Спутник жизни

Надежда Задорожная, 2020

Книга «Спутник жизни» Надежды Задорожной – это история, написанная в жанре магического реализма. Главная героиня – девочка, которая обладает уникальным даром. Предсказать будущее? Легко. Исцелить словом или взглядом? Ещё проще. Почему же все вокруг возмущены? Мама в панике, бабушка кричит. Внутри маленького экстрасенса образуется разлом глубиной в пропасть, навеянный словами старших. Отчаяние Эмм, приправленное непониманием близких, вынуждает искать ответы на вопросы. Кто же прав? Те, кто боятся и полностью отрицают мир магов и волшебников, или те, кто поддерживают веру в чудеса. Получится ли у героини справиться с эмоциями и найти силы преодолеть препятствия, сохранив магический дар? Прочитать эту книгу – значит, как минимум, задуматься, улыбнуться, стряхнуть с себя чужие мысли, освободиться от лишних суждений и плохого настроения.

ГЛАВА 1 ЗНАКОМСТВО

На одной из улиц провинциального городка Ашвилл, штата Северная Каролина, самым обычным летним днём, когда солнце уже клонилось к закату, шли мама с дочкой и о чём-то разговаривали.

Девочка казалась ну очень смышлёной. Во-первых, несмотря на малый возраст, она очень хорошо говорила! А во-вторых, то, что она говорила, было совсем необычно для маленьких детей.

— Мам, мам! — Эмми тянет подол маминой юбки изо всех сил. — Мааааааааааам!!!

— Ну что, милая? — резко отвечает мама.

— Опять этот голос, ты слышишь его?

— Какой ещё голос? — женщина обеспокоено смотрит по сторонам, убеждаясь, что улица, по которой они идут — пуста.

— Да нет же! Я говорю про голос, который живёт в моей голове и всё время что-то говорит!

— Что?! Что ещё за голос? Ты себя плохо чувствуешь? Дай я потрогаю тебе лоб, — и женщина прикоснулась своими губами ко лбу девочки. — Ты в порядке? — и положила ещё раз одну руку на лоб, а вторую на густые, взлохмаченные волосы дочери.

— Ещё раз повторяю! — настаивала крошка. — Я его слышу! Вот прямо тут! — и показала на свою голову.

— Может, тебе показалось? — мама опустилась на колени, чтобы быть вровень с девочкой, сделала спокойный длинный выдох и с сомнением посмотрела Эмми прямо в глаза. — Ну и что говорит этот твой голос?

— Например, чтобы я не ела пончик, там много калорий, и это прибьёт меня к земле.

— Это шутка, Эмми? Прям так и говорит? У нас ведь и пончика-то нет, — и Анна-Мария закатила глаза вверх в абсолютном непонимании своей дочери.

— Если его нет, это не значит, что его не будет. Пойдём в магазин? Мне так хочется шоколадный пончик, такой вкусненький, пожалуйста, мам.

— Подожди, мне важно знать. Когда ты его слышишь, этот голос?

— Да почти постоянно. Он указывает мне, что делать. А если я не слушаюсь, он ругается, — нетерпеливо пояснила Эмм.

Мама совсем растерялась. «Какой-то голос говорит её ребёнку что делать. А если это шизофрения? — подумала Анна-Мария и испугалась своих собственных мыслей! — Или какая-то страшная психическая болезнь. Нужно срочно что-то делать».

— Пошли тогда за пончиком, а я позвоню папе, — она поцеловала дочку в лоб, стараясь не показать своё волнение, ещё раз внимательно на неё посмотрела, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке, хотя бы внешне.

Пока они шли до ближайшего магазина, Анна-Мария думала о том, как сложна её жизнь. Кажется, что весь мир держится на её плечах: начиная с простых вещей, например, уборка, которую она ненавидела, и, заканчивая работой, на которую ходила просто по привычке. Не то, чтобы она напрягала, но и не радовала, ведь она там находилась каждый день, а Эмми тем временем была в садике. «Возможно, моя девочка просто во мне нуждается?! — думала Анна. — А что если этот выдуманный голос всего лишь способ обратить на себя внимание?» И вдруг стало так стыдно от своих мыслей: «Что же мы за родители. Том тоже вечно занят, бедная наша крошка, она совсем одна».

