Семь шагов над обрывом

Надежда Костина, 2023

Выжившая в разрушенном городе, Соня находит приют в глухом селе. На фоне сильнейшего посттравматического расстройства с ней происходят странные и непонятные вещи. Сельский колдун намекает на магический дар, а врачи в один голос – ПТСР. Чудо или совпадение? Голос живой воды или глюк? Ясновидение или случайность?История задает вопросы, а ответы ты, читатель, должен найти сам!PS. Все герои имеют своих реальных прототипов…

Конфета для папы

— Ты, что ли, до Тамары приехала?!

— Я, — нехотя ответила Соня, выключив колодезный насос, и снимая с подставки тяжелое мокрое ведро.

— Соседи, стало быть. С одной криницы воду таскаем. А моя хата в конце улицы, во-о-н там зелёный забор и ворота размалеванные. Ежели чего, то…

Говорить с болтливой тёткой не хотелось. Отвечать на одни и те же вопросы — тем более. Чужое сочувствие раздражало, бесконечные разговоры утомляли, неуемное сельское любопытство казалось навязчивым и нелепым. За две недели, что они жили у тетки жены папиного младшего брата — посмотреть на беженцев ОТТУДА приходила уйма народу. Кого-то хозяйка решительно выпроваживала со двора, кого-то звала в дом, поила травяным чаем, а то и чем покрепче, знакомила с новоявленными родственниками.

— Люди у нас всякие. Одним только дай языком почесать! Другие — с пониманием. Чай не вы первые беженцы в нашей глухомани. Вон, у Степановны четверо живут. Да по селу с десяток семей наберется. Ты, девонька, привыкай к тутошним, — втолковывала маме Тамара Васильевна. — Вам у меня зиму зимовать. А там, как бог даст. Я-то не гоню. Вместе, оно веселее! Дочка с внуками далеченько. Собиралась на лето приехать, да где уж теперича. Война, она и есть война…

После таких увещеваний мама тихонько плакала, крепко обнимала пятилетнего Даньку и пыталась дозвониться папе. Папа, если был на связи, бодро рапортовал об успехах на фронте, жаловался на пересоленную тушёнку и скидывал фотки, где он жарит шашлык из купленного у местных козленка. Мама успокаивалась. Ненадолго…

Соня резко вздрогнула, возвращаясь в солнечный летний день. Женщина осеклась, вмиг посерьезнела, приглядываясь к новой знакомой.

— Провалилась?! Да?!

Соня грустно кивнула. Потом удивилась:

— А как вы..?

— Смекнула, что ты меня не чуешь? — соседка невесело улыбнулась и тяжело вздохнула. — Я, девонька, много чего понимаю. Довелось в свое время…Ты, вот что, хорош в хате от всех ховаться. У меня внучка гостит — бестолочь редкостная. Все мозги тебе вышибет. Я ее пришлю. Добро?!

— До-добро. А как вас зовут?

— Так это — тетка Оксана. Ну, или Оксана Ивановна. Ты насос-то включи, я водички наберу.

Михайловка была центром цивилизации и верхом мечтаний всех нормальных людей! Так, или почти так считал каждый из полутора тысяч ее жителей. Посудите сами: железнодорожная станция — есть! Парочка магазинов с продуктами и всякой мелочевкой — есть! Школа — 20 минут на электричке. Почитай рядом! Аптека, фельдшерский пункт — работают! А что водопровода нет, так колодец на каждой улице. А если хозяин рукастый, то и скважина во дворе имеется. Делов-то! И, самое главное, — воскресный базар. Нет, БАЗАР!!! В любую погоду все, от мала до велика, семьями и поодиночке, пешком или на велосипедах сходились и съезжались на базарную площадь «базарювать».

