Расскажу о своих земляках

Н. А. Крамнистая, 2017

«…Горячая привязанность к отчей земле, дух исследователя и просветителя привели Наталью Крамнистую в 1980 году в районную газету, а затем, в 1999 году, – и в тигильский архив. Ею найдено, написано и опубликовано столь много интересного, порой уникального, что постоянно возникала мысль издать все это отдельной книгой. Далекие и близкие события, редкостные документы, люди, которых знала лично или о которых слышала, – все ее публикации в целом дополняют многогранную и объемную историческую картину родного Тигильского района…» Издается в авторской редакции

Оглавление

Тигильский партизан

Часть 1

30 декабря 2004 года исполнилось бы ПО лет со дня рождения Тимона Филатовича Косыгина. Это наш земляк, тигильчанин, персональный пенсионер, активный участник партизанского движения в районе и округе. Кроме того, волей случая он оказался в центре событий 1917 года в г. Петербурге. В 1921-м он был принят в партизанский отряд под командованием Павла Юшина, в 1923 году отряд перешел под командование Г. И. Чубарова.

Т. Ф. Косыгин

После ликвидации белогвардейского отряда Алексеева Тимон Филатович вместе с красноармейским отрядом прошел путь от Тигиля до Гижиги и Наяхана Пенжинского района, где принял участие в разгроме белогвардейской банды Бочкарева.

Возвратившись на тигильскую землю, Т. Ф. Косыгин участвовал в укреплении хозяйственной и культурной жизни района. До создания колхоза работал в рыболовецкой артели, охотился, а когда был организован колхоз «Ленинский путь», вступил в него одним из первых и работал до ухода на пенсию. Когда здоровье не стало позволять физически работать, сторожил объекты соцкультбыта.

Активно участвовал в общественной жизни села. Частым гостем был в школе, где рассказывал о походе Чубарова.

Из фонда личного происхождения окружного архива удалось взять копию письма-воспоминания Тимона Филатовича, которое он написал в 1968 году в редакцию газеты «Корякский коммунист». Оно на 12 тетрадных листах, написано мелким убористым почерком и очень интересно по содержанию. Конечно же, в свое время оно было напечатано, но прошло уже более 30 лет, и если учесть тот факт, что одно поколение уже ушло из жизни, то естественно возникает необходимость вновь вспомнить о событиях, важных вехах истории, которые пережил Тимон Филатович Косыгин.

Письмо охватывает жизненный путь с 16 лет до периода репрессий. Данный документ датирован мартом 1968 года. Я считаю, что такие письма-документы должны дойти до широкого круга читателей и найти свой отклик, а для молодого поколения, для тех, кто посвятит свою жизнь истории, — этот материал бесценен.

«В 16 лет я остался без отца: он нечаянно застрелился на охоте. Остались мы четверо с мамой, сестрой и братом. Я был старшим сыном в семье и пошел на заработки. Начал возить грузы торговцам: Косыгиным и Флетчер с Усть-Тигиля до Тигиля — на собаках, и мне платили 20 копеек за 1 пуд. На нарту помещалось 7 пудов. Итак, я за 1 рейс зарабатывал 1 руб. 40 коп.

Было трудно жить, а тут еще началась война с Японией. Взрослое мужское население было мобилизовано и отправлено в г. Петропавловск пешком. Мы, подростки, остались помогать тем семьям, где не было мужчин. В школу ходить не хотелось, так как там сильно пороли розгами. Аучили мы закон божий, молитвы, заповеди, славянский язык. У нас был очень злой отец Марк, у него без порки не обходился ни один день. Окончив 3 класса церковно-приходской школы, я пошел работать — надо было помогать матери.

В 1912 году к нам в Тигиль приехала экспедиция проводить телеграфную линию от г. Петропавловска до Тигиля. Возглавляли ее Рябиков, Дюпин, Матушкин. Меня взяли к ним работать каюром на подвозке столбов и проволоки.

Дома в Тигиле в то время освещались при помощи жирников, вместо стекол в окнах использовалась рыбья кожа. Одним словом, жили в нищете и темноте.

