Психологическое консультирование. Помогаем строить отношения с жизнью

Надежда Владиславова, 2019

Эта книга предназначена для психологов любого уровня, как для студентов, так и для уже занимающихся или намеревающихся профессионально заниматься консультированием в любой сфере деятельности (психотерапия и психокоррекция, коучинг, социальная работа), представителей всех «помогающих профессий», а также для тех, кто хочет научиться грамотно помогать самому себе и своим близким в сложных ситуациях. Автор книги Надежда Владиславова по праву считается одним из основателей Российской школы НЛП. Уникальный практический опыт автора формировался во время работы в зоне боевых действий в Чечне и работы с наркозависимыми, при обучении военных психологов, сотрудников Службы спасения и МЧС для работы в экстремальных ситуациях и обучении множества людей навыкам профессиональной коммуникации. Четкое и доступное изложение техник, подробное разъяснение каждого шага и проверка всех действий на экологичность, тонкий юмор и увлекательные примеры из реальной практики – вот фирменный стиль Надежды Владиславовой, талантливого психолога-практика.

Часть 1. Исцеление веры верой

Начиная помогать другим, ошибаются все

Пожалуй, нет ни одного человека, кто не совершал бы ошибок, начиная оказывать психологическую помощь своему ближнему. Это неизбежно случается, как в обычной жизни, так и в профессиональной.

Начало работы консультанта бывает порой весьма курьезным: один наш сердобольный коллега, впоследствии ставший отличным психологом, на заре своей профессиональной деятельности выслушивал приходивших к нему клиентов по четыре часа, а затем предлагал им денег взаймы.

Еще один наш успешный коллега до некоторых пор свято верил, что главное — это снять остроту переживания клиента здесь и сейчас — как он говорил, «замурлыкать клиента», — чтобы тот успокоился и расслабился. Коллега полагал, что это и есть психологическая помощь. Со временем он, конечно, понял, что такое поведение психолога не может считаться помощью, потому что состояние относительной расслабленности и комфорта в кабинете «мурлыкающего» психотерапевта прекратится, как только клиент выйдет из безопасного и защищенного места и вновь попадет в свою повседневную жизнь. Состояние должно измениться в контексте осознания своей проблемы, а не в контексте милого общения с психологом.

К сожалению, были среди тех, кого мы знали, и такие, кто впадал в искушение демонстрации превосходства над своим клиентом, бессознательно пытаясь показать последнему, что он, терапевт, лучше и «круче». Развалившись в своем кресле, такой «терапевт» развязно спрашивал: «Ну, и что же вам мешает это сделать?»

Кое-кто пытался использовать провокативную терапию по методу Френка Фарелли — очень опасная штука при неумелом использовании, — а потом удивлялся, почему бывший «афганец» вдруг накидывался на него и начинал душить.

Кто-то был убежден, что вся терапия заключается в том, чтобы терпеливо «слушать» своего клиента. На самом деле слушание — это всего лишь небольшая часть работы по оказанию профессиональной помощи другому человеку, да и слушать при этом надо правильно — об этом мы поговорим чуть позже. Если слушать своего клиента неумело и непрофессионально, то имеется большая вероятность, что человек уйдет от нас в «разобранном» состоянии, а внутри него не произойдет ни малейшего сдвига в сторону осознания своей проблемы и готовности предпринять конкретные шаги по ее решению.

А еще один наш «боевой соратник-энэлпист», очень добрый и позитивный человек, — ну просто горел желанием дать клиенту «все и сразу» и как-то раз «вылечил» девушку от двухлетней депрессии на почве несчастной любви… за один сеанс. Как вы думаете, девушка этому обрадовалась? Естественно, она была не готова к таким быстрым изменениям.

Клиентка оказалась в состоянии потерянности и даже смятения, потому что несчастная любовь занимала огромную часть ее жизни и она реально не понимала, чем теперь ее заполнить. Бедная девушка даже плакала: «Как же это? Я по-настоящему страдала, а теперь — вот как: один час — и ничего нет? Что же, моя жизнь и мои чувства совсем ничего не стоят и не значат?!»

