймет, куда я пошел, — подумал я. — Вечернее купание — это просто наслаждение, которое не может сравниться с купанием дневным. Вода теплая, мягкая, как парное молоко, и даже бархатная. Солнце уже не печет и не жжет кожу, а нежно разливается по поверхности воды и течет по твоему телу, как золотой поток, оставляя на нем легкий бронзовый налет. А потом… потом наступает тихая, приятная расслабленность и ленивое умиротворение, несущее тебя по волнам дремы».

Если бы Мишка мог прочитать мои мысли, он, наверняка, сказал бы, что я впал в сентиментальность. Что поделать, это у меня есть. Но мне нисколько это не мешает жить. Даже наоборот, быть сухарем куда хуже! Мне только жаль, что Мишка не завел собаку. С ней было бы веселее, а так приходится развлекать себя самому. Я закрыл калитку на щеколду, и бодро, помахивая полотенцем, направился к озеру. Ничто не предвещало того, что случилось буквально через полчаса и что явилось для меня загадкой и злоключением одновременно…

Берега озера были крутые и обрывистые. По их краям росли березки, и мы с Мишкой любили устроиться в их тени, а потом прыгать в воду прямо с обрыва под громкие улюлюканья друг друга. Озерцо было глубокое, и сразу от берега вода наливалась холодной чернотой омута. Иногда озерные волны подмывали их края, и тогда внезапно часть берега вместе с деревцами рушилась прямо в воду и уходила куда-то вниз за считанные секунды. Но мы плавали хорошо и только посмеивались над некоторыми странными рассказами очевидцев, которые приписывали озеру всякие небылицы. Когда-то здесь была деревенька, но теперь многие поразъехались и вместо нее остались небольшие избушки, стоящие друг от друга довольно далеко. Да и в тех доживали последние годы старожилы, которым перевалило за восемьдесят и более. Так что помешать нашим развлечениям было просто некому.

Я разделся, гикнул во всю глотку, подпрыгнул и со всего разбега бухнулся в озеро. Вода, как мягкое масло, обтекла все мое разгоряченное тело. И я сажень за саженью, загребая под себя бархатную струю, поплыл к центру озера. Я крутился, вертелся, нырял и орал, как сумасшедший от нахлынувшего на меня чувства радости и беззаботности, которое испытываешь только в детстве, совершенно забыв про свалившиеся на меня беды. Я даже не сразу заметил, как внезапно жутко и густо потемнело небо, как в этой черноте скрылся лес, и даже сама вода стала похожа на какую-то густую и вязкую жидкость. Солнца уже не было, но не было и луны, и звезд. Мне стало не по себе, и я быстро загреб к берегу. Но сколько бы я ни греб, берега не было, как будто он отдалялся от меня с каждым моим гребком все дальше и дальше. Я заорал что было мочи, но голос мой потонул в ватной глухоте. Я почувствовал, как тело мое похолодело и стало сводить судорогами. Я заорал еще сильнее. И вдруг небо разорвала страшная ветвистая молния, озарившая на мгновение озеро, его берега и меня самого. Я увидел, что кружусь посредине озера в водовороте, из которого никак не могу выплыть. Молния полыхнула еще раз, и раздался страшный гром, похожий на взрыв. В воду упало что-то тяжелое и понеслось прямо на меня. Я еще успел сообразить, что это рухнул берег, увлекая меня своей массой, но в следующий миг новая молния ударила прямо в центр озера, вода расступилась, и я закрутился потоком в воронку, уходящую в темную бездну, с шумом засасывающую нахлынувшую с обоих берегов воду.

Последнее, что я помнил, захлебываясь грязной водой, был удар по голове, после которого наступила полная тьма и тишина…

Я очнулся на песчаном берегу. Волны ласково омывали мои ноги, тело болело, голова моя была тяжелой, словно налитой свинчаткой. Я с трудом приподнялся на локтях и огляделся. Песчаный берег был пологим и уходил в глубокую растительность, но это не был тот лес, привычный для нас. Я с удивлением и ужасом осознал, что это тропики — пальмы и другие экзотические растения росли по берегу под заходящим уже теплым южным солнцем. И ноги мои ласкали не пресные воды деревенского озерца, а нежные бирюзовые волны моря или океана. Все было так же тихо и безветренно, как тогда на озере.

Я попытался встать на ноги, но голова моя закружилась, в грудь ударила резкая боль, и меня стошнило какой-то зеленоватой жидкостью, горькой и тягучей. Я обессиленно лег на спину и уставился в небо. В голове моей мелькали картинки минувшего дня, сознание мое путалось, и я решил, что все окружающее меня просто бред. Наверняка, у меня сотрясение мозга, а потому мне кажется всякая ерунда. Я четко вспомнил, как получил удар по голове и даже успокоился. «Вот сейчас мне окажут помощь, — подумал я, — и все встанет на свои места. Проклятое озеро. Вода подмыла берег и обрушила на меня громадный ком земли вместе с березовым стволом. Он ударил меня по голове и теперь мне кажется черте что…

Я уже совсем уверовал в то, что брежу, когда прямо над моей головой пролетел, гортанно крича, ярко-красный попугай, и, сев на песок неподалеку от меня, заорал что-то на непонятном мне языке. Я зажмурился, ущипнул себя за лодыжку и вновь открыл глаза. Попугай, совершенно не боясь меня, приближался ко мне, кивая своей красной головой и, казалось, пытался что-то мне сказать. Я замахнулся на него рукой, и он громко гаркнул, словно ругал меня последними словами. Затем он сделал круг над моим распластанным телом и скрылся из вида.

Я вновь попытался встать. Но едва я только приподнялся, как голова моя закружилась, в глазах потемнело, и я, как подкошенный, рухнул на песок. Должно быть, прошло немало времени, пока я очнулся, потому что солнце почти уже село, и было довольно темно. Я не на шутку испугался. По-прежнему вокруг меня был незнакомый берег, стояла странная тишина и никого вокруг, кого можно было бы позвать на помощь. В горле у меня была корявая сухость, и голос мой скрипел, как рассохшаяся деревянная половица. Я постепенно стал понимать, что со мной произошло нечто непонятное, необычное, что я не могу объяснить, и от этого мне стало жутко. Ночь надвигалась стремительно, как это бывает на юге. Еще полчаса и она зальет своей чернотой все, что я мог видеть, и тогда… Меня охватило отчаяние, и я чуть не заплакал. Мне становилось все хуже и хуже, меня била нервная дрожь, и я осознавал себя совершенно беспомощным, как ребенок.

Внезапно небо прорезал луч, и я вновь увидел летящую на меня красную точку. Это был тот же попугай, который вертелся возле меня несколько часов назад. Он вновь опустился возле меня и бесцеремонно вспрыгнул мне на живот. Я поднял руку, чтобы прогнать его, но в тот же миг услышал странный хрипловатый, но все-таки человеческий голос, говоривший на родном мне языке.

— Не смейте обижать Чику, — донеслось до меня. — Он совершенно безобиден. Более того, он ваш спаситель. Это он нашел вас здесь и привел к вам меня. Так что будьте благоразумнее и не спешите зачислять его в свои враги.

Я вновь приподнялся на локти и в голубоватом свете фонаря увидел фигуру человека, худую, длинную, одетую в белые шорты и майку. На его ногах были легкие вьетнамки, и походка была настолько бесшумной, что мне почудилось, что он парит над песком. Лицо его тоже казалось мне голубым, но черты были неразборчивы, а как будто размыты. Я с облегчением вздохнул, понимая, что теперь спасен и не пропаду, раз здесь есть люди. Чика спрыгнул с моего живота и взгромоздился на плечо незнакомца.

— Где я, и кто вы? — С трудом разлепляя губы, прохрипел я. — Как я сюда попал? Или все-таки это бред?..

— Об этом потом, — сухо произнес незнакомец. — А пока мне нужно осмотреть вас. Вы не в лучшей форме, как я понимаю. Это вообще чудо, что вы выжили после всего, что с вами случилось! — Он опустился возле меня на колено и стал ощупывать мое тело и голову. — Несомненно, что у вас сотрясение мозга и сильное, — начал он, — кроме того у вас сломаны несколько ребер. Ушибы по всему телу. Вас тошнило? — Он похлопал меня по щеке. Я кивнул. — Ну, так оно и есть, — заключил он. — Должно быть, вы попали в воздушный пузырь, он и спас вам жизнь.

— Какой пузырь, — промямлил я, испытывая новый приступ тошноты, — о чем вы говорите. Кто вы, наконец, и где я теперь?

— Об этом завтра, — отрезал незнакомец, — а сейчас вас нужно забрать к нам и основательно подлечить. — Чика, — обратился он к попугаю, — потрудись пригласить еще кого-нибудь. И поскорее. Ему совсем плохо.

Все, что было со мной потом, я помню, как во сне. Чьи-то руки укладывали меня на тележку, потом меня везли через джунгли, и попугай все время кружил над моей головой. Затем была комната, вся как будто залитая желтым солнечным светом, и мне бинтовали голову и давали пить какую-то дрянь, после которой у меня перед глазами все поплыло в разные стороны, и я, наконец, уснул.

Утром мне стало легче. Правда, грудь по-прежнему болела, голова тоже, но теперь мыслил я куда яснее и четче, чем накануне. Я лежал на кровати, в небольшой уютной комнатке, не похожей на больничную палату. Из окна лился солнечный свет, и было видно много зелени. Дул приятный ветерок, доносились веселые голоса птиц. Около моей кровати стояла тележка с баночками и сосудами, в которых лежали непонятные мне снадобья. Мне ужасно хотелось есть. Я приподнял голову и попытался сесть. Это мне удалось, несмотря на то, что голова все еще кружилась. Но резкая боль в груди заставила меня остановиться от попытки встать на ноги. Возле двери стоял какой-то прибор, похожий на ящик с отверстием. При моем движении он издал писк, и вскоре дверь моей комнатушки растворилась. Я увидел вчерашнего незнакомца. Теперь можно было рассмотреть его лучше.

Он был одет так же, как ночью, с той только разницей, что на его голове находилась похожая на докторскую шапочка. Он был высок, сух и загорел, черты его лица были остры, особенно подбородок. И что-то очень странное и неуловимое было в его облике, чего я никак не мог понять. Он подошел ко мне с совершенно непроницаемым лицом и, почти не разжимая губ, начал говорить.

— Надеюсь, вам сегодня гораздо лучше? Мы сделали все возможное. Теперь только время…

Я перебил его.

— Где я, и кто вы? Я хочу знать, где я.

