Точный удар

Надежда Максимова

Хищные вещи века. Бездуховность. Социальный тупик.Вещи развиваются, становятся сложнее и интеллектуальней, люди деградируют, становятся примитивней и безграмотней. Братья Стругацкие предвидели такое развитие мира еще в середине прошлого века. К сожалению, они не дали ответа на вечный вопрос: «Что делать?».Данная повесть – попытка восполнить этот пробел. И через героев, созданных гениальными фантастами, найти путь. Путь, который выведет нас к свету.

Глава 3.

Рембрандт во плоти

Решив вопрос с пристанищем, можно было отправляться на встречу с водителем автофургона, у которого я так удачно приобрел трехтомник Минца в полном роскошном издании.

Но где его искать? Через автопредприятие? Торговую сеть?

У меня почему-то создалось впечатление, что этот водитель не завязан на какую-либо организацию и действует индивидуально. Но тогда у него должен быть патент, выдаваемый городской властью.

Полистав толстенький солидный справочник, содержащий всю основную информацию о Городе, я выяснил, что хотя здесь установлен четырехчасовой рабочий день, в мэрию можно обращаться круглосуточно. По телефону.

Под этим объявлением теснился целый выводок телефонных номеров. Заложив страницу карандашом, чтобы не закрылась, я набрал первый.

— Администрация, — отозвался приятный женский голос.

— Подскажите, пожалуйста, — сказал я, светски содрогаясь, — как мне найти водителя автофургона? Его номер 93.

— Минуточку.

Я стал ждать, бездумно разглядывая страницы справочника.

Ответили не через минуту, но вполне оперативно:

— К сожалению, в настоящее время в пределах Города его нет.

— Какая жалость! А я хотел выразить ему благодарность за отличное обслуживание.

— Могу записать, — предложил голос. — Назовите ваше имя.

— Мне хотелось бы лично… Может, подскажете его имя, адрес? Я бы наведался…

— Ничем не могу помочь. Обратитесь в полицию.

— Почему сразу в полицию? — удивился я.

— Потому что вопросами въезда-выезда, а также и прописки занимаются именно они. В администрации такой информации нет.

Хм, вполне логично. Кстати, теперь появился повод познакомиться с учреждением, с которым мне рано или поздно придется столкнуться. И лучше, если знакомство произойдет сейчас, пока я для властей белый и пушистый. Взглянув на схему с обозначенным адресом полицейского управления, я отправился пешком.

Здание было видно издалека, благодаря системе приятных на вид указателей, обозначающих дорогу. Строение казалось небольшим, в скромных два этажа, стены покрывали квадраты и полосы двух цветов: чисто-белого и жизнеутверждающе желтого. Глядя на эту красоту, сразу верилось, что внутри сидят внимательные, добрые люди, готовые каждому прийти на помощь.

Обычного скопления машин поблизости не наблюдалось, и на обширной пустой площадке перед входом стоял только один автомобиль с полицейскими эмблемами. Его экипаж занимался исполнением своих прямых обязанностей. Конкретно говоря, они тащили в здание некого мужичка, одетого, как бомж, и судя по крикам, пьяного.

— Нищеброды! — вопил бомжара. — Жизнь вас томит, как ровный путь без цели!

Умаянные полицейские примерялись тащить его и так, и этак, но пьяный с неожиданной для его убогого вида прытью, мотал их по двору, как упорный щенок тяжелую тряпку.

— Перед бедой позорно равнодушны! — орал он. — Пред властью вы — ничтожные рабы!

Исторгаемый мужичком текст показался мне знакомым.

— Простите, — закричал я и поспешил к месту действия. Все-таки не часто в Городе встретишь человека, который хоть и криво, но цитирует Лермонтова. Здесь вообще читают только порники да газеты со сканвордами. А товарищ образован.

Я опоздал буквально на мгновенье. Потеряв терпение, один из полицейских сделал короткое движение рукой. Бомжара выдохнул что-то вроде «Хех!» и обвис.

— Простите, — повторил я, приближаясь вплотную. — Очень сожалею, но это мой дядя. Если я могу как-то компенсировать…

Полицейские прислонили обвисшего к машине и развернулись в мою сторону.

— Лично вам, — добавил я интимно.

— Турист? — спросил тот служитель порядка, что был повыше.

— Да. Приехал навестить родственника, а мне сообщают…

— Документы.

Я поспешно зашарил по карманам, извлекая все подряд. В том числе кошелек, толщина которого смотрелась достойно.

