Заземелье

Надежда Волгина, 2016

Рок в лице красавца Филиппа похитил Фаину из дома и поместил в колонию, где женщин используют, как полезные вещи. Так она попала в Заземелье, где ей была отведена роль в цепочке невероятных событий. И это сразу после того, как погиб ее горячо любимый брат. Она хотела умереть, но вынуждена была пройти через все круги ада на пути к свободе и любви.

Глава 6

Филипп не появлялся несколько дней. Я с головой ушла в работу, если так можно назвать тот рабский труд, которым я была вынуждена заниматься. Превратилась в думающего робота, который спал, ел и крутил коктейльные палочки. И так повторялось изо дня в день, счет которым я уже потеряла. Даже спала я практически без сновидений, иногда только снились горы тех же коктейльных палочек, как отражение монотонной действительности.

Я умудрялась выполнять план, мастерить двести палочек за смену и не получать больше замечаний. О событиях страшного дня старалась не вспоминать, похоронив их на собственном кладбище, где количество могил стремительно увеличивалось.

Светлана несколько раз пыталась вызвать меня на откровенный разговор, видя, что со мной происходит, но каждый раз дверь моей души захлопывалась перед самым ее носом. Наконец, даже она оставила меня в покое, и я погрузилась в вакуум, где не было ничего.

Филипп появился, когда я возвращалась в собственную комнату после очередной рабочей смены. К слову сказать, выходных тут не было. Я даже примерно не могла предположить, какой сегодня день недели, сколько дней я тут провела и какое наступило число и месяц по календарю.

— Как твои дела, Фаина? — спросил он, и я равнодушно подметила, что голос его звучит грустно. Равнодушие стало моим постоянным спутником.

— Как у всех, — кивнула я на стайку горбуньей, разбредающихся по своим комнатам.

— Мне нужно сводить тебя к врачу.

Думала, что сердце мое превратилось в камень, и очень удивилась, когда оно трепыхнулось в груди. Сознание опалило воспоминаниями, мгновенными, как вспышка молнии. Филипп уловил перемену в моем настроении и быстро проговорил:

— Нужно просканировать твой мозг, это не займет много времени.

Я молча кивнула и вошла в комнату. Дверь оставила открытой. Мне было все равно, последует он за мной или останется ждать в коридоре. Он зашел следом и прикрыл дверь.

— Что с тобой происходит? — спросил он, подходя ближе.

— Ничего особенного, собираюсь помыться, — ответила я, принявшись развязывать пояс рабочего халата. С некоторых пор меня перестал волновать вопрос, что дверь не запиралась изнутри.

Филипп отвернулся и деликатно удалился вглубь комнаты. Я скинула халат и забралась в горячую жидкость. Это стало моим любимым занятием. Жаль, что в ванне не получалось валяться целыми днями. Даже утром из-за недостатка времени я могла позволить себе только душ. Зато вечером никто не мог запретить мне проводить в ванне столько времени, сколько я пожелаю. Но, видно, не сегодня. Я понимала, что нужно торопиться, что терпение Филиппа не бесконечно. И хотя меня мало волновало его состояние, довольно быстро я выбралась из ванны, обтерлась полотенцем и надела свежий халат, который про себя обозвала парадно-выходным.

— Я готова, — окликнула я Филиппа.

Он подошел, взглянул на меня и ничего не сказал. Со злорадством отметила, что его глаза наполнены грустью, а на смуглом лице проступает бледность. Увиденное доставило удовлетворение, хотя зла ему я не желала, как, впрочем, и добра.

Дорога во врачебный пункт прошла в молчании. Я двигалась на небольшой дистанции позади Филиппа. Идти рядом с ним мешало какое-то чувство, природу которого я не могла определить.

Второй раз за последнее время сердце мое повело себя, как живое, когда мы переступили порог приемной. Оно опять сильнее забилось в груди, и мои ладони слегка вспотели.

