Бабьи подлянки

Надежда Нелидова

Это только на девичниках, выпив «рюмку водки сладкой», пьяненько прокричим: «Пусть я сестры по крови не имею-у-у, тебя я буду звать сестрой своею-у-у!» Ага, не дай Бог такую сестрёнку. Да вот последний случай, навсегда укрепивший Галу в восточной мудрости. Хочешь поверить женщине? Но поверишь ли ты прежде гиене? Седовласые аксакалы – они не зря до ста лет сидели на корточках, цистерны зелёного чая выпивали, кумекали, пока созрели до такой блестящей мысли.

7-Й БЕЗОТКАЗНЫЙ СПОСОБ УВЕСТИ МУЖА ИЗ СЕМЬИ

«Я фельдшер, работаю в кожно-венерологическом кабинете. Беру анализы, отношу девочкам в лабораторию. Народу у нас всегда полон закуток — не протолкнуться. Некогда бывает не то, что чаю попить — в туалет, извините, сбегать.

Люди сюда идут, прячась от знакомых и потупив глазки, как изгои. Хотя им, может, просто справку по месту работы нужно — всё равно не по себе. Не любят нас, ой, не любят.

И начальство не любит — задвинуло на задворки, в самый угол больничного городка под старые тополя. Не сразу найдёшь — разве что по указателям, прибитым к деревьям. Мы для начальства тоже вроде изгоев.

Отделение располагается в старом бревенчатом, почернелом доме — пятидесятых годов постройки. Зато в новых-то красивых зданиях крыши текут, штукатурка падает и из окон дует. А у нас сухо и тепло, зимой при открытых форточках работаем. Но это я так, об условиях работы: условия, мол, хорошие. Не забудьте надбавку за вредность, льготы, опять же пенсия по выслуге лет…

Кто ко мне приходит? Все! Мало кого миновала чаша сия. Мужчины и женщины, старики и юнцы, бизнесмены и дворники, доктора наук и бомжи, домохозяйки и трудоголики…

Вот в сто семнадцатый раз явилась кудрявая прехорошенькая девушка. Беру анализ и знаю заранее — снова будет положительный. В смысле, найдём какую-нибудь бяку. А ей хоть бы что.

Кто-то на мобильник позвонил — хахаль, небось. Гибко перегнулась, цапнула наманикюренной лапкой телефон — и хихикает в трубку. Ножками в смотровом кресле побалтывает — чуть мне в нос не заехала и очки не сшибла.

— Ножки у тебя загляденье, — говорю. — Вот, девушка, в чём погибель твоя: в ножках! Не доведут тебя до добра, попомни слово. И не болтай, не болтай ими — работать мешаешь.

Хохочет, заливается, запрокидывает кудрявую голову.

Нам вообще-то разговоры запанибрата с пациентами вести не полагается — соблюдаем дистанцию. Ну, да мне простительно — старые дрожжи.

Вот женщина пришла за результатом. Не старая — не молодая, не красивая — ни некрасивая. Никакая. Жизнь начисто стёрла лицо. Просто измученная пожившая женщина. Её в городе многие знают. Занимает пост — не то чтобы высокий, но и не низенький. Тоже наша постоянная клиентка, тоже в 117-й раз пришла.

Я полезла в стеклянный стеллаж, где лежат бумажки с результатами анализов. Её попросила сесть на стульчик и сочувственно говорю: «Сволочи эти мужики». И наготове стаканчик с водой держу. Потому что тоже заранее знаю результат, и знаю её реакцию — вон уже в полуобморочном состоянии сидит, и готова заплакать.

Муж у неё — известный в городе человек, живёт на широкую ногу, ну и насчёт женского полу очень слаб на передок. Соответственно, постоянно приносит жене сюрпризы. И она ужасно мучается, бедняжка, но ему прощает и дальше с ним живёт. То ли из-за детей, то ли из-за достатка, то ли любит его, кобеля, то ли по привычке. То ли одна боится остаться — здесь у нас северное Иваново.