— Конечно, — невозмутимо ответил он. — Это ваше право. И вы все узнаете, но не сразу. — Он посмотрел на меня, и я с ужасом увидел, что у его глаз нет зрачков, и поэтому взгляд и выражение его лица имеют такую непонятную, жутковатую странность. Он взял меня за руку и нащупал пульс. Пальцы его были мягкие и пластичные, но на них не было ногтей. Я брезгливо отдернул руку. — Вы правы, — как ни в чем ни бывало спокойно сказал он, — у меня нет зрачков, и мои пальцы не имеют костей и ногтей. Я таким родился. В остальном, уверяю вас, я совершенно такой же, как вы. И не стоит пугаться. Это не самое страшное, что бывает в жизни.

— Но, черт возьми, кто вы, и где я?! — Раздраженно крикнул я. — Вы страшный человек, вы залазите в мою голову, как в свою. Я, конечно, не совсем лох, и знаю, что такое телепатия, но по какому праву?.. Скажите же мне, наконец, где я нахожусь? Еще вчера я был у приятеля на даче, потом пошел купаться на озеро, потом разразилась эта страшная гроза, подмыло берег, меня сильно ударило бревном, и отколовшийся огромный ком земли поволок меня в водоворот… Это все, что я помню. Но как я оказался здесь? Что все это значит? Припоминаю, что вы говорили о каком-то пузыре… Объясните же, что это такое?

— Хорошо, — спокойно сказал незнакомец. — Я отвечу вам на ваши вопросы. Я буду отвечать на них постепенно, ибо сразу вы все равно не в силах будете все понять. Ваш мозг не сможет сразу принять то, что вы узнаете. Итак, первое. Мое истинное имя знают немногие. И вам тоже не нужно его знать. Можете звать меня просто Профессор. Я главный на этом острове.

Второе, что нужно вам крепко усвоить, это то, что вы никуда не должны совать свой нос, не имея на то моего разрешения. И, пожалуйста, не думайте, что здесь вам кто-то угрожает. Вы не пленник. Но обстоятельства сложились так, что ни вы, ни я не властны над тем, как вы здесь оказались, и не в наших силах сейчас что-либо изменить. Я могу только предполагать, что с вами случилось, и мне самому нужно время разобраться в этом. Я ничего не могу предпринять, чтобы вернуть вас назад, а тем более обещать это. По крайней мере, пока…

Я почувствовал, как смертельный холод охватил все мое тело, и кровь отлила от лица. Я не мог вымолвить ни слова. Но на моем лице, вероятно, отразился такой ужас, что Профессор поспешил успокоить и ободрить меня.

— Не стоит так уж переживать, — сказал он. — Если мы не можем изменить обстоятельства, нужно принять их такими, каковые они есть, и жить дальше. Жить, понимаете, жить! Не опускать руки, работать, что-то делать! — Профессор разгорячился. — То, что вы остались живы, уже хорошо. Для чего-то судьба вас пощадила, и это нужно ценить. Поверьте, здесь на так уж плохо. Многим бывает значительно хуже, но они живут, цепляются за эту жизнь и благодарны за каждый прожитый день, а вы… Нужно надеяться и верить, что не все еще потеряно.

— Надеяться! — Закричал я, — На что? На то, что я буду прозябать на этом острове непонятно с кем и зачем всю жизнь? Вы ничего не хотите мне объяснить толком! Но сейчас век интернета, кибернетики, а вы несете какую-то чушь, зомбируя меня неизвестно для чего!

— Когда вы успокоитесь, — невозмутимо проговорил Профессор, — мы продолжим наш разговор. А пока соблюдайте третье условие — вы должны выздороветь. На это так же нужно время. Нуждаться вы ни в чем не будете. Питание, медикаменты — в вашем полном распоряжении. И еще покой. Сейчас одиночество пойдет вам только на пользу. — Он повернулся ко мне спиной и медленно зашагал к двери.

— Вы даже не спросили, как мое имя, — заорал я ему вслед, едва сдерживаясь от злости.

— Это лишнее. — Ответил он из-за спины. — Ваше имя Сергей Михайлов. — Он оглянулся, и я увидел его улыбку. — Я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете, — насмешливо произнес он. — Вы же сами догадались, что я могу читать мысли.

Дверь за ним затворилась, и в комнате наступила тишина. Я почувствовал, что меня вновь стало подташнивать. Пришлось опять лечь в кровать. Я уставился в потолок и стал размышлять. «Кажется, я влип по полной, — думал я. — Странный остров, странный Профессор, странные разговоры… И никаких толковых объяснений. Если я не пленник, то кто? Одно он сказал абсолютно верно, прежде всего, нужно прийти в себя. Пока моя голова не может мне служить, как раньше, нужно набираться сил. Потом будет видно, что и как…»

За дверью раздались какие-то звуки, и в комнату вкатилась тележка, накрытая салфеткой. Тележка остановилась около моей кровати, и из-под салфетки до меня донеслись аппетитные запахи. Я вдруг остро почувствовал голод и решительно откинул салфетку. Хороший кусок мяса с овощным гарниром поднял мне настроение. Я выпил сок и понял, что это манго. Но две пилюли, которые лежали рядом со стаканом с водой, я принимать не торопился. Покрутив их в руке, я положил пилюли назад. Но тут же в моей голове раздался голос Профессора. «Не нужно бояться, — прозвучало его эхо, — примите таблетки обязательно. Это быстро поставит вас на ноги. И перестаньте опасаться. Здесь никто не желает вам зла!».

Я покорно проглотил две пилюли и почувствовал, что этот совершенно незнакомый и странный человек имеет надо мной власть и способен управлять моими чувствами и мыслями. «Может быть, он колдун», — пронеслось у меня в голове, и я погрузился в глубокий сон.

Во сне мне снился Мишка, который бегал по окрестностям дачи и орал, разыскивая меня. Я увидел развороченные берега озера, мою машину, неприкаянно стоявшую возле калитки, и отчаянное лицо моего друга. Я ощущал себя парящим над всем этим, пытался докричаться до Мишки и рассказать ему, что со мной случилось, что я теперь на чужом странном острове непонятно в каком качестве. Хотел просить его о помощи, о том, чтобы меня искали, и нашли этот проклятый остров. Но голос мой тонул где-то, как в вате… Потом вдруг стало светло, как будто кто-то включил мощную лампочку, и я проснулся.

Чувствовал я себя уже значительно лучше. Потихоньку прошелся по комнате и даже выглянул в окно. Птичье пение и солнце ободрили меня окончательно. Мне страшно захотелось выйти из этой комнатушки на улицу. «Если я не пленник, как говорил Профессор, — подумал я, — значит, выйти мне можно». Я направился к двери и дернул за ручку. К моему ужасу она не открывалась. Я начал колотить в нее и орать, что я не пленник и мне хочется на свежий воздух.

«Непременно, — раздалось в моей голове. — Завтра вы пойдете гулять, а пока прошу ко мне». Дверь распахнулась, и я увидел длинный коридор, по бокам которого располагались другие двери. Я смело повернул налево и зашагал так, будто давно знал расположение всех этих помещений. Ноги сами несли меня в нужную сторону, и я вновь почувствовал, что моим телом и мыслями управляет этот странный человек. При этом я не испытывал к нему никакого страха. Наоборот, я абсолютно был уверен, что он не сделает мне ничего плохого, но ни себе, ни кому-то другому не мог бы объяснить, почему я так думал.

Перед одной дверью я остановился, и она тут же сама открылась передо мной. Я увидел комнату, похожую на кабинет. За огромным письменным столом в кожаном кресле сидел Профессор. Весь его стол был завален какими-то бумагами и книгами, в которые он, вероятно, был погружен до моего прихода. Увидев меня, Профессор встал из-за стола, и, по-дружески кивнув мне на соседнее кресло, предложил сесть.

Я с любопытством оглядывал его кабинет. Здесь не было стеллажей книг, которые мы привыкли видеть в кабинетах ученых мужей, не было так необходимого нам в нынешней жизни компьютера или смартфона. И только на одной из стен висела панель, похожая на огромный экран. Кабинет был наполнен тихим звучанием очень приятной расслабляющей музыки, и под ее влиянием кабинет окрашивался то одним, то другим мягким пастельным цветом. Окно кабинета было огромным — от самого потолка до пола, и за ним расстилалась прекрасная вечнозеленая панорама острова. Сбоку от окна мягкими шелковыми складками спадали гардины такого же нежного приглушенного золоченого цвета, который при ярком солнечном освещении кабинета забирал на себя лишнюю яркость.

В кабинете было не жарко. Профессор был одет по-домашнему, но уже не в шорты и белую майку, как в первый раз. Мне же, одетому в легкую пижаму, стало прохладно. Я старался не показывать вида, но Профессор тут же понял все.

— Я не задержу вас надолго, — сказал он. — Закончим наш утренний разговор. Завтра вы сможете прогуляться по острову, но только вместе со мной. Вас не должен беспокоить быт, я позабочусь об этом. Но пока вы не восстановитесь полностью, прошу не предпринимать никаких самостоятельных попыток что-либо разузнать и таким образом накликать на себя неприятности. Я распорядился, чтобы вам выдали новую одежду и еще кое-какие вещи, чтобы вы не скучали. И вправе надеяться на ваше благоразумие. — Он сделал паузу. — Вы хорошо спали? — Я кивнул. — Что вы можете мне сказать про ваш сон? — Он серьезно посмотрел на меня, и я смутился от его пристального омутного взгляда.

— Мне снился мой друг и озеро, на котором я был. Он искал меня, он волновался. Я видел это так четко, как будто сам был там, но где-то сверху… Я хотел говорить с ним, но ничего не получалось…

— Вы не говорили, — поправил меня Профессор, — вы кричали…

— Да, кричал, — смутился я, — но он не слышал меня. — Но откуда…

— Всему свое время! — Отрезал Профессор. — Пока этого достаточно.

2

На следующее утро сразу после завтрака Профессор явился ко мне сам и, внимательно осмотрев меня, удовлетворенно сказал:

— Ну, вот, дело идет на поправку и даже быстрее, чем я предполагал. Поэтому с сегодняшнего дня мы с вами будем гулять по острову, и я потихоньку познакомлю вас с его обитателями и порядками.

Мне и вправду было намного легче. Голова моя почти не кружилась, но сломанные ребра еще болели, хотя и не так сильно, как еще совсем недавно. Я продолжал пить назначенные мне пилюли и полагал, что именно они обладают таким великолепным лечебным свойством. Теперь я был одет в легкий льняной костюм, в котором было не жарко, в легкие плетеные сандалии и шляпу из соломки, которая надежно укрывала мою голову от палящих лучей солнца. На Профессоре был точно такой же костюм, и издали невозможно было понять, кто есть кто. Утром Профессор впервые подал мне свою руку, и, пожимая ее, я ощутил его сильные и упругие пальцы, которые, как щупальца обвили мою руку и сдавили ее мощными мускулами. Не могу сказать, что это рукопожатие было мне приятно, но я ощущал страшное любопытство к этому человеку, ко всему, что здесь могло быть и что мне предстояло узнать.