— Мам, мам! Ну где ты? — дёргала Эмм Анну за руку. Ну я же тебя зову!

— Я здесь! — Анна стала резко моргать глазами, чтобы хоть как-то прийти в себя. Так часто случалось с ней, и она не знала, что с этим делать, как будто она уходила в свои мысли так глубоко, что вернуть её могли только громкие звуки или грохот.

— Сейчас мы позвоним папе и узнаем, сможет ли он записать нас на приём к доктору Пешко. Мы давно не были у педиатра, а наш в отпуске.

— Зачем это? Я не хочу ни к какому доктору! Нет! Нет! Нет! — запротестовала девочка, испуганно смотря на маму.

— Я просто хочу убедиться, что с тобой всё в порядке!

Погладив Эмм по волосам и взяв её за руку, чтобы продолжить путь, Анна-Мария набрала номер своего мужа Тома. В это время Эмми заприметила местного почтальона, мистера Стоуна, который шёл не спеша, обходя свои владения. Он знал каждого жителя в лицо, имена всех соседей, их детей, прямых родственников, собак, кошек и т.д.

— Доброго дня, миссис Робертс, — учтиво поздоровался Стоун.

Миссис Робертс кивнула, уже разговаривая с мужем по телефону, при этом она поспешила улыбнуться, как ей казалось, самой приветливой своей улыбкой, вызвав явное смущение почтальона. Эта улыбка была больше похожа на лёгкий паралич лица.

— И тебе привет, крошка, — помахал почтальон Эмм.

Девочка возмутилась и сказала:

— Крошка — эта та, кого вы обнимаете по ночам, а уж точно не я!

— Эмми! — глаза Анны-Марии увеличились и она прошипела! — Что это ещё такое!

— Извините нас, — обратилась она к почтальону. — Не обращайте внимания! — и она чуть дёрнула Эмми, давая понять, что крайне недовольна её поведением. — Ты чего? — Обратилась она к дочке.

— Я ничего! А что? Что хочу, то и говорю. Это не я, это всё голос! — возмутилась Эмм.

— Том, ты слышал? — спросила Анна мужа.

Мистера Стоуна в это время тоже вдруг обнял паралич и, похоже, не только лица, но и тела, и языка.

— Мм, ээ, аа… — это всё, что он способен был выдавить, провожая взглядом странную парочку: вечно нервную мамочку и маленького дьяволёнка.

Она ведь была права. Бывало, он крепко засыпал и во сне называл свою подушку «крошкой»… Жена его давно умерла, а Стоун хоть и был приятным мужчиной, но даму сердца так и не встретил. В один момент он начал неистово хохотать.

Как? Как маленькая проказница разузнала про это? Так ловко подловить его с подушкой. А потом смех сменился глубокой задумчивостью о своём одиночестве.

Разогнав печальные мысли, он решил, что ему вообще всё почудилось, и даже стал сомневаться в том, встречал ли он вообще сегодня кого-либо.

Тем временем Анна-Мария спешила пожаловаться мужу на то, что в её жизнь пришло стихийное бедствие в виде их дочери:

— Томми, родной, я не знаю, что делать, — казалось, Анна специально доводит себя. У неё дрожали руки, ладони стали влажными, глаза наполнились слезами и даже изменился голос.

— Что случилось? — очень уверенно спросил муж.

— Эмм придумала у себя какой-то голос, который говорит ей, что делать. И в садике сегодня миссис Жаннет тоже тревожилась из-за того, что наша дочь — особенно громко Анна-Мария проговорила слово «наша», подчёркивая важность обоих родителей! — заставляет всех детей садиться в круг, закрывать глаза и слушать.

— В каком смысле слушать?

— Просто слушать, откуда я знаю, в каком смысле?! Никто не знает.

— Я знаю, — перебила разговор Эмм. Они обязаны слышать всё, что происходит внутри.

— Да что ты говоришь! А если кто не слышит, то можно обзываться и говорить, что они тупые и не видят дальше своего носа?

