Прощению не подлежит

Надежда Голубицкая (2024)

История разворачивается во французской Бретани. Одна из дочерей смотрителя маяка сводит счеты с жизнью, а ее сестра, Софи Венсан, клянется распутать клубок загадочных событий, найти и наказать виновного. Но она даже не может и предположить, к чему приведет ее жажда мести. Очевидные вещи окажутся совершенно не такими, какими казались в начале. И она предстанет перед сложнейшим выбором: отомстить или позволить новому чувству поселиться в сердце. И какое же чувство в конце одержит верх?

Глава 4

Софи поспешно начала листать блокнот. Это была не простая записная книжка, а что-то наподобие дневника, который сестра с ее неусидчивым характером вела не очень долго и не совсем прилежно, ничего не записывая по несколько дней, а иногда пропуская целые недели. Исписано было немного, но главное — там, возможно, хранилась разгадка тайны личности Кристофа. Сердце Софи бешено забилось так, что даже строчки запрыгали перед глазами. Но она постаралась взять себя в руки и на первой странице прочла:

Ночь с 31декабря на 1января 20..г.

Если бы мне кто-нибудь еще вчера сказал, что я заведу личный дневник, я рассмеялась бы ему в лицо. Где я с моим характером, а где излияния души на бумагу? Мне всегда казалось, что дневники ведут утонченные меланхоличные особы, к коим я не имею совершенно никакого отношения, а еще подростки, но из этого возраста я уже, по-моему, вышла. Еще свои мысли и переживания доверяют бумаге те, кто одинок, у кого нет того огромного количества приятелей, друзей и знакомых, какое есть у меня. Я даже не думала, что у меня в моей бурлящей ключом жизни настанет момент, когда я, чтобы окончательно не свихнуться, начну вверять свои чувства бумаге. В какой-то момент я поняла, что не могу довериться никому, разве что Софи, но сестра сейчас далеко, у нее и без меня хватает проблем с ее пиявкой-Лукасом. И хоть она ничего и не рассказывает и никогда не жалуется, но я-то вижу, я чувствую, что он обвивает ее, словно огромный осьминог своими щупальцами и тянет в серую унылую рутину совместной с ним жизни, где ему будет удобно и комфортно, а Софи будет этот комфорт ему обеспечивать. Сколько раз, общаясь с ней, мне хотелось посоветовать бежать от этого человека без оглядки, заставить ее сбросить эти путы, но зная характер сестры, я всякий раз прикусывала свой болтливый язык.

Да, сестра сейчас на другом конце света, а как бы хотелось с ней вдвоем оказаться в нашей любимой кофейне, поболтать о каких-нибудь пустяках. И пусть мы с ней неродные по крови, но ближе человека мне даже трудно представить. Мне даже иногда казалось, что мы чувствуем одинаково и можем прочесть мысли друг друга. Если бы Софи была здесь, мне бы не пришлось подбирать слова, чтобы излить душу. Она бы все почувствовала и все поняла, она смогла бы так незаметно утешить и поддержать, как умеет только она…

Софи с щемящим сердцем прижала к себе блокнот, она даже не подозревала как ее хохотушка-сестра нуждалась в ней. Она и не помнила, когда это она поддерживала сестру, обычно это Лили с ее неуемным веселым нравом оказывала ей помощь. А вот теперь, когда сестра в ней так нуждалась, ее рядом не оказалось. Причем она собиралась эти Рождественские и Новогодние каникулы провести с семьей, но прилететь помешал форс-мажор на работе. Ах, если бы… Софи собралась с духом и продолжила чтение:

С чего же мне начать? Наверное с того дня, когда я ощущала себя абсолютно счастливой. Было это как раз в канун Рождества, 24 декабря, в тот день, когда все казалось наполненным радостью и счастьем, как солнечный день за окном. Дело в том, что прошлым вечером я случайно увидела у Робера во внутреннем кармане пиджака два пригласительных в ресторан «Планета» и бархатную коробочку с колечком, на вид таким простеньким неброским, в стиле моего жениха. Я обычно не проверяю содержимое его карманов, но все вышло совершенно случайно. Мы собирались, как обычно прогуляться в парке с нашим лабрадором Биллом. Но Робер задержался на работе, а когда пришел, выглядел каким-то взвинченным. Он отказался остаться дома и отдохнуть, решил пойти со мной, лишь попросил пару минут, чтобы переодеться и вымыть руки. Он оставил свой пиджак на кресле и направился в ванную, а Билл у нас большой любитель разбросанных вещей. Он сразу же стащил пиджак хозяина и хотел оттащить его на свое спальное место. Он всегда так поступает с украденными вещами: все что стащит, прячет под свой матрасик. Мне с трудом удалось отобрать пиджак, вот только содержимое карманов высыпалось на пол. Когда я увидела пригласительные и красненькую бархатную коробочку, то чуть не задохнулась от радости. «Планета» — это самое романтичное и красивое заведение в городе, и это могло означать только одно — Робер, наконец-то, собрался мне сделать предложение. Я так давно этого ждала, что просто не могла поверить в свое счастье.

Мне кажется, что любовь к Роберу не покидала меня с того самого дня, когда я его впервые увидела в школьном коридоре. Она росла вместе со мной и глубоко укоренялась в моем сердце. Сейчас уже и не могу вспомнить, чем же он меня так поразил, что я застыла словно действительно пораженная стрелой Купидона, не в силах отвести от него взгляд. Робер прошел тогда мимо, даже не взглянув в мою сторону. И вообще инициатива в наших отношениях всегда была в моих руках. Я первая призналась ему в любви, написав письмо, которое заставило его, наконец, обратить на меня внимание. Я первая его поцеловала, да что уж там скромничать, в постель его я тоже затащила и инициатором совместной жизни на съемной квартире также была я. И вот сейчас он собирался сделать мне предложение, именно он, а не я решился на такой серьезный шаг.

Внутри меня все пело, я уже мысленно перебирала свой гардероб и продумывала макияж и прическу. Но все пошло не так как я себе нафантазировала. Когда мы в парке дошли до нашего любимого дерева, где первый раз поцеловались, и отпустили Билла немного побегать, Робер вдруг, тяжело вздохнув, словно решился на что-то и произнес:

— Лили, нам нужно серьезно поговорить.

Он очень заметно нервничал так, что его состояние поначалу передалось и мне, но потом я почему-то решила, что он сейчас собирается сделать предложение, а в «Планете» мы просто отпразднуем это событие. Но я услышала не то, о чем так мечтала.

— Мы должны расстаться, — проговорил он, опустив голову. — Я не могу больше тебя обманывать. Я полюбил другую…

От боли нахлынувшей после этих слов у меня потемнело в глазах. Так бывает когда ты идешь по темной улице и навстречу тебе вылетает автомобиль с ярко включенными фарами. Он уже уехал, а ты все никак не можешь избавиться от ярких кругов перед глазами, а мир вокруг полностью поглощает беспросветная тьма. Робер еще что-то говорил, но его слова не долетали до меня. Я вообще с трудом вспоминаю то, что было после его слов. Помню, что выскочила из парка, остановила такси и попросила водителя увезти меня подальше от того места. Слез не было, было просто состояние оцепенения и бесчувственности.

Отъехав довольно далеко от парка, таксист поинтересовался, куда меня отвезти. Я не знала, что ему ответить. Вернуться домой я не могла, даже если Робер туда и не придет, там все напоминало о нем, о нашей счастливой (как мне казалось) совместной жизни. Поехать к кому-нибудь из друзей, даже к Аннет, и выдерживать расспросы и утешения, было выше моих сил. Тогда я решила отправиться на наш маяк под предлогом совместного Рождества с отцом. Он у меня не из тех людей, кто будет лезть в душу.

Рождественский ужин прошел в тихой домашней обстановке, я отчаянно делала вид, что со мной все нормально, а отец — что этому верит. Только когда я так внезапно приехала, он спросил, не случилось ли чего. Я еле нашла в себе силы улыбнуться и заверить его, что все хорошо, что я просто по нему соскучилась. Но мой вынужденный спектакль, похоже, его не убедил, он окинул меня еще раз взглядом своих строгих глаз и произнес то, что мне было так необходимо в тот момент:

— Я прекрасно вижу, что у тебя что-то стряслось, но допытываться не стану. Захочешь — сама скажешь. Только знай, если тебе нужна помощь, можешь всегда на меня рассчитывать.