В 1914 году меня забрали на казачью службу. Служил в г. Петропавловске рядовым казаком. Служба была кабальной, срок ее определялся в 25 лет, уходили ребята совсем молодыми, а возвращались стариками. Не выдержав этой казарменной жизни, некоторые казаки, как, например, Федот Попов и Гурий Копылов, покончили жизнь самоубийством. В 1916 году, будучи еще на службе, я сопровождал Камчатского губернатора Мономахова с его вещами до самого Петербурга, где меня и застала Февральская революция 1917 года. Я участвовал в обороне Тучкова моста на Васильевском острове. Наша задача была — не пропустить кадетов, которые хотели захватить Васильевский остров. Когда первый Павловский полк перешел на нашу сторону, то кадеты вынуждены были отступить. А тем временем штурмом был взят Зимний дворец, и были арестованы министры Временного правительства Керенского.

Губернатор Мономахов, которого я сопровождал, куда-то исчез, и я остался без каких-либо средств к существованию. Я поехал в г. Вологду, где проживал зять Мономахова, нотариус Иваницкий. Губернатора там не оказалось, судьба его была неизвестна. Но Иваницкие дали мне деньги на дорогу, и оттуда я выехал на Камчатку. Я еще не знал, какая там у нас власть держится: то ли прежняя, монархическая, то ли новая?

Ехал поездом, дорога для меня оказалась очень тяжелая. Вагоны были битком набиты солдатами — дезертирами, которые ехали с винтовками. А у меня была шпага. Все ехали без билетов. Я придерживался солдат, делился с ними куском хлеба. До Владивостока добирались 22 дня.

Во Владивостоке трудно было разобраться — кому принадлежит власть. Здесь были и японцы, и англичане, и белогвардейцы. В бухте стояли иностранные военные корабли: крейсеры, миноносцы. Случайно мне встретился знакомый — Мамерович Михаил, и я у него устроился жить. Пароходы к нам на Камчатку в то время не ходили, и я был вынужден зазимовать во Владивостоке. Но мне неожиданно повезло — судьба свела с камчадалом Сновидовым, который приезжал во Владивосток на посвящение в сан попа и через 3 дня должен был возвращаться на пароходе „Завойко“ на Камчатку. Он жил на этом пароходе, пригласил в каюту, разговорились. Сновидов рассказал о том, что на Камчатке тоже произошел переворот, что власть находится в руках временного правительства, а в Петропавловской бухте стоят на рейде японские крейсера. Главный вопрос — о моем возвращении на Камчатку — решили таким образом: когда Сновидов узнал, что я знаю старославянский язык, он предложил мне ехать с ним в качестве псаломщика. Желая любой ценой попасть в г. Петропавловск, я согласился на его предложение. На следующий день мы вместе с ним отправились в консисторию, где он меня рекомендовал зачислить на должность псаломщика и попросил выдать для меня командировочные до г. Петропавловска».

Часть 2

«28 октября пароход вышел из Владивостока. Я ехал в каюте Сновидова с разрешения старпома. Сильно штормило — доходило до 8 баллов. Небольшой пароходик бросало как щепку. Мне все еще не верилось, что я еду на родину, и шторм был мне нипочем. Через 12 суток мы пришли в г. Петропавловск. На рейде там стоял японский крейсер, а кому принадлежит власть в городе — в том трудно было разобраться. Прожив в городе 3 дня, мы купили собак и двинулись в путь. С нами вместе ехал скупщик пушнины Кыштымов. Он скупал пушнину еще на романовские деньги.

В дороге поп-батюшка крестил новорожденных, освящал дома, беря за это в качестве платы корм для собак. Так мы добрались до Облуковино. Здесь я отказался от должности псаломщика, и поп поехал до Тигиля без меня. А я вместе с Кыштымовым поехал в Хайрюзово, где мы и дневали.

Когда я прибыл в Тигиль, то оказалось, что батюшка дожидается меня, надеясь завезти в Гижигу Я категорически отказался. Командировочные в сумме 700 рублей, которые я получил во Владивостоке, я обещал вернуть после того, как заработаю. Он согласился, и мы расстались по-хорошему. Я поблагодарил своего попутчика за то, что он помог мне добраться до дома.

Я занялся домашним хозяйством, охотой, рыболовством. Власть у нас в селе была советская. Меня избрали в сельский революционный комитет (сельревком), председателем которого я работал 8 месяцев. После перевыборов меня избрали в народный суд, председателем которого был Миронов Михаил Алексеевич, а я стал его заместителем.