— Ну и что здесь такого? Я не понимаю, — Том всегда защищал дочь.

— Ты серьёзно? Ну очевидно же, что с ней что-то происходит. Грубит, огрызается.

— Знаешь, Анна, я такого не замечал. Да она же просто ребёнок, — невозмутимо отвечал Том.

— Слушай, а может, мне уйти с работы и проводить с ней больше времени? Эмми, как тебе идея?

— Идея отстой! С тобой очень скучно.

Анна не на шутку распереживалась.

— Ты слышал? Со мной скучно!

— Знаешь что, милая, по-моему, пора посадить тебя на домашний арест за твоё очень плохое поведение, — теперь она обращалась к своенравной дочери.

— Анна, пожалуйста, успокойся, это лишнее, — умолял Том, который частично их слышал.

— Лишнее? А ты слышал, что она ответила мистеру Стоуну на приветствие! Я вот слышала, — не дожидаясь ответа Тома, Анна-Мария говорила без перерыва, — что мол он обнимает какую-то крошку по ночам! Ты представь! Позор. Лезть к другому человеку в жизнь. Как, как мы могли воспитать такое!

— Анна, наша дочь просто ребёнок, ей всего пять, мало ли что болтают дети в её возрасте, — удивился Том, который действительно ничего такого не замечал в поведении своей дочери…

— Да я чуть со стыда не умерла. Ведь ты же знаешь, насколько мне это важно.

— Что важно? — терпению Тома можно лишь было позавидовать.

— Что люди подумают, будто мы плохие родители и совершенно не занимаемся ребёнком, — Анна почти плакала.

— Да перестань.

— Ну правда, хватит уже! Голос говорит, если ты не успокоишься, будет инфаркт! — решила вмешаться Эмм.

— Аааааа, — Анна просто застонала и умоляюще смотрела на дочь в надежде, что та перестанет над ней издеваться.

— Успокойся, любимая! — ровным тоном доносился голос мужа из трубки. — Может, всё не так плохо, как кажется, ну подумаешь, что-то сказала, а может, Стоуну это было нужно. А то он вечно в облаках летает. А про инфаркт, так она права или голос там её прав, какая разница. У нас смышлёная малышка. И вообще, я считаю, что для детей болтать — это нормально, — ещё раз повторил Том в своём невозмутимом спокойствии.

— Нормально? Ставить эксперименты над сверстниками, и если они не делают так, как хочется ей, то обзываться? Анну несло, и, похоже, ничего уже не могло её остановить. — Говорить соседям всё, что вздумается! Я не считаю это нормальным. Определённо нашей девочке нужна помощь! Понимаешь, я беспокоюсь! А если в какой-то момент этот дурацкий голос скажет ей сделать что-нибудь ужасное! Даже страшно представить, что может быть! — Анна закатила глаза и перестала дышать, задохнувшись от собственного воображения.

— Мам, я всё слышу. Он не ужасный! Говорит, что хочет помочь мне, чтобы я не была такой, как все, — начала громко говорить расстроенная Эмм.

— Вот, слышишь, Том? Эмм, ты специально? А чем, по-вашему, плохо быть как все? — злилась Анна-Мария. — Что за попытка исключительности и превосходства?

— Голос говорит, для того чтобы увидеть что-то особенное, нужно таким быть и самому, — тише, но всё с той же несокрушимой уверенностью, уточнила юная леди.

Тут все искренне удивились очередному мудрому изречению.

— Так, Анна. Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил Том, понимая, что остановить это возможно лишь действием.

— Хотя бы договорись о встрече с доктором Пешко. Мне нужен кто-то, кто скажет, что всё нормально и беспокоиться не о чем.

— Это какой-то особенный доктор? — решил уточнить Том.

— Это самый лучший доктор в округе, разве никогда не слышал? — удивилась Анна.

— Представь себе, никогда! Хорошо, задание понял, сделаю. Приеду вечером и поговорим. Целую, — завершил разговор Томас.

И Анна-Мария услышала в трубке короткие гудки.

С досадой она швырнула телефон в открытую сумку, которая болталась на её предплечье.