Мне сразу бросилось в глаза, что остров ухожен. Он совершенно не был похож на тропические острова, которые беспорядочно заросли растительностью и были заселены первобытными аборигенами. Во всем здесь ощущался порядок и хорошая хозяйская рука. От дома вела мощеная дорожка, вдоль которой зелень была аккуратно подстрижена. От нее то здесь, то там в разные стороны отходили другие такие же мощеные стежки, и все говорило о том, что они хорошо и основательно продуманы. По всем сторонам этого зеленого острова слышались голоса птиц, и ветки подрагивали над нашими головами, указывая на то, что они следуют за нами. Профессор шел молча, молчал и я, боясь ляпнуть что-нибудь такое, что могло бы показаться ему нескромным. Наконец, Профессор обернулся и произнес:

— Понимаю ваше любопытство и нетерпение. Однако, мой друг, дело не терпит спешки. Итак, начну с того, что наш остров искусственный. Вы никогда не нашли бы его ни на одной карте мира. — Я открыл рот от изумления. — Не удивляйтесь, — продолжал Профессор. — Я не оговорился. Остров создан искусственно одним очень богатым и, не побоюсь этого слова, гениальным ученым. Этот остров и все, что здесь существует — дело всей его жизни. Он был великий человек. И мне несказанно повезло, что он мой учитель. Да, — Профессор внимательно посмотрел на меня своими странными сосущими глазами, — я его ученик.

— Вы познакомите нас? — Робко спросил я, думая, что именно к нему вел меня Профессор.

— Нет, — Профессор отвернулся и, как мне показалось, даже сгорбился, как от большого горя. — Нет, — повторил он. — Этого человека больше нет. Он умер несколько лет тому назад и завещал этот остров и все, что здесь есть, моим заботам. Его звали Танака, он был японцем.

— Никогда не слышал об этом человеке, — сказал я. — Но почему Вы говорите, что этот остров невозможно найти ни на одной карте мира. Разве в наш век можно что-то скрыть?.. Океан бороздят корабли, подводные лодки, в космосе спутники… Что можно сейчас скрыть от них? Вы заблуждаетесь, Профессор…

— Нисколько, — Профессор улыбнулся. — Я сказал вам чистую правду. Об этом острове не знает никто посторонний, — он еще раз улыбнулся, — ну, кроме вас… Дело в том, что остров закрыт особым куполом, который защищает его от всех современных средств. Кроме того, остров не стоит на месте, он движется по заданной траектории и может быть направлен, куда угодно по нужному нам направлению.

— Куполом, — обалдело пробормотал я, — как это…

— Как Вам объяснить, — мне показалось, что Профессор даже несколько смутился, — представьте себе, что в солнечный день вы надели зеркальные очки. Сквозь эти стекла вы видите все, но никто не видит ваших глаз, потому что их зеркальная поверхность отражает только окружающую среду. Примерно так работает купол над островом. Это самое простое объяснение, которое вы можете понять. Конечно, все гораздо сложнее, но вам это не нужно.

— А как же связь с остальным миром, — выдохнул я, боясь услышать отрицательный ответ. — Вчера я получил от вас компьютер, всякие приставки, все, к чему мы привыкли там… — я неопределенно кивнул в сторону, — но все работает в локальном режиме, интернета нет…

— Нет, — утвердительно кивнул Профессор, — нет и не будет. Он не нужен нам. Для нас это уже устаревшие технологии. Мы общаемся совершенно по-другому. Но вы спешите… Не следует торопиться. Вы еще слишком мало прожили на острове и мало видели всего.

Мне стало не по себе. Оказаться на этом странном острове в обществе единственного необычного человека, без связи с остальным привычным для меня миром было жуткой перспективой.

Вдали показалось вполне современное белое здание необычной округлой формы с большими такими же округлыми окнами.

— Вы ошибаетесь, — Профессор остановился и вперил в меня свои бездонные глаза. — Я вовсе не один на этом острове. Нас несколько десятков человек. И я постараюсь подготовить вас к знакомству с ними. Но не сейчас. Ваша психика еще не готова видеть и знать этих людей. Вы видите это здание, — я кивнул. — Пойдемте со мной. Там я постараюсь объяснить вам, что произошло с вами на озере. Конечно, в простой и доходчивой форме, но вы должны знать, что не все и не всегда зависит только от нашей воли, и многое нам еще незнакомо и укрыто завесой нашего несовершенного разума.

Мы подошли к зданию. Двери тут же бесшумно распахнулись перед нами, и мы очутились в просторном холле, отражающем нас в десятках своих зеркал. Профессор отошел от меня в сторону и указал не середину зала.

— Встаньте в центр, — сказал он. — Сейчас Вас отсканируют, как каждого жителя этого острова. В противном случае Вы никуда не сможете больше попасть. Не бойтесь, это не больно и не страшно. Это, если хотите, Ваш паспорт, Ваше удостоверение личности.

Я покорно встал на середину холла и почувствовал какую-то легкую вибрацию, которая прошла по всему моему телу. Потом откуда-то с потолка возник белый тонкий луч. Он пошарил по моему телу и остановился на левом запястье, затем сделал почти незаметный круг, и на моей руке отпечаталась малюсенькая родинка, похожая на паучка.

— Ну вот, — сказал Профессор, — теперь Вы полноправный житель этого острова и член нашего небольшого сообщества. Теперь я покажу Вам все, что создал на этом острове Танака. — Прошу, — перед нами распахнулась одна стена, и мы вошли в небольшую кабинку, похожую на лифт. Через несколько секунд мы были уже в другом холле, по окружности которого едва заметными прорезями серебрились двери.

Профессор остановился перед одной из них, и она отворилась. Мы вошли. Зал был без единого окна, освещение напоминало дневной свет и везде, куда бы я ни глянул, стояли непонятные мне приборы, мигавшие нам разноцветными кнопками.

— Это мое рабочее место, — пояснил Профессор и щелкнул какую-то кнопку. Тут же в центре зала появился овальный стол, окруженный несколькими креслами. — Садитесь, — Профессор указал мне на одно из них. — Прежде чем я начну знакомить вас со всем островом, я должен подготовить вас, — сказал он и внимательно посмотрел на меня. Мне стало жутковато. Родинка на моем запястье начала пощипывать. Я нервно дернулся. — Ничего страшного, — успокоил меня Профессор, — обычная реакция, все скоро пройдет. Однако не будем терять времени.

Наш остров не велик, но и не мал. Здесь есть все для того, чтобы жить комфортно. Все нужное нам производится на острове нами самими. Мы не нуждаемся в чем-либо из вашего мира. И то, что вы попали сюда, совсем не входило в наши планы. Помните, вы просили меня объяснить, как все это случилось? — Я согласно кивнул. — Так вот, вероятнее всего вы попали в фазу сближения и пересечения энергий и полей, когда в результате этого…

— Получается кротовая дыра и перемещение во времени? — Горячо перебил я его.

— Не совсем так, — спокойно возразил Профессор. — Скажите мне, сколько видов энергии вы знаете? Уверен, что немного…

Я забормотал про электрическую, тепловую, атомную, световую — и вскоре смущенно осекся.

— Видов энергий намного больше, — улыбнулся Профессор, — просто пока ваш мир ничего об этом не знает. А мы…

Я вскочил. Сильнейшее волнение охватило меня, я дрожал и не мог произнести ни одного слова. «Все, — стучало в моей голову, — я пленник другого времени и мне уже никогда не вернуться назад к тому привычному и родному, что осталось в тот злосчастный день на берегу озера. И как бы здесь хорошо ни было, мне никогда не будет так же здорово, как в том несовершенном, но близком мне времени». Я никогда не считал себя слабаком ни физически, ни психически. Но сейчас силы покидали меня, я чувствовал, что ноги мои подгибаются, голова кружится, и я вот-вот упаду в обморок.

— Я знал, я чувствовал, что этот разговор может так на вас подействовать, — сокрушенно покачал головой Профессор, — но не настолько же… Послушайте, не стоит так паниковать и расстраиваться. И вы, и я, и все, кто живет на этом острове — мы находимся одновременно и в одном времени, и в разных временах. Мы все из одного мира, но Танака и все жители этого острова ушли в своих знаниях и открытиях намного вперед, чем остальной мир, сделали грандиозный прорыв, о котором только еще мечтают самые смелые фантазеры. И в этом плане мы уже в ином времени, хотя все это происходит именно сейчас…

— Теория относительности, — пробормотал я.

— Если хотите, да, — подтвердил Профессор. Все вместе и порознь. Я понимаю, это все трудно понять и принять сразу, но факт остается фактом.

— Почему же Ваш Танака и все вы не хотите поделиться с нашим миром своими чудесными открытиями и знаниями?! — Возмутился я. — Укрылись ото всех на этом острове и боитесь всего человечества? Не кажется ли Вам, Профессор, что Вы все и Ваш Танака просто эгоисты и преступники! — Я страшно злился и не выбирал выражений, стараясь как можно больнее уязвить моего собеседника.

— Не кажется, — вспылил Профессор, — совершенно не кажется! В том мире, где живут все остальные столько зла, фальши, жестокости и жадности, что любое благое открытие или начинание может быстро превратиться в адское орудие во имя власти и богатства одних над другими. Разве не так? Сколько великих открытий, дарованных самыми выдающимися умами, уже поставлены на службу дьяволу, хотя были задуманы только для добра? Вы мало что знаете о нас и не смеете судить о том, чего не разумеете! Люди, которые населяют этот остров, давно бы погибли в вашем мире. Там нет им места, там они никому не нужны! Там они обречены! Танака нашел их и дал им возможность прожить свою непростую жизнь полноценно, со всем тем, что отняла и чем наградила их природа. И никто не собирается насильно оставлять вас здесь навечно. Если была возможность вам появиться здесь, то, скорее всего, будет возможность и вернуться назад. Вот только когда, сказать я пока не могу. Мы еще не все знаем, и как рассчитать фазы и время пересечения и проникновения энергий и полей, нам затруднительно. Все эти расчеты весьма приблизительны. Так что наберитесь терпения и выдержки, другого я вам предложить не могу.

Мне стало жутко стыдно перед этим человеком. Профессор молчал, а я не знал, как мне перед ним извиниться, какие слова нужно подобрать, чтобы он понял мое глубокое раскаяние. Душа моя разрывалась между жалостью к себе, к родителям и друзьям, которых я уже мог никогда не увидеть, и странным чувством симпатии, возникшим к этому малознакомому долговязому человеку. Я проглотил давивший мне горло ком, и, путаясь в словах, начал извиняться.