И я, автор этой книги, естественно, тоже в этом смысле не без греха: как и все нормальные люди, я совершала в первые годы своей работы серьезные ошибки. Например, во время первой войны в Чечне я потихоньку совала свои доллары-суточные людям, которые потеряли свой дом и шли с детьми в неизвестном направлении. Такие действия, полностью объяснимые с человеческой точки зрения, были грубейшим нарушением с точки зрения профессиональной этики. Более того, это еще и ставило под удар структуру, в которой я тогда работала, — психиатрическую миссию французской организации «Врачи мира». Каким образом? А попробуй потом докажи, что это не «Врачи мира» раздают деньги, да еще и избирательно! Ведь далеко не все поверили бы, что помощь я оказывала из своего кармана и втайне от своего французского начальства.

Или вот, еще один мой профессиональный «косяк».

Двадцать пять лет назад мне доводилось временами работать психологом в одном загородном реабилитационном центре для наркозависимых в рамках миссии тех же «Врачей мира». Как и в большинстве подобных структур, там был полный запрет на любые измененные состояния сознания выздоравливающих пациентов, в том числе и на сексуальные отношения. И вот однажды в мое дежурство Петя и Маша объявили мне, что теперь намерены серьезно заниматься восстановлением своего здоровья и просят меня дать им возможность совершать по утрам пробежки по лесу минут на сорок. Я искренне обрадовалась такому похвальному рвению со стороны ребят и разрешила… Руководитель центра, узнав от меня через несколько дней радостную новость о неожиданно возникшем у Пети и Маши спортивном энтузиазме, недобро усмехнулся и немедленно вызвал их к себе на ковер. Любители бега на природе получили строгий выговор и «последнее китайское предупреждение». Лично мне руководитель тогда не сказал ни слова, но тот урок запомнился мне на всю жизнь.

Естественно, профессиональных ошибок у меня могло бы быть намного больше: некоторых из них удалось избежать только потому, что, как говорится, Бог миловал. Так, если бы двадцать пять лет назад ко мне в терапию попросился человек с алкогольной или наркотической зависимостью, я бы обязательно взялась с ним работать, будучи вполне уверенной, что легко смогу помочь справиться с его бедой. По счастливой случайности мне попадались просто пьющие люди, только называвшие себя «алкоголиками», а не настоящие клиенты с зависимостью, только поэтому наше взаимодействие было продуктивным.

Я хочу сделать все возможное, чтобы читатель, познакомившись с этой книгой, смог избежать многих ошибок в оказании психологической помощи, а также соблюсти в нормальных человеческих отношениях здоровое равновесие между «брать» и «давать».

Давать — это очень приятно, но уметь взять в благодарность за свою работу некий эквивалент вложенной вами энергии тоже порой необходимо, потому что было бы не совсем честно не позволить другому человеку установить его собственный адекватный баланс между «брать» и «давать».

Ну что же, вперед!

Вера — как абсолютное знание

Как вы думаете, какая главная черта настоящего мастера своего дела — психотерапевта или психолога?

Ответы на этот вопрос бывают самые разные: принадлежность к тому или иному психологическому направлению, опыт, чуткость, интеллект, гибкость, личная харизма…

Все перечисленные ответы — правильные, но главное качество настоящего психолога — не это.

Главное — абсолютная вера в то, что раз уж клиент ко мне попал, то теперь с ним все будет хорошо.

Осталось разобраться, что такое вера в нашем контексте, потому что ее часто путают с надеждой: в принципе, они близки, но вера несравненно сильнее.

Надежда — это знание о том, что желаемое — возможно.

Вера — это отсутствие сомнений в том, что все будет только так и не иначе.

И конечно, безусловное знание, что раз уж клиент ко мне попал, то все с ним будет отлично. В свое время ко мне в душу запала полушутливая фраза одного известного профессора, сказанная им на психиатрической конференции: «Ведь мы-то уж с вами знаем, коллеги, что пациент все равно выздоровеет рано или поздно, что бы мы с ним ни делали, прости Господи».

Как-то раз в Новосибирске мы познакомились с профессором биологии Сергеем Владимировичем Сперанским. Этот ученый старого поколения (1934 г. р.), занимался в основном гигиенической токсикологией, а потом его привлекла тема био-энерго-информационных полей — тогда, в постсоветской науке, это считалось, можно сказать, ересью.