— Бесит меня всё это! Я просто хочу спокойно жить! — зло шептала Анна. — А не выслушивать советы от маленькой девочки. Кулаки её сжались, и она попыталась дышать глубже, чтобы успокоиться.

Тем временем её муж, Том, по просьбе жены, занимался организацией встречи с доктором Пешко, запись к которому была расписана на несколько месяцев вперёд. Ему даже пришлось обратиться к одной важной персоне, чтобы для Эмм нашлось местечко. Он так любил свою семью и очень дорожил собственным душевным равновесием, что готов был на всё, лишь бы помочь. Спокойствие для него было на первом месте.

Кабинет доктора Пешко находился в небольшом проулке на Харрисон Стрит, куда и пришли Анна с дочерью через несколько дней после того, как состоялся разговор. Трель входного звонка, и дверь открылась.

— Проходи, милая, — заботливо сказала Анна, пребывая в хорошем настроении.

— Мам, тут клёво.

— Ты права, довольно мило. — Анне нравились простые открытые пространства, а это было именно такое. Большой холл с несколькими колоннами по бокам.

— Здравствуйте, мисс, — кто-то прервал её размышления. — Представьтесь, пожалуйста.

— Моя фамилия Робертс.

— Да, вижу вашу запись. Нужно будет подождать немного, доктор ещё занят с предыдущим пациентом, — радушно приветствовала их администратор, женщина полная и малодушная.

— Спасибо.

— Можете пока заполнить анкету. Имя, фамилия ребёнка, дата рождения и ваши данные.

— Хорошо. — Анна-Мария взяла бумаги и обратилась к дочери: — Давай, Эмми, подождём. Садись вот здесь, — сказала Анна-Мария, показывая взглядом на кованую белую скамью с разноцветными подушками.

Это место было очень уютным и совсем не похожим на клинику. Звучала приятная музыка, создавая ощущение комфорта и безмятежности. Анна даже прикрыла глаза и стала растворяться в своих мыслях, когда вспомнила про анкету, да и Эмм вдруг начала говорить:

— Так жаль вашего кролика.

— Что ты говоришь, милая? — переспросила мама. Она попыталась поискать её взглядом, но не увидела.

— Вы про моего кролика? — решила уточнить женщина с ресепшн, — и глаза её стали чуть влажные, а руки принялись искать, чем бы их промокнуть.

Анна встала с того места, где сидела и подошла ближе. Эмм стояла возле женщины и говорила:

— Я уже видела, как умирают животные.

— Что ты говоришь? — администратор отложила все свои дела и разговаривала с девочкой.

— Да. У нас был хомяк по кличке Трамп. Я думала, что если назвать его в честь известной личности, то он возьмёт его качества и будет вести себя мудро и порядочно, но спустя три недели он сдох.

— Неужели? Как мой кролик?

— Я не знаю, как сдох ваш кролик, но, по-вашему, это порядочно? Сдохнуть на глазах трёхлетнего ребёнка.

— Так, Эмми, — вмешалась мама. — Остановись, пожалуйста, ты опять за своё! Что ты такое говоришь?

Но Эмми как будто её не замечала и продолжала говорить быстро, по-детски наивно, но крайне осмысленно. В какой-то момент Анне-Марии самой стало интересно слушать их разговор.

— Его лапы были очень холодные, и рот открылся так, будто говорил мне: «Беги, Эмми. Этот мир жесток». Ему не понравилось здесь. Он сказал мне, что лучше сдохнуть, и в следующий раз жить в лесу, чем жрать сухой корм непонятного происхождения и вертеться в колесе. И когда он стал совсем твёрдый, я положила его в коробку и выбросила в мусорный бак, прощай неблагодарный, — видно было, что девочка досадно злится, рассказывая подробности.

В вестибюле воцарилась тишина… Так происходило каждый раз, когда Эмми говорила что-то похожее на это.

Администратор открыла рот и только могла мычать и кивать головой в знак согласия того, что её кролик действительно пожелал выбрать лучший из миров.

Хорошо, что в этот момент доктор вышел с пациентом и, увидев новых посетителей, подошёл к ним с широкой улыбкой и дружеским рукопожатием, прервав всё это действо и смущение мамы маленького дьявола.