Но мне нужно было одно — побыть наедине с самой собой, собрать себя, казалось, разлетевшуюся на тысячи осколков, вырвать те чувства, которые прочно укоренились в моем сердце, чтобы как-то жить дальше.

Вернувшись домой, я не обнаружила не только вещей Робера, но и Билла. Не знаю, почему лабрадоры у меня всегда ассоциировались с дружной счастливой семьей? Когда мы с Робером решили завести собаку и выбор пал на эту породу, сердце у меня тогда пело, что вот оно семейное счастье: уютный дом, дети, собака и совместная жизнь до старости. Оставаться сейчас в этой пустой, осиротевшей квартире было невыносимо, поэтому предложение Аннет, позвонившей так кстати, встретиться в нашем любимом кафе было принято с удовольствием. Подруга всегда отличалась жизненной мудростью, всегда давала дельные советы. Может и сейчас она подскажет рецепт, как забыть, как вычеркнуть и искоренить все, что связано с Робером.

Я пришла раньше и заняла наш любимый столик возле огромного аквариума с яркими непоседливыми рыбками. Посетителей практически не было, обычно все предпочитали проводить Рождественские каникулы в кругу семьи. Я заказала кофе, и как раз когда его принесли, в кафе вбежала подруга, которая выглядела возбужденной и чем-то озабоченной. На мое приветствие она ответила рассеянным поцелуем в щеку, после чего, усевшись за столик и также заказав кофе, сразу перешла к делу.

— Нам с тобой нужно поговорить. Понимаешь…

Она запнулась, подыскивая слова, но ей уже ничего не нужно было мне говорить. Мой взгляд случайно упал на ее нервно переплетенные пальцы и один из них был обвит колечком, которое я никак не могла забыть, таким простеньким с небольшим камешком, поддерживаемым золотыми лепесточками. Я резко подскочила, опрокинув свой кофе. Аннет что-то говорила, пыталась что-то объяснить, но я ничего не слышала и не видела, перед глазами было только это злополучное кольцо. Видеть его на пальце лучшей подруги было выше моих сил. Не желая больше ничего слушать, я ушла из кафе. Добралась домой, у меня было ощущение, словно я заболеваю: глаза горели, дневной свет причинял боль, поэтому я задернула наглухо все шторы, любой звук отражался болезненным звоном в голове, поэтому телефон и компьютер были сразу же отключены. Я укуталась в любимый плед, пытаясь согреться, так как меня нещадно знобило и потряхивало. И вот в этом коконе я просуществовала до сегодняшнего дня. Если честно, то я не очень хорошо помню, как прошли эти дни. Я старалась не выбираться из своего спасительного пледа, жила на кофе с какими-то бутербродами, просто, чтобы не умереть с голоду и заставляла себя спать и спать, чтобы хоть во сне не думать о том, что произошло.

Из этого состояния меня выдернула сегодня утром моя подруга Жюли, которая вернулась из отпуска. Она звонила и стучала в мою дверь с такой настойчивостью, что я сдалась и открыла ей.

— Если бы ты не открыла, то через пять минут я бы вызвала службу спасения, — сказала она вместо приветствия.

А потом в недоумении оглядев мое темное тихое убежище, она добавила:

— Что тут у тебя творится? На носу праздник, а у тебя словно в склепе.

Она шагнула к окну, решительно распахнула шторы и повернулась ко мне, уперев руки в бока. Я не выдержала ее изучающего взгляда и пробормотала:

— Я заболела, от света болели глаза и голова, вот отсюда и этот полумрак.

— Лили, я знаю причину твоей болезни и понимаю как это все тяжело.

Она посмотрела мне прямо в глаза и на ее лице мелькнула тень сочувствия, которую она сразу же прогнала и решительно добавила:

— Да, я понимаю, это мучительно больно, но нельзя же так. Ты только посмотри на себя! Где та прежняя Лили, которую я знала? Она бы ни за что не показала свою боль и уязвимость, она бы смеялась, шла дальше с гордо поднятой головой, а не пряталась от бед, словно улитка в своей раковине. Очнись, подруга! Не позволяй сломать себя! Вернись к своей привычной жизни и покажи им обоим кого они потеряли, замечательную женщину и верную подругу.

— Жюли, я не могу, у меня нет сил, — еле слышно произнесла я.

