Разговор окончен

Надежда Верещагина, 2021

Иногда единственный выход – съехать. С темы – для начала. С квартиры, если не помогло. А дальше… не надо. Но трудно остановиться.

— А коробку лучше всего завернуть дополнительно в пакет! — Потряхивая растопыренными пальцами, пожилой мужчина в синей трикотажной жилетке нахаживает извилистые метражи по моей спальне. Прямо в ботинках! И я его уже полминуты впервые вижу.

— Вы кто? — не выдерживаю паузы. Подтаявший холодок застревает поперёк горла.

— Как кто?! Джинн!

Жилетка блестит, натягиваясь синтетическими нитями. Зачем-то поджимаю ноги и вдавливаюсь поглубже в кресло.

— Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, что ли?..

Говорят, галлюцинации — первый признак полной катастрофы. Но я ведь сейчас сомневаюсь в своей адекватности, а значит… непонятно, что это значит. Потому что до сих пор сомнений у меня не было.

— Джинн я! Джей-ай-эн… Андрей Валентинович, с «Авито»! — Неспешно разворачивается, распахивает дверцу шкафа, обыскивает взглядом полки и приподнимает край махрового полотенца. — Давайте всё-таки решим вопрос с лампой… то есть, конечно же, торшером… Особенно желательно не деформировать абажур. И лучше всего каждый элемент обернуть бумагой…

А… точно, Джинн… Уже месяца три вытряхивает из меня душу ради этого дурацкого светильника… Вскакиваю, принимаю угрожающий вид:

— Как вы вообще здесь оказались?! Прекратите рыться в моих вещах! Я же сто раз написала, что отправлю посылку на следующей неделе! Вылезайте из шкафа!

— Дорогая Татьяна, войдите всё-таки в моё положение… Почтовые расходы составляют существенный процент от стоимости покупки. — Прикрывает дверцу и с предвкушением поглядывает на комод. — А я пенсионер, понимаете? Поэтому я просто сейчас его быстренько запакую… Кстати, может быть, у вас есть пузырчатая плёнка?..

— Я уже сложила в родную коробку. — Наклоняюсь за кресло, шуршу картоном. — Но она не влезет ни в какой пакет, поэтому просто забирайте и уходите!

— Но лучше бы всё-таки убедиться, что внутри не получилось пустот…

Чёрт меня дёрнул продавать этот торшер.

— Я сказала, до свидания! Разговор окончен!

Пятится, прижимая коробку к груди, но наконец сдаётся и разворачивается.

Размышляя, как побыстрее перемыть полы, преследую Джинна до прихожей. Но тот решительно выворачивает на кухню. Там он некрасиво, но резво запрыгивает на столешницу и… покидает квартиру через мойку. Да. Утекает вместе с торшером. Запакованным в коробку безо всякого дополнительного пакета…

Грохот снаружи. Наверное, выгрузили пухто. Среда! Доставка же через час! Надо включить звук!

Утро не может быть ничему адекватным. Никогда.

Треньк.

«Для полной оплаты тарифа не хватило средств».

Ёлки.

«Здравствуйте, Татьяна! У нас появились срочные материалы…» Листаю в конец. «Хорошо бы завтра в первой половине дня. С уважением…»

Подскакиваю к ноутбуку, стараясь не ступать на грязные следы на почти белом ламинате. И когда я успею теперь вымыть…

Стикер под крышкой: «9-го Гусев заколебёт».

Девятое — это среда. Значит, среда — девятое…

Отрешённо пялюсь, как загружаются несколько десятков сообщений в почте. Из-за стены слышатся сначала неуверенные, а потом всё более настойчивые гитарные переборы. Мне почти неважно, привиделось это утро или нет. Всё уже давным-давно начисто надоело.

Выхожу на кухню, набираю чайник и разглядываю записку самой себе, прижатую к холодильнику магнитиком с рекламой «мужа на час»: «Не забудь ТСЖ». Завтра будет уже три месяца, как я сюда переехала. К этому событию всё привелось обычным порядком: я выложилась полностью — и не получила отдачи. Вечно верчусь в этой петле. Иссякаю и пытаюсь начать всё заново. Разбираю вещи, обрубаю старые связи. А теперь ещё и съехала.

Но от Гусева избавиться невозможно. Он достанет из-под земли, вцепится клещами, уговорит «всего-то на пару часов в неделю, алё» — и вот я уже кропаю какую-то дичь для десятка его несуразных начинаний.

А прямо сейчас он обнаруживается собственной персоной. Сразу у меня за спиной. Во всяком случае, именно оттуда его голос произносит: «Это не совсем то, что я хотел увидеть». А уж я-то как не хотела… Где-то на границе поля зрения вроде бы колеблется воздух: материализоваться без спецэффектов у Гусева не вышло.

Отставляю в сторону пустую чашку, оглядываюсь — стоит, кривится, читает с планшета:

«Токсичная среда. Вашу оболочку разъедает внешний яд, а вас — засасывает чужое пространство…»

Выключает девайс, засовывает его в карман пиджака и комментирует:

— Пошло-поехало… Вместо продающей статьи для «Опоры разума». Алё! Приём! Давай ты уже скачаешь какой-нибудь гайд по теме?

