Убийца вышел прямо на меня

Надежда Максимова

Есть книги, написанные кровью. Кровью ушедшего времени. Такая книга перед вами. Надежда Максимова ничего не придумывала. Она проживала преступления вместе героями. В этих историях как в густом растворе перемешаны подлость и доблесть, преступление и наказание, геройство и трусость, глупость и смекалка. Истории негромких преступлений, которые не попали на полосы мировых информационных агентств и в сюжеты теленовостей важно узнать хотя бы потому, что они происходили и происходят рядом с нами.

Часть II. Истории трагической любви

Дважды утопленная

Татьяна

В ночь накануне ей приснился страшный сон. Какая-то неотвязная тяжесть навалилась на грудь, душила, давила, не давая ни закричать, ни освободиться… Каким наслаждением было проснуться и убедиться, что все страшное — не более чем ночной кошмар. А мир вокруг по-прежнему приветлив, полон солнца и радости.

Танечка перешла в 11 класс и была любимицей класса. Училась хорошо, но без занудства, свойственного иным отличникам. Охотно принимала участие в разных мероприятиях, а на конкурсах художественной самодеятельности выручала класс всегда готовым номером — она читала стихи. Причем читала так, что это нравилось не только учителям и проверяющим из управления образования, но даже и одноклассникам.

— Знаешь, Танюш, — признавались подруги, — прямо мурашки по коже пробегают, когда ты читаешь. Особенно то стихотворение, в котором: «…и постепенно холодея, все перепуталось и сладко повторять Россия, Лета, Лорелея…»

Но это все было в школе. А сейчас, в летние каникулы — последние перед выпуском, Таня предвкушала совсем другие заботы. В Бабино, где жила бабушка (и летом девочка подолгу гостила у нее) состоялось интригующее знакомство. Его звали Сергей.

И сегодня отмечали его день рождения. Из девушек (Татьяна это знала точно) пригласили только ее и ее двоюродную сестру. Так что вечер обещал стать незабываемым.

И Таня не только купила небольшой милый подарок и торт, но и специально посетила парикмахерскую — сделала маникюр и взрослую прическу.

Сергей

Ему было 22 года.

Откуда он приехал и чем занимался раньше, знали только два брата, в доме которых он поселился. Свой дом у него если и был, то возвращаться туда не было ни малейшего желания.

На работу он пока не устраивался. Во-первых, не было специальности, на которой без особого труда зарабатывают много денег. А во-вторых, заглянув в его документы, работодатели предлагали только одно: разнорабочим или грузчиком.

Но, надо признать, Сергей был красив. Нет, он не отличался греческим профилем или какой-то особой статью, но было у него что-то такое, что женщин буквально завораживает. Какой-то особый огонек в глазах, словно бы намек на какую-то опасность, исходящую от него… А для девушки всегда исключительно лестно, когда дерзкий и опасный возле нее становится ласковым и ручным, словно месячный котенок. И достаточно просто взгляда, чтобы его усмирить.

День рождения

Праздник удался. Татьяне редко доводилось пробовать спиртные напитки, и сейчас она обнаружила, что это очень весело и здорово.

Все были очень милы, так здорово и очень смешно шутили. Один из хозяев притащил гитару, и Сергей пел. Она никогда не слышала таких песен. В них была тайна, романтика, тоска, верность, измена, любовь… Просто какие-то современные баллады.

Летний день долог, но за всеми событиями никто даже не заметил, как наступила ночь. И тут родилась колоссальная идея — пойти на озеро. Вы когда-нибудь купались роскошной, пронизанной ароматами цветов, июльской бархатной ночью при лунном свете?

Отправились впятером, но с половины дороги сестра вдруг передумала. «Нет, я пойду домой», — сказала она. Парни уговаривали ее не ломаться и не портить компанию, но девушка осталась непреклонна.

А Татьяна, искоса уловив взгляд Сергея, тряхнула копной волос, которые уже успели освободиться от сковывавшей их прически, и, не усомнившись ни на минуту, пошла с парнями одна.