Как-то раз профессор в процессе своих научных изысканий предположил, что между представителями единой популяции крыс существует телепатическая связь. Он провел ряд экспериментов, строго в соответствии со всеми правилами, и его гипотеза подтвердилась.

Профессор Сперанский сделал публикации на эту тему в нескольких профессиональных изданиях. Эксперимент был повторен учеными-биологами в разных концах страны, и результаты у них были те же самые, что и у Сергея Владимировича. Коллеги радовались открытию профессора, поздравляли его, и даже какой-то научный журнал в Японии сделал публикацию на данную тему… Но тут неожиданно проявился некий известный в научных кругах академик из города Жуковский. Он написал профессору Сперанскому о том, что у него (у академика) эксперимент не дал подтверждения гипотезы о телепатической связи между крысами, и поинтересовался, не угодно ли будет уважаемому коллеге провести повторный эксперимент совместно: право выбора, в каком виварии это делать, академик любезно предоставил профессору Сперанскому. Сергей Владимирович, естественно, предпочел пригласить академика со всей его свитой в свой «родной» виварий в Новосибирск и, конечно, сильно волновался накануне эксперимента: «А вдруг не получится?»

Догадайтесь с трех раз, как вели себя крысы во время эксперимента? Да, крысы вели себя так, как будто никакой телепатии между ними не было и в помине: эксперимент в присутствии академика из Жуковского с треском провалился! Для профессора Сперанского это стало настоящей жизненной драмой: получалось, что он — мошенник и подтасовщик! Слава Богу, академик из Жуковского поступил благородно: он опубликовал опровержение по поводу открытия своего коллеги, сославшись на возникшие погрешности в ходе экспериментов, проводимых ранее профессором Сперанским.

Но сам профессор Сперанский после того случая буквально потерял покой и сон, беспрестанно размышляя, почему же все так получилось. И этот провал натолкнул его на другое, гораздо более важное открытие: он понял, что крысы вели себя в соответствии с ожиданиями экспериментаторов! Если бы профессор Сперанский не находился в тот момент под воздействием авторитета академика из Жуковского, приехавшего его разоблачать, крысы вели бы себя так же, как и раньше!

Сергей Владимирович Сперанский провел серию опытов, согласно всем полагающимся правилам, и его гипотеза полностью подтвердилась… Но! Состояние экспериментатора при этом должно было быть особым: человек должен быть расслаблен и полон непоколебимой веры, что все случится именно так, как он предполагает.

И профессор сделал новые публикации на тему своего уже нового открытия, в том числе и в японском журнале.

Позднее один из товарищей профессора Сперанского, главный врач клиники, рассказал ему интересную историю на ту же тему. В этой клинике стоял уникальный на то время аппарат терапевтического сна: суть его работы заключалась в том, что пациенты приходили днем в помещение, где стоял этот аппарат, он излучал определенные волны, которые так воздействовали на пациентов, что те засыпали здоровым «терапевтическим» сном ровно на сорок пять минут. Проснувшись, люди забирали свои одеяла с подушками и уходили. И как-то раз на одной из утренних врачебных летучек вдруг выяснилось, что «сонный» аппарат уже полгода как неисправен и единственное, что в нем работает, — это сигнальная лампочка. Починка аппарата стоила баснословно дорого. Главный врач предложил коллеге, работавшему на аппарате, вести себя точно так же, как и раньше, логично предположив, что именно «аппаратный» доктор своим невозмутимым спокойствием и уверенностью заставляет людей послушно засыпать: на том и договорились. Как вы думаете, уснул кто-то из пациентов в тот день в комнате терапевтического сна? Правильно, ни один не уснул! Почему? Потому что у врача, работавшего на аппарате, пропала былая вера в чудесную силу того «последнего слова техники». Внешний рисунок поведения доктора остался прежним, но ушло то главное, что заставляло людей вести себя в соответствии с его ожиданиями: безусловное знание, что машина воздействует на людей только так и не иначе.

Так вот, в психотерапии и в коммуникации — то же самое. Позитивные ожидания психотерапевта или коммуникатора включают механизмы самоисцеления у его клиента или партнера.

И теперь еще одно чрезвычайно важное замечание.

Вера человека творит чудеса только в том случае, если человек верит в нечто, что действует помимо него.