Тамара Васильевна, взявшись втолковывать местные порядки, предупредила с ухмылкой: кто пропускает базарный день больше одного раза, попадает под подозрение! В самом деле, разве честный человек, если не болен или не уехал по делам, может отказаться от такого счастья?! Не ходит — значит, что-то скрывает, или умер. Второе — предпочтительней. Тамара испуганно зажала рот ладонью, сообразив, что сморозила лишнее…

Соня после приезда шуток не понимала. Слишком свежи были воспоминания о чудовищных взрывах, запахе крови и смерти, о холоде сырого подвала и трупах на детской площадке. О страшной дороге в покореженном автобусе с выбитыми стеклами и посеченной осколками крышей. О том, как их, немых от ужаса, несли на руках огромные дядьки с темными от усталости лицами, как грузили в забитый сотнями таких же беженцев поезд, как они лежали на ледяном полу темного душного вагона, прижавшись друг к другу, закрывая собой маленького Даньку. Как трясло и подкидывало состав от близких разрывов, а он, уходя от обстрела, набирал скорость, унося на запад несчастных, обессиленных людей…

Город встретил промозглым дождем, холодным ветром и заботливо поданным прямо на вокзале горячим обедом. Девочка смутно помнила шоколад с изюмом и колючее теплое одеяло. Кажется, ее уложили прямо в зале ожидания, на старой раскладушке. Вокруг хныкали дети, лаяли собаки, люди пытались дозвониться родным, искали знакомых в толпе, кричали, смеялись, плакали, звали врача…

Данька освоился намного быстрее. После куриного супа и вареников с картошкой он, счастливый и сытый, сидел рядом с сестрой, обнимал подаренного зелёного медведя, и набивал карманы конфетами. Конфеты делил поровну — в том числе и на папу…

Уже к вечеру их поселили в детском садике. Светлая комната с огромными окнами, мультяшными картинками на стенах и светильниками-звёздочками. Три десятка женщин с детьми разного возраста. Спали на матрасах, на карематах, на деревянных топчанах, сбитых на скорую руку. Тесно, шумно…безопасно…

Соня вынырнула из воспоминаний. Рассеянно огляделась. Тетка Оксана скрылась за «размалеванными» воротами. В уличной пыли копошилась сбежавшая со двора рыжая курица. Двое загорелых мальчишек катили тачку с бидоном для воды. Сейчас подойдут к колодцу, а тут — она! Ну, уж нет, хватит на сегодня любопытных.

Девочка решительно подняла ведро и направилась к дому, пытаясь вспомнить, что хотела сегодня сделать…

Это так чудесно — планировать день, знать — обед будет в обед, в магазине есть свежий хлеб, в колодце чистая вода, а ночью можно лежать на старой железной кровати, закутавшись в мягкий плед, слушать грустных сверчков и… тишину.

Первые дни после приезда в село Соня не могла отогреться. Тетя Тамара полола огород в шортах и майке, обвязав голову косынкой, чтобы «сонечко не напекло», а девочка зябко куталась в зимнюю куртку, натягивала капюшон, прятала ладони в рукава и подолгу сидела во дворе. Наблюдала за суетливыми курицами, важными толстыми гусями, слушала мерное жужжание пчел — в соседнем дворе хозяева держали небольшую пасеку…

Дни шли за днями. Виной ли тому жаркое июньское солнце, вкусная сытная еда, неторопливый уклад сельского быта, — кто знает. Но девочка сменила теплые свитера и куртку на легкую футболку, а джинсы — на короткие льняные шорты. Да и шлепанцы оказались гораздо удобнее тяжёлых ботинок.

Жизнь должна быть, и все тут!

А война — не первая и не последняя. Прорвёмся…

Стоп! Она опять провалилась внутрь себя, так мама называла это состояние.

Что-то было непривычно. Что?! Она улыбалась! Улыбалась впервые за несколько месяцев. Губы растягивались сами собой. На глаза навернулись слезы. Плакала девочка тоже давно. Это мама чуть что — ревела, а Соня застыла, замерла в коконе из страха и безнадеги. И вот кокон дал трещину, раскололся на кучу серых осколков.

Добродушная тетка Оксана, ее обещание прислать новую подружку или просто… все хорошо?! Если может быть хорошо, когда с папой нет связи уже восьмой день?!

В ногу ткнулось что-то мокрое и холодное. Соня вздрогнула, резко обернулась. Хозяйская дворняга умудрилась расстегнуть ошейник и приветливо виляла хвостом. Да нет, тоже… улыбалась!