Филипп повернулся ко мне, и стало заметно, что он силится что-то сказать, но произнес лишь:

— Я буду ждать тебя здесь.

В этот раз я сразу вошла во второй кабинет через дверь, ведущую непосредственно из приемной. Оказывается, я не разучилась радоваться, потому что добродушный вид улыбающегося Алексея доставил мне настоящее удовольствие.

— Теперь мы будем видеться чаще, а точнее каждый день, — он приветливо схватил мои обе руки и крепко пожал их. — Я рад этому факту.

— Я тоже очень рада, — непривычно было ощущать, как губы непроизвольно растягиваются в улыбку. Этот врач казался мне приятным человеком.

После некомфортной процедуры мы еще немного поболтали. Алексей интересовался моей работой и эмоционально ругался, когда узнал, в чем она заключается. Он умудрился рассказать о многом и ни о чем одновременно. Я узнала, что общество в колонии делится на классы. Тот, в котором обитала я, относился к самому низшему. Туда ссылали всех неугодных. Был еще средний, к которому относился он сам. Я так поняла, что по количеству этот класс многочисленнее остальных. Самой могущественной была верхушка — высший класс. Они выполняли функции и руководителей, и законодателей, и еще неизвестно кого. Алексей рассказал мне, что все ресурсы, которые необходимы для существования под землей, они добывают сами, что у них дефицит питьевой воды. Это я уже и сама поняла, видя, с каким трудом она добывается. В комнате графин не пополнялся, пока не опустошался полностью. Воду они умели экономить. Та вода, что использовалась для купания, была вовсе не водой, о чем я уже тоже догадалась. Ее они добывали в химической лаборатории в большом количестве путем выжимки неизвестно из чего. Кстати, ни мыла, ни мочалки не требовалось для мытья, жидкость содержала все необходимые дезинфицирующие вещества.

Мы тепло простились с Алексеем до завтра, и я с улыбкой покинула его кабинет. Впрочем, улыбка моментально сползла с лица, стоило только увидеть Филиппа. Одновременно с этим в его глазах потухла радость, не успев даже разгореться.

На обратном пути он не сказал ни слова. Проводил меня до двери и удалился быстрым шагом.

Лежа в постели без сна, я пыталась размышлять. Почему Алексей вызывал у меня доверие, а Филиппа я не могла видеть? Почему, стоило ему появиться, как я замыкалась в себе? Не потому ли, что считала его отчасти виноватым в том, что со мной произошло? Если даже попытаться думать отвлеченно от той мерзости, что проделывали со мной двое так называемых врачей, сюда-то меня привел именно Филипп. Значит, он и виноват. И что-то мне подсказывало, что он не мог не догадываться обо всех тех бесчинствах, что творятся во врачебном пункте. Знал и привел меня туда. Если даже в тот момент не знал, то потом-то уж точно его поставили в известность, а он даже не попытался хоть как-то оправдаться передо мной. Однозначно виноват, вынесла я вердикт и погрузилась в спасительный сон.

Я иду по темному коридору и захожу в белую комнату. Страх липкими щупальцами сжимает мое сердце так сильно, что оно перестает биться. Я уже словно и не живая вовсе, а превратилась в зомби. Они меня уже ждут, на лицах извращенцев блуждают мерзкие улыбки. Я силюсь закричать, сказать, что не желаю участвовать в этом, что мне противно и страшно, но не могу выдавить ни звука. Монстры приближаются… Вот они уже начинают срывать с меня одежду и тащить к ненавистному креслу. Я вижу себя покорную со стороны…

— Фаина… Фаина…

Я проснулась вся липкая от пота и дрожащая от холода. Этот сон снится не первый раз, но сегодня было особенно страшно. Я всегда просыпаюсь на одном и том же моменте, но сегодня примешивалось что-то новое.

