Запрещенная история, или Колумб Америку не открывал

Н. Н. Непомнящий, 2013

В книге-сенсации известных авторов Андрея Жукова и Николая Непомнящего собраны новые для российского читателя археологические и исторические данные, которые свидетельствуют о том, что задолго до эпохи Великих географических открытий между Старым и Новым Светом существовали самые тесные контакты. Европейские, азиатские и африканские мореплаватели – от египтян и карфагенян до ранних христиан и викингов – открыли Американский континент на 1,5–2 тысячи лет раньше Колумба и создавали на его берегах свои колонии.

Глава 1

Кто был первым? Мореходы Древнего Востока осваивают Африку и… Австралию

В первых числах августа 1487 года три корабля Бартоломеу Диаша вышли из Лиссабона и отправились в путешествие, которому суждено было стать решающим этапом великой морской экспансии Португалии. Записки Жуана ди Барруша сохранили для нас детали этого плавания.

Каравелла Бартоломеу Диаша

Современные историки географических открытий нечасто вспоминают бога. Но в случае с португальскими плаваниями это иногда приходится делать. У их участников существовал обычай: места, куда они прибывали, называли по святцам — именам святых католического календаря. Зная об этом, историки смогли достаточно точно определить районы, где побывали путешественники. Так, например, был определен день прихода Диаша в бухту Святой Барбары в Конго — 4 декабря (популярность этой святой была велика у моряков и военных в Португалии второй половины XV века). Четыре дня спустя эскадра достигла Китовой бухты (Уолфиш-Бэя), названной тогда бухтой Непорочной Девы, а затем пришла в бухту Элизабет. Земли эти показались португальцам такими мрачными, что за ними закрепили имя «Угрюмые пески». Тогда они не подозревали, что дюны скрывают алмазные россыпи…

Но у нас сейчас речь пойдет о другом. Всюду, где суда приставали к берегу, за ними наблюдали сотни внимательных глаз. Облик каравелл надолго оставался в памяти прибрежных жителей, фиксировавших всех чужеземцев, откуда бы они ни прибывали — по воде или посуху.

К югу от Уолфиш-Бэя армаду подхватили сильные юго-восточные ветры и донесли до бухты Ангра-Пекена, в теперешней Намибии. На берегу мореходы установили каменную плиту — падран, которую везли для такого случая из самой Португалии. Здесь Диаш переступил границу достигнутого соотечественниками. Мыс Доброй Надежды приближался с каждым днем…

Но он не подозревал, что для кого-то он давным-давно оказался пройденным пунктом длинного маршрута!

Властители морей

В конце XX века в научной прессе появились сообщения о любопытных находках археологов на различных отрезках побережья Южной Африки — о наскальных рисунках, изображающих странные корабли. Они были нанесены острым предметом на прибрежные скалы в нескольких пунктах побережья и, скорее всего, сделаны по памяти. Рисунки сравнили со старыми книжными гравюрами. В чем-то они совпали, в чем-то — нет. Португальские исследователи, склонные всегда слегка преувеличивать значение соотечественников в истории мореплавания, настаивают на том, что на всех изображениях — именно португальские корабли. Но достаточно взглянуть на рисунки, чтобы усомниться в этом. Действительно, четыре судна на первых из найденных рисунков похожи на «оригиналы», сохранившиеся в старых книгах и на старинных картинах. Но остальные… Их нашли позже других в местечке Салманс-Крааль в районе Кланвильяма. Даже при беглом знакомстве с рисунками у исследователей сразу зародилось сомнение: а не финикийские ли это суда?

Наскальный рисунок корабля в Салманс-Краале, Южная Африка и изображение финикийского корабля на древнегреческой вазе

Финикийцы в Южной Африке? За две тысячи лет до португальцев? Этого ученые из Лиссабона и Порту никак не хотели допускать. Англичане высказались в пользу финикийцев. Ведь рисунки органически дополнили известные данные Геродота о плавании вокруг Африки при фараоне Нехо… «Каравеллы — лучшие из судов, бороздящих моря, и нет места, где бы они не могли пройти», — писал средневековый хронист. Добавим к этому: лучшие из судов Средневековья. А ведь были еще античные суда, и плавали они быстрее, а порой и дальше португальских. Доказательств этого с каждым годом все больше и больше.

