Жених с приданым

Надежда Нелидова

На Серёгу, пялящегося на них из окошка «танюхи», студенточки не смотрели. Шли, целомудренно опустив мохнатые ресницы и нахмурив строгие стрелочки бровей. Господи, чего бы ни дал Серёга, чтобы его полюбила такая девушка, такая ангел-девушка!Но ангельским созданиям никак не подходил парень в китайском свитере и дешёвых джинсах, который снимал угол и таксовал в разбитой машине с именем чужой любовницы. Они шли мимо, мимо шла жизнь, а он провожал их взглядом и ударял кулаком по баранке. Книга содержит нецензурную брань.

ГОСПОЖА СУДЬЯ

…Почти сказка о Золушке. Принц (внук олигарха, благородное воспитание, девственник, Петя Ростов и поручик Ромашов в одном флаконе) по уши втрескивается в девочку из провинции.

Золушка, та ещё штучка, загоняет Принца под башмачок — хрустальный не хрустальный, но от Гуччи. Транжирит мужнино наследство налево и направо, бьёт дорогие авто, по утрам заявляется из клуба нанюханная — а он ждёт, прощает и лечит её от зависимости.

Под конец жёнушка борзеет настолько, что тащит в суд заявление: будто бы муж подверг её насильственным действиям сексуального характера, статья 131 УК. Обвинение было настолько сыро и тупо состряпано, что рассыпалось на первых пунктах.

Золушка не угомонилась: закрутила роман с шофёром и заказала ему Принца за 5 тысяч $. В последний момент шофёр струсил и сдал подружку с потрохами в полицию.

— Посмотри на меня, — с тоской сказала Вера Принцу. — Я умнее и добрее её в тысячу раз. Во мне скопилось море нежности. Я покажу тебе, как умеет любить женщина…

Вера сказала это про себя, потому что в это время сидела за судейским столом в жёсткой широкоплечей мантии. И, чтобы не компрометировать самый гуманный суд в мире, дала Золушке пять лет общего. Принц всё время сидел у клетки, не отрывая глаз от жены. Всё у него было готово, чтобы немедленно ехать в какую угодно Сибирь, лишь бы рядом. На зоне Золушка не теряла времени: отчаянно крутила любовь с начмедом и заочно училась на юриста.

В просторном холле Дома Правосудия, в глубокой, интимно подсвеченной нише, посетителей встречала Фемида с завязанными глазами. Мрамор — как тающая полупрозрачная свеча. В прекрасных античных, хотя и слегка непропорциональных руках — весы с чашами и короткий карающий меч. Живописные складки хитона точно застыли на мгновение, чтобы опять ожить, встрепенуться, заструиться при ходьбе на упругих стройных ногах.

У вертушки дремал охранник Джафар, беременный месяцев на восемь с половиной. Если здание суда захватят террористы, он, пыхтя, цепляясь кобурой, будет долго выпрастывать живот из-за стойки. И не выпростает.

Коридор, слева туалет с кодовым замком: только для работников суда. Справа дверь, поблёскивающая толстой золотой табличкой «Президент гильдии адвокатов Земляникина Н. Е.»

В полуотворённую дверь видно, как, после очередного посетителя, хозяйка кабинета укладывает купюры в красное портмоне, щёлкает блестящей застёжкой красной сумки. Всё у неё дорогое, броское, из яркой натуральной кожи: папки, визитница, пальто на плечиках, кресло.

Земляникина — эффектная полная блондинка, ей идёт красный цвет. Земляникина и есть та самая Золушка. Принц спился, постарел. Она его пока терпит. Про неё говорят: «Не баба, а водка с махоркой».

Земляникина выучилась благодаря благосклонности тюремного начальства и мужниным деньгам. Вере надеяться было не на кого: не на мать же, продавщицу сельпо, которая робела строгой молчаливой дочери. Самой приходилось выгрызать место под солнцем. На курсе её прозвали «стойкий оловянный солдатик».

— У вас нет желания поменять фамилию? — сочувственно сказал декан, когда группа меняла паспорта. — Вашу фамилию, в некотором роде, могут не понять, э-э… при вашей работе. Достаточно сменить одну букву, — подсказал он. — Скажем…

— Нет!! — жёстко сказала Вера. — Умные поймут. А в угоду дуракам унижать память отца…

— Вы девушка с сильным характером. Вы многого добьётесь в жизни, — задумчиво сказал старый декан. На выпускном при вручении диплома он (был мал ростом) привстал на кончики башмаков, обнял любимицу. Она шепнула в пушистое обезьянье ухо: «Спасибо. Вы были мне вместо отца». Сколько лет прошло с того вечера…

Вера поднялась в лифте, прошла по ковру. Толкнула дубовую дверь с золотой табличкой «Верховный Судья Блат Вера Павловна».