— Фаина… — услышала я голос Филиппа. — Фаина…

Так уже было однажды, он звал меня. Это был первый день, вернее ночь моего пребывания здесь. Его голос… в нем столько муки. Что заставляет его так страдать?

Не пойду! Он не заслужил моей жалости.

— Фаина… — голос прозвучал надрывнее, словно зовущий доживает последние минуты.

Я вскочила с кровати и побежала. Думать не оставалось времени. Ему грозит опасность, и я это чувствую. Сейчас не до обид, ему нужна помощь.

Выбежав в коридор, я помчалась в ту сторону, откуда доносился голос. Где же это?.. Ну, позови еще раз.

— Фаина… — услышала я и резко замерла на месте.

Это здесь. Я стояла возле одной из дверей, не решаясь войти внутрь. Когда из комнаты до меня донесся приглушенный стон, я перестала раздумывать и резко распахнула дверь. Внутри царила темнота. Я сделала несколько шагов вперед и услышала, как дверь с грохотом захлопнулась за спиной.

— Филипп? — позвала я и почувствовала, как голос задрожал и по спине пробежал холодок.

Ответом мне была тишина, и где-то впереди засветились две точки.

— Филипп? Это ты? Почему молчишь?

Голос уже дрожал вовсю, выписывая прерывистые рулады.

Точки медленно приближались, но шагов я не слышала. Как ни напрягала зрение, ничего разглядеть не могла.

— Я ухожу… — попятилась я к двери. — Не желаю играть в кошки мышки.

Дверь не поддалась, и тогда я поняла смысл того, что только что произнесла. Я оказалась в мышеловке, куда меня заманили подлостью. Кто бы ты ни был, я тебе не дамся! — эта мысль билась в мозгу единственная. От паники я практически перестала соображать, только и могла, что колотить в дверь и звать на помощь. Мне казалось, что делаю это бесконечно долго, но продолжалось это лишь мгновение. Чьи-то руки оторвали меня от пола и куда-то понесли. Я забилась в истерике, брыкалась, царапалась, кричала что есть мочи, но меня так крепко прижимали к телу, что все попытки вырваться оказывались тщетными.

Крик мой потонул в поцелуе, когда горячие губы накрыли мои. От неожиданности я настолько растерялась, что обмякла на руках у насильника, кем и являлся тот, что заманил меня сюда обманом. Вновь всплыли смутные картины того, что творили со мной те два похотливых извращенца. Воспоминания вызвали настолько сильное омерзение, что вернулась способность двигаться. Борясь с тошнотой и не в силах избиваться от настырных губ, я снова принялась брыкаться что есть силы. Только вот никто на мои тычки не обращал внимания. Насильник опустил меня на ложе и распахнул полы халата. Губы его вновь накрыли мои, а рука легла на грудь, сжимая ее, потом скользнула вниз по животу, пытаясь проникнуть между ног, которые я сжимала из последних сил. Ни за что, ни за что я не дам коснуться меня там, даже если мне суждено умереть сейчас от усилий. Впрочем, он оставил свои попытки, как и губы его освободили мои, для того чтобы завладеть соском. И вот тогда я завизжала во весь голос, чувствуя, как тот вот-вот сорвется.

В один миг все закончилось. Кругом снова царила тишина. Кажется, меня оставили в покое, значит не зря я сопротивлялась. И пусть я вся тряслась, как в сильнейшей лихорадке, но я одержала победу.

Что-то с грохотом упало совсем рядом со мной, и я едва не потеряла сознания, такой испытала прилив паники. Он вернулся! Вернулся, чтобы довести начатое до конца! Этого я уже вынести не смогла. Голова закружилась, когда я села в кровати и пытаясь нашарить халат. А потом наступила темнота, но уже не снаружи, а внутри меня.