Неграмотных было очень много. Тигиль того времени — небольшое селение, из одной улицы, и в нем насчитывалось около 70 маленьких домиков. Жили очень бедно. Пушнину сдавали за бесценок, ее собирала также торговая американская шхуна Свенсона. Пушнину мы обменивали на продукты и боеприпасы. Кроме того, мы сдавали рыбу японцам (японских рыбалок было тогда по побережью полно) по дешевке, получая взамен соль, муку, крупу.

В начале апреля 1922 года в Тигиль приехал поручик Савич, прожил 5 дней и уехал назад, а 27 апреля прибыл белогвардейский отряд Алексеева. Были арестованы Юшин Павел Иосифович, Ерошкин С. Степанович. Взяли пулемет, пятизарядную винтовку.

Мухин Андрей Лукьянович был послан в Ковран, где был организован отряд Притчина Александра Никитича, а в Утхолоке отряд Петра Суздалова. Все они собрались в Напане. Я же был послан на устье и вез оттуда со своим братом Кононом Косыгиным телеграфиста Долбичкина. Телеграфисты Толстихин Петр Петрович и М. Рябиков вовремя предупредили партизан о возвращении белых. Линия была перерезана. На Устье реки Тигиль Мухин, Суздалов и Притчин убили белобандита Алексеева.

18 марта 1923 года в поход на север пошли: Мухин Андрей Лукьянович, Пенизин Николай Алексеевич, Юшин Иннокентий Иванович, Чертовской А. М., Косыгин Тимон Филатович, Наседкин Николай Гаврилович (Напана), Федотов Николай Стратилатович (Седанка), Наянов Алексей Флорентьевич (Аманино), Баранников Николай Акимович (Воямполка), Панкарин Николай и Пантелей Лонгинов — из Паланы.

Сначала мы шли по маршруту Тигиль — Палана — Лесная. В Лесной была длительная остановка: запаслись продуктами и теплой одеждой, так как ехать нам предстояло через Парапольский дол — Подкагерную — Рекинники. В Лесную был доставлен пакет из Тигиля от Юшина Павла, в котором предписывалось в Лесной подождать отряд красноармейцев.

Дальше мы двигались под командованием Чубарова. Держали связь с кочующими оленеводами, которые выполняли роль разведчиков. Недалеко от хребта Урылгин ими было сообщено, что идет небольшая группа белых в составе семи человек. На вершине перевала мы их окружили, обезоружили и расстреляли. Одного взяли в плен в качестве „языка“. Дальше до самого Каменского мы никого не встретили. В Каменском нам сообщили, что в Анадырскую сторону проехал отряд белых численностью в 13 человек под командованием Шевчука. Об этом мы известили командира Зенкова, а сами срочно поехали в деревню Шестаково, чтобы на всякий случай перерезать белым обратную дорогу. На третий день здесь появился белогвардейский разведчик, который нами был захвачен и расстрелян.

Через 3 дня Зенков известил, что отряд Шевчука уничтожен, и просил его обождать. Через три дня мы все объединились в Шестаково и назавтра выехали в Гижигу, куда и прибыли в 11 часов. Бочкарева здесь не оказалось — за день раньше он выехал в Наяхан. В Гижиге было 27 офицеров, которые яростно отстреливались, а на призывы сдаться — отвечали усиленным огнем. Лишь в пять часов утра оставшиеся в живых сдались, некоторые офицеры были расстреляны.

Сразу же было проведено собрание местных жителей. В 2 часа красноармейские отряды выехали в Наяхан, который находился в 100 км от Гижиги. По пути встретили двух белогвардейцев, которых ликвидировали. К утру мы были в Наяхане. Бочкарев и Поляков, жившие в отдельном доме, были еще в постелях. После взрыва двух брошенных под окна гранат они сдались. Офицеры, засевшие в здании радиостанции, отстреливались долго. В этом бою были убиты командир Василий Зенков, военком Гаврилов, Николай Стратилатович Федотов и трое ранены. Наши бойцы сумели подползти к станции и забросали ее гранатами. Оставшиеся в живых белые сдались и были нами расстреляны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я