— Не стоит, — оборвал мои бормотания Профессор, — я понимаю Вас. Наверное, в подобных обстоятельствах я сам выглядел бы так же. Пожалуй, на сегодня вам хватит пищи для размышлений. Вы свободны. Можете погулять по острову. А я поработаю. Если хотите, я дам вам в провожатые Чику. Он прекрасно знает остров и покажет вам его. Вы — наш гость. Смотрите и развлекайтесь. И не стесняйтесь говорить, если вам чего-то не хватает. Чика умен, он все поймет и подскажет. И не волнуйтесь, он прекрасно говорит на русском… — Профессор отвернулся, давая мне понять, что разговор закончен.

Я поднялся с кресла и, проклиная себя за длинный несдержанный язык, поплелся к двери. Она тут же распахнулась, и мне на плечи уселся довольный и нахальный Чика.

— Прривет, как здоррровье? — Гаркнул он прямо над моим ухом. — Я — твой гид. Пррредставься и спрррашивай!

— Насколько я знаю, тебя зовут Чика, — попугай захлопал крыльями. — Мое имя Сергей. Ну, показывай, что у вас здесь интересного. Профессор говорил, что у вас здесь живут люди…

— Люди не в моей компетенции, — гаркнул Чика. — Это только к нему. Флорра и фауна остррова — мое. Вперррред!

3

Мы прошли километров десять. Остров был зелен, с разнообразными растениями, некоторые из них я никогда в жизни не видел. Чика сказал, что это селекция их жителей и таких растений нет больше нигде в мире. Я увидел несколько других зданий такой же полукруглой формы, в которых, по рассказам, были лаборатории по производству пищи, воды и других, необходимых для жизни на острове вещей. Чику и меня сопровождала огромная стая его сородичей, кричащих на все лады, и еще многочисленные группы разнообразных птиц, могущих представить для орнитологов большой интерес. Из животных я заметил нескольких обезьян, так же с любопытством сопровождавших нас, и диких поросят, которые совершенно не обращали на нас внимания и спокойно паслись в густых зарослях.

Я с удивлением заметил, что среди зелени жужжат многочисленные пчелы, и Чика гордо пояснил мне, что это особый вид, который живет намного дольше материковых пчел и гораздо более медоносный. Он поднял крыло и, указывая вперед, где расстилались бесконечные цветные луга с красивыми яркими цветами, своим гортанным голосом пророкотал:

— Вон там их дом, наша пасека. Цветы, которррые вы видите, огррромные медоносы. Они обладают свойством цвести кррруглый год и их нектаррр слаще нектаррра дррругих цветов в несколько ррраз. Крроме того, там есть и дррругие поля, необходимые всем нам, но о них вам ррраскажет сам Прррофессорр. Я показал вам только малую часть того, что есть на этом остррове. Всего нам не обойти, да и не надо. Потихоньку вы все увидите и узнаете. Скажу только одно — он уникален во всем! — Попугай гордо замолчал и похлопал крыльями, как будто аплодировал искусству создателя острова. Все сородичи последовали его примеру, и воздух содрогнулся от оглушительного шума их крыльев. — На этом острррове пррредставлены почти все климатические зоны планеты, — продолжал Чика, — и их рррастения. Вы непррременно найдете то, что пррривычно для вас, смотрррите и восхищайтесь!

Я устал, мне хотелось пить и есть, но я стыдился показать попугаю свою слабость. Он так был горд за свой остров!

— Нам поррра возврррращаться, — внезапно гаркнул он. — Невозможно все увидеть в один день! Я всегда к вашим услугам. — Чика раскланялся. — Нам не мешало бы подкрррепиться, — сказал он. — Поррра возвррращаться.

Я благодарно посмотрел на попугая. Он заговорщически подмигнул мне и полетел назад, указывая путь. Ноги мои заплетались, но все равно путь назад показался мне короче. И, когда вдалеке замаячила фигура Профессора, я облегченно вздохнул и прибавил ходу.

— Я вижу Вас изрядно утомила эта прогулка, — проговорил Профессор, увидев меня, — ничего, сейчас мы это поправим. По правде сказать, я сам виноват, что послал вас пешком. Можно было бы дать вам повозку или прокатить вас верхом, но что поделать… Вы не в обиде?

— Что вы, Профессор, — возразил я, — отличная прогулка. Я, конечно, устал, но впечатлений масса, и Чика прекрасный гид. Мы непременно продолжим с ним наше путешествие по острову, если Вы нам разрешите. И потом — у меня снова куча вопросов.

— После обеда, — отрезал Профессор, — мы придерживаемся здорового образа жизни, и Вам тоже придется следовать ему, пока Вы будете жить на острове. А пока можете привести себя в порядок, и жду Вас в столовой. — Мы вошли в здание, снова поднялись на лифте, и Профессор указал мне не дальнюю дверь. — Это здесь, — кивнул он, — а я жду Вас на третьем уровне. Там у нас кухня и столовая.

Я зашел в указанную мне дверь. За ней располагались душевые кабины, ванные комнаты и бассейн. Все сияло и сверкало необыкновенной чистотой. Стены бассейна отливали голубизной, и вода в нем была морской. В душевых кабинах и ванных комнатах вода была пресная, холодная и горячая. Я стоял в раздумье — принять мне душ или ванну, смущаясь тем, что не знаю, как можно расходовать воду. «Как угодно, прозвучало в моей голове, — У нас нет ограничений, воды — целый океан!». Я отвел душу по полной программе: сначала бухнулся в бассейн, минут десять наслаждался, плывя по его дорожке, затем вымылся в горячей ванне и встал под душ. Легкость и блаженство растекались по мне. Вода смыла всю усталость, и я совершенно не чувствовал своего тела, будто оно стало невесомым. Новая одежда довершила дело. Она приятно прилегла к моей фигуре и, осмотрев себя в зеркалах, я остался собой очень доволен.

На третьем уровне витали аппетитные запахи. Я без труда нашел столовую, где за накрытым столиком уже поджидал меня Профессор.

— С легким паром! — Засмеялся он. — Ну как ваша усталость? — Я улыбнулся в ответ. — Сейчас мы довершим дело, — сказал он. — Садитесь. Для начала выпейте вот этот напиток. Он взбодрит вас. А потом налегайте, не стесняясь, на все, что здесь есть. — Профессор широким жестом указал на стол.

— Спасибо! — Проговорил я. — Это какое-то чудо, я не только не чувствую никакой усталости, но наоборот, прилив сил, словно мы с Чикой не бродили по острову несколько часов. — Профессор придвинул мне бокал с янтарным напитком, я почувствовал приятный запах и сделал несколько глотков. Напиток был сладкий, но не приторный и какой-то мягкий, словно в горло мне лилось что-то бархатное. — Отличный сок! — Похвалил я, желая сделать приятное моему хозяину. — Что это?

— Это не сок, — возразил Профессор. — Это бальзам на меду, который собирают наши пчелы на наших лугах. Этот мед обладает большими целебными свойствами, гораздо более целебными, чем то, что имеете вы. Через несколько минут Вы сами почувствуете его силу. А пока не теряйте зря времени, пробуйте все, что здесь есть. Поверьте, это не только вкусно, но и полезно.

Профессор, как всегда, оказался прав. Через несколько минут я готов был идти хоть на край света, такая сила наполнила весь мой организм. Я перепробовал все блюда, которые стояли на столе, все они были разнообразны и вкусны. Профессор торжествовал, видя мое нескрываемое восхищение. А я сгорал от любопытства. Вопросы, которые роились в моей голове, просто распирали меня, и мне не терпелось задать их.

Но Профессор молчал, и я понял, что он раздумывает, что и как мне ответить на мое горячее любопытство. Ясно было одно: он не торопится раскрывать все карты. У меня не было никаких обид. Его осторожность была вполне понятна. Всегда нужно хоть какое-то время, чтобы узнать человека поближе. И хотя я никуда не мог сбежать с этого острова, он не торопился посвящать меня в его тайны. «В самом деле, — рассуждал я сам с собой, — мы едва знакомы. Он даже ни разу не назвал меня по имени, а только на «Вы». Обо мне же не может быть и речи, чтобы я позволил себе тыкать ему. Все правильно. Довольно с меня уже и того, что меня здесь встречают, как дорогого гостя. И впечатлений, которые я получил всего за два дня, уже хватит на всю жизнь!». Однако мои рассуждения были слабым утешением для меня. Любопытство просто терзало все мое существо. И мне казалось, что я вот-вот лопну от него.

— Я уже говорил Вам, Сергей, — наконец начал Профессор, впервые назвав меня по имени, — что наш остров создан искусственно. — Я согласно кивнул. — Так вот, все, что здесь имеется, существует и живет, за редким исключением, тоже плод научной мысли. Мы практически оторваны от всего остального мира. Остров живет своей особенной жизнью, не завися ни от кого из других людей. Мы мало что взяли от них, зато много создали сами и теперь вправе гордиться этим. Океан дает нам воду, пищу, энергию. Он хранит и оберегает нас, и он же станет для нас последним прибежищем, которое навечно поглотит все наши тайны вместе с нами.

Сердце мое тревожно забилось, и в висках застучали молоточки. Вероятно, на лице моем было написано нечто вроде испуга, потому что Профессор тут же поправился.

— Это произойдет не так скоро, — сказал он. — Не стоит бояться. По крайней мере, у нас есть довольно много времени, чтобы избавить Вас от этой участи. Вас многое будет удивлять, Сергей, — снова обратился он ко мне по имени, — я постараюсь ответить на Ваши вопросы, но с одним условием, Вы ничего не будете предпринимать без моего ведома. — Я с готовностью утвердительно кивнул. — Я пока не буду знакомить Вас с жителями нашего острова, — продолжил Профессор. — Вы должны много чего понять и принять, прежде чем это случится. Ваши привычки и представления, которые сформировали Вас в другой среде, могут навредить не только нам, но и Вам. К сожалению, я не смогу уделять Вам столько времени, сколько бы мне хотелось, но я обещаю Вам, что каждый день буду открывать Вам новое про жизнь острова и отвечать на вопросы.

— Профессор, — начал я. — Можете не волноваться, я не пренебрегу законами Вашего гостеприимства. Но разрешите мне самому хотя бы гулять по острову.