Водолазы на Оке

К полудню, несмотря на слабый ветерок, дышащий с воды, жара установилась страшная. Все собравшиеся на берегу, независимо от официальных должностей и жутковатого повода, по которому сюда прибыли, страдали от зноя. Пиджаки и галстуки были давно сняты, воротники расстегнуты, а папки с протоколами использовались как зонтики, прикрывающие лица от палящего солнца.

Водолазы работали уже второй час. Участок за участком они осматривали дно в указанном районе, но найти пока не удавалось ничего.

— Может не здесь? — утирая платком мокрое лицо, спросил кто-то из начальства.

— Здесь, я помню, — ответил Сергей. — Пусть посмотрят чуть правее и дальше в глубину.

Водолазы снова ушли под воду.

Народ на берегу, страдая от невозможности расположиться в тенечке, безнадежно вглядывался в пестрящую солнечными бликами водную поверхность. Но вот возникла какая-то суета, на лодке встрепенулись. Кто-то закричал, указывая на что-то видимое только ему… И тут из-под воды вдруг показалась девичья рука. Рука с прекрасно сделанным маникюром, на котором не успела еще появиться не одна царапинка.

Все застыли, подбежав к самой кромке воды, и без единого слова наблюдали, как водолазы доставляют к берегу то, что еще так недавно было веселой молодой девчонкой…

И словно сама природа почувствовала невыносимый трагизм происходящего. Вдруг ударил шквалистый ветер, небо потемнело и, невесть откуда внезапно налетел такой пронзительный ливень, что в один миг промочил насквозь всех.

Явка с повинной

Сергей пришел в милицию сам. Татьяну, конечно, искали, но никто даже и предположить не мог, что с ней случилось то, что случилось. Потому что происшествие было поистине ужасающе.

Когда трое парней и девушка пришли на озеро, разогретые спиртным парни откровенно сказали Тане чего они от нее хотят.

Она сначала восприняла это как шутку. Потом попыталась уйти, вырваться. Потом просила помощи у Сергея… Она не знала, что он поселился у братьев, так как познакомился с ними в колонии, где отбывал срок за групповое изнасилования.

Татьяна сопротивлялась из всех сил, но вырваться ей не удалось.

Уже потом, когда она истерзанная и избитая лежала на песке, парни подумали о том, как скрыть следы преступления.

Решение пришло сразу, и Татьяну затащили в озеро и держали под водой до тех пор, пока она не перестала дергаться.

Потом вытащили и стали думать, куда спрятать труп.

Однако, убийцы они были не опытные. Пока они топтались на берегу, перебирая в пьяных головах разные варианты, девушка ожила. Изо рта у нее пошла вода и она, не сумев сдержать стон, повернулась на бок.

— Черт! — Всполошились парни. — Что же с ней делать?

— Не убивайте меня, — прошептала девушка. — Я никому не скажу.

— Ну да. А как объяснишь, что в таком виде?

— Я скажу, что напали трое неизвестных. Я их не разглядела в темноте.

— Так тебе и поверят. Сразу на нас подумают, тем более что мы судимые как раз по этой статье…

И несчастную девушку потащили к Оке. Там крепко-накрепко привязав к ее одежде тяжелые камни и крупные железки, которые нашли на берегу, затащили на глубину, на стремнину и там отпустили.

Никогда не нашли бы на дне полноводной Оки несчастную утопленницу, но Сергей с той ночи навсегда потерял покой.

Добровольно явившись в милицию, он сам, подробнейшим образом написал все, что произошло в тот роковой день и вечер. А на вопрос, почему он сознался, хотя его никто пока не обвинял, ответил просто:

— Она ко мне каждую ночь приходит. Ничего не говорит, только смотрит. Я жить боюсь.

Убийцы Татьяны были осуждены на длительные сроки лишения свободы. Психиатры сочли, что Сергей психически нормален и способен отвечать за свои поступки. Однако, в суде он признавался, что ему теперь уже и днем кажется, что молчаливый признак Татьяны постоянно и безмолвно сидит рядом с ним на скамье…

У любви не названа цена

В ней только жизнь одна, жизнь одна…

В нашей культуре считается правильным, когда родители живут ради своих детей. Правильным настолько, что даже продавцы на рынке, настойчиво предлагая свой товар, внушают быстрой скороговоркой: купите, это так подойдет вашим детям (внукам, племянникам, невесткам…). Складывается даже впечатление, что приобретать что-то для себя (вообще делать что-то для себя) как бы неприлично. А вот для детей — это святое.