Нет, честно! Кто бы сказал раньше, что собака может вот так, совсем по-человечески улыбаться — ни в жизнь не поверила бы. А это беспородное чудище лыбилось во все свои, сколько там у нее зубов!

Соня присела на корточки, порывисто обняла кудлатую псину. Та, не будь дура, положила голову маленькой хозяйке на плечо, радостно лизнула прямо в ухо.

— Фу, Муха, перестань! — засмеялась Соня.

Собака, услышав свое имя, принялась облизывать соленые от слез глаза, нос и щеки.

Тётя Тамара с мамой выскочили на крыльцо. Замерли, уставившись на невероятную картину — Сонька, сидя на траве, отбивалась от разыгравшейся собаки, а Муха норовила завалить девочку на землю и облизать, как потерявшегося и снова найденного щенка.

Мама дернулась было к дочке, но Тамара придержала за локоть. Покачала головой и потянула в дом.

— Ниче, ниче. Собака, она не психотерапевт, но тоже кой-чего может…

*****

— Эй, ты чего в пыли валяешься?! — раздался насмешливый голос с улицы.

Муха нехотя тявкнула в сторону забора и улеглась в тени старой раскидистой яблони.

За калиткой стояла девчонка в коротких джинсовых шортах и растянутой черной футболке. Коротко остриженные пряди черного и малинового цвета торчали во все стороны. Руки в карманах шорт. Примерно ровесница Сони.

— Ээээ. Я не валяюсь. — Соня неловко поднялась, отряхиваясь от песка и травинок, вытирая мокрое лицо. — Я с собакой играюсь.

— Ааа. Тогда ладно. А я уж думала тебя спасать…

Гостья неуверенно топталась за воротами, а Соня не совсем понимала, чего от нее хотят.

— Я это… Лера. Меня бабушка к тебе послала. Дружить. И…ну… помогать.

— Чего помогать?!

— Ну, ты травмированная? Так? Так! Вот, и я, типа, тоже. Будем, короче, того. Адаптироваться. Давай меня зови в дом и предлагай чаю с конфетами.

Соня недоверчиво уставилась на чудную девчонку.

— А если не позову?

— Будешь жалеть об этом всю жизнь! — ехидно ответила Лера и широко улыбнулась.

— Софийка, кто там пришел? — тетя Тамара, казалось, слышала все, что происходит в ближайших ста метрах.

— Это ко мне! — отозвалась девочка.

Когда к тебе кто-то приходит, — значит, ты есть? И есть место, где ты есть и туда может прийти кто-то, кому ты нужен…

— Это ко мне, — шепотом повторила она, уже для самой себя. — Ко мне. Пришли.

Пили компот. Клубничный и чуточку черешневый. Для светской беседы — самое то! Конфет не нашлось, кроме парочки засохших карамелек в деревянной хлебнице. Гостья великодушно отказалась от сомнительного лакомства. А вот миску спелой клубники слопала. Причем засыпав ягоды одной, двумя, пятью ложками сахара.

— Знаешь, я ведь каждое лето к тетке Оксане приезжаю. У нее клубники — море! Местные носы воротят — зажрались. А я всю зиму мечтаю, как приеду, и целый тазик съем. Тащу из дому кучу баллончиков с взбитыми сливками и объедаюсь целый месяц.

— А я черешню больше люблю. У нас дома, — Соня запнулась, забыв, что дома больше нет. Тряхнула головой и упрямо продолжила. — У нас дома вишни были и абрикосы, ещё смородины много, а черешни не приживались. А тут их столько…

Мама осторожно, как бы по делу, заглянула на кухню, где сидели девочки, но решила не мешать и тихонько вышла.

Зато Данька разошелся не на шутку: шлепал босыми ногами по линолеуму, укладывал спать Мурку в корзину для белья, требовал налить холодненького молочка. Нет, сначала пусть сестра нагреет его в микроволновке, потом остудит, снимет пенку… Лера, в конце концов, сгребла в охапку маленького негодяя и закружила по кухне.

— Ух, я тебе ухи оторву, разбойник!

Данька громко смеялся, вдруг резко выкрутился, выскользнул и поскакал в комнату. Через минуту вернулся, что-то пряча за спиной. Вид у него был важный и таинственный.

