Размах крыльев.

Надежда Волгина, 2017

Что делать той, кого отец проиграл в карты? Да не кому-нибудь, а Асмодею – одному из самых страшных демонов подземного царства, повелителю азартных игр. Как выжить там, где тебя окружают чудовища, где на каждом шагу подстерегает опасность? И можно ли избежать любви в этом богом забытом месте? В оформлении обложки использованы фото со стока фотографий и изображений shutterstock.

Глава 2

Я просто отупела, даже боли не почувствовала, когда меня, не церемонясь, стряхнули на пол.

В ту же секунду я осталась одна, как поняла по звуку удаляющихся шагов и бормотанию на тему, как надоела ему эта работенка. Кажется, сейчас я должна себя почувствовать виноватой. Только вот я никого не просила куда-то меня тащить. Кроме того, разболелась ушибленная коленка. Да так сильно, что я опять не выдержала и заскулила.

Кругом царила такая плотная темнота, что не будь я уверена в обратном, решила бы, что резко ослепла. Я потрогала то, на чем сидела. Очень похоже на утрамбованную землю, а значит, я на улице. Куда делась, тогда, зима и куча снега? Почему нет запахов, присущих улице, дуновения ветерка, шелеста листвы, пения птиц?.. Ну и что, что ночь. Ведь есть и ночная жизнь, а она тоже издает звуки.

Даже сама не понимала, почему считаю это место улицей. Не только из-за того, что сидела и уже подмерзала на сырой земле. Наверное, еще и потому что тело обволакивала прохлада, свойственная летней глубокой ночи.

Я задрала голову и не увидела ровным счетом ничего. Ни луны, ни звезд — все такая же темнота над головой.

Под тонкую сорочку уже вовсю проникал ночной холод и гладил кожу ледяными пальцами, рождая дрожь в теле. Нужно было хоть что-то предпринять. Встать я не смогла, когда попробовала, и поняла, что ногу прострелила резкая боль, вновь заставившая меня застонать. Тогда я прямо как сидела, на попе, так и принялась ползти, помогая себе здоровой ногой. Новая боль не заставила себя ждать, когда я ударилась пострадавшей коленкой обо что-то твердое.

— Черт! — руганулась я, уже вовсю исследуя препятствие. Каково же было мое удивление, когда поняла, что сижу рядом с огромной кадкой, в которой, по-видимому, растет какое-то дерево. Это я определила, нащупав плотный толстый лист овальной формы.

В тот же миг место, что показалось мне забытым и богом, и людьми, наполнили звуки музыки и громкий смех. Толпа по-праздничному разодетых людей выбежала в распахнутые двери. Воздух прорезал пронзительный свист, и в следующее мгновение небо надо мной взорвалось миллионом разноцветных вспышек. Залпы следовали один за другим. Они взрывались прямо над моей головой, да так низко, что от грохота страдали мои барабанные перепонки, и я боялась оглохнуть. Еще громче смеялись люди, слышались хлопки открывающихся бутылок, звон стекла. И музыка — пронзительная, застывшая на высоких нотах, сводящая с ума.

Я заткнула уши и спрятала голову в коленях, чтобы хоть чуть-чуть стало тише и ничего не видеть.

— Черт, черт, черт… — скулила я. — Куда же меня занесло? И когда же это кончится?

— Кто ты и что тут делаешь? — услышала я строгий голос рядом. В хаотичных всполохах и сквозь слезы, застилающие глаза, удалось рассмотреть мужской силуэт. — Зачем отрываешь меня от праздника?

— Я?.. Я не… — уже начала я оправдываться, как меня снова перебили:

— Чего тут сидишь, обнявшись с вивинтией? Вон смотри, и цветок ее почти лежит у тебя на голове… Удушьем давно не страдала?

Удушьем?! Я задрала голову и практически уткнулась взглядом во что-то темное и мохнатое.

— Одно ее прикосновение, и ты не сможешь нормально дышать две недели, — продолжал напутствовать голос, принадлежащий мужчине, которого я по-прежнему не могла рассмотреть.

Речь об удушье до такой степени меня напугала, что я забыла про боль в колене и отползла от цветка на безопасное расстояние.