— Ничего, мы их найдем, — не оставляла меня в покое подруга. — И для начала ты отправишься в ванную и приведешь себя в порядок, а то на тебя смотреть страшно, а я пока приготовлю тебе нормальный завтрак. А потом мы вместе отправимся в клуб встречать Новый год.

С первыми двумя пунктами я согласилась, а вот от клуба отказалась. Мне еле удалось выпроводить Жюли, не позволив остаться со мной и заверив, что у меня все будет хорошо. Сначала я решила позвонить сестре, у нее там, в далекой Австралии, приближался Новый год. Мы весело вспоминали детство и болтали бы, наверное, еще пару часов, если бы не Лукас, который капризно напомнил, что их ждут друзья на пляже и что они рискуют все пропустить. Пришлось заканчивать разговор. И вот теперь со мной только этот блокнот, которому я могу все доверить. Но как ни странно с каждым написанным словом мне действительно становится легче, словно тот темный сгусток боли в душе выливается черными чернилами на белые листы, уменьшается и вскоре, я надеюсь, совсем исчезнет и я снова смогу жить полноценной жизнью.

Софи вспомнила тот разговор с сестрой, она изводила ее своими шутками, заставляя смеяться до слез. Она даже ничего не заподозрила, лишь поинтересовалась, почему Лили так похудела. На что та заявила, что решила тоже быть стройной и села на диету.

«Ах, сестренка, если бы ты хоть словом обмолвилась, если бы сказала, что тебе нужна помощь, я бы все бросила и прилетела. И может тогда ты была бы все еще здесь», — с грустью подумала Софи, снова принимаясь за чтение.

3 января 20.. г.

Сегодня ужасно тяжелый день, мой первый выход в свет, после добровольного заточения, а усугубляет все то, что я работаю в одном офисе с Аннет. Мне придется не только с ней встречаться, но и работать в паре над общим проектом, так как шеф, зная нашу тесную дружбу, часто поручал работать в тандеме.

Когда я, глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, вошла утром в офис, Анет и несколько коллег, окруживших ее, были уже на месте. Слышались поздравления, расспросы по поводу свадьбы и обустройства уютного семейного гнездышка. Слушать эту болтовню было выше моих сил. Я поприветствовала всех и сразу же принялась за работу.

— Наверное, ты будешь подружкой невесты? — спросила Катрин, одна из коллег, подойдя к моему столу.

Либо это была издевка, либо Аннет не сказала за кого собирается замуж. Мне ничего не оставалось, как натянуть довольную улыбку и нарочно завышенным тоном произнести, не отрывая взгляд от лица бывшей подруги:

— Если предложат, буду конечно, я не могу пропустить такое событие.

Аннет что-то хотела мне сказать, подойти ближе, но я взглядом, в котором, наверное, плескалось презрение, пригвоздила ее к месту. Сделав вид, что у меня масса работы, я уставилась в монитор, а пальцы с привычной скоростью забегали по клавиатуре, вот только печатали они только одну фразу: «Боже, дай мне сил, я так больше не могу!» Пребывание в офисе превращалось в изощренную пытку.

Аннет не оставляла попыток поговорить со мной и во время обеденного перерыва направилась к моему столику и начала что-то говорить, но я ее оборвала на полуслове. Во мне волной начала подниматься злость.

— Мне абсолютно безразлично как это все произошло. Но запомни одно — если ты приблизишься ко мне еще раз, ты пожалеешь. Живите, женитесь, мне все равно.

Даже не прикоснувшись к обеду, я выскочила из кафе. А в голове пронеслось: «Если ее присутствие сводит меня с ума, сделаю так, что и ей станет невыносимо находиться рядом со мной». Я вообще не мстительная, по крайней мере, не замечала за собой этого, а тут в меня словно демон вселился. Мы с Аннет разрабатывали совместно проект рекламного буклета, но заказчику не понравилась ни одна из идей. До Новогодних праздников мы придумали еще одну стратегию, и сейчас, похоже, Аннет ее шлифовала. Тогда я меньше чем за час придумала нечто совершенно новенькое, и когда пришла пора демонстрировать работу заказчику, я сделала все, чтобы получить этот заказ и оставить свою подругу ни с чем. Я видела, что она расстроена, но это мне даже доставило удовольствие, я сама на себя была не похожа. И если быть до конца честной с самой собой, то эти перемены мне не очень нравились, но остановиться я уже не могла.

14 января 20.. г.