Этим «нечто» могут быть «научно достоверные факты», технические возможности аппарата, безупречность психологического или медицинского метода и так далее.

Глубинный смысл психотерапии

Мне не очень близок классический психоанализ, но вполне можно допустить, что хороший психоаналитик, верящий в непогрешимость своего метода, будет по-настоящему эффективен — естественно, во временных рамках, установленных данным направлением психотерапии.

Двадцать семь лет назад, будучи беззаветно влюбленной в НЛП и его возможности, я не раздумывая бралась за клиентов любой сложности, даже за тех, от которых отказывались гораздо более опытные по сравнению со мной специалисты, и у нас с ними все получалось. Почему? Исключительно в силу моей веры.

Заметим, я тогда верила не в себя — начинающего молодого психолога, — а в НЛП. Вообще, надо сказать, вера в себя — вещь тонкая и хрупкая, и ее очень легко поколебать.

Осталась ли моя вера прежней? Нет. В ней произошли серьезные изменения. Примерно через год ежедневной интенсивной работы — от пяти до десяти клиентов в день — мне довелось пережить внутри себя настоящий профессиональный кризис, хотя внешне это никак не проявилось. Поделюсь, как это произошло. Моя вера во всесильность НЛП рухнула, как карточный домик, когда мой наставник и учитель, благодаря которому я пришла в НЛП и работой которого всегда восхищалась, как-то раз вскользь упомянул в разговоре со мной об одной «безнадежной клиентке». Он сказал, что ни он сам, ни его весьма опытная и искушенная в НЛП коллега ничего не могут сделать с той дамой, хотя бьются с ней уже полгода.

Я была в шоке:

— Как??? Ты ведь работал с ней в техниках НЛП?

— Ну да.

— И какие техники ты применял?

— Все понемножку.

— И ты все делал правильно, в раппорте?

— Конечно.

— И что, даже когда ты все делаешь предельно точно и в раппорте, все равно может не получиться?

— Естественно, мы же не всесильны!

И это был настоящий кризис моей веры в НЛП. Я пережила его. Помогла ежедневная медитация и постоянное возвращение себя в состояние «здесь-и сейчас». Как и раньше, я ежедневно продолжала заниматься оттачиванием своего профессионализма, от отчаяния, наверное, даже еще интенсивнее, чем раньше.

А потом во время первой чеченской войны мне довелось отправиться работать непосредственно в зону боевых действий (Грозный, Шатой, Гудермес), в миссию французских психиатров по реабилитации мирного населения. Работа в методах и практиках НЛП оказалась именно тем, что требовалось для быстрой помощи в экстремальных ситуациях, и вскоре у меня появился обширный опыт на эту тему: работы было в избытке. И именно там, в Чечне, нежданно-негаданно пришла новая вера, которая до сих пор настолько непоколебима, что уже является для меня и «картой», и самой «территорией».

Был у меня в 1996 году случай в Грозном с одной женщиной по имени Лена. Это была, наверное, единственная клиентка в моей жизни, работать с которой я не хотела, потому что не верила, что могу ей хоть как-то помочь. У Лены бандиты похитили четырнадцатилетнюю дочь и требовали выкупа. Денег у бедной женщины не было. Бандиты угрожали расправой над девочкой. Лена просилась ко мне на прием через свою соседку, но ее ожидания относительно моих возможностей были не вполне адекватны. Дело в том, что после нескольких случаев удачной работы с местными жительницами, у которых была и в результате нашей психологической работы прошла истерическая слепота, обо мне поползли разные лестные слухи, что, мол, у меня «все слепые прозревают». Это была абсолютная правда: ко всем тем женщинам с истерической слепотой вернулось зрение, но история умалчивала, что «прозревших» было не так много — всего четыре. А Лена, будучи наслышанной о произошедших «чудесах», похоже, искренне верила, что специалист-психолог способен совершить чудо и помочь в ее страшной ситуации. Казалось бы, долг психолога предписывал мне честно сказать этой бедной Лене, что мои возможности ограничиваются возможностями психолога, хорошо владеющего своей профессией. Но мне так не хотелось лишать ее последней надежды… И я малодушно просила Ленину соседку передать ей, что мы обязательно поработаем и с ее дочкой, когда та вернется домой, и с самой Леной, естественно, тоже, но на данном этапе это дело скорее милиции, чем психолога. Однако Лена не послушалась и пришла искать меня в больницу, где я проводила в то время семинар для врачей. В сложившейся ситуации выбора у меня уже не было: мы начали работать.