— Может все же ответишь, кто ты такая?

— Я… Алина, — не придумала ничего лучше, как назвать свое имя.

— Алина-малина… — передразнил он и уже почти по-свойски огорошил: — Ладно, Алина, пойдем ка отведу тебя в более подходящее место, а то придется стать участницей оргий. А к ним ты, как я вижу, совершенно не готова.

Что-то моя голова уже отказывалась думать. Про какие оргии идет речь? Тут творится что-то непристойное?..

— Может, все-таки скажешь, как ты сюда попала? — вновь заговорил мой провожатый.

Мы передвигались в полнейшей темноте. Я постоянно спотыкалась, хоть он и придерживал меня за талию. Да еще и коленку простреливало при каждом шаге. Очень надеялась, что с чашечкой все в порядке и не придется несколько месяцев провести в гипсе. Ото всюду слышалась музыка, действующая мне на нервы, и смех. Но никаких светящихся окон или чего-либо еще, через что можно рассмотреть праздник, я не заметила. Справа от меня тянулась глухая стена, как определила на ощупь, а слева… даже не знаю что. Я и провожатого-то не видела, только ощущала, как руки мои прикасаются к чему-то из грубой шерсти, и удивлялась, что он летом так тепло одет. О том, что в разгар зимы я оказалась в лете, старалась вообще не думать, рискуя сойти с ума.

— Если бы я знала… Меня выдернул из постели какой-то верзила. Оскорбил по-всякому и притащил сюда.

— Верзила? — переспросил мой спаситель. — Вельзевул что ли? А он говорил что-то?

— Ничего, кроме ворчания, как это все ему надоело.

— Ну точно! Вельзевул — проводник. Он все время недоволен своей работой. А кто ему виноват, если сам подвязался лет сто назад?.. Постой ка! — он резко притормозил. — А для кого он тебя притащил? И зачем?

— Откуда же я знаю! — всхлипнула я, чувствуя, как слезы того и гляди польются безостановочным потоком.

— Так, спокойно, разберемся, — прикрикнул он, не знаю кто, и еще более резво потащил меня вперед, так что раненую ногу я уже практически волокла за собой и слезами захлебывалась уже от боли. — Сейчас я оставлю тебя с девочками, в нашей больничке, а сам разыщу этого нытика и все узнаю. Идет?

Я лишь еще горше зарыдала, не желая во все это верить и мечтая проснуться.

Наконец-то мы остановились. Что-то щелкнуло, и в лицо мне ударил яркий свет, от которого я надолго ослепла. Как не пыталась проморгаться, какое-то время шла наощупь. Вернее, ковыляла…

— Где ты ее нашел, такую замухрышку? — пропел мелодичный, ласкающий слух женский голос. — И что с ее ногой?

Меня передали в ласковые руки, что сразу же бережно усадили на что-то мягкое. Все это время я продолжала ничего не видеть, правда, и глаза мои были плотно зажмурены. Их я просто-напросто боялась открывать.

— Лили, иди сюда. Это по твоей части, — пропел то же голос, и я рискнула приоткрыть один глаз.

Передо мной стояла удивительно красивая девушка. Вернее, женщина. Или девушка?.. Поймала себя на том, что смотрю на нее, открыв рот. А как откровенно она одета! Блестящее платье обтягивало ее аппетитную фигуру, словно змеиная кожа. Более чем откровенное декольте больше показывало, чем скрывало. Ярко-рыжие волосы крупными локонами спадали на плечи. Чувственные губы выделялись ярко-алым пятном на безупречном, с кожей цвета топленого молока лице.

— Нравлюсь? — крутанула она бедрами, и только тогда я догадалась закрыть рот, чувствуя, как лицо заливает жаркий румянец. — Я всем нравлюсь, не тушуйся, — рассмеялась она, и смех ее зазвенел в комнате, которую… мне нужно рассмотреть.