Может быть мать Марии и не была образцовой матерью. Да и как быть образцовой, если поднимаешь дочь в одиночку и большую часть дня проводишь на работе? Деньги надо зарабатывать на питание, на одежду, на покупку хотя бы самых необходимых вещей…

Когда девчонка вошла в подростковый возраст, с присущим ему отрицанием всех и всяческих авторитетов, стало совсем трудно. Дочь отстаивала самостоятельность. А на замечания матери кричала: «На себя посмотри! Хочешь, чтобы и я так жила?»

Возражать было нечего. Оставалось только смириться, ждать, работать… Теперь деньги были нужны больше, чем прежде — дочери требовались наряды.

В тот вечер у матери в гостях был кавалер. Не слишком завидный (где же искать завидного?), но добрый, работящий… И, главное, в его присутствии можно было не думать об одиночестве и о том, что жизнь не удалась. В конце концов 35 лет — это еще не старость.

Беда случилась, когда Мария вернулась домой. Она привыкла считать мать своей собственностью и, увидев на своей кухне, на своем привычном месте чужого человека, который сидел тут как хозяин, она словно бы потеряла разум.

Была дикая сцена. Когда все закончилось, на полу лежал труп, а Мария, отбросив окровавленный нож, тихо тряслась в углу. Из разъяренной фурии она превратилась в испуганную девчонку. Что теперь ей предстоит: тюрьма, срок за убийство… Когда она выйдет на свободу, ей будет почти столько же лет, сколько сейчас матери. Старуха!

— Мама, я беременна, — тихо сказала она.

И эта фраза оказалась решающей. Мать взяла убийство на себя.

Обмануть следователя оказалось нетрудно. Обе женщины были одинаково испачканы кровью, на ноже нашлись отпечатки пальцев обеих. Но мать твердо признавала вину, а дочь робко ей поддакивала.

Мать осудили на 11 лет.

Одиннадцать лет ношения ватников, однообразной работы, убогого питания. И безнадежного старения за решеткой.

Она вернулась домой ранней весной 2005 года.

Все переменилось вокруг: город, люди, работа, цены… Возвращение произошло, но не домой, в привычную обстановку, а в какой-то новый, неведомый мир. В котором так трудно и так страшно оставаться одной.

Дочь? У нее своя жизнь. И она привыкла распоряжаться ею единовластно. А мать, которая тихой тенью вошла в эту квартиру откуда-то издалека, после долгих лет, за которые от нее успели отвыкнуть… Раздражает. Тут и без нее масса проблем.

И вот снова вечер, и снова, вернувшись домой, дочь видит на кухне чужого мужчину. Мать его привела. Старуха, а туда же! Саму-то здесь терпят постольку-поскольку…

Есть семьи, в которых ссоры начинаются легко. Практически с любого слова. Попросили сделать музыку потише или переключить канал телевидения, или обнаружили свою чашку невымытой…

Только Мария не собиралась ограничиваться скандалом. Громкий крик с битьем посуды и страшными угрозами нужен был ей лишь для начала. Цель была выставить чужака вон так, чтоб не смел возвращаться никогда.

Мужчина, однако, скандала не испугался. Он же не знал, что Марии уже приходилось убивать, и она хватает нож не для того, чтобы напугать…

В июле Дзержинский городской суд признал Марию виновной в умышленном убийстве. Адвокат подсудимой подал апелляцию в Нижегородский областной суд. Он намерен оспаривать приговор и доказывать, что Мария совершила убийство по неосторожности, либо вообще действовала в пределах необходимой обороны.

Словом, у нее еще остается шанс снова остаться практически безнаказанной.

А что остается ее бедной матери?

Она так многим пожертвовала. Во имя любви? Нашим бедным, усталым мозгам выгодно верить, что мы любим и любимы. А что это есть на самом деле?