— В сопровождении Чики, — согласился Профессор. — Он не даст Вам сделать глупости и влезть туда, куда не следует. — Он вновь сделал паузу, а потом, словно спохватившись, улыбаясь, начал. — А пока я расскажу Вам о том, что Вас так удивило за эти дни. Вы уже заметили, что остров зелен, населен животными, птицами и насекомыми. Что мы не испытываем недостатка в пище и воде, и вещи, которые так необходимы Вам в другом мире, здесь напрочь отсутствуют, потому что они нам не нужны, мы давно отказались от них и используем совсем другие средства.

Мы взяли из того мира только часть животных и насекомых, некоторые растения — и только. Остальное создали сами, улучшив то, что сотворил тот мир, или создав иное, гораздо совершеннее того, что было. На острове нет своей пресной воды, но океан дает нам ее столько, сколько нужно. Мы можем делать из нее воду любого состава — от дистиллированной до целебной, насыщенной необходимыми солями и компонентами. И делаем это совсем другим способом, чем вы. Вы не представляете, сколько вокруг нас живой материи, которая может служить пищей, теплом, светом, энергией! — Глаза Профессора загорелись каким-то жутким блеском, от которого мне стало не по себе. — Вы ничего не знаете, ничего не умеете, вы только берете, не имея представления о границах возможного, ничего не давая взамен. В своем эгоизме вы алчите все больше и больше, а когда приходит расплата, скулите от бессилия, не признавая, что именно вы то орудие зла, которое положило начало всем бедам.

Танака понял это и создал систему, которая не вредит ничему живому на этой планете. Мы не берем больше того, чем нужно и с благодарностью возвращаем своим трудом то, что взяли. Наш остров — это оазис в цивилизации, которая погрязла в бесконечном потреблении и эгоизме. Я знаю, что Вам неприятно слушать мои слова, но я имею право так говорить. Мы имеем право, — поправился он, мотнув головой куда-то в сторону, и я понял, что он имеет в виду обитателей острова.

— Профессор, — перебил я его. — Но почему ни Вы, ни Ваш Танака ничего не сделали для того, чтобы изменить то, о чем Вы говорите. Почему Вы не боролись. Я никогда не слышал имени Танаки, в то время, как многие с удовольствием присоединились бы к вам.

— Мой наивный друг, — вздохнул Профессор, — если бы это было так… Там, где есть хоть малейшая возможность наживы, не может быть благородства ни к человеку, ни к природе. Все пустые слова. Ваш мир идет к катастрофе семимильными шагами. Молится богам, но не внемлет их заповедям. Фарисейство — вот что увидел и понял Танака там. Когда вы узнаете… — он осекся, — нет, еще слишком рано… Только не причисляйте нас к лику святых. Увы! Мы просто люди, просто другие люди. Мы насколько можем, продляем свой век на этом острове, но он недолог. И мы не возвратны в тот мир, как он не возвратен в наш. Мы оставили там слишком много, но не нашли здесь ничего взамен.

Я слышал в словах Профессора много горечи и обиды, но никак не мог понять, в чем же здесь была причина. Этот загадочный человек с могучим интеллектом сейчас стоял передо мной потерянный, как брошенный ребенок, который не нужен никому в занятом самими собой мире.

— Вы почти угадали, — врезался голос Профессора в мои мысли, — и как же Вы, Сергей, не далеки от истины…

— Знаете, — внезапная мысль осенила меня. — Нельзя ли мне научиться у Вас хотя бы самым простым навыкам, которыми обладаете Вы. Я даю слово, что буду прилежным учеником. Кто знает, сколько времени пройдет, пока наступит расчетная фаза и вообще, смогу ли я вернуться назад, так давайте не тратить времени зря. Праздность и лень быстро наскучат, я стану мешать Вам, раздражать Вас. А так от меня будет пусть и небольшая, но польза, если я научусь чему-то нужному здесь.

— Похвально, — проговорил Профессор. — Кое-чему Вас научить можно. Но для всего, чем мы здесь занимаемся, Ваших знаний не хватит и на десятую часть. И не отчаивайтесь. Это удел слабых, а Вы ведь не из них, не так ли?.. — Схитрил Профессор. — Говорю Вам, я делаю все, чтобы дать Вам возможность вернуться.

— А Вы не боитесь, Профессор, что я захочу остаться на Вашем острове насовсем? — Съехидничал я. — Вдруг мне понравится так…

— Не боюсь, — твердо сказал он. — Добровольно Вы здесь не останетесь никогда. Ни остров, ни люди, живущие здесь, не заменят Вам всего того, что Вы оставили там. Остаться здесь навсегда — беда и непоправимая трагедия для Вас. Я знаю это по себе… И помните, Сергей, Вы — не пленник. Обстоятельства иногда сильнее нас, но случается так, что сила духа и ума могут победить и их!

Я вышел от Профессора с чувством неудовлетворения и недоумения. Его постоянные недоговорки раздражали меня. Но что я мог поделать, если его условием было именно то, что не давало мне покоя и толкало порушить все запреты. Я с трудом сдерживал себя. Горькая досада отравляла мне душу. Я злился и никак не мог придумать, чем занять свой размягченный от лени мозг. Компьютерные игры казались мне теперь глупыми бирюльками и не вызывали никакого желания резаться в них часами, как раньше. Интернет, мобильная связь и все, что могло соединить меня с тем миром, наглухо перекрывалось чем-то невидимым и непонятным. Я находился на земле и как будто был вне ее, откуда мог не вернуться никогда…

Ужин с Профессором прошел в полном молчании. Ни я, ни он не делали попыток начать диалог. Каждый размышлял о своем. Но в отличие от меня, Профессор, безусловно, знал, о чем я думаю. Я отказался от вечерней прогулки и побрел к себе. «Черт с ним со всем! — Крутилось у меня в голове. — Что будет, то и будет!». — С этими мыслями я закончил второй день своего пребывания на острове.

4

Вероятно, Чика получил какие-то наставления от Профессора, потому что на следующий день сразу же после завтрака он повел меня по острову. Мне была предоставлена самоходная повозка, которая мягко катилась по дорожкам, а где было нужно, превращалась то в небольшую амфибию, то в легкий вертолет, не слышно взмывавший в воздух. С высоты я хорошо разглядел ухоженные и засаженные поля с разными сельскохозяйственными культурами, сады и цветники, дороги и лесные массивы, напоминавшие мне наши российские леса с их березами, рябинами и кленами. Мы с Чикой даже спустились вниз, чтобы я смог убедиться в том, что не ошибся. Как же я был рад видеть эти родные моему сердцу деревца! Я даже не подозревал, насколько могу быть сентиментальным, но когда прислонился к березке головой и услышал шелест ее листьев, что-то защемило в груди и защипало в глазах.

На острове даже было некое подобие гор, но они были невысоки, словно уменьшены до нужного размера. С их отвесной скалы прямо в океан веселыми потоками лился водопад. В глубине острова располагалась оливковая роща, зрели грецкие орехи и цитрусовые. В тени крон я заметил несколько живых существ, которых принял за животных, но рассмотреть их хорошенько мне не удалось. Весь остров окружала чистая бирюзовая вода, и насколько хватало глаз, вокруг больше ничего не было кроме океана. Купол, о котором говорил Профессор, совершенно не ощущался, как будто его и не было. Только по поверхности воды, по самым гребням волн отражались странные блики, как будто сверху кто-то сыпал на них золоченые искорки.

— Ну, как? — Каждый раз вопрошал меня Чика, когда я в очередной раз замирал от восторга увиденного.

— Здорово! — Восклицал я. — Никогда ничего подобного нигде не видел. Мне кажется, что вы собрали на этом острове весь мир, сшив его по маленьким кусочкам в одно целое. Не хватает разве что снега… — Я сделал паузу и осторожно продолжил, — и людей…

Чика насторожился, но молчал. Я понял, что сделал глупость и попытался замять неловкость.

— Чика, — спросил я, — я видел каких-то животных, кто это? Я видел птиц, диких поросят, но неужели это все, что есть из живности?

— Конечно, нет! — Гордо ответил Чика. — Животных вполне достаточно. Пррравда, все они мелкие и больших срррреди них нет, но гиганты здесь и не нужны. Острррров не так велик, чтобы… — Внезапно Чика захлопал крыльями и заорал, что было мочи. — Назад, назад!

Я застыл, как вкопанный. В густых зарослях я увидел нечто странное, сверкавшее на меня глазами. Я успел заметить только какое-то неуклюжее тело, крючковатые ноги и странное лицо, в котором соединялось что-то звериное и человеческое. Было слышно, как существо поспешно покидало заросли, и только шевелящиеся ветки напоминали о том, кто здесь был всего несколько мгновений назад.

— Кто это? — Я ткнул пальцем в заросли. — Кто это, Чика? Почему ты кричал на него? Он опасен, скажи мне, кто это?

— Нам нужно верррнуться, — не отвечая на мой вопрос, ответил Чика, — и как можно быстрррее!

— Но кто это? — Не унимался я. — Почему ты так испугался?

— Есть пррричина, — попугай явно не хотел отвечать на мои вопросы. — Нужно верррнуться, — повторил он. — Больше я ничего не скажу.

Я догадался, что подошел к некоей тайне, которая вот-вот раскроется мне, и с готовностью повернул к дому. Любопытство мое мешалось со странным чувством тревоги, от которой я никак не мог избавиться. Я не мог понять, откуда она появилась, но чувствовал, что с каждой минутой она усиливалась все больше…

Профессор уже поджидал нас. По его недовольному виду, я сразу понял, что он в курсе того, что произошло. Он сурово посмотрел на меня, как будто я в чем-то был виноват. Чика растерянно что-то бормотал ему в ухо.

— Я так и знал, — наконец сказал Профессор. — Ну что же, рано или поздно это бы случилось… Я пытался, я не успел… — Он вновь посмотрел на меня. — Вашей вины нет! Однако мне не следовало разрешать Вам гулять по всему острову. Я совершенно упустил из вида, что они так же любопытны, как и Вы. Ничто человеческое им не чуждо.

«Боже мой, — догадался я, — это кто-то из обитателей острова. Но кто это странное существо — неизвестное науке животное, нечто, созданное Танакой или самим Профессором, и почему это окружено такой тайной?».

— Вы хорошо его разглядели? — Спросил Профессор, сверля меня глазами. — Что Вы почувствовали, когда его увидели?

— Я почти ничего не видел, — смущенно сказал я, — так, какие-то крючковатые ноги, горящие глаза и больше ничего. Чика закричал, и он скрылся в зарослях. А мы повернули назад.

— Что Вы почувствовали? — Снова спросил Профессор. — Ваша первая реакция.