На столе секретаршей всё приготовлено: дымится чай с лимоном, мерцает включенный ноутбук, топорщится закладками папка с материалами очередного дела на пересмотр. Наезд, причинение смерти по неосторожности, статья 105 УК.

Город, в обрамлении спальных микрорайонов. Частный сектор: зелёные палисадники, узкая дорога. Фонарей нет, тротуаров тоже. Жители микрорайона терпели, помалкивали, привычные, что у государства на них никогда нет денег.

В тёплую июльскую ночь с дискотеки возвращались парни и девчата, восемь человек. Шли по обочине цепочкой, пританцовывали, подпрыгивали от молодости, болтали. Вынырнувший на скорости 150, джип вынесло на обочину. Восьмерых детей расшвыряло как горошинки, в радиусе пятидесяти метров. Ни одного выжившего.

Земляникина своей упругой высокой грудью ринулась защищать обвиняемого. Доказывала, что молодёжь была под градусом (с дискотеки — да без градуса?) Экспертиза выявила: прозрачные как стёклышки, хорошие, домашние ребята. Земляникина нашла свидетелей: мол, ребята сами нарушили ПДД, сунулись под колёса — следствие не подтвердило, и свидетели оказались липовые.

Районный суд дал водителю семь лет условно. Ай да Земляникина — это с восемью-то трупами! Родители погибших, оправившись от шока, подали кассацию на имя Верховной Судьи Блат Веры Павловны, известной своей неподкупностью и несгибаемостью.

Вера листала дело. Неуместно нарядно поблёскивали подклеенные в дело фотографии с места трагедии. Снова и снова возвращалась к фамилии преступника. Это был декан юридического факультета, которому она сказала: «Вы мне вместо отца».

Вера вышла из лифта — золотая табличка: «Только для работников суда».

— Читать не умеют, — сообщила в пространство секретарша районного судьи Ивакина.

Одышливые, насмерть перепуганные самим фактом нахождения в суде старухи продолжали топтаться у лифта. Секретарша Ивакина досадливо, по слогам процедила: «Толь-ко для су-да! Кому ещё непонятно?»

Брезгливо, на расстоянии вытянутой руки (брысь, нечисть!) — очертила вокруг себя невидимый мистический круг. Старухи поняли и отступили за черту, как неприкасаемые. Сквозь образовавшееся чистое пространство секретарша Ивакина прошла в лифт и уехала в одиночестве.

Коридоры всех судов заполнены такими девушками. Посетители подобострастно вскакивают: «Девушка, не подскажете?..» Головки надменно вздёрнуты, нарисованные глазки прозрачно глядят сквозь и над толпой. Судейские коридоры — как подиумы для мисс Вселенных. Тома уголовных дел перекинуты через локотки изящно и небрежно, точно норковые шубки.

Все — чьи-то дочки, все обучаются заочно юриспруденции и набираются судейского опыта. Вера Павловна представила, что совсем скоро эти деревяшки будут вершить человеческие судьбы — и дурнота подступила к горлу… Недавно устроившаяся буфетчицей деревенская деваха Валя, глядя на них, тоже подала документы в институт, «где, эт самое… Ну, штоб судить людей». Смех и грех.

В буфете подсел Психолог Плюс. Так Вера звала про себя детского психиатра из экспертной комиссии. Интересный мужик, умница, глаза в насмешливых, сумасшедших морщинках. Волосы, спадающие на плечи чеканной тяжёлой серебряной чернью.

— Единственная столовая в городе, после которой не бунтует моя изжога, — поделился Психолог Плюс. — Мой гастрит — тоже своего рода эксперт.

После обеда предложил:

— Госпожа судья! Как врач, советую после обеда совершить моцион в вашем судейском садике. Очень способствует пищеварению.

— Единственный садик в городе, после которого не бунтует ваш эксперт хронический бронхит, — усмехнулась Вера. Она поняла, что Психолог Плюс хочет сообщить нечто, не предназначенное для чужого уха.

Под скамейкой ноги уютно погрузились в одеяло из сухих невесомых, звонко шуршащих листьев. Хотелось по-ребячьи забарахтаться, забить в них ногами.

Из щёлкнувшего портфеля была извлечена и легла на Верины колени распечатка.

— Результаты повторной экспертизы по делу дантиста Носкова. Наш Серый Кардинал (так он звал судью Таисию Прокофьевну) доверился заключению вчерашней практикантки. Первый же тест развалил первое заключение в сухую. Вера Павловна, советую быть предельно осторожной. Вы недооцениваете Таисию Прокофьевну. Она мстительна, её тактика: работать на опережение. Зять и муж у неё не последние люди в Системе. Пошатнут чей угодно стул.