Я резко развернулась и увидела такое, что заставило заорать меня во все горло. Я кричала и не могла не смотреть. Черт! Черт! Черт! Передо мной был самый настоящий черт — с рогами, копытами и хвостом. На хвосте даже разглядела кисточку. Все тело его было покрыто коричневой шерстью. Из предметов одежды — только короткие шорты, что обтягивали… Вот тут я, не переставая орать, округлила глаза. Его гениталии под шортами выглядели так, словно он готов ринуться в бой хоть сейчас. Еле заставила себя перевести взгляд на лицо. С темного, как у афроамериканца, лица на меня смотрели совершенно европейские черные и лукавые глаза. Губы кривились в улыбке, открывая белые и все как один острые зубы.

— Никогда не видела черта что ли? — замахал он руками и процокал копытами (да-да, самыми настоящими) ко мне ближе.

Мой крик уже перерос в постоянную икоту. Я вжалась всем телом в то мягкое, на чем сидела, и затравленно смотрела, как он приближается.

— Разрешите представиться, — протянул он мне мохнатую руку. — Черт Федор — самый популярный и соблазнительный здесь.

— И самый скромный, — хихикнула красавица, что спокойно взирала на нас. Мой крик ее не то чтобы не смутил, а даже позабавил, судя по довольному выражению лица. — Выпей, дорогая, — протянула она мне бокал, наполненный янтарной жидкостью. — Это остановит икоту и поможет расслабиться.

Уговаривать себя не заставила. Да и пить хотелось жутко. В бокале оказалось наиприятнейшее вино — в меру терпкое и сладкое. Осушив бокал залпом, я почувствовала, как по телу заструилось блаженное тепло, а в голове появился легкий туман. Именно он и позволил мне взглянуть на Федора уже без былого страха.

— Умница, — промурлыкала девушка. — Лили! Ну, где ты там?! — гаркнула она так, что я подскочила от неожиданности. Какие же они тут темпераментные. — Федор, иди отсюда! Не нарушай стерильность.

— Да, подумаешь… Не больно-то и хотелось, — развернулся он на своих копытах. — Ее приведите в порядок, — обернулся напоследок. — Чтобы как новенькая была. А я пока Вельзевула разыщу. Узнаю, кто она, откуда и для кого он ее притащил, — и ушел, напевая себе под нос: — Мы в ответе за тех, кого приручили…

Пресловутой Лили по-прежнему не было. А рыжеволосая и вовсе решила забыть обо мне и моей ноющей коленке. Ну тогда и я позволила себе рассмотреть комнату.

Собственно, рассматривать тут было и нечего. Я утопала в белоснежном кресле, и таких кресел тут еще имелся с добрый десяток. Возле каждого стояло по маленькому, типа сервировочного, столика, уставленных всевозможного размера склянками. Из одной такой рыжеволосая себе сейчас наливала ярко-желтую жидкость в бокал. Стены, пол и потолок в комнате тоже были белыми. Я бы сказала, здесь царила абсолютная стерильность. Ярким пятном являлась сама хозяйка этого белого царства, которая, не обращая на меня внимания, пригубила жидкость и аж причмокнула от удовольствия.

— И чего ты горланишь, как ведьма на костре? — с этими словами в комнату вошла женщина, которая показалась мне просто величественно красивой.

Ее черные, как смоль, волосы гладкими прямыми прядями спадали на спину. Огромные синие глаза заволок легкий хмельной туман. Коралловые губы презрительно кривились, открывая взору поистине жемчужные зубы. На ней было ярко-красное платье, тоже облегающее фигуру и струящееся в пол. И что самое странное, ни намека на обувь — из-под платья выглядывали узкие изящные ступни с идеальным педикюром.

— Наконец-то, — встрепенулась рыжеволосая и даже подмигнула мне. — У тебя пациентка.

— И кто это у нас тут? — подошла ко мне брюнетка и поддела пальцем мой подбородок. Повертела голову из стороны в сторону и равнодушно заключила: — Грязненькая, пыльненькая и жутко испуганная… Но толк будет, — расплылась она в улыбке Джулии Робертс. — А теперь займемся твоим коленом.

Она шевельнула рукой, и платье мое само, представляете?!, взлетело по ногам вверх. Я в этот момент едва не лишилась чувств, если бы не выпитый бокал чего-то бодрящего.