Мама и правда помнила этого хомяка, но она понятия не имела, что у её дочери к этому такое отношение. Ей даже понравилось.

Доктор был высокого роста и худощавого телосложения, на лице его была сияющая белоснежная улыбка. И Эмми, увидев его, почему-то села уже в реверанс, чем опять вызвала удивление всех присутствующих.

— Сэээр, — нараспев произнесла она. — Так любезно с вашей стороны, что у вас нашлось для нас время.

У всех сложилось ощущение, что они находятся в каком-нибудь XIX веке.

Миссис Робертс на секунду показалось, что на ней пышная юбка до самого пола в тысячу оборок и тугой корсет, который сжимает рёбра так, что нечем дышать.

Женщина с ресепшен, ещё не оправившись от услышанного, вдруг, увидев себя в зеркале, шарахнулась и, привстав, снова села. На неё смотрела юная леди с маленькой мушкой над верхней губой и аккуратно собранной причёской в костюме горничной.

— Что это? — никакого больше кофе, подумала она. — Только галлюцинаций мне ещё не хватало.

В это время мистер Пешко снял невидимую шляпу и, сделав ею два оборота в воздухе, предложил миледи взять его под руку, согнувшись почти пополам.

— Вот это гибкость! — подумала Анна.

И вот такой чудесной танцующей походкой в виде скрученной буквы «Ы» они вошли в кабинет. Мама поспешила за ними.

Теперь пришло время удивляться Эмми. Посмотрев по сторонам, она ахнула. Прямо на столе в большой клетке сидел капуцин, маленькая обезьянка цвета какао с длинным хвостом и белой мордочкой. Если вы никогда таких не видели, самое время повидаться.

— Знакомьтесь, мистер Браун собственной персоной, — произнёс Доктор.

Капуцин при словах доктора открыл рот в своей самой обворожительной улыбке, насколько это возможно у обезьян.

— Один из самых сообразительных видов, — продолжал Доктор, — мой приятель Джонни долго плавал с ним на корабле, но ему пришлось уйти на пенсию по состоянию здоровья, а Браун большой любитель приключений, поэтому он ведёт приём со мной, а вечером отправляется к своему хозяину. Наши дома по соседству, так что мне не доставляет неудобства брать его с собой. Тем более что он хорошо разбирается в людях и всегда знает, говорит ли человек правду или лукавит. Как думаешь, Эмми? Сможет ли он решить твою задачку?

Не ответив на вопрос доктора, Эмм задала свой:

— А что он делает, когда люди лукавят?

— Ну он начинает немножко ворчать.

— Если это так, как вы говорите, то пока что он самый умный из всех моих сверстников, с кем я знакома.

— Эммииии!!! Ну сколько повторять! Незачем принижать людей! — Мама готова была провалиться сквозь землю.

— Ничего, миссис Робертс, я понимаю. Характер. Может, нам лучше поговорить отдельно? — старался как можно более мягко предложить Доктор Пешко.

— Что это значит? Что вы хотите сказать? — Мама была возмущена и раздосадована. — По-вашему, я не могу делать своей дочери замечания, когда она принижает сверстников? — и про себя подумала о том, что со стороны это выглядит так, будто они не справляются со своей родительской задачей, поэтому Эмми так себя ведёт. У неё стала болеть голова от внутреннего напряжения, и она хотела убраться подальше из этого кабинета.

— Я понимаю ваши чувства и беспокойство, — учтиво продолжил доктор. — Это нормально беспокоиться за детей, пока они маленькие. Но иногда они совершенно не могут сдерживать то, что из них идёт. И поэтому говорят то, что думают в отличие от взрослых.

— Получается, я плохая мать, раз не могу научить сдерживать эмоции?

— Вы прекрасная мать, и у вас замечательный ребёнок. Давайте я осмотрю её, а потом вернёмся к нашему разговору? Всё хорошо, уверяю вас! Чего я только не слышал от детей в своём кабинете!

Пока доктор осматривал Эмм под рассказы об удивительных путешествиях маленькой обезьянки, показывая при этом альбом с фотографиями, Эмм всё-таки выдала очередную порцию своих сомнений.