— Немного не по себе, — признался я. — Мне стало как-то тревожно. Впрочем, это понятно. При необъяснимых обстоятельствах всегда ощущается чувство тревоги и опасности. И мне хотелось бы знать, кто это — обитатель острова или…

— Это один из нас, — проговорил Профессор. — Один из тех, кто живет и работает на этом острове, кого спас Танака, и кто так же любопытен, как и Вы. Дайте мне еще немного времени. Мне нужно подготовить Вас к встрече с этими людьми. Вы все поймете потом, но пока…

— Хорошо, — нехотя согласился я.

Профессор протянул мне свои щупальца. По тому, как он крепко сдавил мою руку, я понял, что он сильно озабочен происшедшим, но никак не мог понять, почему. Меня бесило мое безделье и эти недомолвки. Но что я мог сделать один, среди всех проклятых тайн, не званный гость поневоле и пленник по сути. Я поспешил к себе, бросился на кровать лицом в подушку и зарычал. Я рычал, как зверь, выпуская из себя все раздражение, все недовольство, копившееся во мне, и переходившее в чувство нараставшего озлобления. Это помогло. И я, повернувшись на спину, уставился в потолок, пытаясь объективно анализировать виденное и слышанное за день. Чувство тревоги отступило, но где-то в глубине, подспудно меня не покидало странное ощущение какой-то безысходности, которая витала вокруг меня и уже стояла у порога. Я как мог гнал от себя плохие мысли, но они упорно преследовали меня, как в погоне. Нет, я не сомневался в том, что Профессор старается мне помочь. Я был абсолютно уверен в этом. Я жаждал научиться у него хотя бы чему-нибудь и был готов броситься в учение с головой, но червоточина непонимания его поведения уже грызла меня изнутри, разъедая предчувствием чего-то чуждого, странного и жуткого. Тогда я даже не подозревал, насколько верными были все мои предчувствия.

5

— Я знаю, как Вы относитесь ко мне, — сказал мне Профессор на следующий день, вызвав меня в свой кабинет. — Не смущайтесь. Сегодня Вы поймете много из того, что кажется Вам неясным и странным. Для меня не секрет и то, что Вас несколько коробит мой внешний вид, — я покраснел от стыда и опустил глаза, — для таких людей, как Вы, это нормально. Подобные уродства всегда отталкивают и одновременно возбуждают любопытство, — я просто сгорал от стыда. — Не стоит так переживать, — продолжал Профессор, — это обычная реакция на таких, как я. Люди не любят и боятся всего непривычного и отличного от общепринятых норм. Все такое отторгается обществом и подвергается изгнаниям. Реальность жестока, но это реальность! Помните сказку про гадкого утенка? — Я утвердительно кивнул. — Именно так зачастую бывает и у людей.

— Но я… — начал было я оправдываться.

— Не перебивайте меня, — резко оборвал мои слова Профессор. — Я говорю Вам все это потому, что те люди, с которыми Вы так жаждете встретиться и познакомиться, слишком отличаются от людей Вашего мира. Они другие, совершенно другие, но они люди и относиться к ним нужно тоже как к людям!

Я недоумевал, слушая Профессора. Я никогда не был идеальным, но и не был законченным эгоистом, сосредоточенным только на себе. Ни родители, ни друзья не отмечали во мне подобных черт, и где-то в глубине души я считал себя добрейшим, славным парнем. Подобная тирада Профессора оскорбляла меня.

— Не стоит обижаться, — продолжил Профессор. — Дело в том, что все эти люди, — Профессор замялся, подыскивая нужные слова, — все эти люди имеют страшные патологии от рождения. И, как полагал Танака, они результат экологического заболевания всей планеты. Да, мой друг, как это ни прискорбно, но в наше время экология катастрофически ухудшается, и природа мстит нам. Она мстит наводнениями, засухами, смерчами, но главная ее месть в том, что она производит на свет существ, в которых иногда трудно признать людей. Я уже не говорю про животный мир… Наша планет стала рождать мутантов, — заключил он и замолчал.

Ужасная догадка осенила меня.

— Вы хотите сказать, — дрогнувшм голосом начал я, — что все, что все обитатели этого острова люди-мутанты?

— Да, — твердо сказал Профессор, — именно так. Их тела уродливы и ужасны, но они обладают способностями, которых нет у обычных людей. Они изгнанники. Им не пришлось узнать отца и мать, иметь любящую семью. Таких помещали в резервацию, изолировали от общества, чтобы не пугать его подобными страстями. Танака искал их и забирал к себе, таким образом продляя им жизнь и давая прожить их недолгий век по-человечески, как только возможно. Они просты и наивны, как дети, потому что здесь не нужно врать и изворачиваться, как в том мире, откуда их изгнали. Там они были обречены с самого рождения и вряд ли прожили бы хоть сколько-то долго. Этот остров — их убежище. О нем не знает никто и не должен знать! — Последнюю фразу Профессор почти прокричал.

Я впал в ступор и молчал, как немой, не в силах произнести ни слова. Рассказ Профессора перевернул мое нутро и парализовал мой мозг фантастическим откровением, в которое он отказывался верить.

— Все это правда, — уже более спокойным тоном сказал Профессор, устало откинувшись на спинку кресла. — Увы! Но наш век недолог, и этот райский уголок канет в небытие вместе с нами. Никто из нас не доживает до старости. Мы умираем молодыми, прожив два-три десятка лет. Некоторым счастливцам, как я, удается дожить и до сорока, но это редкость. Так что… Но пока мы живы, мы рады солнцу, звездам и тому, что нам выпал шанс быть в этом мире пусть даже и в таком качестве… — Я подавленно молчал. — Вот кто мы такие, — прервал мое молчание Профессор, — Вы все еще хотите познакомиться с нами?

Я затряс головой в знак согласия. Упустить такой шанс было бы с моей стороны не только трусостью, но и непростительной глупостью.

— Хорошо, — проговорил Профессор. — Я сообщу моим друзьям о Вашем согласии. Но прошу Вас собрать всю силу Вашей воли в кулак и не показывать Вашей брезгливости, жалости или алчущего любопытства к тому, что Вы увидите. Относитесь к ним, как к равным, тем более, что во многом они превосходят Вас, несмотря на их физические недостатки.

— Да-да, — поспешил я его заверить, уже приходя в себя от его рассказа. — Не волнуйтесь, я буду держать себя в руках, я никого из них не обижу.

Сосущие глаза Профессора скользнули по моему лицу.

— Надеюсь, у Вас хватит выдержки и такта. Итак, Ваше желание сегодня исполнится. Вечером Вы увидите все…

Весь день я провел в странном ощущени, что стою у порога чего-то, что мне не следовало знать. А я, как кролик, пренебрегая опасностью, лезу в пасть удава, желая узнать эту тайну. Я не мог объяснить себе этого ощущения. Я утешал себя, что, вероятнее всего, оно происходит от неизвестности, которая всегда таит в себе элемент опасности. И мое чувство самосохранения, как верный страж, интуитивно бережет меня. Я вспомнил странное лицо, мелькнувшее в кустах, и почти уже был уверен, что видел одного из тех, о ком говорил Профессор. Правда, мне не удалось разглядеть его как следует, но я помнил то чувство тревоги, которое испытал при его виде. «Значит, все не так безобидно, — мелькнуло у меня подозрение. — И еще не поздно отказаться. Но Профессор не говорил ничего такого… И потом он просто может подумать, что я трус!». — Этого я допустить не мог.

6

Зал, куда я был приглашен вечером, напоминал колизей. Он былеще пуст, и только в центре арены стоял огромный стол с приборами, за которым сидел Профессор, облаченный во фрак, как на каком-то дипломатическом приеме. Его торжественный вид и сам зал придавали всему ощущение роскоши и помпезности.

— Не каждый день мы принимаем у себя гостей из того мира, — объяснил Профессор. — Но Вы должны помнить о своем обещании. Не пяльтесь слишком пристально на них. Сделайте вид, что все Вам привычно и обыденно. И, пожалуйста, не пытайтесь их трогать и близко приближаться к ним. Их биополя…

Внезапно яркий свет зала перешел в полумрак, — и в проходе появились странные фигуры, которые одна за другой стали занимать привычные для них места. Забыв предупреждения Профессора, я вытаращил на них глаза и с ужасом констатировал, что никогда еще не видел подобных уродств человеческих тел. То, что иногда приходилось встречать в том мире, откуда я пришел, что доктора называли физической недоразвитостью или инвалидностью, ни в какое сравнение с увиденным здесь не шло даже в малой степени. Это были комки из плоти с вдавленными головами, округлыми туловищами с отростками вместо ног. Двухголовые чудовища, лица которых смотрели друг на друга из одного плотского комка с торчащими в разные стороны тоненькими ножками, похожие скорее на тараканов, нежели на людей, и прочие уроды, от которых стыла в жилах кровь. Казалось, что какой-то злой дух соединил в этих живых существах звериные и человеческие мутации, превратив их плоть в химеры, напоминавшие безобразные чудовища, которые потрясали ум обыкновенного человека своим откровенным мщением людскому роду. Они глядели на меня с любопытством, болью и стеснением, как будто в своем уродстве были виноваты они сами. Я читал в их глазах нескрываемое сожаление, что им не довелось родиться такими, как я — обыкновенными и ничем не отличающимися от миллиардов других в человеческом мире. Но самое ужасное было то, что я испытывал не чувство жалости к этим несчастным, а чувство страшной брезгливости и ужаса, с которыми я не в состоянии был справиться. И чем сильнее эти чувства нарастали во мне, тем сильнее я чувствовал нечто отталкивающее, исходящее от них.

Мне стало дурно. Я еле держался на ногах. Голова моя кружилась, а ноги стали ватными и еле держали меня…

Я очнулся уже в своей комнате. Сильная головная боль и слабость не дали мне подняться с кровати. Я повернул голову к окну и увидел стоящего Профессора. Внезапно он обернулся.

— Я боялся этого, — сказал он. — Ваша психика не выдержала того, что Вам пришлось увидеть и узнать. Как Вы себя чувствуете?

— Плохо, — мне стало невообразимо стыдно за свою слабость. — Простите меня, Профессор, я не сдержал обещания. Я старался, но я… — Дурнота вновь подкатила к моему горлу, и я замолчал, чтобы как-то унять ее.

— Не вините себя, — ответил Профессор, — Вы ни в чем не виноваты. Это мне не следовало торопиться, и вообще… — он замялся, — и вообще знакомить Вас с ними… Тот мир, откуда Вы прибыли, не приспособлен к подобным вещам. Ваша реакция вполне нормальная. Вы — обыкновенный человек, один из многих миллиардов, а они, они — слишком странные люди, чтобы было можно адекватно реагировать на них.