— Так-так, — присмотрелась брюнетка. — Здорово ты им приложилась. Но нет ничего, что я не могла бы вылечить, — снова улыбнулась она.

С минуту она проделывала какие-то манипуляции руками над моим коленом. Перестав дышать, я наблюдала, как жуткая на вид рана затягивается у меня на глазах, пока не исчезла совсем. Я перевела взгляд на брюнетку, окончательно потеряв дар речи.

— Не удивляйся, дорогая, — потрепала она меня по щеке. — Перед тобой самые незаменимые гарпии королевства. — Я, как ты уже догадалась, специалист по телесным повреждениям, а Джуди, — с этими словами она привлекла к себе рыжеволосую, уже изрядно набравшуюся ярко-желтой жидкости и с трудом державшуюся на ногах, — просто незаменима, когда нужно заштопать душевные раны. Ты такими не страдаешь, случайно? — участливо заглянула она мне в глаза.

Максимум, на что хватило сил и сообразительности, так это потрясти головой. Догадываюсь, что со стороны это больше смахивало на нервный тик. Наверное, именно поэтому гарпии дружно рассмеялись. А потом и вовсе принялись целоваться у меня на лазах.

Господи, мамочки! Куда же я попала? Черт Федор, гарпии-лесбиянки… Какие еще сюрпризы ожидают меня впереди?

Слава богу, в этот момент вернулся Федор, которому я обрадовалась, как самому родному в мире человеку. Не смотреть на целующихся красавиц я не могла, а само зрелище вызывало во мне рвотные позывы.

— Фу-фу-фу!.. Ну вы бы хоть новенькой постеснялись, — поморщился Федор, громко цокнув копытом по мраморному полу. — Развели тут…

Надо отдать должное гарпиям — при появлении черта они сразу же отошли друг от друга на безопасное расстояние и занялись каждая своим делом. Единственно, брюнетка пробормотала:

— А мы и не обязаны работать по ночам, когда только и можно нормально развлечься.

— Пойдем, Алина-малина, отведу тебя в твои покои, — кивнул мне Федор, сохраняя непривычную серьезность. Даже странно было видеть на его смешливом лице подобное выражение.

Заставлять уговаривать себя не стала. После всего, что я тут увидела и услышала, голова моя шла кругом, и жутко хотелось спать. Федор словно почувствовал мое состояние и снова вывел меня на улицу, где было все так же тихо и пустынно.

— В общем, я все узнал… — начал было говорить он, но резко оборвал фразу.

Я какое-то время ждала, а потом не выдержала и спросила:

— И что?

— Да вот думаю, как бы тебе все помягче преподнести.

Мне стало совсем дурно, и я вынуждена была опереться на его мохнатый локоть, любезно им же предоставленный. Теперь я понимала, отчего он так серьезно выглядел. Видно новости принес не из разряда приятных. Чуть не попросила его больше ничего не рассказывать, так стало страшно. Но потом трезво рассудила, что лучше горькая правда… Но и вопросов больше не задавала, терпеливо ждала.

— В общем, нашел я Вельзевула, — наконец, продолжил Федор, — и, как я и предполагал, перенес он тебя сюда не для себя. Да и зачем этому верзиле баба? Да и тупой он, только с горгульями и находит общий язык… — тут уж мне показалось, что черт говорит сам с собой, забыв о моем существовании. Но я ошиблась, потому что в следующий момент он остановился и заглянул мне в глаза: — Ты сама-то догадываешься, почему здесь оказалась?

Где, здесь, хотела крикнуть я, но из горла вырвался лишь короткий хрип.

— Как видно, нет, — грустно так подытожил Федор. — Ну что ж… видно, мне первому придется сообщить тебе неприятные новости. Твой папаша проиграл тебя в карты. Понимаешь? — снова приблизил он ко мне свое лицо. — Да не кому-нибудь, а самому Асмодею!

По всей видимости, он думал, что я знаю, кто это. Но я даже отдаленно не представляла. Экзотическое имя мне ни о чем не говорило.

— Эй. Ты чего молчишь-то? — потряс он меня за плечо, выводя из состояния транса.

–А-а-а… к-кто это? — только и нашлась я.