Старший полицейский взял паспорт, не отводя взгляда от моего лица, привычно перелистнул две странички… Помедлил, продолжая разглядывать мою физиономию, потом опустил глаза и сверил увиденное с напечатанным.

— Где проживаете? — спросил он тоном, не сулящим ничего хорошего.

— Вторая Пригородная, семьдесят восемь, — отчеканил я, изо всех сил изображая благонадежность.

Полицейский еще некоторое время поизучал документы… потом характерным жестом передал их мне.

— Хорошо. Забирайте. — Служители порядка чуть расступились, как бы освобождая мне проход к притихшему «дяде». — Штраф вам пришлют на указанный адрес.

— Огромное вам спасибо, — пролепетал я и бросился к любимому родственнику. — Я знал, что встречу полное понимание.

— Присматривайте за ним, — посоветовал на прощание полицейский.

— Непременно. Обязательно. Не оставлю ни на минуту.

— Ну-ну…

Такси, в которое я погрузил вновь обретенного дядю, было беспилотным. Потому что ни один живой водитель не вынес бы могучего запаха перегара, исходившего от «родственника». К счастью, после короткого полицейского движения, пришедшегося в район печени, мужичок утратил боевой азарт и почти не сопротивлялся моему дружескому участию. В противном случае в одиночку мне вряд ли удалось бы усадить его в транспорт — бомж оказался коренастым.

Когда мы достаточно удалились от служб правопорядка, я решил, что настало время познакомиться.

— Как вас зовут?

— Рембрандт ван Рейн, — пафосно ответил родственник, болезненно потирая правый бок.

— Что, тот самый?

— Именно.

— Я думал, он умер.

— Искусство бессмертно!

Я внимательно оглядел собеседника. Круглолицый, крепенький, в возрасте хорошо за пятьдесят…. Чем-то он действительно походил на голландского гения.

— По портретам я представлял вас несколько иначе.

Ответом был взгляд свысока:

— Кто ты такой, чтобы судить о моих портретах?

— Значит, вы художник?

— Только в этом городе могут спросить художник ли Рембрандт ван Рейн!

В таком духе мы общались всю дорогу.

Бомжара оказался информированным собеседником. И хотя его речь то и дело прерывалась демоническим хохотом и требованиями немедленно принести пива, он поведал много интересного.

В частности, выяснилось, что в городе совсем нет заключенных. Ни политических, ни уголовных, ни задержанных за мелкое хулиганство либо административные нарушения.

Зато существует некий анклав (наподобие Ватикана в Риме, только значительно меньше по площади), в котором расположены все пенитенциарные заведения: тюрьма, СИЗО, камеры временной изоляции, спецшкола для трудных подростков и прочее.

Когда человек нарушает тот или иной закон, полиция оформляет его выезд в этот анклав. Там он пребывает весь срок заключения, а затем получает право вернуться домой.

То есть высылка из города может быть, как внешней (применяется в основном для приезжих), так и внутренней (для местных жителей).

Таким образом решается целый комплекс проблем. С одной стороны, власти города честно заявляют, что преступность давно уничтожена, преступников нет, а о нарушениях прав человека они слыхом не слыхивали с незапамятных времен. С другой — человека можно запрятать в тюрьму на любой срок, как графа Монте-Кристо, и никто никогда не найдет никаких следов или записей. Потому что попасть во внутреннюю высылку может только преступник. А у них, как известно, ни прав, ни возможностей практически нет.

Любопытным родственникам или знакомым, если такие объявятся, сообщают, что гражданин выехал из города. Куда, зачем, неизвестно. У нас не полицейское государство, чтобы следить за каждым!

— Неплохо придумано, — оценил я, задумчиво почесав в затылке. Полученная информация наводила на мысль, что шофера с номером 93 найти будет не так просто, ведь он как раз «выехал из города». Причем сразу после того, как дама с высокой прической обещала пожаловаться на него в администрацию. Вот иезуитство!

— А за административные нарушения сколько дают? — спросил я.

Увы, ответа не последовало. Мой бомж, отмякнув на уютных сиденьях машины, благополучно уснул. Так что к месту ночлега мне пришлось доставлять его частично волоком, частично на себе. И когда я, весь вспотев от тяжелой работы, наконец устроил «дядюшку» на кровати вновь снятого домика, электронные часы в спальне показали четыре нуля — полночь.

День кончился. Теперь до установленного срока 28 августа у меня оставалось еще меньше времени.