— На. Это тебе, — на ладошке лежала конфета — из тех…для папы… — Ешь, а завтра принесешь мне две! Я одну съем, а одну спрячу.

— Добро, — запнулась Лера, переглядываясь с Соней. Та сделала страшные глаза и слегка кивнула, мол, соглашайся.

Данька вручил бесценный подарок и понесся во двор играть с Мухой.

— Он собирает конфеты для папы. Хочет ему подарить, когда, если… — слова вдруг застряли в горле, вцепились — не вытолкнуть.

Лера бережно сжала подарок в ладони, нахмурилась, прикусила губу, а потом решительно спрятала угощение в боковой карман рюкзака.

— А мой папа на скорой работает. Врачом. И мама врач. Они остались. Сестра с племянником за границу уехали, хотели и меня забрать, а я вот уперлась. Сюда приехала к маминой тетке. Как будто все нормально, обычное лето. Правда?..

Та-кк…Снова проваливаюсь, подумала Соня. Перед глазами замелькали картины Города. В ушах завыла сирена, тело сковало ледяным холодом, запах гари и крови забивал нос, не давая дышать.

— Эй, подруга, давай-ка назад! — Лера звала издалека. — Посмотри мне в глаза, они у меня разного цвета. Видишь?! Скажи, круто?! Как у ведьмы. Я и волосы выкрасила специально, чтобы всех бесить!

— Ведьм не бывает, — еле слышно возразила Соня.

Она медленно возвращалась в жаркий июньский день с запахами спелой клубники и сладкого компота, заполошным криком припадочного рыжего петуха и радостными воплями младшего братишки за окном…

А глаза у нее и вправду разные — один карий, второй серо-зелёный.

— Ещё как бывают! — Лера энергично растирала Сонины ладони, пытаясь отогреть ледяные пальцы. — Чем тетка Тамара не ведьма?! Разве у нормального человека такая клубника вырастет, а?! Крупная, сладкая и стооолько?

— Я все слышу, — немедленно отозвались со двора.

— Во! Я ж говорю — ведьма! — восхищенно прошептала Лерка.

Соня глубоко вздохнула, отпуская страх, и устало улыбнулась. Холод отступал, смолкла призрачная сирена, уползали страшные тени. Надолго ли? Ну, уж нет! У нее тут подружка появилась в кои-то веки!

— Пошли в комнате спрячемся. Там точно не услышит!

Комната с тремя узкими окнами, парочкой кроватей и огромным телевизором на допотопной тумбочке с архаичной кружевной салфеткой вызывала… доверие. Словно находишься в другом мире, а значит, в безопасности. В домике — как говорил Данька.

Над высокой пружинной кроватью висел ковер, вытканный вручную мамой хозяйки. Если облокотиться на железную спинку и закутаться в мягкое одеяло, то можно долго рассматривать справного казака в синих шароварах с люлькой в зубах, гарну дивчину в вышитой сорочке, красных сапожках и огромном цветочном венке с яркими лентами. Возле влюбленной парочки стоял конь, вокруг летали волшебные жар-птицы. А по краям ковра цвела калина, распускались шишки хмеля, и вился виноград с сине-зелеными сочными ягодами.

— Красота какая! — восторженно прошептала Лера, проводя рукой по жесткому ворсу. — Надо же. Представь, сколько такое чудо стоит!

Данька неслышно просочился в комнату, тихонько забрался на кровать и прижался к сестре. Наступала пора дневного сна, и усталый малыш укладывался под сказочным ковром. Чтобы приснился папа «о-от с такой шаблюкой! И на конячке».

Соня накрыла братика пледом, ласково взъерошила волосы, поправила подушку. Данька засопел. После спасения из раненого стального Города малыш засыпал очень быстро.

Какое-то время девчонки сидели молча, думая о своем. Тикали настенные часы, жужжала залетевшая муха. Со двора доносились приглушённые голоса. Лера первой решилась заговорить.

— Смотри, — она достала из рюкзака потрепанную синюю тетрадку. — Я тут записываю всякие штуки, ну, про жителей в селе.

— Шпионишь?

