Ночная няня и кошачья магия

Надежда Ожигина, 2023

У двенадцатилетней Сонаты Ландер есть интересная подработка: ночная няня в больничном морге. Почему? Из-за волшебного голоса: она может усыпить кого угодно. Кого там усыплять? – спросите вы. Таких в больнице зовут постояльцами, их двенадцать и они рвутся в город, едва на ратуше пробьет полночь. Лишь Сона с ее суперсилой может спасти Альхенгоф от нашествия голодных зомби.Но однажды в морг поступает новенький, от которого пахнет проклятьем, а потом кричит черный петух, будоража живых и мертвых…Вырастают тени далекого прошлого, всюду мерещатся колдуны из ордена Синего Пепла, вурдалак и кресты заброшенных кладбищ, открываются подземелья бывшей графской усадьбы, отданной под элитный лицей «Акколада»…Хватит ли Соне голоса, чтоб одолеть всех врагов? Или найдутся друзья, готовые разделить с ней опасности? И при чем же тут кошачья магия?

1. Ночная работа

Ровно в десять часов вечера Сона собралась на работу.

Уложила в холщовую сумку учебники, между ними, тайком от мамы, сунула детективный роман, сверху впихнула халат и удобные тапочки.

— Бутерброды не забудь! И термос! — крикнула с кухни мама.

Сона покорно пришла на кухню и забрала объёмный сверток. Она думала перекусить в кафе, но маму огорчать не хотелось.

— Вернёшься с работы, положи халат в стирку, — мама подошла и чмокнула в лоб. — Последнее время ты странно пахнешь, как-то, не знаю, печально, что ли.

— Я опаздываю, — буркнула Сона. — Позвонили, сказали, там новенький.

Это был запрещённый приём, но новенький вправду поступил в заведение. И ему было плохо и страшно.

— Бедные детки, — вздохнула мама и погладила Сону по голове. Пальцы её запнулись о колтуны в причёске, и «детки» сразу же были забыты, а Сона усажена на табуретку и подвергнута пытке расчёской. Воронье гнездо, как дразнилась мама, было разрушено до основания, а непослушные волосы скручены в две тугие косички.

Оставалось терпеть и молчать.

— Соната Ландер! — укорила мама. — Девочки из приличной семьи не должны быть похожи на пугало! Что сказал бы на это твой дедушка?

Соне и самой интересно было, но дедушка с ней не разговаривал. На всех фотокарточках дирижёр Алек Ландер походил на торнадо: тонкий, чёрный, весь перекрученный, не поймёшь, где фрак, где руки-ноги, где палочка дирижёрская. А на голове — огромная туча, тёмно-серая, с клоками, летящими в стороны.

Но маму это не трогало, и гениальный дед ставился в пример по любому поводу.

— Мне бы с ним встретиться, — фыркнула Сона, будто сердитая кошка, — я бы ему колтуны расчесала! За то, что такое имечко выдумал!

Но на самом деле встречаться с дедом было боязно до озноба.

Она подхватила сумку и поспешила за дверь, спасаясь бегством от новых нотаций.

Велосипед ждал у крыльца. Сона вывела аппарат за калитку, лихо вскочила в седло и понеслась по улице.

Начало мая выдалось жаркое, и всё время казалось, что будет гроза. Такая погода, когда в ясный день невольно берёшь с собой зонтик. А вдруг?

Ночью свежело, и лишняя влага выпадала блестящей росой. В свете фонарей еловые ветки оборачивались рождественской мишурой, и Соне рисовалась зима, снежная и весёлая. С ней всегда было так: ждала летом зимы, а в декабре мечтала о лете.

Ехать ночью одно удовольствие: по укутанным туманом тропинкам, по мосточку над говорливой рекой, мимо закрытой церкви при кладбище — к ярким огням и гирляндам парка рядом с ратушей Альхенгофа.

Сона взглянула на телектрофон: половина одиннадцатого, ужас-ужас!

От дачного посёлка «Скрипичный ключ» до центральной улицы Альхенгофа полчаса отчаянной работы педалями. Стоило поднажать, чтобы приехать к сроку. И вместо неторопливой прогулки получилась гонка с препятствиями.

Сона упрела и выдохлась, а упрямые волосы торчали спиралями, вырвавшись на волю из хилых косиц. Раскрасневшаяся и растрёпанная, Соната Энтони Ландер, девочка из приличной семьи, добралась до главной больницы и позвонила в неприметную дверь с кратким названием «Морг».

Долго не открывали. Так долго, что Сона забеспокоилась. Потом кто-то посмотрел в глазок и стал разглядывать девочку. Решив, что Сона на вид безопасна, дверь отворили с противным скрежетом.

— Чего тебе? — спросил сторож. — Лучшего места для игр не нашла?

— Новенький! — догадалась Сона. — А дядя Семён куда делся?

— Заболел Семён, — озадачился сторож. — Подменяю его. А ты кто такая?

— Ночная няня! — часы на ратуше бодро сыграли имперский марш, и стрелка сдвинулась с цифры «одиннадцать». — По срочному вызову. Так я пройду?

От сторожа пахло вином и капустой, он занимал весь проход и отчётливо скрипел извилинами. Понять, зачем девочке двенадцати лет ночью приспичило в морг, было выше его способностей!

Помощь пришла в тот миг, когда Сона восстановила дыхание и раскрыла особым образом рот. Голосовые связки натянулись, как скрипичные струны, и заветный аккорд из трёх чистых звуков уже завибрировал в горле…

— Сона, где ты? Да пропусти же!

Кто-то оттолкнул грузного сторожа, и в двери показалась сестра Маргарита:

— Хвала Пантелеймону, ты здесь! Скорее, бежим, вот-вот начнётся!

Перепуганная сестра милосердия схватила Сонату за руку и потащила внутрь.