Прощаясь, Психолог Плюс чуть крепче сжал Верину ладонь, чуть дольше не отвёл взгляд.

— Служебный роман? — предложил его твёрдый грустно-насмешливый взгляд.

— Конец карьеры? — закончили смеющиеся Верины глаза. Она крепко, товарищески тряхнула его ладонь и поспешила в здание.

Дело Носкова, статья 132 УК. Сексуальное преступление в отношении лиц, находящихся в беспомощном состоянии.

Жила семья: мама, две маленькие дочки трёх и пяти лет, и их отчим, дантист Носков, второй муж. Первый ушёл, не выдержал взбалмошности жены. Носков привязался к удочерённым малышкам. Но и его допекло, подал на развод. Жена, пообщавшись с адвокатом Земляникиной, обвинила мужа в педофилии. Девушка из судмедэкспертизы подтвердила факт многолетнего насилия отчимом над детьми.

( — Вас папа обнимал, целовал?

— Тя-а…

— В ванне спинку, попку намыливал?

— Тя-а… И т. д.)

Медицинская экспертиза, действительно, обнаружила следы вторжения в нежное детское лоно. Старейшая судья Таисия Прокофьевна, пылая от гнева, приговорила похотливого самца к семнадцати годам колонии строго режима и конфискации имущества в пользу истицы.

Вера Павловна видела дантиста, когда его по коридору вёл конвой. Лицо у того было буквально вывернуто наизнанку от нечеловеческого, животного ужаса. Глаза вытаращены за интеллигентными дальнозоркими очками. Вот что может сделать из человека месяц нахождения в камере СИЗО, где с ним каждую ночь поступали, как, по зэковскому кодексу чести, положено поступать с насильниками маленьких детей. Впереди — он уже подсчитал — семь тысяч двести пять таких ночей. Количество добровольных ночных палачей придётся помножить на количество шконок в бараке…

Друзья Носкова подали на кассацию. Как раз из отпуска вернулся Психолог Плюс. И на первом же простом, примитивном тестировании, в первые же пятнадцать минут выяснил: изнасилования не было. Не было изнасилования. Были девочки, часто оставляемы дома одни (папа на работе, мама клубилась в клубах и бутиках). Девчушки часто играли «в больницу», с въедливой пытливостью исследуя особенности девчоночьей физиологии, в том числе при помощи подручных игрушек. Такое у безнадзорных малышей — сплошь и рядом.

Трудно представить, что огромная, неколебимая, как скала, внушающая ужас рецидивистам Таисия Прокофьевна под жёсткой величавой мантией носила уютную вязаную кофту. Она обвязала многочисленных внучат и половину судейского состава. Если бы существовало звание «Заслуженная вязальщица России» — оно, без сомнения, принадлежало Таисии Прокофьевне.

Через месяц ей на пенсию. В актовом зале Дома Правосудия пройдут торжественные проводы. Из Москвы прибудет Большое Официальное Лицо, которое прикрепит орден к огромным каменным грудям Таисии Прокофьевны. В ресторане заказан банкетный зал.

Если Верховная Судья Блат В. П. вынесет оправдательный приговор по делу дантиста — это скандал, ЧП. Ни о каком приезде Официального Лица, прикалывании ордена и персональной пенсии не может идти речи.

У Таисии Прокофьевны — гипертония и климакс. Прямо среди заседания она багровеет и чернеет, хватает воздух ртом как рыба, пьёт воду графинами, комкает процесс. Вера подозревает: в такие минуты решение выносится от наспех загадываемой цифры, вроде года рождения или даты совершения преступления: чёт — нечёт. Чёт — осудить по полной, нечёт — дать послабление. Или наоборот. Лишь бы скорее закрыть эту бодягу, доползти до кабинета, залечь в норе, отлежаться.

Да одна ли Таисия Прокофьевна? Опытные адвокаты — та же Земляникина, — тщательно ведут календарики критических дней у судей-женщин (а таковых — три четверти судейского состава). Правдами и неправдами укрывают своих подопечных от оправления правосудия в дни месячных недомоганий, когда у судейских дам бушует естественная гормональная стихия… А сама Вера Павловна? Когда разводилась, узнав об измене мужа, кричала по ночам в подушку — всеми фибрами души ненавидела похотливое вонючее волосатое племя. На пушечный выстрел не следовало допускать её в то время к процессам над преступниками-мужчинами… Но кто за неё возьмёт её работу, суды завалены делами.