За последние десять дней наш офис превратился в преисподнюю с котлами с кипящей смолой. И в этих котлах мучились мы с Аннет. С одной стороны каждый мой приход в офис был для меня тяжким испытанием, когда я видела за соседним столом свою бывшую подругу, у меня начинало вибрировать все внутри. А каждый телефонный звонок Робера или обсуждение предсвадебных хлопот уже приносили не столько боль (наверное, моя прежняя чувствительность притупилась), сколько раздражение и злость, которые выливались в такие поступки, которые раньше я постыдилась бы совершать. Работа же для Аннет превратилась в прохождение лабиринта полного ловушек. Я подставляла ее и лишала возможности нормально заработать, отбирая заказ за заказом, клиента за клиентом. Все в офисе догадывались, что что-то произошло, только слепой мог этого не заметить, но вмешиваться не решались.

Аннет все чаще попадала на ковер к шефу, а вчера оттуда вышла вся в слезах. Могу сказать, что «случайно» проливать свой кофе на ее папку с важными документами, которые в тот момент понадобились шефу, или позабыть ей сказать о назначенной клиентом встрече, о которой я узнала, ответив в ее отсутствие на звонок ее телефона, это был не лучший способ наказать или отомстить, это уж точно. И по вечерам, сидя одна в своей квартире, я корю себя за эти низости. Но стоит только моему взгляду остановиться на ее руке с колечком на пальце, или увидеть, что ее встречает Робер, как на меня волной накатывает жажда мести, которая требует оплаты по счетам любым способом. Я перестала быть собой, из-за того, что пришлось пережить. А когда я чувствую себя виноватой, то становлюсь еще бессердечнее и злее.

Аннет попыталась снова со мной поговорить, но сделала только себе хуже. А когда позавчера после работы меня попытался вразумить Робер, я вообще, если честно, потеряла контроль над своим раздражением.

— Оставь в покое Аннет, — заявил он, нависая надо мной. — Она ни в чем не виновата. Просто так повернулась судьба, так сложились обстоятельства. Ну, кто мог знать, что мы полюбим друг друга. А ты… Я не думал, что ты можешь так низко пасть.

— И это ты мне говоришь о низости? А то, как вы поступили разве не низко? — моему возмущению не было предела. — Да если бы вы, как только воспылали чувствами, пришли и во всем мне признались, я бы тебя отпустила и никогда не цеплялась бы за то, что прошло. Не скрою, мне было бы больно, но не так мерзко как сейчас, когда вы просто предали меня, встречаясь у меня за спиной. Так что не тебе предъявлять какие-то претензии. Лучше ты оставь меня в покое!

После этого разговора, мне удалось вчера сделать так, что Аннет получила выговор с предупреждением, что если подобное повторится, она грозит остаться без работы. А вот сегодня она не пришла в офис, сообщив, что заболела. Не знаю, правда ли это или может это ее уловки, но не видя ее, я начала понемногу успокаиваться и заноза сидящая в сердце перестала причинять такую острую боль.

Софи было даже тяжело представить, до какой степени была изранена душа сестры, если она решалась на такие поступки. Ведь та прежняя Лили, которую она всегда знала, не могла заниматься мелкими пакостями. Сестра продолжала бы жить с гордо поднятой головой и никто бы из окружающих даже не догадался бы об ее боли. А когда узнали об их с Робером разрыве, все решили бы, что это она его бросила. Но, похоже, что это двойное предательство все поменяло в ее жизни и совсем изменило ее саму. Обидно, что сестра во время их разговоров и словом не обмолвилась о своих душевных муках, лишь вскользь упомянула их разрыв с женихом, сказав, что все произошло по обоюдному согласию.

28 января 20.. г.

Правду говорят, что время лечит. А еще хорошим лекарством является отсутствие раздражающего фактора, в моем случае двухнедельное отсутствие Аннет в офисе. Я начала приходить в себя, наконец, поняла, что достаточно страдать и жалеть себя, нужно жить дальше. Я с головой окунулась в работу, отдавая все силы новым проектам. С таким энтузиазмом я не работала даже когда находилась на испытательном сроке, когда пришла в этот офис после окончания университета.

