Как Кощей с ведьмой уживался

Надежда Игоревна Соколова, 2020

2-я часть книги "Полюбить ведьму и выжить". Ох, и весело ведьме жить в Лукоморье. Дети-маги и говорящий кот то и дело ставят дом и царство на уши. Старшая дочь замуж собирается. Отец оказывается былинным богатырем. Жар-птица все желания исполняет, а их последствия сама ведьма и расхлебывает. Подружка баба Яга снова с мужем, Соловьем, поругалась и в гости приехала. Только муж один, любимый Кощеюшка, во всем помогает. Но и он чего-то от ведьмы требует. И вот как тут на Землю ото всех не сбежать?

Глава 3

Сегодня майские жуки

Не в меру были громки.

И позабыли червяки

Мне осветить потемки.

Пошла бранить я Светляка,

Чтоб не давать поблажки.

Споткнулась вдруг у стебелька

Ромашки или кашки.

И вот лежу я и гляжу,

Кто черный там крадется.

Никак ума не приложу,

А сердце бьется, бьется.

И молвил кто-то грубо так:

«Послушай-ка, гляди-ка».

Тут лампочку зажег Светляк,

И вижу я — улитка.

Ползет, расставила рога,

Вся мокрая такая.

К. Бальмонт. «Беспорядки у Феи».

Читая сказки Нике, я всегда полагала, что ступа — средство передвижения, рассчитанное на одного человека. Как оказалось, Юльке одной летать было скучно, и в ее ступу, благодаря наложенным на нее заклинаниям, могло поместиться два-три человека. Поэтому, когда я направилась к конюшне и предложила встретиться в деревне, Юлька кивнула на свой агрегат:

— Залезай. Вместе полетим. Да не трусь ты, она выдержит.

«Она-то, может, и выдержит, — подумала я, скептически осматривая ступу, — а вот что станет с моей нервной системой».

Порадовавшись, что предусмотрительно сменила домашнее платье на штаны и рубаху из плотной ткани синего цвета, я кое-как залезла внутрь, прислонилась к одной из стенок, вопросительно посмотрела на Юльку.

— Абракадабра, — красуясь, произнесла та. Ступа осталась на земле. — Да влетай ты, зараза!

После такого обращения ступе ничего не оставалась, как подняться в воздух.

Летели недолго, минут пять-семь. В лицо бил холодный ветер, не стеснявшийся трепать не заколотые волосы. Я читала про себя детские стишки, ловила сердце где-то в районе пяток и жалела, что согласилась на такую авантюру. Все же мне было намного проще передвигаться по земле, чем парить над облаками.

Сели мы неподалеку от деревни. Юлька бодро выпрыгнула из ступы, я с сомнением посмотрела вниз, попробовала разогнуться и поняла, что ни ноги, ни руки слушаться хозяйку не желают.

— Дашка, что ты там застряла? — позвала Юлька, поправляя на плече холщовую сумку с настойками.

— Приклеилась, — честно ответила я. — Юль, я с места сойти не могу.

— Трусиха, — весело фыркнула Юлька. — Смотри, Дашка, пойду одна. А к тебе в гости отправлю Глашку с ее шестиногим быком.

Угроза подействовала: едва представив себе рядом со ступой чудо местной селекции, я с трудом, но все же перекинула одну ногу через край ступы, наклонилась вперед и через пару секунд встретилась с землей. Мое многострадальное тело к подобной жесткой встрече готово не было — я вскрикнула от боли.

— Из ступы вылазят, а не выпадают, горе ты мое горькое, — проворчала Юлька, подавая мне руку и помогая подняться.

Пока я, пошатываясь, стояла на одном месте и привыкала к новым ощущениям, Юлька провела руками в нескольких миллиметрах от моего тела, вверх-вниз.

— Вроде ничего не сломала, — сообщила она. — Эх, Дашка, голова твоя садовая, идти-то сможешь?

Я снова вспомнила шестиногого быка и его не всегда трезвую хозяйку и храбро кивнула: рядом с Юлькой было не так страшно.

Деревня ни капли не изменилась за последние годы: те же крытые соломой крыши, тот же густой частокол, отделявший участки друг от друга и от дороги. Единственное, на этот раз никто не распугивал воем народ.

— Явились, наконец-то, — сморщенный дед, лет семидесяти-восьмидесяти, не меньше, одетый в кафтан, штаны и сапоги, все — коричневого цвета, показался из небольшого деревянного домика, — я уж думал, помру, вас дожидаючись.

— Не ворчи, Пихто, — небрежно отмахнулась от него Юлька, — пациенты где?

— Та туточки, где ж еще им быть, родимым, — дед кивнул на домик, из которого вышел, — у двоих живот пучит, один с головой мается, еще один спать толком давно не может.

Странные диагнозы, особенно последний, Юльку не насторожили. Она храбро потянула на себя деревянную скрипучую дверь, зашла в избу. Я юркнула следом.

Четыре лавки у стен, три стула и стол — посередине комнаты, вот и вся обстановка. На лавках лежали мужики разных возрастов, в такой же одежде, как и Пихто. Крестьянские вещи изысканностью и разнообразием не отличались. Юлька сгрузила сумку на стол, осмотрела пациентов, приказала:

— Кто самый храбрый — подходи, лечить буду.

В ответ — кладбищенская тишина. Народ, похоже, не особо верил в Юлькины лекарские способности и предпочитал отбросить коньки самостоятельно.

— Не подойдете сами — хуже будет, — пригрозила Юлька, оседлав стул.

Угроза подействовала — все четверо умирающих подскочили с лавок и резво подбежали к своей спасительнице.

Юлька раздала склянки, в которые перелила свежесваренное лекарство, с видом как минимум спасительницы человечества, проследила, чтобы каждый честно выпил свою порцию, и внимательно уставилась на страдальцев.

Те под ее инквизиторским взглядом смутились, опустили глаза на деревянный пол.

— Чегось, матушка Яга? — прогудел один из них, детина лет тридцати-сорока, похожий больше на здорового коня, чем на готового умереть страдальца.

— Результат жду, — любезно просветила его Юлька. — Ты вот от чего страдаешь?

— Голова болит, матушка Яга…

Он не договорил: и его, и остальную троицу вдруг скрутило, они заорали, упали на пол, трансформируясь в воздухе, и через пару секунд перед нами с Юлькой оказались четыре крупных жабы ярко-зеленого цвета.