Самопожертвование? Растворение в другом человеке, и жизнь ради другого, выраженная словами: «да я-то ладно, как-нибудь обойдусь, лишь бы детям было хорошо…»

Нет, далеко не всегда это вызывает столь ужасающие последствия. Но достаточно ли уважают дети тех родителей, которые осознанно приносят свою жизнь в жертву за них? Не слишком ли часто они отзываются о таких жертвователях пренебрежительно и видят в них лишь скудный источник материальных благ? Не слишком ли часто дети считают себя вправе кричать на таких родителей, требовать от них денег, покупок, модной и дорогой одежды?

В Библии сказано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». И мы воспринимаем это указание, как важность и необходимость любить близких. А ведь это только половина смысла.

«Как самого себя»! Задумаемся. Если мы не ценим и не уважаем человека в себе то, что за любовь мы будем испытывать к окружающим?

В тюрьмах есть люди, которые по просьбам заключенных пишут письма на волю. Иногда пишут в стихах:

«Ни рукою зажать эту рану,

Ни платочком ее осушить.

Можно вставить в красивую раму,

И гостей по субботам смешить»…

Прости меня, мой ангел белоснежный…

В этой истории нет никаких упоминаний о следствии, суде… Даже уголовное дело не возбуждалось, потому как виновник (виновница) вскоре после событий скончался. Не выдержало сердце.

Хотя, если внимательно рассмотреть все обстоятельства случившегося, то возникает мысль, что основная вина ложится совсем на другого человека. Впрочем, судите сами.

Где-то я прочитала, что нет наказания за грех. Грех — сам по себе является наказанием.

Да-да, чаще всего оказывается, что в самые крупные неприятности мы втравливаем себя сами. В подтверждение этого парадоксального, на первый взгляд, высказывания могу привести историю, о которой я узнала в 1998 году, когда некая дама (она много лет прожила в Германии и имеет два высших образования — как психолог и как педагог) пришла искать правду.

Я тогда работала в одной из нижегородских газет, и мне поручили побеседовать с правдоискательницей. Прочие сотрудники уже изнемогли от общения с ней, так как дама обладала редкостным даром доставать до печенок.

Вот что она мне поведала.

Ее муж, назовем его условно Игорь Куницын, работал представителем Запорожского авиамоторного завода в Германии. Улаживал разнообразные конфликты. В том числе и возникающие после крушения самолетов.

Расследование одной из авиакатастроф, произошедшей году где-то в 1984-м или в 1985-м, показало, что двигатель отказал из-за того, что какой-то раздолбай из обслуживающего персонала забыл внутри отвертку.

Теперь, положа руку на сердце, постарайтесь ответить: кто это мог сделать? Наши или немцы?

Поначалу следствие установило то, с чем вы несомненно согласны. Но это означало, что советской стороне (тогда существовал еще Советский Союз) придется возмещать ущерб. В том числе страховые выплаты пострадавшим и семьям погибших. Огромные деньги!

И тут наш герой Куницын спас родную страну. Каким образом? Очень просто. Обследуя остатки двигателя, он вдруг извлек из него длинную зеленую нитку от рабочей перчатки. Каким чудом она уцелела там — глубокая тайна. Но доказательство оказалось решающим: наши работают без перчаток, немцы — в перчатках. Значит, именно немецкие рабочие последними проводили обслуживание двигателя, и именно они оставили внутри инструмент.

Представители «Люфтганзы» смолчали и оплатили все, что требовалось. Но семья нашего патриотичного представителя очень скоро оказалась на Родине. Конкретно — в одном из городов Нижегородской области.

Конечно, страна не забыла героя. Очередь на квартиру у него оказалась первая. Сидеть на узлах в частной квартире с тремя детьми на руках не пришлось. Елизавета Гавриловна Куницына — жена и мать, педагог и психолог — работу получила тут же и без малейших затруднений. Купили машину, да и из Германии, как вы понимаете, приехали не с пустыми руками… Словом, в насыщенном очередями и талонами городе жить оказалось можно.

Но не обошлось без проблем. Двое младших сыновей Куницыных родились в Германии и по-русски практически не говорили. А самому младшему к тому же не исполнилось еще и трех лет. Чувствуете? Здесь, как в фильме Хичкока, ничего страшного еще не происходит, но напряжение нарастает, и зритель заранее содрогается в предчувствии трагедии.