— Асмодей?! — тут мне показалось, что меня сейчас испепелит его презрение, что прозвучало в голосе. — Ну если ты не знаешь, кто он… Тогда я вообще не знаю, что с тобой делать.

— Да, говори уже! — не выдержала и заорала я, вкладывая в крик весь свой ужас и панику, вцепляясь ему в курчавую жесткую шерсть на груди.

— Тише-тише… Ладно хоть в себя пришла, — пробормотал черт, припечатывая свою ладонь к моему рту. — Асмодей — это правая рука самого властителя. Он заведует всеми азартными играми. Страшный демон, его тут все боятся. Эх, и не нашел ведь никого другого твой папаша, чтобы такой цветок проиграть, — Федор чуть не плакал, а я вдруг почувствовала такую вселенскую слабость в ногах, что упала бы, не поддержи он меня.

Папа меня проиграл?! Свою единственную дочь проиграл в карты какому-то придурку?! Я отказывалась в это верить. Этого просто не может быть!

— Но ты не волнуйся раньше времени, — быстро-быстро зашептал Федор. — У Асмодея баб, как сорняка в огороде. Авось, не хватится тебя какое-то время, если будешь вести себя тихо, как мышь. Тут ведь главное что — не высовываться по ночам. А днем тут безопасно, гуляй, где вздумается.

— Федя, пожалуйста, молю тебя, отведи меня домой, — я уже вовсю плакала, размазывая слезы по лицу.

— Я бы и рад, Алина-малина, да не могу. Мне ходу туда нет… Да и не сможешь ты уйти, пока сам Асмодей тебя не отпустит. Ну, пойдем, тебе нужно отдохнуть.

От сочувствия в голосе черта мне стало совсем дурно. Я уже не понимала, что делаю, куда иду, ведомая заботливой рукой…

— А где я? — вдруг словно осенило меня.

— Ты еще не поняла? — Федор снова остановился и воззрился на меня, как догадывалась, словно на преступницу. — Ты в царстве властителя тьмы!

— Ты хочешь сказать, что я у Лю…

— Тише ты, дурища! — зашипел он и снова заткнул мне рот. — Его по имени никто не называет. Все зовут его Астрием, в честь отца. Если назовешь настоящим именем, услышит и тут же разорвет тебя. Запомни!

Мы все куда-то шли, поворот следовал за поворотом, пока Федор резко не остановился и не открыл дверь, ведущую в узкий коридор, залитый приглушенным светом. Звуки музыки сюда еле проникали, веселящиеся остались от нас далеко. И слава богу! Видеть еще кого-то мне не хотелось.

— Это покои Асмодея. Здесь тебе выделили комнату, — пояснял Федор, следуя по коридору, который, впрочем, очень быстро уперся в одинокую дверь. — Я замолвил за тебя словечко, и наш завхоз отвел тебе изолированную комнату…

В этот момент он уже распахивал дверь в мою личную, как догадалась, темницу. Впрочем, комната на первый и очень утомленный взгляд производила приятное впечатление. Из мебели в ней были только огромная кровать под розовым балдахином, от вида которой у меня сразу лицо залило жаром, комод на кривых ножках, пара кресел и что-то типа журнального столика тоже антикварного вида.

— Здесь тебе будет удобно еще и знаешь почему? — пригласил меня войти Федор. — Да потому что у тебя свой собственный выход в сад. Днем ты можешь беспрепятственно передвигаться везде. Я уже говорил… Эта дверь, — он указал на дверь, сбоку от кровати, которую я до этого не заметила, — ведет во дворец. Советую тебе… — он замялся, — в общем, чем реже ты будешь ею пользоваться, тем лучше. Располагайся и отдыхай, — подтолкнул он меня в спину. — И ничего не бойся. Если что, я всегда помогу…

С этими словами черт удалился, и я осталась одна. Мне бы подумать, но сил на это уже не осталось. Жутко разболелась голова и клонило в сон. На кровати я обнаружила кружевную ночную сорочку. Сразу же в нее переоделась, сбросив свою всю в каких-то пятнах прямо на пол. Завтра. Все завтра. Завтра я решу, что со всем этим делать.