Дома не киснуть было сложнее, ведь в этой квартире все напоминало об утраченном семейном счастье. Но недавно вернувшись с работы и предчувствуя очередной вечер в одиночестве, меня накрыло странное чувство, которое я не могла объяснить. Я прошлась по пустым комнатам, повсюду видела вещи, которые кричали мне о Робере. Вот его любимая чашка, из которой он обычно пил свой утренний кофе, сидя в своем любимом кресле и читая последние новости в свежей газете. Вот ваза, которую он купил взамен моей любимой случайно разбитой. Вот морской пейзаж, нарисованный акварельными красками юной художницей лет двенадцати, которая так нас поразила своим талантом, что мы не смогли уйти, подождали, пока она закончит картину, и уговорили нам ее продать. Вот огромный плюшевый заяц, которого Робер выиграл для меня в тире на ярмарке. И таких «вот» было огромное количество, вся квартира состояла из них. Я, наконец, поняла, что больше так продолжаться не может, нужно было что-то делать, иначе я снова рисковала впасть в прежнее состояние или сойти с ума от обступивших меня воспоминаний. Тогда, не раздумывая, я взяла большие пакеты и стала складывать в них все, что хоть как-то напоминало о прошлой жизни с Робером. Всего за пару дней я продала всю старую мебель из гостиной и спальни, выбрала и заказала новую. Я решила поменять все, вплоть до обоев, которые я нещадно сорвала со стен. В общем, в квартире был начат ремонт и царил полный хаос, но как ни странно я была почти счастлива.

А сегодня утром я проснулась в отличном настроении, хорошо выспавшейся, не смотря на то, что спать пришлось на полу, на надувном матрасе. За окном было солнечно и аномально тепло. Градусник, который в январе обычно доползает до плюс шести, сейчас показывал тринадцать. Птички, обрадовавшись такому зимнему подарку, весело щебетали, и мне самой захотелось петь. Накинув легкую куртку, я решила возобновить свои утренние пробежки.

Я побежала вниз по дороге, ведущей к набережной. Было чудесно снова двигаться, ощущать, как не по-зимнему теплый ветер приятно обдувает лицо, как солнечные лучи словно поглаживают, стараясь убедить, что в жизни еще осталось что-то хорошее, то ради чего стоит двигаться дальше. Свернув в небольшой сквер, я просто наслаждалась бегом, на какое-то мгновение даже захотелось позабыть обо всем. Когда я добежала до своей любимой аллейки, то невольно залюбовалась нею: голые кроны деревьев были словно подсвечены ярким утренним солнцем, а лавочки по обеим ее сторонам казались золотистыми.

Я остановилась и потянулась, вдыхая полной грудью и чувствуя, как в меня снова вливается жажда жизни. Но вдруг увидела три фигуры, появление которых снова выбило почву из-под ног. В противоположном конце аллеи, мне навстречу не спеша шли, держась за руки, Аннет и Робер с Биллом на поводке. Они что-то друг другу говорили и не замечали ничего вокруг, но Билл сразу же меня заметил и рванулся с такой силой, что вырвал поводок из рук и побежал в мою сторону. Подбежав, он радостно залаял, виляя не только хвостом, а казалось, всем телом. Потом подпрыгнул, положил мне лапы на плечи и попытался лизнуть в лицо. Робер звал его, но собака не реагировала. Билл радостно поскуливал и повизгивал, когда я трепала его за ушами, и даже ласково покусывал мою руку. Мне, оказывается, так не хватало вот этой искренней привязанности этого милого существа, я обняла собаку за шею и прижалась щекой к его мягкой шелковистой шерсти. Подняв голову, я увидела, что Робер замер в нерешительности, он уже не звал Билла, но приблизится или просто уйти не решался. Тогда я прижала еще раз к себе своего любимца, поцеловала его в холодный мокрый нос и, глядя в его не по-собачьи смышленые глаза, произнесла:

— Я очень по тебе скучала, малыш, и так рада тебя увидеть, но сейчас ты должен вернуться к хозяину. Обещаю, что когда мы в следующий раз встретимся, мы обязательно поиграем. А сейчас иди. Возвращайся к хозяину. Иди домой.

Билл меня послушал, опустил голову и медленно побрел к Роберу. А все то время, что он шел, я смотрела на своего бывшего парня и его новую невесту, и вдруг почувствовала, что сейчас отпустила не только свою собаку, но и все, что с нами произошло, позволив ему стать моим прошлым.