Знаток древнего мореплавания из Санкт-Петербурга А. Снисаренко в свое время в книге «Эвпатриды удачи» дал развернутую характеристику морского флота финикийцев, которые «обслуживали», кстати, многие страны и народы древнего Средиземноморья, в частности египтян. Вот что он пишет:

«Пророк Иезекииль подробно и со знанием дела описывает тирские корабли, приоткрывая попутно завесу над международными связями Тира, чьи пределы были в «сердце морей». Для палуб и, по-видимому, для корпуса тиряне использовали кипарис из Сенира, или Сеннаара, то есть из Шумера. Мачты изготавливали из ливанского кедра, весла — из «дубов васанских», произраставших в Батане, районе Палестины. Скамьи для гребцов (ими были жители другого, соседнего с Тиром финикийского города Сидона) строгали из кипрского бука и отделывали слоновой костью. Для парусов доставляли узорчатые полотна из Египта, они же служили флагом в дополнение к вывешивавшимся по бортам щитам и шлемам…». Управление кораблями тиряне не доверяли никому, ревниво храня секреты морского ремесла.

Качественно иными были военные корабли Финикии, больше всего известные по рельефам из дворца Синаххериба, сына Саргона. Обладая всеми достоинствами египетских военных кораблей, они имели совершенно иную конструкцию, которую позднее переняли греки и римляне. Прежде всего, на них можно обнаружить две палубы. Основным движителем были весла, с помощью которых можно было передвигаться в любом направлении, независимо от течений и погоды. Низкие борта компенсировались фальшбортом, укрывавшим гребцов. Такие корабли назывались дикротами.

Изображение финикийского корабля на рельефе из города Сидон

Но самым главным новшеством финикийских военных кораблей был мощный таран, позаимствованный, видимо, у критян. Такие плавучие крепости могли удовлетворить самого взыскательного пирата древности, а также выдержать путешествия на большие расстояния.

Финикийцы были скрытными и хитрыми мореходами. «Однажды карфагенские купцы даже утопили собственный корабль только для того, чтобы плывшие следом чужаки не выведали, куда и зачем они направились», — продолжает рассказ о финикийских мореходах другой знаток средиземноморских древностей И. Шифман. «Карфагенские власти, покровительствовавшие такой политике, возместили этим купцам убытки. Может быть, именно поэтому мы так мало знаем о финикийских мореплавателях и до нас не дошли, за крайне редкими исключениями, их имена. А кто знает, не совершали ли финикияне еще более далекие плавания, о которых не сохранилось никаких упоминаний в произведениях древних авторов? Не сохранилось именно вследствие той таинственности, которой было окутано финикийское мореходство…».

Нет, что-то все-таки дошло до нас, и даже этого малого достаточно для того, чтобы понять, что для достижения своих целей финикийцы были готовы на многое. «В Тире было много верфей, на которых кроме самих тирян работали выходцы из других финикийских городов — Библа, Сидона и Арвада, — рассказывает И. Шифман. — Работа на верфях почти не прекращалась — ведь кораблей нужно было много». Корабли, предназначавшиеся для перевозки грузов на сравнительно небольшие расстояния, в пределах восточной части Средиземноморского бассейна, строились, видимо, по образцу рыбачьих лодок. Древнейшее изображение таких судов найдено в египетской гробнице середины II тысячелетия. Это были одномачтовые суда с небольшой осадкой, высоко поднятым носом и кормой и огромным четырехугольным парусом. Основу судна составляла продольная балка — киль, на который наращивались шпангоуты, обшивавшиеся досками. Фальшборты делались несплошными. Каких-либо продольных или поперечных связей еще не было; фактически борта были соединены палубным настилом. Нос и корма образовывались с помощью специальных балок, прикреплявшихся к килю и располагавшихся вертикально по отношению к нему. Эти балки (форштевень в кормовой и ахтерштевень в носовой части) поднимались значительно выше бортов и палубы. Парус закреплялся на двух реях; нижняя рея была подвешена на многочисленных тросах и, когда парус свертывался, поднималась наверх. Такому парусу можно было придать любое положение по отношению к корпусу судна, что позволяло морякам в случае необходимости маневрировать. На корме находилось рулевое весло. Используя попутные течения, на таком судне можно было проделать путь от устья Нила до мыса Кармел за одни сутки; на обратную дорогу требовалось от восьми до десяти суток.