— Но я, наверное, сильно их обидел, — проговорил я, боясь взглянуть на Профессора, — как они отнеслись к тому, что я…

— Нисколько, — возразил Профессор, — нисколько Вы их не обидели. Вы не предавали их, как их родители, не заточали их в резервации и не проводили над ними опытов, так за что им обижаться на вас? Нет, они просто понимают, какой ужас может произвести их облик. Кроме того, Вы так пристально их рассматривали, Ваша физическая энергия дала такой импульс, что их биополя тоже отреагировали более интенсивно, чем положено. Они тоже любопытны к Вам, и это понятно… Наши взгляды всегда приковывает нечто необычное. Как правило, это или красота, или уродство. И совладать с собой в такой момент весьма трудно… Ваши боль и слабость пройдут, потерпите немного. Но встречаться с моими подопечными больше не надо. Это в интересах всех нас. — Профессор направился к двери.

— А как же со мной, — вдогонку ему прохрипел я, — Вы тоже оставляете меня? — Мой испуг рассмешил Профессора.

— С Вами я не расстанусь до тех пор, пока не отправлю Вас назад, — насмешливо произнес он. — И не забывайте про Чику, он скрасит Вам дни на острове. Теперь, когда все знакомы с Вами, это может случиться намного быстрее. Я думаю, никто не откажется помочь Вам. А, как известно, много голов лучше, чем одна. Не забывайте, что это не простые люди, они наделены гораздо большими способностями, чем такие, как Вы…

В глубине души я каялся, ругал себя и понимал, что смертельно обидел Профессора тем, что, как кисейная барышня, свалился в обморок от увиденного зрелища. Но одно воспоминание о нем сразу навевало на меня ужас и смятение. Я сто раз готов был остаться обыкновенным, но вернуться назад, в свой привычный мир, к таким же обыкновенным людям, как сам. У меня уже не было охоты учиться у них чему-то, что могло бы выделить меня из общей серой массы, потому что здесь я был чужой, как они были чужими в том мире.

Постепенно боль моя стала уходить, и тело вновь налилось силой. Я немного прошелся по комнате, но выйти из здания не решался. Мне казалось, что из каждого куста, из-за каждой ветки на меня будет глазеть кто-нибудь из этих монстров и так же любопытно рассматривать меня, как я их несколько часов назад. Я боялся признаться даже самому себе, что откровенно трусил, малодушничал и при этом пытался всячески оправдать себя. Я тешил себя тем, что никто меня не упрекает, не держит обид и мне следует проявить благоразумие, а не лезть на рожон, показывая, что мне все нипочем. Но это был только глупый самообман. Я представил себе, как я был жалок там, в зале, когда на глазах у всех свалился без сознания, и Профессор испытал жуткую досаду от всего этого. Нет, мне никак не следовало сегодня видеться с кем-то из них. Даже с Чикой, который, наверняка, был в курсе дела.

К моему удовольствию, меня тоже никто не трогал и даже не делал попыток общения. Еду мне принесли в комнату, и после обеда, я сел играть на компе, чтобы отвлечься от своих дурных мыслей. Но напрасно! Игра не шла, память все время возвращала меня к прошлым событиям, и я не знал, что мне делать,¸ чтобы унять ее. Я мысленно взывал к Профессору, но в голове моей роились только прошлые воспоминания, и я проклинал себя за неумение отбросить их от себя.

Вечером Профессор сам зашел ко мне. Очевидно, лицо мое выражало некоторое недовольство, потому что он сразу осек меня.

— Иногда нужно дать человеку возможность покопаться в себе для его же пользы. Не нужно убегать и бояться этого. Не всегда наши поступки нам приятны, но тем нужнее научиться их анализировать, предотвращать и исправлять. Никогда не пытайтесь обманывать себя самого, это самое ужасное, что может быть! Не бойтесь своих ошибок, никто из нас не бог, и у каждого найдется то, за что будет стыдно.

— И Вам? — Внезапно слетело у меня с языка.

— И мне, — ничуть не смутясь, ответил Профессор. — Когда был жив Танака, я очень завидовал ему. Все мы вместе взятые вряд ли стоим его одного, таков был этот человек!

— Он тоже был… — я замялся, — как вы все?..

— Нет, он был нормальным физически, но сверхумным до гениальности! Его жизнь — это святое служение науке и человечеству! К сожалению, он ушел от нас первым. Я был его любимым учеником, и я завидовал ему…

— Вы похоронили его здесь, на острове, — спросил я, — отчего он умер?

— Мы не хороним наших мертвецов на острове, — тихо ответил Профессор. — Наши могилы в океане. Со временем он приютит нас всех, и тогда остров осиротеет и постепенно уйдет в небытие, как все, чего не касается рука человека. Таков закон природы.

— Но отчего он умер? — Вновь повторил я свой вопрос.

— Он сгорел, — проговорил Профессор. — Не в том смысле, что Вы подумали. Он сгорел от перенапряжения. Его мозг работал на пределе, он совершенно не щадил себя. Он говорил, что должен успеть сделать то, что наметил и не слушал никого, кто пытался хоть как-то его уберечь. Он сделал очень много, а что не успел, завещал мне. Увы! Я совсем не он! Я не могу работать с той производительностью, с какой работал Танака. Я только его слабая тень! И я завидовал ему, что природа наделила его всем даже в большей степени, чем нас, не отняв ничего… Он знал это. Но никогда не обмолвился ни единым словом. Он был бесконечно добр и снисходителен…

— А какой он был из себя, как он выглядел. Должны же у Вас быть какие-то фотографии или другие изображения этого человека?

— Внешне он был совершенно обыкновенный человек, ничем не отличающийся от других. В нем не было никаких отклонений, которые могли бы указать на его гениальность. Но он был велик! Фотографии… Никому не следует знать, как он выглядел. В том мире, откуда он пришел, он имел другое имя и не хотел, чтобы его узнавали. Пусть же его тайна останется с ним. Отдадим дань уважения его малому желанию.

Я кивнул и больше уже никогда не спрашивал про Танаку…

7

Постепенно я приходил в себя. И пусть не с былой беспечностью, но все же возобновил свои прогулки по острову. Моим верным спутником, как всегда, был Чика. Я все время думал и не понимал, почему островитяне не завели ни одной собаки или кошки, как это бывает у обыкновенных людей, когда они хотят скрасить свое одиночество. Мне было бы намного веселей и приятнее быть в обществе давнишнего друга человека, чем экзотического попугая, пусть даже и такого умного. Но спросить у Чики я стеснялся, считая, что таким образом мог невольно его обидеть. Он так старался быть мне во всем полезным! Мой вопрос, как всегда, разрешил Профессор.

— Видите ли, — сказал он, — мы не совсем обычные люди. Наши способности и наши биополя не всегда благодатно влияют на живые существа. А, как известно, собаки и кошки тоже обладают некими паранормальными способностями, о которых еще мало знает человек. У Танаки была собака, но ей было некомфортно с нами. Любое общение в нашем круге доставляло ей физические страдания. Она могла общаться только с хозяином и то, когда поблизости не было никого из нас. Он не хотел забирать ее на остров. Но она так тосковала по нему, отказываясь есть и пить, что он не выдержал. Когда Танака умер, она долго не подпускала никого к его телу, всю ночь выла и лаяла. Утром мы нашли ее мертвой возле тела хозяина. Она умерла следом за ним. Мы их похоронили вместе в океане…

У меня засосало под ложечкой. С каждым днем тоска моя усиливалась, и красоты острова уже не поражали и не радовали меня, как раньше. Грустный рассказ Профессора подхлестнул мои мысли о возвращении домой, и время для меня тянулось бесконечно долго.

— Вам нужно чем-то заняться, — твердо сказал Профессор. — Хандра не самый лучший спутник в жизни. Вы еще не совсем потеряли охоту научиться чему-нибудь, что Вас так поражает в нас? Помнится, желание такое было…

Я вновь почувствовал себя подопытным кроликом, которого препарируют под микроскопом со всех сторон. Тяжело общаться с тем, кто видит тебя насквозь, читает каждую твою мысль, каждую эмоцию, которые нельзя скрыть даже на расстоянии. Таких людей боятся, уважают, но редко любят.

— И тем не менее, — в продолжение моих рассуждений услышал я ответ Профессора. — Я не собираюсь утомлять Вас сверхобучением, к этому у Вас нет необходимых способностей. Все, что я смогу Вам передать — это простейшие навыки, которые Вы сможете осилить, если будете прилежны. Так Вы убьете двух зайцев — свою хандру и глупого кролика, каким чувствуете себя. Скажу Вам в утешение, что наша совместная работа не стоит на месте, она продвигается довольно успешно и, кто знает, может быть вскоре мы расстанемся с Вами навсегда… Не будете ли Вы тогда жалеть о впустую проведенном на острове времени и о невозвратности упущенных возможностей?..

Лукавая улыбка промелькнула на его лице. Внутри у меня что-то ёкнуло и задрожало. Сообщение о том, что работа по моему возвращению идет успешно, приободрило меня. Я почувствовал прилив новых сил. В самом деле не стоило упускать такой шанс, если он сам давался тебе в руки.

— Я согласен, — стараясь сдержать свое ликование, ответил я — Когда мы приступим?

— Мы уже приступили, — расхохотался Профессор, — неужели Вы так и не поняли, что я давно начал обучать Вас. Можно учить, не поучая. Постепенно, ненавязчиво. Это приносит гораздо большие плоды, нежели насилие, которое всегда отталкивает, а не приближает. Правда, в отдельных случаях и оно бывает необходимо… Но я полагаю, что это не наш случай!

Я открыл рот от изумления. До этих слов Профессора мне и в голову не приходило, что я уже стал его учеником. Все наши беседы были для меня просто разговорами, общением — и только. А он…

— Чему бы Вы, Сергей, сами хотели научиться у меня? — Все с той же улыбкой спросил он. — Не смущайтесь. Говорите прямо. Я скажу Вам, будет ли то, что Вы выбрали Вам по силам. И, если да, мы начнем.

— Мысли, я хочу научиться читать мысли, как Вы, — волнуясь, начал я. — Это так интересно, так здорово! Никто и никогда не сможет обмануть меня! В нашем мире сейчас много того, что зиждется на лжи…

— Но с Вами будет трудно общаться, Вас будут уважать, бояться, но редко любить, — парировал Профессор, озвучивая мои недавние рассуждения. — И то, что Вы будете знать самые глубинные и темные стороны человеческой натуры тоже не доставит Вам большого удовольствия. Наоборот, Вас будет раздражать их изворотливость, ложь и нечистоплотность помыслов.

— О, черт! — Вырвалось у меня. — Вы просто колдун! Но все равно, пусть… Я хочу этому научиться!