И снится Вере Павловне сон. Поле, и Верочка в этом поле бегает, резвится. И вдруг видит будку, похожую на телефонный автомат. Будка опутана проводками, проводками, над ней горят буквы «СУД». И Верочка думает: «Какая странная будка, я никогда не видела такой странной будки».

И слышит Верочка голос, прекрасный, как у Монтсеррат Кабалье — нет, в тысячу раз прекраснее:

— Люди поняли несовершенство суда человека над человеком и изобрели робота — судью. Видишь, Верочка, как умно придумано. Подсудимого усаживают в кресло перед монитором. Микрочип, вживлённый в мозг человека, в мельчайших подробностях передаёт картинку преступления. Не надо свидетелей, понятых, следователей, адвокатов и уж, прости, Верочка, — суд тоже упразднён. («Правда, чрезвычайно удобно, Верочка?» — «Правда», — соглашается Верочка).

Вот здесь вмонтирован калькулятор: он приплюсовывает отягчающие обстоятельства, отнимает смягчающие, подбивает дебет-кредит. Из прорези, похожей на дисковод, — видишь, Верочка? — ап! — выползает распечатка с готовым приговором и печатью. Из судопроизводства полностью исключён человеческий и административный фактор».

И думает Верочка: «Как это удивительно разумно продумано. И как же люди жили до сих пор и не додумались до такой простой полезной вещи?»

И снова Верочка радуется, резвится. И видит: к будке тянется длинная очередь. А из будки разбегаются много узких, маленьких очередей. И для каждой приготовлены решётчатые вольеры.

— Вот здесь, Верочка, — звенит меццо-сопрано, — здесь так называемые «колоски». Это безграмотные тёмные люди, которые ценят свою и чужую жизни дешевле колосков и топчут и вырезают друг друга под корень.

А это, Верочка — это те, кто ножей и топоров в руки не брали, но их руки по локоть затоплены в крови. Видишь даму в вечернем платье? («Да, — отмечает Верочка, — красивая дама, и совершенно роскошное платье. Ах, если бы мне такое платье, а к нему прюнелевые башмаки от Королёва!»)

— Робот-судья, — продолжает дивный голос, — подсчитал, сколько стоят её платье, бриллианты, автомобили и перевёл эти деньги в хлеб, в молоко и в лекарства. Далее он извлёк из памяти статистику, сколько людей умерло без этих хлеба, молока и лекарств. Даме предъявлено обвинение в непреднамеренном убийстве. Всего получилось 227 взрослых человек и 904 ребёнка.

И Верочке уже не хочется ни красивого платья, ни прюнелевых башмаков от Королёва.

— А видишь этих элегантных господ? — продолжает голос. — Им инкриминируют хищения в особо крупных размерах, злоупотребление доверием, предательство… На их счету миллионы не рождённых и преждевременно умерших людей. Робот-судья признал их виновными в групповом предумышленном массовом убийстве, совершённом с особым цинизмом и жестокостью. За такое ещё и казни не придумано.

И снова Верочка прыгает, резвится. И видит вольер с открытыми воротцами, и там много понурых несчастных людей. Даже по их опущенным лицам видно, что это исключительно деликатные, порядочные и законопослушные люди. Но отчего они даже не делают попытки выйти на волю?

Голос, будто прочитав Верочкины мысли, говорит:

— А это, Верочка, преступники, которые МОЛЧАЛИ.

— Разве это преступление — МОЛЧАТЬ? — удивляется Верочка.

— Это самое страшное преступление, Верочка. Помнишь сбитых на обочине детей? Будь малая малость: пешеходная дорожка — они остались бы живы. Но родители МОЛЧАЛИ. И теперь им казнь на всю жизнь — смерть их детей.

И тут Верочка замечает, что одна осталась перед красной будкой, и дрожит…

Она просыпается, смущённо потирает щёку с отпечатками клавиатуры.

— Вера Павловна, — секретарша с бледным лицом раскладывает на столе свежий номер «Сплетницы» — известной жёлтой газеты. Во всю обложку броский заголовок: «ПЕДОФИЛ СКРЫВАЛСЯ ПОД МАСКОЙ ЭКСПЕРТА-ДЕТСКОГО ПСИХИАТРА!!!» Чуть ниже: «ВЕРХОВНАЯ СУДЬЯ В ЛЮБОВНОЙ СВЯЗИ С РАСТЛИТЕЛЕМ МАЛОЛЕТНИХ!!!»

И — снимок крупным планом: сблизившиеся лица Веры Павловны и Психолога Плюс — там, в садике. В тот миг, когда он глазами спросил: «Служебный роман?»