— Странно, что обезьяна не ворчит, ведь вы врёте.

— Почему ты так думаешь? — удивился доктор.

— Я так думаю, потому что мой голос говорит, что её хозяин на небесах, как говорит мой папа. Папа убеждён, что на небе есть Бог, который всех нас любит и заботится несмотря ни на что. Так вот, он там, этот капитан. А ещё он ваш брат, а не сосед. Не дружу с врунами. — Маленькая бунтарка действительно расстроилась, и её маленький носик взметнулся вверх, а ротик опустился вниз.

— Это тоже говорит твой голос? — удивлённо спросил доктор, поправив очки.

— Ну, конечно! Неужели вы думаете, что это я придумала!?

— Нет, конечно, что ты! — твой голос прав. Честно сказать, я удивлён таким точным попаданием. — И он посмотрел на маму немного по-другому, теперь отчасти понимая её тревожность.

Но Эмми на этом не остановилась:

— А самое обидное, что капуцин вас прикрывает. Зачем он это делает, получается он и сам врунишка? — и Эмм сложила ручки на груди, пребывая в совершенно обиженном состоянии.

Капуцин неистово бился в клетке, кричал и явно радовался происходящему. Видно было, что доктор Пешко засмущался и подбирал слова в своё оправдание.

И в этой паузе Эмми затопала ножками и стала хныкать, а потом вдруг вообще сказала:

— Давай уйдём! Мам! Он врун! Они все тут врут! — крошка вытянула маленький указательный пальчик, который чётко показывал на доктора Пешко. А вдобавок Эмм показала ему ещё и высунутый язык.

— Спокойно, Эмми, ты абсолютно права, — ласково обратился к ней Билл, так звали доктора. — Иногда люди врут сами себе, это как раз тот случай. Я бы очень хотел, чтобы мой покойный брат был жив, но капуцин действительно его, и я пообещал заботиться о нём.

Эмми слегка оттаяла.

— Всё равно врать нехорошо, потому что любая ложь имеет последствия. Мой голос так говорит. А ещё он говорит, что вы только притворяетесь клоуном. На самом деле вам совсем невесело, потому что мы с вами одинаковые. Зачем вы начали эту двойную фальшивую игру?!

И вновь неловкое молчание.

— Миссис Робертс, выйдем на минутку, — обратился доктор к Анне-Марии. — Эмми, побудь одна немного, пожалуйста. Смотри, что у меня есть. Супер развлечение, — и доктор достал электроточилку для карандашей. — Смотри, берёшь карандаш и кладёшь вот сюда, нажимаешь на кнопочку, — объяснил доктор.

— Ого, такого не видела, — обрадовалась Эмми и увлеклась новым занятием.

Выйдя за дверь, доктор спросил:

— Позвольте узнать, с каким вопросом вы ко мне обратились?

— Я беспокоюсь за мою дочь.

— Что именно вас беспокоит?

— Что она ко всем лезет со своим голосом, который придумала и который якобы сидит в её голове и грубит, дерзит взрослым. Вот сейчас, что это было?! И в садике заставляет детей садиться и слушать, что у них происходит. По крайней мере, так мне сказала воспитательница.

— Я вас услышал. Давайте вернёмся.

— Знаете, доктор, — Анна придерживала дверь, чтобы Эмми ничего не услышала, — это мой ребёнок, и пока что несут за него ответственность только я и мой муж. Поймите меня правильно, я обычная мать и хочу для своего ребёнка самого лучшего, а всё это чудачество приносит нам одни беспокойства…

— Ну, хорошо. Знаете, что я думаю? — мама настроилась слушать очень внимательно. — Эмми удивительный ребёнок. Признаться честно, я таких никогда не встречал… В первую очередь я педиатр и могу вам сказать, что ваша девочка абсолютно здорова. Ну, а голос, возможно, это её дар. Думаю, что такой голос есть у каждого. У вас, у меня, у всех людей. Разница только в том, слышим мы его или нет. Я, например, иногда слышу и стараюсь прислушиваться.

Миссис Робертс задумалась.