И вот важный факт, очень важный для нашего повествования: видимо, уже во второй половине II тысячелетия до нашей эры финикийцы создали корабли, предназначавшиеся для дальнего плавания, — так называемые таршишские суда. Это название возникло потому, что страна Таршиш (область и город Тартесс, Южная Испания) считалась на Ближнем Востоке «краем света», чем-то вроде «тридевятого царства, тридесятого государства». Однако мы не знаем, что представляли собой «таршишские» корабли в этот период и каким было их устройство. Главное, они были!

Вокруг Африки

В XI веке до н. э. древний Египет стал постепенно терять свою государственную независимость. В 730 году до н. э. он был завоеван войсками африканского государства Напата. В 685 году до н. э. фараону Псамметиху удалось на время установить независимость страны, призвав на помощь греческих и малоазиатских наемников. В 671 году ассирийцы захватили Мемфис, древнюю столицу Египта. И сам Псамметих, и его сын Неко все чаще открывали морские порты теперь уже не только для финикийских, но и для греческих кораблей. В Средиземноморье зарождалась новая сила, способная достойно конкурировать с финикийским и египетским флотами. И Нехо, пытавшийся вновь поднять престиж страны и продемонстрировать мощь египетского флота, приказал финикийским мореходам, находившимся у него на службе, обогнуть Африку с юга. Это было крупнейшим из известных географическим предприятием древности.

«Несомненно, Ливия (имеется в виду Африканский континент. — Авт.), по-видимому, окружена морем, кроме того места, где она примыкает к Азии; это, насколько мне известно, первым доказал Нехо, царь Египта. После прекращения строительства канала из Нила в Аравийский залив царь послал финикиян на кораблях. Обратный путь он приказал им держать через Геракловы Столпы, пока не достигнут Северного моря и таким образом не возвратятся в Египет. Финикияне вышли из Красного моря и затем поплыли по Южному. Осенью они приставали к берегу и, в какое бы место в Ливии ни попадали, всюду обрабатывали землю; затем дожидались жатвы, а после сбора урожая плыли дальше. Через два года на третий финикияне обогнули Геракловы Столпы и прибыли в Египет. По их рассказам (я-то этому не верю, пусть верит, кто хочет), во время плавания вокруг Ливии солнце оказывалось у них на правой стороне».

Таков рассказ Геродота об этом плавании вокруг Африки в VI веке до н. э. «Отец истории» посетил Египет в 450 году до н. э. и слышал там этот рассказ от жрецов. Больше о плавании не упоминал никто — может быть, потому, что его организаторы пожелали сохранить в тайне результаты экспедиции.

Скудные строчки этого сообщения вызвали сомнения еще в греко-римскую эпоху. Многие античные авторы (Полибий, Посидоний и другие) оспаривали его, ибо, по их представлениям, «Ливия» (то есть Африка) смыкалась с Азией на юге. Кроме того, древние считали наименее вероятной ту часть рассказа, которую современные исследователи считают доказательством подлинности плавания. Имеется в виду сообщение о том, что путешественники, плывшие на запад, видели солнце справа, то есть на севере. Значит, корабли зашли далеко на юг и могли наблюдать это у южной оконечности материка.

