Записки из дежурного уазика

Надежда Хлимонова

Книга написана для людей, интересующихся окружающим миром и готовых посмотреть на знакомые вещи через призму другого человека. И тем, кто думает о карьере и работе в полиции.Действие происходит в конце девяностых годов двадцатого века, во время формирования новой Литовской Республики, когда старое всеми способами отрицалось, а новое еще не было придумано.

— Дежурство в ночь на Ивана Купалу

Мы с участковым стояли на крыльце деревянного дома. Ночь была необычайно теплой и звездной. В деревенской тиши звездное небо выглядело потрясающим, миллиарды звезд горели над нами, освещая крыльцо, на котором мы тихо курили. Я смотрела вверх и не могла оторваться.

Оперативная группа находилась в доме. В дежурную часть сообщили, что муж по пьяни отрубил жене руку. Богатое воображение рисовало в моем сознании жуткие картины с лужами крови, и я не решалась зайти внутрь. Стояла на крыльце, курила и ждала, когда позовут, и выбора не останется.

Напротив дома стоял добротный амбар, деревянный с черепичной крышей. Я заметила над ним дымку, как будто крыша нагрелась за день и теперь она медленно остывала, выделяя пар.

Странно, подумала я. И поделилась своими мыслями с участковым. Он тоже взглянул на постройку, и согласился, что это довольно странно. Вдруг на крышу вырвалось пламя, и амбар вспыхнул ярким красно-оранжевым пламенем. Все произошло настолько быстро, что мы остолбенели. Черепица на крыше начала взрываться, издавая звук, похожий на автоматные очереди.

Из дома выскочил наш водитель и бросился спасать машину, припаркованную возле амбара. Следом за ним пулей вылетел водитель скорой помощи. Наш УАЗик завелся с пол оборота, а вот водителю скорой помощи пришлось серьезно понервничать, так его карета наотрез отказывалась заводиться — пришлось ее толкать.

Следом за водителями из дома выбежали опер и хозяин дома. Улевич, дежурный оперуполномоченный, сориентировался очень быстро и тут же позвонил пожарным. Я бросилась к хозяину дома и стала требовать что бы он немедленно отпустил собаку с цепи. Собачья будка прилегала к горящей постройке, и собака на цепи металась и выла.

Вечерняя идиллия в одно мгновение превратилась в хаос. Все бегали, кричали, что-то делали. Из дома выбежала врач скорой помощи, она кричала, что потерпевшую немедленно нужно везти в больницу, так как она потеряла слишком много крови и может умереть. В этом хаосе никто не обращал внимания на врача, каждый был занят своим делом.

Я зашла в дом, там было темно, из-за пожара пропало электричество. Потерпевшая лежала на полу и ругалась отборным матом, в темноте я не могла ее разглядеть, но по ее крикам я поняла, что она далеко не трезвая. Вероятно, она была в состоянии шока и не чувствовала боли, кричала, что ей ничего не болит и она никуда не поедет. Далее следовали комментарии, состоящие из отборного мата, куда нам всем следует отправиться.

События разворачивались с необычайной скоростью. Я взяла фотоаппарат и пошла во двор, фотографировать. Не для работы — для себя. Пожарная машина приехала очень быстро и пожарные оперативно, со знанием дела, взялись за работу.

Не обращая внимания на крики и ругательства, потерпевшую загрузили в машину скорой помощи и увезли. Мы задержали хозяина дома и повезли его в центральный участок Вильнюсского района.

Дежурный УАЗик не отличался особой скоростью, под утро стала подбираться усталость, сказывалась бессонная ночь… Мы ехали молча, каждый в своем мире, наедине со своими мыслями. Приехали под утро. Я поспешила в кабинет для того, чтобы устроиться в кресле и вздремнуть.

Утром позвонил Улевич и попросил снять задержанного на камеру. Уже год, как мы снимали всех задержанных на видео камеру. Собирали видео каталог задержанных лиц. Мы задавали им ряд вопросов: имя, фамилия, отчество, за что задержан, особые приметы, шрамы, татуировки…

Ох, и насмотрелась же я на это тюремное творчество! Волей-неволей начала разбираться в языке нательной живописи. Татуировки делали на всех частях тела, даже на веках, на ягодицах, например, доводилось встречать чертей с лопатами в руках, и когда человек двигался, получалась своеобразная анимация. Черти двигались, подбрасывали уголь в складку между ягодицами. Пауки, купола, иконы, женщины… Тела некоторых были расписаны от макушки до пяток, причем зачастую это были очень топорные, грубые рисунки. Больше всего меня удивляла та покорность, с которой задержанные раздевались и показывали свой раскрас.

Утром наш буйный задержанный казался кратким ягненком, только здоровенным и с темной бородой. Он скромно, с опущенными глазами, стоял у стеночки в кабинете Улевича.

Я начала съемку: имя, фамилия, год рождения… После дежурного вопроса: «За что задержан?» Мужчина растерялся, поднял на меня свои кроткие карие глаза и растерянным голосом произнес: «Не знаю…». Улевич разозлился и, стиснув зубы, прошипел: «Ну-ну». Задержанный впал в еще большее замешательство и очень неуверенно произнес: «Говорят, руку отрубил…». И кротко посмотрел на меня, а затем на опера. «Говорят, дом спалил», — с еще большей неуверенностью добавил задержанный.

Вчера была ночь Ивана Купалы, а праздники в Вильнюсском районе часто заканчивались подобными происшествиями и словами «ну ничего не помню», так как празднования зачастую сопровождались обильным распитием самогона, и нередко банальной «бытовухой» и поножовщиной.

Наш бедолага в очень нетрезвом состоянии поспорил с супругой и свои аргументы подкрепил ударами топора, изрубив ей руку. Вспомнить вчерашнее веселье он не мог.

Сельскохозяйственная постройка сгорела от него же, зеленого змия, а вернее — от самогонного аппарата, который взорвался внутри. Как говорил один мой коллега: «Нашим людям выходных давать нельзя — они напьются и переубивают друг друга».