И — хватит, больше ни слова о больных — у нас врачебная этика, тайна. Истории болезней — ни-ни. Про пациентов нельзя — про себя, грешную, можно. Говорят: сапожник без сапог — это не про меня. Хотите верьте, хотите нет, я этих мерзких «сапог» за свою жизнь не упомню, сколько пар сносила.

Я — верная, честная, не гулящая. И муж у меня постоянный. Одна на всю жизнь жена — и любовница тоже одна, постоянная. Нам двум он никогда не изменял — упрекнуть не в чём.

…И вот смотрю я из окошка. Как бредёт эта сгорбленная тридцатисемилетняя старушка, загребая ногами осеннюю листву, и вспоминаю себя молодую.

Где, когда мой муж встретил запретную любовь — о том не ведомо. Она говорила: «Бог свёл», я считала: «Дьявол». Она с первого дня поставила задачу: увести, во что бы то ни стало, мужа из семьи. А я: во что бы то ни стало, семью и мужа отстоять. Не так много мужиков у нас в северном Иванове, чтобы ими разбрасываться. Вот такая война в мирной жизни: бьёмся за мужей не на жизнь, а на смерть.

Любовница начала с того, что известила о вспыхнувшей преступной страсти полгорода. Чтобы до меня дошли слухи — и я взметнулась, встала на дыбы, закатила истерику — и подала на развод.

А меня свекровь, царствие её небесное — подучила: «Ты молчи, делай вид, что ничего не знаешь. Ходи с гордо поднятой головой, сохраняй лицо. Пока не знаешь — ты в чистоте. А сорвёшься — будут за спиной смеяться и пальцами показывать». И я ходила с прямой спиной и сохраняла лицо.

Тогда соперница позвонила мне сама — ошалелая от собственной наглости. Чтобы я услышала всё из первых уст, возмутилась, закатила истерику — и подала на развод.

А я (тоже свекровь, мудрейшая женщина, научила) — в ответ в трубку расхохоталась. «Любовница для мужчины, — говорю, — это отхожее место. Сортир. Уборная. Нужду справит, штаны застегнёт, причиндалы подмоет — и домой. К жене, к детям».

Итак, первый способ — подавить психику жены — у соперницы не сработал. Один-ноль в мою пользу.

Второй метод — само собой, постель. Какая бы жена темпераментная ни была — всякими ночными штучками-дрючками мужа ублажать не будет. Пройденный этап, оба давно остепенились. Солидно, не торопясь исполнят супружеский долг, чмок в щёчку — и на боковую.

Кувыркалась соперница в кровати до изнеможения, до седьмого пота. Удивляла моего мужа ненасытностью и сексуальными фантазиями — бесполезно. Выдохлась.

Третий способ — влезть в душу. Тихо-тихо выгрызть там норку, поселиться, как мышка в хлебе. На рыбалку с ним ездила, про работу участливо расспрашивала, футбол вместе смотрела — хотя, небось, рот зевотой сводило. Опять мимо!

Да, спросите вы: откуда я такие подробности знаю? А скорешилась с её бывшей подругой, чего-то они меж собой не поделили. Знаете пословицу: враг моего врага — мой друг? Именно тот случай.

Путь № 4 — к сердцу через желудок. Чтоб ужин был красиво сервирован: свечи, мельхиор, музыка, вино, салатики. Ну, он музыку послушает, винцо попьёт, в деликатес мельхиоровой вилочкой потычет, её поцелует — и домой. Дома от души три тарелки борща умнёт — и хлеба, хлеба больше.

Пятый известный способ отворота — ворожба. Бегала по гадалкам. Лепила из хлебного мякиша фигурку (меня, значит) и колола иголкой. Подбрасывала под дверь обглоданные косточки и лезвия бритвы. Подливала в еду любовнику (мужу моему) сокровенную кровь (я с ним навсегда после этого перестала целоваться). Ещё всякий срам вытворяла… Скучно и противно про это говорить. Я в чертовщину не верю, а кто не верит — того чертовщина не берёт.