Трехлетний возраст — тот рубеж, после которого ребенка принимают в садик. До него — либо мама сидит дома, либо ясельки, либо нянька. Но мама получила работу и дома сидеть категорически не хочет, в ясельках категорически нет мест (это 1998 год, не забывайте). Няньке же необходимо платить. А семья, как я уже говорила, только что купила машину.

Что бы сделала простая русская женщина в такой ситуации? Поплакала бы… Или покричала на начальство. Да и пошла бы по знакомым искать бабушку. В крайнем случае, сама осталась бы дома, тем более что заветный возраст ребенка (три года) наступал через несколько месяцев.

Конечно, для педагога столь длительный вынужденный отпуск означал бы потерю целого учебного года. Но мы же в России живем, проблемы для нас — норма!

Куницыны пошли другим путем. Они твердо стояли на позиции: положено — дайте. Через связи в Москве (!) они потребовали предоставления места в садике. И им не отказали. По личному распоряжению заведующей РОНО, начертанному на руководящем, пришедшем из столицы письме, ребенка поместили в садик.

Но ведь первоначально им отказывали не со зла. Мест действительно не было. Более того, из-за переполненности детских учреждений очередной садик ввели в эксплуатацию досрочно с недоделками — там не было отопления. И это зимой! Представили?

Еще не все. Место нашлось только в подготовительной группе среди шестилетних детей. Мальчик, которому не исполнилось еще и три года, который наверняка выделялся внешне и который даже не говорил по-русски, оказался в окружении… так и хочется сказать подростков, ведь они были в два раза старше его. Не всякий взрослый выдержит такое психологическое давление.

Куницына же считала, что ребенку нужно привыкать к детскому коллективу. Но ей (психологу!) даже в голову не приходило, что детям свойственно отторгать все непривычное и чужеродное. Куницыну в садике с первой минуты едва переносили за нахрапистость и стремление добиваться своего любой ценой. Но сказать лично ей что-либо было опасно. Поэтому вся неприязнь, как со стороны взрослых, так и со стороны детей, выливалась на ее сына. Мальчик жаловался, а она учила: «Не отступай! Добейся своего, дай сдачи!». И день за днем в течение нескольких месяцев упорно продолжала водить ребенка туда, где его окружала атмосфера всеобщей ненависти.

Но вернемся к фактам. Итак, была зима. Точнее — ноябрь, поздняя осень. Садик не отапливался. Детей одевали как можно теплее, но все равно они болели, и в группах оставалось всего по нескольку человек. Заболела и заведующая садиком. А тут еще наступила пятница. Методист, исполняющий обязанности заведующей, отпросилась домой. Воспитатель подготовительной группы тоже. Из взрослых остались лишь нянечка и восемнадцатилетняя девушка-воспитатель, которую попросили помимо своих малышей присмотреть еще и за «подготовишками».

Уже перечисленного достаточно, чтобы понять — чрезвычайное происшествие неизбежно. Но в России нарушений никогда не бывает слишком много. Их все умножают и умножают. Из лучших побуждений, естественно.

Не желая оставлять детей без присмотра, всех перевели в группу, где еще оставался воспитатель. Но так как места для них там не было, им велели стоять в дверях. Это мальчишкам-то, которых и поодиночке удержать трудно.

Тем не менее, они стояли. А нянечка из расположенного возле той самой двери неогражденного титана наливала в ведра (разумеется, они были без крышек) кипяток. Садик ведь не отапливался, вы помните? Вот и расставляли ведра с горячей водой для тепла.

Я знаю, вы уже ахнули. Но действительность ужаснее ваших предположений. Один из мальчиков сказал, что новичок, не говорящий по-русски, — фашист. Другой дополнил, что фашистов нужно пытать. А третий — толкнул и посадил малыша в ведро с кипятком.

— Мама, — говорил он потом, — я хотел дать сдачи, но не мог встать. И не мог закричать, потому что было очень больно.

Подбежавшая нянечка и воспитатель выхватили его из ведра. До малыша было больно дотронуться. В буквальном смысле больно, ведь одежда (а ее из-за холода было много: трусики, колготки, шорты) была пропитана кипятком!