— А я и не собиралась писать никаких продающих текстов, Олег! Сколько можно это обсуждать?! Это не моё! Не мо-ё! Но тебе типа некого больше попросить! Господи, зачем я снова повелась!

— Повышай уровень, это тебе же на пользу!

Ну конечно… Чем лучше ты умеешь втирать другим какую-то галиматью, тем выше у тебя уровень. Уровень, интересно, чего…

— У меня есть более важный вопрос: как ты попал сейчас ко мне на кухню?

Гусев едва заметно обводит глазами обстановку, но отвечать не собирается — долдонит о своём:

— Давай, ещё разок, убери эти… метафоры все… и побольше про этого… фуфлолога их знаменитого… да и всё. Приём! И для фитнеса, для фитнеса поджимает! К понедельнику, да, нормально!

Договорившись сам с собой, он уходит через жёлто-фиолетовую рябь, подёрнувшую половину кухни. На полу, ровно посреди одной из плиток, остаётся отпечаток грязи с протектора его подошвы.

— Чёрта лысого тебе к понедельнику, менеджер от бога! — ощериваюсь в сторону тающей иллюзии.

К разыгравшейся гитаре за стеной подключается недоломавшийся подростковый голос: «Мир изменился, он стал дру-угим!»

Как бы не так. Ещё более отвратительным он стал.

Ну всё. Я иду за шваброй.

В такие моменты, наверное, обычно и обращаются за помощью. К врачу, к соседу, к прохожему. К воображаемому социуму. За помощью к единицам из случайного набора людей. То есть опять вот этих вот… Так что справлюсь сама. Иначе зачем тогда я?

Закончив с комнатой, начинаю тереть пол в коридоре. Провожу шваброй вдоль плинтуса и понимаю, что он какой-то мягкий. Отваливается, что ли… Прикасаюсь ещё раз — выгибается уже вся стена. Отскакиваю назад. Перегородка набухает пузырём и лопается.

В трещину просовывается парень в униформе:

— Здравствуйте! Меня зовут Валерий, доставка…

— Спасибо, положите всё здесь.

— Но вы можете прямо сейчас отказаться от любого товара, если что-то не подойдёт!

— Нет, я позже разберу.

— А я подожду, пока вы освободите пакеты! Мы принимаем их на утилизацию! — полыхает восторгом. — Наша компания заботится об окружающей среде!

— Ну надо же! А о психическом здоровье клиентов ваша компания не хочет позаботиться?! Выход там! — Взмахиваю шваброй в сторону прихожей.

Или затолкать его обратно в дыру? Не успею: она затягивается.

— Всего доброго и, главное, будьте здоровы! — помедлив, выдаёт он.

Вот же ублюдок…

Но всё-таки уходит — и даже через дверь.

А всего через секунду звякает звонок. Да что это такое, в конце-то концов!

— Номер вашего директора дайте мне сейчас же! — ору я и вываливаюсь прямо на площадку.

— Привет, — отступая подальше, улыбается сосед. Тот, который напротив. То есть напротив и чуть-чуть налево.

— Костя… а тебе… соль, что ли, нужна?

Глупее вопроса не придумаешь: вряд ли бы он отправился ко мне за солью в наглухо застёгнутом пальто.

Отрицательно мотает головой и вынимает из кармана пресс для чеснока, который брал у меня на прошлой неделе. А следом протягивает бумажный цветок и говорит:

— Спасибо.

— Ой. Это… что ли, роза? Ой, она же из…

— Оригами, — кивает, натягивая перчатки. — Извини, я опаздываю.

И слетает по ступенькам бегом.

Запираюсь на оба замка, швыряю цветок в пустующую стеклянную вазочку перед зеркалом, поднимаю её, разглядываю со всех сторон и со стуком ставлю обратно на полку.

— Очередной позёр с претензией на загадочность, — объявляю вслух.

Разговор наконец-то никто не поддерживает.

Весь оставшийся день не отрываюсь от клавиатуры: добиваю два срочных заказа одновременно, твёрдо решив не писать ничего для гусевского фитнеса и тем более для «Опоры разума». Без моего участия как-нибудь его подопрут…

Ко второму часу ночи перестаю отлавливать внятные мысли. Поднимаюсь, шлёпаю к окну босиком, открываю нараспашку. Морозный воздух осваивает пространство. Скребу ногтем между подоконником и откосом — не показалось: растрескался герметик. Отрешённо прикидываю, сможет ли кто-то прорваться в этот кракелюр. Я совсем не паникую. У меня шок.

Возвращаюсь за стол, листаю соцети.

«Танюша, я тебя как раз вспоминала!»

Закрыть, что ли, страницу, пока не поздно? Сестра бывшего мужа кого-то там… Омелия… Да, родители именно так её назвали. Через О. В голове у них перемешалось всё на свете, но вологодский говор победил.

