Точный удар

Надежда Максимова

Хищные вещи века. Бездуховность. Социальный тупик.Вещи развиваются, становятся сложнее и интеллектуальней, люди деградируют, становятся примитивней и безграмотней. Братья Стругацкие предвидели такое развитие мира еще в середине прошлого века. К сожалению, они не дали ответа на вечный вопрос: «Что делать?».Данная повесть – попытка восполнить этот пробел. И через героев, созданных гениальными фантастами, найти путь. Путь, который выведет нас к свету.

Глава 5.

Поиски трупа

На выходе из университетского городка меня поджидали полицейские.

— Иван Жилин? — спросил один, делая шаг от машины в мою сторону и доставая наручники.

— Да. А в чем дело?

— Вам придется проехать с нами.

— Разве я сделал что-то плохое?

— На месте и разберемся.

Что было делать? Не драться же с ними на глазах у десятков свидетелей. Нет, я конечно предполагал, что рано или поздно придется переходить на нелегал. Но не на второй же день свободной жизни!

На меня нацепили наручники и аккуратно, нажимая ладонью на голову, усадили в полицейский автомобиль. На заднее сиденье, которое было отгорожено металлической сеткой и превращено в своеобразную клетку для задержанных. Полицейские сели вперед, на места для свободных людей.

В клетке было чисто, но пахло чем-то кислым с оттенком аммиака. Видимо предыдущие задержанные неоднократно справляли здесь разнообразные физиологические нужды, а регулярные чистки не способны были вытравить запах.

Впрочем, ехали мы быстро, аромат не был слишком силен, и я отвлекся, глядя в окно, на проплывающие мимо улицы. Через какое-то время я сообразил, что мы едем не к месту моей прописки. И не в полицейское управление.

— Простите, а куда… — начал я, но тут сообразил и закрыл рот.

Мы свернули с главной магистрали в сторону моря и подъехали к той халупке, которую я по рекомендации Амада снял для конспиративных встреч. Сейчас, в свете дня она выглядела мрачновато и дико, как заброшенное гнездо контрабандистов. Такие, знаете, потемневшие от времени стены, крыша кое-где поросшая мхом, покосившееся крыльцо, хлипкий навес над запущенной террасой… А вокруг старый сад из полузасохших крючковатых деревьев, и в десяти метрах за задней стеной скальный обрыв. Внизу шумело море.

— Ну, — сказал старший полицейский, выбираясь из машины и открывая мне дверцу. — Показывайте, где спрятали труп.

— Простите, что?

— Труп, говорю, куда дел?

Второй полицейский тоже приблизился и демонстративно извлек резиновую дубинку, которая до этой минуты мирно лежала на торпеде.

Я понял, что происходит. Видимо вчера, когда я волоком тащил в этот адрес мертвецки пьяное тело «великого художника», кто-то из соседей наблюдал за процессом и своевременно просигнализировал. Теперь оставалось только молиться, чтобы Рембрандт не умер с перепою (все-таки человек не первой молодости) и встретил нас похмельным, но живым.

— Пойдемте, — сказал я как можно более покладисто, — я все покажу.

Мы прошли по деревянным мосткам, ведущим к главному входу. Доски подавались под ногами и поскрипывали.

Дверь оказалась открыта, и мы беспрепятственно проникли в главную комнату. А там…

Действительность превзошла ожидания!

За столом, щедро уставленном закусками и целой батареей пустых бутылок, в позе рубенсовского Вакха восседал наш «покойник».

— А, полиция! — вскричал он, делая широкий жест вилкой с насаженным куском селедки. — Пива принесли?

Представители органов отреагировали ожидаемо. Они так решительно двинулись вперед, что казалось еще секунда, и главе застолья придется худо. Но в последний момент в события вмешался плюгавый мужичок, до того скромно притулившийся в уголке.

— Простите, я ошибся, — сказал он, привставая.

— В смысле «ошибся»? — первый полицейский резко притормозил и уперся взглядом в плюгавого.

— Это я вам звонил, — робко пояснил тот. — Увидел ночью, как новый квартиросъемщик, — (тут он осторожно показал на меня), — тащит безжизненное тело… Ну и подумал.

— А проверить сначала?

— Ночью побоялся. А утром пришел… — мужичок сделал жест в сторону Рембрандта, который в этот момент сосредоточенно рылся в пепельнице, выбирая окурок подлиннее. — И вот. Живой.

— А это точно то тело? — усомнился второй полицейский.

— Точно. Дом-то пустовал. Никого больше не было.

Старший наряда помолчал, соображая. Потом приказал подчиненному:

— Присмотри здесь. Мы прогуляемся.

Он дернул меня за руку и принудил выйти из дома.

Мы сделали с десяток шагов по направлению к обрыву, и я загрустил. «Ну, Амад, ну, удружил!». Местечко было самое, что ни на есть зловещее. Со стороны моря домик наш смотрелся как ласточкино гнездо, прилепившееся к скале. И я бы не удивился, если бы глянув с вершины утеса вниз, полицейский обнаружил бы вдоль полосы прибоя добрый десяток расчлененных трупов. Больно уж удобно было их туда сбрасывать.

К счастью, когда мы добрались до ничем не огражденного края скального выступа, оказалось, что пустынный берег под нами совершенно не изгажен присутствием человека и не хранит следов преступлений.

Но зрелище, открывшееся перед нами, огромный простор моря и неба… Это завораживало.

— Блестело море, всё в ярком свете, — взревел позади знакомый рембрандтовский бас.

Мы оглянулись и обнаружили, что похмельный мастер кисти решил продолжить банкет на природе.

— И грозно волны о берег бились, — вещал он, дирижируя початой бутылкой пива. — Дрожали скалы от их ударов. Дрожало небо от грозной песни!

Старший полицейского наряда сморщился, как от зубной боли, извлек из кармана обширный носовой платок и смачно высморкался. Затем, поймав паузу в поэтических воплях, спросил:

— Вы наняли дом, и в первый же вечер привезли сюда это. — (Он тычком пальца обозначил предмет своего интереса). — Зачем? Вы — мазохист?

— Мой племянник, — громко ответил за меня «великий художник», — заказал мне свой портрет. На фоне моря.

Служитель правопорядка недоверчиво поднял брови.

— А дом он снял как мастерскую, — еще громче продолжил носитель бессмертного имени. — На всё время, пока я буду творить. Вопросы?

— Это правда? — старший наряда слегка повернул голову в мою сторону.

— Да, знаете… — я потоптался на месте, изображая смущение, — родственников не выбирают. Вот, обещал за ним присматривать, а он…

— Ну-ну.

Далее началось приятное. Меня освободили от наручников. Потом представители власти откозыряли и направились к выходу. Деревянный настил чуть пружинил под их ногами и ощутимо поскрипывал. Давно уже я, глядя на представителей власти, не испытывал такого чувства удовлетворения.

Но они не ушли просто так. Через пять шагов старший обернулся и указал на вальяжного Рембрандта, который как раз выливал в глотку остатки пива.

— Присматривайте за ним.

— Непременно.