— Это возможно, это будет Вам по силам! Но не забудьте — прилежание и еще раз прилежание! Я буду заниматься с Вами каждый день, непрерывно, где бы Вы ни были, что бы Вы ни делали, даже, когда Вы спите. — Я согласно кивнул. Жизнь на острове приобрела для меня смысл.

Я не вправе рассказывать, что и как делал Профессор, обучая меня, к каким маленьким и большим хитростям он прибегал в своем искусстве учителя, тем более что многие тайны так и остались для меня тайной. Но вскоре успехи мои были уже налицо. Я начал не только читать его мыли, направленные на меня, но и предугадывать некоторые его действия, которые он только собирался совершать. Мне было страшно интересно, и я не испытывал никакого насилия над собой, отдаваясь учебе с наслаждением. Не могу сказать, что все давалось мне легко, но я был упорен и не двигался дальше до тех пор, пока не усваивал все наверняка.

Мои слабые способности не давали мне углубиться во многие тайны грандиозных возможностей этого человека. И когда я начинал упрямо буксовать, желая невозможного, Профессор мягко останавливал меня, спуская мои эмоции на тормозах. Теперь время для меня летело незаметно. Мы встречались с Профессором все реже и реже, но наше безмолвное общение было постоянным. Я физически чувствовал, что мой мозг стал совершенно другим, что я стал пусть и малой толикой, но связанным с этими необычными людьми. И я не чувствовал теперь себя среди них чужаком. Остров уже пустил в меня свои корни, но прежние чувства, привязанности того мира, близкие и родные мне люди держали меня крепче теми неуловимыми узами, которые я был не в силах порвать. Развязка наступила неожиданно.

В одну из наших встреч Профессор, вызвав меня в свой кабинет, объявил, что мое обучение закончено. У него был усталый, отрешенный взгляд, испугавший меня не на шутку.

— Что с Вами, Профессор, — встревоженно спросил я. — Вы больны? Могу ли я чем-то помочь Вам?

— Вы — нет! — Резко возразил он. — Все, что я мог дать Вам, все, чему Вы могли научиться у меня, согласно Вашим способностям, Вы взяли. И я рад этому. Мы редко встречались с Вами. Это было нужно и для обучения, и для того, чтобы я не привязался к Вам слишком сильно. Надеюсь, Вы не в обиде. Да и Вам совсем ни к чему прорастать здесь корнями. — Профессор вдруг обнял меня своими щупальцами, и я почувствовал какую-то особую теплоту его объятий. — Но я не терял времени зря, — продолжил он, высвобождая меня из своих щупалец, — вернее, мы все… Я с радостью и грустью сообщаю Вам, что мы нашли способ возвратить Вас в Ваш мир, который никогда не сможет заменить Вам наш остров. Не нужно ничего говорить, все слова лишние. Наши чувства правдивее слов, так поймем же друг друга без них…

8

Буйная радость охватила меня после сообщений Профессора. Я готов был расцеловать его, прыгать, орать, что есть мочи. Все мое существо охватила эйфория, которую невозможно было скрыть никакими уловками приличия. В этот момент все остальное для меня не имело уже никакого значения. Я очнулся только тогда, когда за Профессором захлопнулась дверь.

«Милый мальчик, — прозвучало в моей голове, — простите своего учителя, что он не может разделить с Вами Вашу радость. Мне жаль с Вами расставаться. Но необходимость этого шага для Вас уменьшает мою горечь».

Меня стало стыдно и неловко. Мое вырвавшееся наружу «эго» торжествовало в полной неблагодарности, забыв про все и про всех. И теперь, где-то глубоко внутри чувство стыда больно укололо его и засосало ноющей, непреходящей болью. Я вдруг осознал, что и мне не просто будет расстаться со всем тем, чем я жил последнее время — с Профессором, который стал мне не только учителем, но и другом, с веселым Чикой, с этим зеленым островом и с его жителями, бескорыстно помогавшими вернуть меня домой. Корешок, которым пророс в меня этот остров, куда я больше никогда мог не вернуться, вырывался расставанием живой, кровоточащей раной…

Несколько дней прошли в ожидании. Профессор больше не вызывал меня к себе и совершенно перестал общаться со мной. Я забеспокоился, не случилось ли с ним чего дурного, вспомнив, что Профессор неважно чувствовал себя перед нашей последней встречей. Но Чика успокоил меня.

— Прррофессоррр занят, — важно сообщил он. — Не нужно его беспокоить.

И в самом деле. Скоро все прояснилось. Профессор вновь пригласил меня в свой кабинет и усадил напротив себя.

— Вот и все, — сказал он, — все расчеты закончены, и Ваше возвращение уже не за горами. Я хочу подготовить Вас к этому. Помните, я говорил Вам, что нужно поймать фазу наложения энергий и полей? — Я утвердительно кивнул. — Так вот, это долго и ненадежно. Мы нашли другой способ. Мы войдем в центр надвигающегося шторма. Там пересекаются множество полей и энергий. В этой круговерти мы сможем вернуть Вас назад. Для этого с острова нужно будет на время снять защитный купол и выстрелить капсулой, созданной подобно воздушному пузырю, чтобы защитить Вас. Наши расчеты выверены досконально. Окончательное решение — мы идем в шторм.

Я сидел, не шевелясь, и ловил каждое слово Профессора. Невольная дрожь охватила все мое тело. Это не была трусость, но волнение от предстоящего мне необычного путешествия.

— Не стоит волноваться, — вновь заговорил Профессор. — Я прекрасно понимаю Ваше состояние, но поверьте, я никогда бы не рискнул предложить Вам это решение, если бы не был уверен в его абсолютном успехе.

— А как же купол, — спросил я, — ведь тогда остров подвергнется опасности и возможности его обнаружения?

— Некоторый риск есть, — Профессор посерьезнел. — Я не скрывал этого перед моими товарищами, но никто из них не отказался ради своей безопасности помочь Вам. Несколько секунд пока будет отстреливаться капсула, мы будем беззащитны. Затем купол восстановится. Что касается нашего обнаружения, то шторм надежно спрячет остров за своими сильными полями и энергиями.

Я был раздавлен. Люди, которых я видел всего лишь раз и которыми я так брезгал, готовы были рискнуть своими жизнями и своим островом ради моего возвращения домой. Невыразимое безнадежное отчаяние охватило меня.

— Профессор, — едва шевеля губами, пролепетал я, — я бы хотел проститься и поблагодарить всех жителей за их помощь. Разрешите мне встретиться с ними еще раз. Я не подведу Вас…

— Не стоит, — твердо возразил он, — и в первый раз не нужно было разрешать Вам встречаться с ними. Но, если Вы хотите поблагодарить их, встаньте здесь. — Профессор указал на панель на стене, перед которой я должен был встать. — Говорите, — сказал он и щелкнул какой-то кнопкой, — они все слышат и видят Вас.

Нахлынувшее на меня волнение смешало в моей голове все слова. И к ужасу своему я едва смог пролепетать несколько слов благодарности. Комок, подкативший к горлу, перехватил мое дыхание, и я с трудом выдавил из себя последние самые трудные слова.

— Простите, — лепетал я, — простите меня за все…

Профессор выключил панель.

— Ну-ну, — тихо сказал он, видя, что я вот-вот расплачусь. — У них нет на Вас обиды. Вы хорошо сделали, что простились с ними. Это самая большая благодарность для них… Теперь о главном. Вы никогда и ни при каких обстоятельствах не должны рассказывать о нас. Гарантией этому будет то, что я сотру из Вашей памяти все воспоминания о пребывании на острове и обо всем, что Вы здесь видели и слышали, как только Вы откроете рот. Я оставлю Вам лишь то, чему я Вас научил. Но Вы никогда не сможете объяснить своих способностей ни себе, ни другим. В напутствие я скажу Вам еще одно. Когда Вы будете обнаруживать чью-то ложь, не всегда изобличайте ее, если она не имеет слишком дурных последствий. Иногда следует и промолчать. И запомните, я всегда приду к Вам на помощь, когда это будет нужно…

— Но как я объясню там свое долгое отсутствие, если не смогу все рассказать?

— Объяснять ничего не придется. Все вернется на круги своя… Итак, мы идем в шторм!

Профессор встал, давая понять, что аудиенция окончена. Я мало что понял, но больше не задавал вопросов…

9

В моей памяти остался жуткий гул, бесконечная чернота и потоки, которые засасывали меня в глубокую воронку. Мне было тяжело дышать, тело мое давила страшная тяжесть, и я не мог пошевелить даже пальцем…

Очнулся я на берегу озера. Голова разламывалась, и тело болело, как от побоев. Подмытый берег торчал над водой рваным краем с зияющими из земли обрывками корней. Я вспомнил внезапно начавшуюся грозу, удар по голове и темную воду озера… Моя одежда лежала на прежнем месте. Сев около нее, я обхватил голову руками. Меня мутило. Я лег на спину и стал смотреть в небо. Закат красиво расползался розовым золотом по темной синеве.

— Я так и знал, — внезапно раздалось над самым моим ухом. — Я бегаю, ищу его там, а он разлегся здесь и в ус не дует! Ты что всю грозу был здесь? — Мишка пнул мою одежду носком кроссовки. — Ну, ты даешь! А я, представь, тоже попал в грозу. Ливень был жуткий! Смотри, берег подмыло… Ну, пошли что ли…

Я потянулся рукой к одежде. Странно, ни голова, ни тело больше не болели. Только на левом запястье пощипывала красная точка, похожая на паучка. Я потер ее рукой. «Наверное, дрянь какая-нибудь укусила», — подумал я.

— Смотри, — протянул я свою руку Мишке, — как думаешь, кто укусил?

— Где? — Мишка непонимающе уставился на меня. — Да это родинка просто.

Действительно, на левом запястье, как будто обозначая самую его середину, сидела маленькая коричневая родинка.

— Пошли, — повторил Мишка. — Я тебе сейчас расскажу, каких девчонок снял, умрешь от зависти!

— Никаких не снял, они все тебя отшили! — Уверенно заявил я, не понимая, откуда мне это известно и почему я так в этом уверен. — Никаких не снял! — Я довольно засмеялся, изобличая Мишкино хвастовство, и принялся рассказывать Мишке о его конфузе, как будто сам был всему свидетель. После еще нескольких безуспешных попыток вранья, Мишка перестал передо мной хвастаться, да и другие, наслышавшись о моих новых способностях частенько помалкивали в моем присутствии, опасаясь конфуза. На все расспросы, я только пожимал плечами, отвечая, что и сам не понимаю, как у меня это происходит, припоминая обрыв берега и удар по голове.

А когда мои новые способности списали на счет удивительной грозы, я не возражал, памятуя наставление Профессора: «Иногда следует и промолчать!..»