Здесь сделаю небольшое отступление от рассказа о Лене и ее дочке, чтобы объяснить, какие своеобразные люди иногда приходили в Чечне на семинар повысить свою квалификацию, потому что для описываемого случая это имело особое значение. Дело в том, что во время чеченской войны у меня периодически обучались местные «ведьмочки». Врачи, как и все местное население, относились к таким «ведьмочкам» с большим пиететом, и доктора сами просили меня пустить «коллег» из области магии поучиться в их медицинской группе. Вот и в тот раз вместе с грозненскими врачами НЛП осваивала одна уважаемая местная «ведьмочка». Она с самого начала буквально впилась в Лену глазами, а потом внимательно следила за нашей работой.

В процессе терапии мы с Леной представили себе ее дочку, сидящую напротив нас на стуле, и общались с ней. Под конец работы Лена, счастливо улыбаясь и плача одновременно, говорила: «Доченька, я — с тобой, и я точно знаю, что все будет хорошо!» На этой ноте мы и закончили работу. Неожиданно наша «ведьмочка», тихо сидевшая неподалеку, произнесла: «Девочку вернут через две недели и без всякого выкупа». Излишне говорить, что такие слова окрылили Лену еще больше и она полетела домой, полная веры, что само Провидение на ее стороне. После ее ухода я спросила моего «ко-терапевта», действительно ли та что-то увидела в будущем Лены и ее дочки или она просто решила сработать со мной в паре.

И тут «ведьмочка» выдала мне ответ, который перевернул все мои представления о профессии психолога, как, впрочем, и о самой жизни: «Хорошо, что ты все это с ней сделала. Когда эта женщина к нам вошла, у нее впереди все было плохо. А когда вы с ней все это сделали, я увидела, что девочку вернут».

Девочку действительно вернули, действительно без всякого выкупа и действительно через две недели!

Получалось, что ДО работы у человека просматривалось одно будущее, а ПОСЛЕ работы — совсем другое!

Осознав это после того незабываемого случая моей практики, я в корне пересмотрела свое отношение к работе психолога — работе с актуальным состоянием человека.

Я всегда знала, что в гармоничном состоянии человек способен на многое, а в состоянии «разобранности на куски» он мало на что способен. Но до того случая с Леной и с «ведьмочкой» я не вполне осознавала, НАСКОЛЬКО наше будущее зависит от нашего настоящего состояния!

Помогая человеку изменить свое состояние, мы РЕАЛЬНО меняем его будущее, потому что он сам себе его РЕАЛЬНО бессознательно создает. В плохом состоянии он бессознательно видит свое будущее по-одному — «в черном цвете», а в хорошем состоянии — совсем по-другому: светлым, ярким, добрым и теплым!

И мой стиль работы тогда тоже полностью поменялся.

С того момента и по сей день я точно знаю, что к тем чудесным изменениям, которые происходят с человеком в процессе работы, я имею лишь косвенное отношение. С человеком и его состоянием работаю не я. С ними работает Пространство, в которое я смиренно вхожу и частью которого становлюсь во время процесса, и уже в это Пространство я приглашаю к себе клиента. По поводу самой себя и своих способностей у меня нет никаких иллюзий, потому что без этого целительного Пространства мы с человеком никогда не смогли бы изменить его состояние и, соответственно, его жизнь. И я точно знаю, что этому бесконечно доброму и милосердному Пространству всегда созвучно наше единое с человеком намерение (если у него имеется искренний запрос на исцеление) обрести гармонию внутри себя и Оно нам помогает.

Но при этом, естественно, я и по сей день ежедневно продолжаю что-то делать для собственного профессионального и личностного роста.

Мудрецы говорят, что Вселенная всегда поддерживает наши желания и намерения, если они совпадают с ее планами. И я точно знаю: помощь человеку в возвращении себе — себя Вселенная всегда поддержит.

Но только помощь эта все равно должна осуществляться профессионально!