Эмми в то время стала вновь играть с капуцином, строя ему разные смешные рожицы, совершенно забыв про карандаши. А мистер Браун копировал её поведение, как зеркало, так они приводили друг друга в неописуемый восторг, забыв недоразумение про враньё.

Войдя в кабинет, доктор продолжил:

— Сейчас я говорю с вами не как доктор. Человечество тратит огромное количество денег, чтобы достичь особого состояния — самадхи, нирвана, дзен-буддизм. Разные термины, а суть одна. И, похоже, вашей девочке повезло, Эмми в таком состоянии с рождения, раз она чувствует других людей. Похоже, что она в состоянии «здесь и сейчас» и радуется каждому моменту, поэтому ей доступно то, что видят великие гуру, которые всё про всех знают. Миссис Робертс, понимаете, о чём я говорю?

— Вы правда так думаете? Моя сестра Люси всё время твердит мне о том, чтобы я отстала от ребёнка и просто приняла её такой. Она, кстати, мастер по йоге.

К своему глубокому стыду я так и не побывала ни на одном занятии. — Анна расслабилась, не слыша страшного диагноза, который мог бы быть, и начала болтать в своей привычной манере. — Больше всего меня беспокоит то, что Эмми растёт, вопросов у меня всё больше, а ответов меньше… А потом школа, а что, если одноклассники начнут дразнить её, придумывать всякие обидные прозвища? Даже боюсь представить на какие ужасные вещи способны подростки.

— О, поверьте, миссис Робертс, с её талантом вести переговоры, ничего такого ей не грозит. Чтобы лучше понять какое-то явление или область, в которой вы не разбираетесь, нужно просто получить знания в ней.

— Что вы имеете в виду?

— Идите в библиотеку, обращайтесь к поисковым системам интернета, читайте книги, и вам больше не понадобится никуда ходить, вы будете точно знать, что с вашим ребёнком. И помните, с ней всё отлично. Сейчас такие возможности… Удивительное время! — доктор улыбнулся, вспоминая, как когда-то давно ему самому приходилось по крупицам собирать всё то, что сейчас находится в открытом доступе. Сотни часов в библиотеках в поисках ответов на свои вопросы.

Доктор Пешко обладал мягким нравом, но чувствовал и ощущал этот мир очень глубоко, и точно знал — он на своём месте. Вот всё это в совокупности и давало ему нескончаемую вереницу пациентов, которые порой приходили не за таблетками и дорогостоящим лечением, а чтобы просто успокоиться, хотя цены на приём были отнюдь не дешёвые. Доктор знал свою стоимость и ценил своё время и труд.

— Если и после этого у вас останутся вопросы, вы можете прийти с мистером Робертсом ко мне на беседу, как я и советовал в самом начале.

— Знаете, доктор, вы меня немного успокоили.

Доктор Пешко ласково посмотрел на неё и сказал:

— Давайте обнимемся, и ещё раз повторюсь, вы можете прийти, если вам что-то останется непонятным.

Он по-отечески обнял Анну-Марию, которая в это время думала лишь об одном — ранее она никогда не встречала такого, что доктора обнимались со своими пациентами на первом приёме. Но ей понравилось.

Несмотря на это, Анна всё равно уходила немного запутанной. На самом деле она ждала своего рода инструкцию, где точно знала бы, что делать и как реагировать на поведение своего ребёнка. И она задумалась о том, сколько раз она не делала так, как подсказывала ей интуиция, а полагалась на мнения других. Блуждая в своих мыслях, она поняла, что ей невероятно тяжело идти. Эмми повисла на ней, намертво вцепившись в её правую ногу, решив, что в образе капуцина жить проще.

— У-у-у-ууу!!! — девочка издавала вопящие звуки обезьяны.

— Ты знаешь, мам, что я раньше точно была обезьяной, а ты была моей обезьяньей мамой. Мы жили в джунглях, ели бананы и вшей. — Эмми увлечённо болтала и всё крепче висла на маме, глаза её горели и становились какими-то дикими. — Ты чесала меня, и маленькие насекомые падали из меня, мы их ели, и это было так здорово. А наш папа, папа был здоровый бабуин, самый главный. Клаасс!!! — Эмми уже орала как безумная, и пока они шли до машины, которая была припаркована довольно далеко от клиники, несколько прохожих оборачивались, недоуменно смотря на девочку, которая была больше похожа на дикого зверёныша, чем на человеческое дитя.