В нос ударил противный и резкий запах. Он тащил меня из бездны, но я проваливалась в нее снова и снова. В те промежутки, когда выныривала на поверхность, чувствовала, как кто-то гладит меня по лицу и повторяет мое имя:

— Фаина, очнись… Фая, все хорошо, вернись…

Я хотела умереть. Не помню почему, но точно знаю это. Как могла, сопротивлялась силе, не позволяла ей вытаскивать меня, мечтала погрузиться глубже в забытье, насовсем.

Что-то теплое легло на лоб. По телу заструилась энергия, а потом его охватило нестерпимым жаром. Я горю в адском пламени, мелькнула догадка. Так мне и надо. Кому я нужна в этой жизни?

— Фаина, открой глаза! — произнес голос Филиппа. Сейчас я его узнала. — Не притворяйся, ты уже в сознании.

Пришлось подчиниться, хоть и жутко не хотелось этого делать. Меньше всего я сейчас хотела видеть его в роли спасителя, кем он не являлся. Филипп сидел возле меня на кровати, злой и растрепанный. Первый раз видела его таким.

— Ты так сопротивлялась, словно хотела умереть, — отрывисто сказал он. Глаза метали молнии, и губы были плотно сжаты, отчего вокруг них залегли глубокие складки.

Я отвернулась, смотреть на него не могла. Гад и притворщик! Подумать только, разыграл целый спектакль, а сейчас прикидывается разъяренным рыцарем. Не стану я перед тобой оправдываться или соглашаться. Думай, что хочешь.

— Посмотри на меня!

Я почувствовала его пальцы на подбородке и с силой дернулась, вырываясь. Он не позволил мне этого сделать, обхватил голову двумя руками и повернул к себе. Отчетливо видела, как его лицо приближается к моему, как разгораются глаза, пронизывая меня насквозь и приковывая голову к подушке. Его дыхание охлаждало мои пылающие щеки.

— Я мог бы загипнотизировать тебя, — медленно заговорил он, — и превратить в послушную марионетку. Ты бы вела себя так, как я велю, во всем.

Его слова хлестали. Он говорил, словно выплевывал их дозировано. Я замерла от страха. Не тех насильников нужно бояться, а его. Если ты можешь это, так почему же не сделал раньше?

— Ты нужна мне живая, а для этого должна слушаться.

Для чего?! — хотелось крикнуть ему в лицо. Для чего я тебе нужна?

— С этого момента ты будешь передвигаться по колонии только в моем сопровождении, поняла?

Я кивнула, не в силах сопротивляться его воле, взгляду.

— Ночью ты не будешь покидать пределы этой комнаты.

Так это ты же меня и выманил из нее! По твоей воле я отправилась на поиски неизвестно чего… Но ничего вслух я не сказала, а лишь кивнула, подчиняясь гипнозу. Он выпустил мою голову и немного отодвинулся. Я наблюдала, как он ссутулился и устало потер виски. О чем он сейчас думает? Здорово у него получается притворяться! Выглядит так, словно это я вынудила его проводить бессонную ночь. Он, он виноват во всем! И думала я сейчас не о том, что чуть раньше он едва не изнасиловал меня, а о том, что похитил из дома и притащил сюда!

— Ненавижу! — выдавила из себя, хоть горло и саднило после недавних криков.

Филипп, не мигая, смотрел на меня. Он правильно меня понял. Злость вспыхнула в его глазах, и какое-то время он пытался побороть ее. И у него получилось. Постепенно лицо его становилось все более спокойным, пока не превратилось в маску равнодушия. Я поняла, что он ничего не скажет и не сделает. Я отвернулась, не в силах больше смотреть на это красивое лицо. Моих сил уже больше ни на что не осталось. Хотелось забыться сном и ни о чем не думать.

— Утром я приду за тобой, — раздался голос Филиппа.

Иди к черту! Оставь меня в покое хотя бы сейчас! В это момент я сомневалась не только в его адекватности, но и в своей тоже. Все, что творилось вокруг меня, напоминало дурной сон, в который меня погрузили насильно и не позволяют проснуться.