Несмотря на правдивость рассказа Геродота, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что это плавание длиной 27 тысяч километров, из которых 15 тысяч километров составляли неизвестные берега. Если бы известие о том, что «Африка на юге закругляется с востока на запад», распространилось в древнем мире, то, наверное, можно было бы избежать догадок и заблуждений более поздних времен. Но корабли вернулись в Египет, когда фараона Нехо уже не было в живых, и некому было оставить на стене храма традиционную надпись, повествующую о достигнутом…

До последних лет не имелось никаких, кроме сообщения Геродота, упоминаний об этом удивительном плавании. Но вот какие сведения опубликовал не так давно в «Южноафриканском археологическом бюллетене» археолог из ЮАР Т. Сэмпсон. Первое, что он обнаружил, это свидетельство английского путешественника начала прошлого века Дж. Томпсона. В книге «Приключения в Южной Африке» он упоминает о странной находке в местечке Кейп-Флэтс, в районе мыса Доброй Надежды, сделанной незадолго до его приезда. Томпсон сам видел найденное. Если верить его описанию, то речь шла о частях обшивки какого-то древнего судна «со следами металлической субстанции в сильно разъеденном состоянии» — как он предполагает, гвоздей. Старый плотник, присутствовавший при этом, утверждал, что древесина была кедровая. Еще тогда, в 1827 году, Томпсон предположил, что это останки финикийского судна, потерпевшего крушение во времена, когда пирамиды еще были молодыми, а район Кейп-Флэтс находился под водой. Но о находке забыли.

Через тридцать лет после появления таинственных обломков местный чиновник сообщал в письме губернатору провинции о находке на побережье семидесятифутовой полуистлевшей кедровой доски. Сохранившиеся обломки уже в XX веке изучал известный южноафриканский ученый Раймунд Дарт. Он установил, что длина парусника могла достигать 170 футов, а это вполне соответствует размерам судов у финикийцев.

Шаги в неведомое. Ганнон плывет к «Колеснице богов»

Так уж случилось, что история ранних плаваний в Атлантике намного туманнее, чем данные о первопроходцах Индийского океана. Из-за отсутствия каких-либо достоверных сведений честь открытия Западного побережья Африки целиком приписывают португальцам, так же как испанцам — славу сомнительного «открытия» и покорения Нового Света. Но так ли все было на самом деле? Неужели за века и тысячелетия жизни развитых цивилизаций Средиземноморья не нашлось смельчаков, отважившихся проникнуть в неведомое? Конечно же, такие люди были, но мы располагаем только обрывками сведений…

Итак, слово И. Шифману: «В течение VI — первой половины V века на территории Северной Африки, непосредственно прилегающей к Карфагену, благодаря успешным войнам с ливийцами, а кроме того и в результате победы над западным соседом — киренянами — сложилась довольно обширная область карфагенского господства. Однако не менее важную роль, чем войны, сыграла в этом процессе мирная карфагенская колонизация Северной Африки, начавшаяся значительно ранее, вскоре после основания Карфагена».

«В VIII–VII веках средиземноморское побережье современных Туниса, Алжира и Марокко было усеяно многочисленными карфагенскими колониями. Наиболее крупная колонизационная экспедиция пунийцев связана с именем выдающегося финикийского флотоводца Ганнона; археологические исследования на атлантическом берегу Марокко позволяют более или менее уверенно отнести этот поход к VII–VI вв. до н. э.».

Подробности этой экспедиции известны нам по очень любопытному документу, так называемому «Периплу Ганнона», который сохранился до наших дней в изложении на греческом языке и много раз переводился на русский и другие современные языки. Насколько достоверно этот текст воспроизводит содержание подлинного отчета Ганнона, трудно сказать. Есть веские основания думать, что составитель этого произведения под влиянием поздней древнегреческой приключенческой литературы расцветил сухой отчет карфагенского «адмирала» рассказами о разного рода таинственных явлениях, которые должны были потрясти воображение читателя. Ведь речь шла о малоизвестных далеких странах, куда плавали очень редко. И тем не менее вряд ли можно сомневаться, что в основе этого документа лежит подлинный отчет карфагенского путешественника, находившийся в храме бога Баалхаммона, или, как его называли греки, Кроноса, и каким-то образом ставший известным грекам. Посмотрим же, что могло происходить в действительности.

«Постановили карфагеняне, чтобы Ганнон плыл за Геракловы Столпы и основывал города ливиофиникиян. И он отплыл, ведя 60 пентеконтер (пятидесятивесельных судов. — Авт.) и множество мужчин и женщин, числом в 30 тысяч, и везя хлеб и другие припасы».