Анна почти плакала, как будто у неё не осталось больше ни физических, ни душевных сил хоть как-то противостоять безумству происходящего.

Искренне сожалея, что нельзя говорить плохие слова вслух, и чертыхаясь в душе, Анна-Мария уже звонила Томасу.

— Это я, родной, спасибо тебе за доктора, мне стало легче, он сказал, что она абсолютно здорова, но я всё равно больше так не могу.

— Что такое? — недоумевал Том.

— Наша дочь сошла с ума, теперь она КА-ПУ-ЦИН, — растягивая слоги, поведала Анна и продолжила, даже не слушая, есть ли там вообще муж на другом конце. — В кабинете у доктора была обезьянка, и теперь она тоже примат, а ещё врач мягко намекнул заняться собой! Представь! Читать книги и всё такое! Алло, ты тут? — наконец решила уточнить Анна, вслушиваясь в тишину.

— Да, я тут, поговорим вечером, вот прям сейчас никак не могу, скажи какую книгу купить? Я заеду после работы, — заботливо, но уже немного напряжённо сказал Том. — Займёмся этим вечером. У меня очень важный проект, и я совсем никак не могу сейчас говорить. Пока, милая, если Эмми думает, что она обезьяна, это хорошо, пусть бесится, она же ребёнок. Подыграй ей, зачем всё усложнять. Целую. — И снова короткие гудки.

«У всех всё важное… — подумала Анна-Мария, стараясь изо всех сил не впасть в отчаяние, как у неё это порой бывало. — Что за вечное его это непробиваемое спокойствие. Придумай занятие, подыграй, попрыгай. Почему я должна это делать!.. а мне, а что мне??!»

Коверкая язык и тщательно скрывая свой гнев и раздражение, Анна обратилась к дочери:

— Милый капуцин, может, ты хочешь немного бананчиков? Давай заедем в супермаркет и добудем их там. А потом поедем к тёте Люси, удивим её твоим новым образом.

Эмми взбесилась ещё больше, крича на всю улицу:

— Бананчики, бананчики.

Единственное, что пообещала себе Анна-Мария, когда родилась Эмми, это то, что она никогда не будет жестоко обращаться со своими детьми, как это делал её отец. По любому поводу и без он раздражался так, что мог даже швырнуть чем-нибудь в девочек. Она вспомнила один случай, когда он дал ей такую затрещину за то, что она взяла его старый бинокль без спроса и утащила его в их дом на дереве. Ей даже пришлось несколько недель не посещать школу, скрываясь дома с синяками, потому что мама считала это постыдным, показаться на людях в таком виде. Анна так ненавидела родителей в те моменты, испытывая самые разные эмоции от обиды до благодарности, что жива, скоро вырастет и забудет этот дом. А иногда ей казалось, что она и правда виновата, и тогда девочка не понимала, что больше её гложет, чувство вины или отвращение к своему собственному отцу или к маме, которая постоянно провоцировала его на скандалы, повторяя, какое он ничтожество и почему он не может нормально их обеспечить. Сёстры плакали, когда они ругались, и убегали прочь, забываясь в играх и делая вид, что им никто не нужен.

Их мать так страдала и больше всего на свете хотела их защитить, понимая, что это не жизнь. И когда им было по 5 и 7 лет, она собрала вещи и увезла их навсегда.

Каждый раз вспоминая это, сёстры находили в себе силы не ненавидеть отца и мать, а просто благодарить их за то, что они никогда не повторят этого со своими детьми и мужьями, чего бы это им не стоило.

Сейчас они даже готовы были обнять его от всего сердца, но к сожалению, отца уже не было в живых, он умер через несколько лет после их расставания, захлебнувшись в собственной злости и ненависти. А мама была жива, она вышла замуж во второй раз, но уже за очень спокойного мужчину, который справлялся с её невыносимым характером. Рич заменил им отца и показал, как может быть по-другому.