Что бы вы стали делать? Вот и они это сделали: содрали с него одежду. Вместе с кожей, мясом и половыми органами.

Ужас! Люди, которые в такой ситуации умеют сохранить способность нормально мыслить, встречаются не часто. Врачи запрещают мазать ожоги маслом, но мы всегда мажем. А здесь ожог был чудовищный! И ребенка буквально залили подсолнечным маслом, так что, когда врачи скорой помощи начали обрабатывать раны, они не могли пробиться сквозь слой растительного масла.

Все последующие годы были наполнены интенсивным лечением. Пострадавшего ребенка ежедневно на два часа подключали к аппарату «искусственная почка». А до того было все: и клиническая смерть, и чудовищное внутричерепное давление, когда при попыткеа взять на анализ пробу спинного мозга, спинномозговая жидкость через прокол ударила фонтаном…

Разумеется, при первой же возможности Куницыны с сыном перебрались в Германию. Он с рождения был поставлен на медицинский учет, за ним был закреплен педиатр… Но за границей не лечат задаром. Накопления Елизаветы Гавриловны (машина, сервизы и т.п.) довольно быстро закончились. А муж от нее ушел.

Теперь из области фактов перейдем в область юридическую. Как раз с 1985 года мы строим правовое государство, в котором считается, что раз в государственном учреждении ребенку нанесен ущерб, он должен быть возмещен хотя бы оплатой лечения.

К чести наших тогдашних властей (Немцов тогда был губернатором) этого никто не оспаривал. Сложность вызывал лишь вопрос: где взять деньги? На очередную операцию требовалась очень конкретная сумма — 30 000 марок. А на эти деньги в те времена можно было какое-то время содержать небольшую городскую больницу.

История покатилась по российским коридорам власти, обрастая бумагами, именами и резолюциями. Благодаря исключительной энергии мамы, незадействованными остались только ООН и инопланетяне. Из аппарата премьер-министра (тогда им был В. С. Черномырдин) в Нижегородскую администрацию пришло распоряжение изыскать средства. Правительству не отказывают. Средства начали искать. Как вы думаете, где? Не в тощем же областном бюджете…

И нашелся, нашелся желающий помочь. (Собственно, деньги давали многие, но требовались все новая и новая серий операций, так что процесс превратился в периодический и нескончаемый).

Ну, и теперь задачка на сообразительность: если человек дает деньги на операцию чужому ребенку, хочет ли он что-нибудь получить взамен?

Принято считать, что жертвователь бескорыстен. Возможно. Но даже признанные меценаты рассчитывают, что рядом с их щедрым даром будет закреплена табличка с их именем. Чтобы помнили благодарные потомки.

В нашем конкретном случае предполагалось, что благотворитель вручит безутешной маме щедрый чек непосредственно на глазах премьера, который вот-вот должен был прибыть на Нижегородскую ярмарку.

Но вручение не состоялось. Куницына не приехала. По германской привычке, рассудив, что раз положено, то дадут, она ответила на приглашение: «Мне некогда приезжать в Нижний. Мне надо ребенка в школу собирать».

А теперь, исходя из личного опыта, скажите, перечислили ей деньги на ее расчетный счет или нет?

И история покатилась дальше, наращивая новые обращения в прокуратуру и администрации всех уровней.

И вот, сидя напротив меня, дважды образованная женщина требовала заклеймить в газетной статье всех, кто «пропил ее законные», но так и не полученные деньги.

Что я могла сказать? Посоветовать обратиться еще в какую-нибудь организацию? Выше уже только Господь Бог. Подавать в суд? Можно. Но от решения до выплаты путь длиною в годы.

— Знаете, — сказала я ей, — мой вам совет: попробуйте через газету, а еще лучше через телевидение обратиться к народу. «Люди добрые, простите меня, бабу глупую. Из-за моей гордыни и жадности страдает безвинный ребенок. Помогите, кто чем может». Люди простят и помогут. Соберут всем миром необходимую сумму.

Елизавета Гавриловна движением бровей отвергла мое предложение.

На этом мы расстались. Она уехала назад в Германию, где проживает на квартире своей бывшей прислуги. У нее еще много энергии и масса дел.