Это первые строки документа на греческом языке, известного как «Перипл Ганнона». Так начинается невероятный на первый взгляд рассказ о путешествии карфагенского флотоводца Ганнона к «Колеснице богов». Но почему на греческом языке? До сих пор это остается загадкой. Известно лишь, что запись датируется примерно 350–300 гг. до н. э. и сделана через два века после плавания. Полагают также, что текст не имеет конца, да и в середине не хватает отдельных кусков. О Ганноне упоминали также Помпоний Мела, Плиний и другие авторы. Большинство исследователей пришли к единому мнению: флотилия отплыла от берегов Карфагена около 525 г. до н. э., но не позже, так как именно тогда персы захватили Египет и их нашествие угрожало карфагенской державе.

Куда же заплыл Ганнон? Многие исследователи считают, что экспедиция Ганнона добралась до Камеруна. Другие полагают, что он не продвинулся далее Гвинеи. В данной работе нет смысла останавливаться подробно на многочисленных дискуссиях по вопросу плавания Ганнона. Это плавание было одним из крупнейших предприятий древности, в подлинности которого большинство ученых уже не сомневается.

В самом деле, адмирал Ганнон одним броском проник на западноафриканское побережье за 2000 лет до того, как первые португальские каравеллы осторожно, десятилетиями стали осваивать берега Африки. Но его путешествие не принесло пользу карфагенской державе. Страна не нуждалась в столь далеких землях. Золото, невольников и слоновую кость она получала через Сахару, по караванным путям. Последующие печальные для Карфагена события заставили людей забыть о плавании Ганнона. Единственным источником сведений осталась его запись.

Через десятилетия после плавания Ганнона другой флотоводец — Гимилькон, по свидетельствам Плиния Старшего и Руфа Феста Авиена, добрался до Британских островов — Касситерид и Эстремнид древности. Однако Авиен жил через 800 лет после Гимилькона и пользовался чужими пересказами карфагенских рукописей. В работе «Морские берега» он дает описание одного из западноевропейских морей: «…Тут начинается залив Атлантический… громада каменных вершин вся главным образом на юг обращена… Внизу же этих гор, у самого подножия, где вступает мыс… широко открыт залив Эстремедийский. В нем лежат те острова, которые зовутся Эстремнидами. Широко раскинувшись, богаты они металлами, свинцом и оловом. Народу много тут живет… Они широко бороздят и море бурное, и бездны океана, чудищ полные… но — чудное дело — они готовят себе корабли из сшитых шкур… Пуниец Гимилькон…, с трудом доплыв сюда, говорит, что сделать такой путь возможно только в четыре месяца…».

Авиен сообщает также о водном пространстве к западу от Геркулесовых Столбов, трижды ссылаясь на того же Гимилькона: «Далее на запад от этих Столбов море безбрежно, как говорит Гимилькон… Никто не доходит до этих вод, никто на эти моря не посылал своих кораблей…».

И. Шифман, комментируя эти строки Авиена, пишет, что течение занесло корабли Гимилькона в заросли морских растений, вероятно, вблизи Пиренейского полуострова. Там царило безветрие, и мореходы, с трудом продвигаясь вперед, с ужасом глядели на чудовищ, медленно проплывавших мимо…

Понятное дело, советский ученый не мог во всеуслышание высказать гипотезу, что экспедиция после четырех месяцев плавания спокойно могла попасть в Саргассово море у побережья Америки, а не в «скопление водорослей у берегов Испании». И добавляет: «В связи с этим уместно сказать несколько слов вот о чем. Время от времени в газетах и научно-популярных изданиях появляются сообщения о том, что где-то в Америке найдены финикийские надписи. Чрезмерно доверчивые журналисты спешат поразить мир сенсацией: оказывается, это финикийцы, вероятнее всего карфагеняне, первыми посетили Америку. Мы вынуждены разочаровать читателей: при ближайшем рассмотрении эти надписи обычно оказывались очень примитивно сработанной подделкой. Не стоит приписывать финикиянам того, что они не делали. Они внесли большой вклад в освоение морских путей Старого Света. И это вполне достаточно».

Конец ознакомительного фрагмента.