Другая бы на её месте давно плюнула и переключилась на кого-нибудь новенького. Но не на ту напали. Соперница оказалась упёртой бабой. Решилась на оговор и клевету.

То есть слегка настраивать его против меня — этим она занималась давно. То за пуговицу на пиджаке подёргает — «Ну и жена у тебя лентяйка: пуговицу пришить не может. Ходишь чучелом». То встретит его в магазине с авоськой — «Бедненький! Есть у тебя жена-то, нет?! Такого мужчину эксплуатируют. Я бы с тебя пылинки сдувала…»

Этот ход не сработал, и она зарядила тяжёлую артиллерию. Ревность.

— Дескать, твоя-то благоверная святошу из себя корчит — а тоже хороша, та ещё шлында. Не раз её (меня, то есть) замечали у 138-й квартиры в вашем доме. И что она там забыла?

А в той квартире, действительно, проживал актёр местного театра — известный холостяк, красавец, кутила и бабник.

До сих пор муж слушал свою зазнобу и посмеивался в усы. Раз он про 138-ю выслушал, другой… Помалкивал до поры, до времени — своё-то рыльце в пушку. Не в пушку, я вам скажу — а в целом пуховище — десяток перин и дюжину подушек туго набить хватит.

Однажды пришёл поддатый — я в ванной бельё стирала. Полез на меня медведем: «Рассказывай, жена, как честь семьи блюла, чего возле 138-й квартиры отиралась?» Ну, я на всю мощь кран открыла — и в него направила шланг душа с кипятком.

— Честь семьи, говоришь?! А не хочешь в кипяточек окунуться, в котором твоя семья последние годы варится?!

Всё высказала, вернее, выкричалась. «Скорую» вызывать не стала — сама медик. Смазала мазью от ожогов, перебинтовала чистыми бинтами. «А моё сердце, — говорю, — чем от ожогов перебинтовать?! Какими мазями смазать?» И оба плакали. Он просил меня потерпеть. Мол, сам всё понимает. «Ты не бросай меня, помоги, вместе справимся».

И, правда, полгода после этого мы жили как молодожёны. Не ходил он к ней, не ходил — кожей чувствовала. Вот в это время она, видно, от бабьего отчаяния пошла на грязное, изуверское дело. На способ номер 7.

Я сама медик, всякое повидала — но говорить об этом даже у меня язык не поворачивается… Гадость, мерзость! Как нормальному человеку могло такое на ум прийти?! Кто ей подсказал, кто шепнул: вот, мол, ещё выход есть. Когда ничто не помогает — самый верный, самый проверенный, чтобы разрушить семью.

Я почувствовала недомогание по-женски. Пошла к врачу. И — как гром среди ясного неба: ЗППП! Раньше «венерой» называли, сейчас деликатно: заболевание, передающееся половым путём. Не смертельно, лечится за десять дней вместе с партнёром. Не смертельно, говорите? Для семьи — не смертельно?!

Пришла домой, высыпала перед ним пачки таблеток, хлясь по щеке: «Ну что, партнёр? Допрыгался, доигрался, твою мать, седина в бороду — бес в ребро? Внуков нянчишь — а грязь в дом тащишь? Не забудь кралю свою пролечить. Поинтересуйся заодно, от кого она подхватила».

Неделю с лишним лечились, половой жизнью не жили. Я ещё долго брезговала, не могла его до себя допустить, психологический барьер перешагнуть. А козлиная его сущность своего требовала. А соперница — вот она, поджидала в развёрстой постельке.

Месяца два прошло ли? Снова знакомые симптомы. Коллеги за спиной зашептались. Всё было: слёзы, скандалы, битьё посуды и не только. Хотела подать на развод, он умолил не делать этого, стоял на коленях.

Конец ознакомительного фрагмента.