В памяти осталась лишь фотография, которую она показала: на фоне Нижегородского драматического театра стоят, обнявшись, мать и сын. А на фронтоне театра — плакат с крупной афишной надписью: «Прости меня, мой ангел белоснежный».

В фильме «Адвокат дьявола» Аль Пачино говорит: «Тщеславие — мой самый излюбленный грех».

Прости, прости…

Ненасытная

По утверждению Льва Николаевича Толстого все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная — несчастна по-своему. Дзержинская семья, о которой пойдет речь в данной статье, была несчастна настолько, что дело пришлось разбирать городскому суду.

Обвинение в терроризме и попытке захвата заложника против Александра Александровича не выдвигалось. Прокурор на первом заседании суда, кратко обрисовав его действия, совершенные 15 октября 2004 года, квалифицировал их по статье 119 УК РФ «Угроза убийством». А произошла вся эта драма не в какой-нибудь Чечне, и даже не в темной подворотне, чреватой нападением вооруженных бандитов… Нет, все случилось обычным семейным вечером на собственной кухне обвиняемого.

Более того, всякий, кто увидел бы как Александр Александрович, в сопровождении конвойных, передвигается по лестницам и коридорам суда был бы потрясен заранее, еще не зная никаких обстоятельств дела. Потому что подсудимый — инвалид. У него ампутирована одна нога, и он передвигается на костылях

Вторым поражающим воображение обстоятельством стал тот факт, что драма, потенциально таящая в себе возможность взрыва жилого дома и гибели людей, разыгралась в исключительно приличной семье (и муж, и жена — люди с высшим образованием, занимавшие значительные должности, прожившие вместе почти 20 лет и воспитавшие двоих благополучных детей).

Но попробуем вникнуть в обстоятельства дела. В кратком изложении прокурора события вечера 15 октября проходили так:

Находясь вечером на кухне своей трехкомнатной квартиры (район престижный, планировка улучшенная) Александр Александрович схватил за волосы свою бывшую жену и попытался нанести ей удар ножом в область шеи. Убийства не случилось по независящим от него обстоятельствам — 17-летний сын, который в этот момент пил чай, сидя рядом с матерью, схватил отца за руку и опрокинул его на пол. Женщина, почувствовав, что освободилась, кинулась бежать и, выскочив на лестничную площадку, стала звонить в квартиры соседей, чтобы от них вызвать милицию.

Сын же, оставшийся в квартире, укрылся в своей комнате и запер дверь изнутри. А отец, сумев подняться на ноги, рвался к нему и угрожал убийством.

Далее события развивались не менее драматично. Когда два участковых инспектора, получивших стандартное («семейный скандал, хулиганит муж») указание дежурного по отделу, прибыли к месту происшествия, на площадке пятого этажа их встретила взволнованная женщина. Из ее речи милиционеры выделили несколько ключевых фраз: «внутри ребенок», «муж угрожает ножом», «взял в заложники».

На попытки вступить в переговоры забаррикадировавшийся внутри мужчина не отзывался, и участковые приняли решение вызывать ОМОН.

Группа немедленного реагирования прибыла оперативно и, надо признать, очень вовремя. Потому что уже через минуту после того, как бойцы ОМОНа поднялись на пятый этаж, из-под запертой двери квартиры начал сочиться густой дым и пробиваться языки пламени.

Далее времени на разговоры не осталось. ОМОН начал высаживать дверь.

Все остальное произошло за считанные минуты — на преступнике единым махом защелкнули наручники и вынесли его на лестничную площадку, под присмотр участковых. Затем, нырнувшие в глубину темной (перегорела проводка), заполненной дымом и огнем квартиры, бойцы ОМОНа вывели на лестничную площадку потрясенного полузадохнувшегося подростка. И, времени терять было нельзя, — один из милиционеров приступил к тушению пожара в большой комнате, другой проследовал на кухню, где истекала газом открытая на все конфорки и духовку газовая плита. Секунда была потрачена на то, чтобы вентилем на трубе перекрыть газ, еще одна — на то, чтобы прикладом автомата (ОМОН действует решительно!) выбить стекло в окне.

Конец ознакомительного фрагмента.