— Нее… Исследую. Я ищу… колдовство. — Лера неуверенно глянула на Соню. Та слушала внимательно, с интересом и без насмешки.

— Если оно где-то сохранилось, то только в такой глуши. Как у Гоголя, помнишь: панночка, ведьмы, черти, русалки, чудеса всякие…

Соня замотала головой. Читать она не любила, из Гоголя помнила только портрет в учебнике — длинноносый дядька с модным каре.

— Местным только дай языком почесать. Друг про дружку такого насочинять могут. Я пишу, чтоб не забыть. Вот, глянь.

Тетрадные листы исписаны аккуратным почерком. Имена, адреса, несколько номеров телефонов. Соня пролистала пару страниц, зачитала: «Баба Нюра. Переулок Озёрный 15. Наслала порчу на невестку. Невестка лечила спину две недели.

Ул. Садовая 5. Цыганка Лена. Ясновидит. Берёт деньги. Глаза черные.

Алевтина Сергеевна. Ул. Садовая 10. Сторож в школе. На дверных косяках странные знаки. Возле порога посадила кусты калины.

Дед Никита. Видели ночью на перекрестке со свечкой. Долго стоял, что — то шептал».

— А кто его там видел? — потрясенно спросила Соня. — Ты следила?

— Да нет. Все село об этом знает. Дед — продвинутый. Не маразматик какой-нибудь! У него спутниковый интернет есть. Канал на Ютубе ведёт — про пчел ролики снимает. А по ночам на перекресток ходит. Никто конкретно не видел, но все знают!

Соня листала страницы — заброшенный дом на пустыре — призраки, клад. Слово «клад» подчеркнуто красным маркером… Проклятая пустая хата по улице Тимирязева — бывший дом председателя колхоза…Черный ставок за дальней балкой — рыбы нет, люди тонут…Старая часовня, заросший чертополохом и крапивой шлях, могила старого знахаря, обережные знаки на въезде в село…

Это ж надо было собрать столько… материала. Кажется, так называют подобные записи?

— А у твоей тетки? У Оксаны Ивановны? Что?

Лера вздохнула, взъерошила короткие волосы.

— Тетка Оксана — училка. Хоть и на пенсии. Она меня этнографом обзывает. Рассказывает много интересного и про село, и про «забобоны местные». В чудеса не верит. Вот так.

— Я после…ну… этой весны… Тоже не верю. Прости, — прошептала Соня.

Она бережно закрыла удивительную тетрадку и протянула подружке. Та подтянула к себе рюкзак, открыла, чтобы спрятать свое сокровище, и вдруг резко вскинула голову, с вызовом уставилась на Соню.

— Я могу доказать! Хочешь?! Прямо сейчас!

Решительно дернув молнию на боковом кармане, Лера достала ту самую конфету. Сжала в ладони.

— Это не просто конфета. Он, — Лера кивнула на спящего Даньку, — хотел отдать ее папе. А отдал мне. От чистого сердца, добровольно, понимаешь?

— Н-нет, — Соня сочувственно смотрела на подружку.

— В ней спрятано желание. Одно. Маленькое. Сейчас я отдаю ее тебе. Тоже добровольно. Держи. Загадай желание и съешь! Ну! Что тебе стоит?!

Соня неуверенно протянула руку к блестящей конфете.

Шоколадная, с орехом внутри.

От жары мягкая.

Вкусная.

Папа сладкоежка.

Он такие любит.

Соня как во сне развернула обертку и надкусила.

Рот наполнился липкой шоколадной сладостью, в глазах защипало.

Папа, где ты?!

Она протянула половинку Лере. Та осторожно приняла кусочек и положила в рот. Зажмурилась…

Тихо в старом доме. Тикают часы на стене, лёгкий ветерок колышет занавески. Данька спит в обнимку с зелёным медведем…

Лера взяла Соню за руку. Слезы текли по ее щекам. Так они и сидели в тишине большой комнаты. Ждали…

Резко зазвонил телефон. Девочки вздрогнули от громкого звука. Заворочался, просыпаясь, Данька. Мама, прибежав с кухни, схватила трубку.

— Алло! Да! В госпитале? Живой!!!