Часть пристройки к главной больнице называли обобщённо «морг». Хотя настоящим моргом был лишь кафельный закуток с холодильником, в котором хранили тела усопших. Через дверь посетители попадали в небольшой ритуальный зал, где оформляли бумаги и платили за погребение. Всё здесь было завалено образцами: гробами, венками, лентами и табличками с эпитафиями. Рядом находилась больничная церковка — уютная комнатка с алтарём. Здесь молились за упокой, но бывало, ставили свечи за здравие, спускаясь по лестнице из больницы. В церковь вывозили из морга тела, подготовленные к отпеванию. Для этих целей служила дверь, замаскированная цветами.

Маргарита и Сона пробежали по залу, мимо венков и искусственных роз, вдоль полированных крышек гробов. Сона запнулась о крест и рассадила ногу.

— Где постоялец? — спросила она, мусоля царапину над коленкой.

Эхо гуляло по зале, множило стук шагов, будто кто-то запустил метроном.

— В номере «пять»! Да скорее же!

Они добежали до церковки. Там ждали Сону другие сёстры, дежурный доктор и санитары. Все со страхом смотрели на дверь сбоку от алтаря.

Заготовлены были скамьи и тяжёлые канделябры, стояли чаши со святой водой, даже колья разложили, осиновые. Непонятно, чего хотели: то ли дверь подпирать, то ли биться с клиентами. Сона хмыкнула, взяла с полки мел и начертила крест на двери.

Отчего-то взрослые за спиной вздохнули и задышали ровнее.

— Можете идти! — разрешила Сона. — Я никого не выпущу.

Сёстры забормотали молитвы и поспешили обратно к больным. Дежурный врач задержался и выдал Соне тонкую папку:

— Новичок поступил ближе к вечеру: сам дополз до больницы и рухнул замертво в регистратуре. Думали, приступ, не тут-то было. При осмотре нашли иголку в плече! Нехорошую, ритуальную, и проклятьем гнилым несёт. Утром приедут из Канцелярии господа дознаватели.

— Неужели убийство? — восхитилась Сона, поднеся папку ближе к свечам.

Убийства в Альхенгофе случались редко, но в последние месяцы всё шло не так. Раз уж в морге нужна ночная няня…

Доктор ободряюще улыбнулся, помянул святого Пантелеймона и отправился на дежурство.

Наконец-то Сона осталась одна!

Ночная няня прошлась по церковке, зажгла побольше свечей. Достала из сумки термос, выпила чаю с лимоном. Сколько раз повторяла маме: ей нельзя опаздывать на работу! От спешки пересыхают связки, а это её инструмент!

За дверью послышались шорохи, скрежет и шебуршание.

Сона бережно закрутила термос, достала телектрофон: ну правильно, скоро полночь. Пора отрабатывать гонорар. Девочка освободила проход от скамеечной баррикады.

Странные люди — взрослые. Почему не поставить стальную дверь, с засовами и замками? Такую, чтоб не пробить, не прогрызть! Но просьбу профессора Монса о срочном ремонте морга в ратуше подняли на смех. И рассохшаяся доска служила единственной защитой живым.

Днём её украшали лентами, чтоб не пугать посетителей, но к ночи убирали шёлк и цветы, и становились видны пробоины, царапины от длинных когтей и даже следы зубов!

Сона тронула створку, и та подалась с жутким протяжным скрипом.

В холодильнике делалось шумно. Постояльцы, как здесь называли покойников, били ногами в дверцы, пытаясь выкатиться наружу. А пятый номер уже был открыт! И в ящике сидел убиенный!

Новичок в морге — всегда проблема! В первые сутки он помнит, что жив и должен куда-то идти, у него полно в памяти дел и встреч, и нет осознания смерти. Он будоражит других постояльцев и возглавляет восстание зомби.

Сона разглядывала новичка.

При жизни он был красивым мужчиной, но смерть иссушила черты лица и придала им синюшный оттенок. Его даже раздеть не посмели! Сидел, как джентльмен, в чёрном костюме и в перепачканном грязью плаще. Интересная грязь: песок и глина, и какая-то серая пыль. Где и нашёл-то такую!

Новичок так же пристально смотрел на Сону. Ощупал голову, удивился, пошарил руками по ящику. Должно быть, хотел снять шляпу, но не нашёл и смутился.

Потерял, когда на него напали!

Становилось всё интереснее. Как бы его расспросить?

Остальные ящики уже выдвигались из открытых ячеек, зомби поднимались, тянулись к Соне, а она всё смотрела на жертву и думала о преступлении.

Кем был покойник? За что убит?

Постоялец из пятого номера поднял руки к глазам, опять удивился. Когти росли так быстро, что поцарапали кожу на лбу.

— Кто ты, девочка? — спросил новичок нутряным звуком, глубоким: его застывшие связки издавали лишь слабое дребезжание.

— Ночная няня. А ты кто? — дерзко хмыкнула Сона, косясь на других покойников.

Новичок протянул к ней когтистые лапы, свесил ноги в заляпанных грязью штанах.

— Ох ты ж ё!

Из прохода пахнуло вином и тушёной капустой. Сторож дрожал и икал, и меленько крестился на постояльцев.

Те учуяли сладкий страх, заверещали, завыли, заскрежетали дверями ячеек.

Сона гневно обернулась на сторожа, открыла особым образом рот, напрягла голосовые связки:

— Спи-и-и-и-и!

Перепуганный мужик опрокинулся на спину и захрапел на весь морг. Сона грозно взглянула на зомби и отдала общий приказ:

— И вы спите, надоели уже! Сколько можно по ночам колобродить? Спи-спи-спи! — раздалось, словно залп из орудий. И восставшие мертвецы попадали обратно в ящики.