«У меня теперь своё дело! — продолжает донимать. — Соевые свечи! Слышала? Они не выделяют вредных веществ! И вот я хотела попросить… упомяни меня в своём блоге, там же много народу, да? Бюджет у меня пока небольшой, конечно же… рекламу не могу себе позволить!»

И правда, у меня есть маленький блог — об архитектуре модерна. Пять с чем-то тысяч подписчиков. И никому из них и дела никакого нет до архитектуры модерна. Соевые свечи, возможно, им даже интереснее. Но, в конце-то концов, это мой блог.

Зря я не вышла из чата: Омелия, со всей своей сотней килограммов тела, объявляется прямо на подоконнике — пытается там устроиться, изогнувшись, затягивается айкосом и осведомляется:

— А сама-то не хочешь попробовать делать свечи?

Брр, я уже и забыла, что у неё ещё и голос с неприятной хрипотцой…

— Нет. И здесь не курят. Не хочешь рассказать, как ты оказалась в моей квартире?

Проигнорировав оба замечания, она сползает с подоконника, обходит меня сбоку и дышит в ухо:

— Так что, может, завтра напишешь обо мне в блоге?

— Извини, контент не по теме.

— Знаешь, это как посмотреть… — Поёживается, разминая плечи, проплывает через комнату и хватает со стеллажа тюбик с моим кремом для рук.

— Просто любопытно, О-о-омелия, тебя, может, травили в детстве?

— А что?! — вскрикивает она на выдохе, с вызовом, будто это повод для гордости.

— Оно и видно, — отчётливо произношу я, поворачиваюсь к столу, блокирую её аккаунт и для верности захлопываю ноутбук и выключаю телефон совсем.

Омелия несколько секунд мерцает, а потом растворяется без следа. Тюбик с кремом шлёпается на ламинат.

Стиснув зубы, закрываю окно наглухо. И ещё минут двадцать снова перемываю пол.

Убираю швабру в шкаф в прихожей. Подхожу к зеркалу, дотрагиваюсь до бумажных лепестков и борюсь с желанием одним движением скомкать цветок. Обрывать возможные сюжеты — навязчивая потребность и особенное наслаждение. Потому что каждый из них — всего лишь история, которая попытается меня сломать. Новая история со свежими силами. На сколько меня ещё хватит?

Разжимаю пальцы. Выключаю свет во всей квартире. Падаю в постель и вырубаюсь без единой мысли.

***

«Здравствуйте, Татьяна! Мне Вас порекомендовали, понимаете, сразу два человека! Нужно несколько небольших текстов, тысяч двадцать знаков всего. Но сроки поджимают, понимаете? Удобно будет пообщаться по зуму?»

«Извините, по зуму не смогу, давайте обсудим почтой».

«Очень жаль. А почему вы не сможете по зуму?»

Каждый раз думаю: это такой специальный вопрос, чтобы посмотреть, как я буду врать? Нет, не буду.

«Потому что двадцать тысяч знаков того не стоят, — собираюсь это отправить, но не выдерживаю и добавляю: — Понимаете?»

И после треска — такого, будто разорвали пополам старую простыню — она отвечает:

— Конечно, конечно, понимаю.

И высится прямо надо мной в бежевом костюме из буклированной шерсти. Да ещё и держит бокал с каким-то коктейлем и пристраивает на стол ведёрко с колотым льдом.

— А может, вы тогда понимаете и что находитесь прямо у меня дома? — без особой надежды прощупываю почву.

Отставив бокал, женщина приподнимает очки на лоб и косится вправо — то ли осматривается, то ли по привычке позирует более выигрышной стороной. Изучаю её лицо. Никаких искажений по краю оправы — никаких диоптрий. Линзы-нулёвки! Смешно.

Уронив очки обратно на нос, она начинает ещё вкрадчивей:

— Наш продукт — уникальные вкладыши в бюстгальтеры…

Я точно сейчас словлю приступ истерического хохота.

— Продающие тексты — это не ко мне. Тем более про фальшивые сиськи. Моя голова не способна встраивать такие объекты в мыслительный поток. — Стучу себе пальцем по виску и уже не могу перестать ехидничать: — Понимаете?

Оскаливается забором из аляповато белых виниров:

— Ну зачем же в мыслительный? Ведь нужен только текст… Там… про маленькие женские хитрости и главное оружие… Но в вашем стиле. Мне понравился ваш стиль. И пусть будет… — тонкими пальцами вылавливает из ведёрка несколько кусков льда и опускает в бокал, — плюс двадцать процентов к оплате.

— И на что это, по-вашему, может повлиять?

— Будет мотивация!

— Писать про фальшивые сиськи за повышенную плату — это, что ли, мотивирует сильнее, чем просто писать про фальшивые сиськи?!

— С вами трудно договориться… — Нервно переступает на шпильках по моему ламинату.

— Да я вообще не хочу с вами разговаривать!

Встаю из-за стола, поднимаю ведёрко со льдом и, слегка замахнувшись, даю понять, что без колебаний опрокину его ей на голову максимум через пару секунд.

Конец ознакомительного фрагмента.