Рефлексия

Н.А. Дорендорфф

Эта история о потерянных людях, которые волей случая встречаются на страницах криминального боевика, и зачастую совершенно не понимают, как они должны действовать. Неуместная тяга к философствованию и странный юмор – единственные вещи, которые их объединяют. Вместе героям предстоит прожить несколько насыщенных событиями дней, разочароваться в собственных идеалах и, возможно, даже умереть. Книга содержит нецензурную брань.

«Стильный и его Фабрика людей»

«86 год по календарю де Индра,

Театр в руинах промышленного района»

Меня всегда удивляла способность одних людей спокойно реагировать на критические для жизни других людей события. Смерть знакомого, друга, родственника или боль того, чей знакомый, друг или родственник погибли. Многие воспринимают это через двойную, а то и тройную призму, до них совсем не доходят настоящие, первозданные эмоции. Те огромные, сильные, по-настоящему вырывающиеся за пределы человеческого тела эмоции. Я люблю убивать, но еще больше люблю наблюдать за эмоциями тех, чьих близких я убил. И когда эти ублюдки реагируют на смерть родного человека постным лицом или падают на колени, моля о спасении собственной жизни, меня переклинивает, блядь. Я зарываю таких ублюдков, дроблю черепа бесчувственных уродов и использую их в качестве писсуара, ага. И в такие моменты я сам испытываю первозданные животные эмоции, падаю рядом с бедолагой, чьей жизнью пренебрегли его сучьи «близкие» и рыдаю, рыдаю, пока не начинает болеть голова. Многие сочтут меня безумцем, пусть, только люди знакомые с моей проблемой, понимают почему я стал таким. Мои дофаминовые рецепторы сломаны, я не могу ничем насладиться сполна. Нормальные люди получают гормон радости размеренно, в течение дня, иногда у них случаются счастливые события, и они испытывают эйфорию. Чертова эйфория! Я так хочу испытать эйфорию! Я мечтаю о ней, о ее сладости, но никакие наркотики мира не могу мне ее принести. Высвобождая свой гнев раз за разом, я надеюсь, что дойду до точки наивысшего блаженства, наслажусь оргазмически приятной эйфорией, но нет… раз за разом — нет. Уже руки опускаются, ага.

Помню, как почти испытал ее, тогда мне только исполнилось шестнадцать. Я рос в одном из правительственных интернатов, к нам относились, как к скоту, а меня еще и зачислили на самый посредственный из всех факультетов, я должен был стать чернорабочим, до конца жизни гнущим спину на благо зажравшихся скотов из правительства. Сказать, что такой расклад меня не устраивал — ничего, мать его, не сказать. Во мне всегда бурлили амбиции, я чувствовал себя самым гениальным засранцем на свете, думал, что мир просто обязан дать мне больше, ага. Люди вокруг ощущали мою силу, хотели получить хотя бы частичку моего потенциала, и я делился с ними, взамен прося совсем немного — их преданность.

В тот день нас должны были распределить на первое место работы, мне и еще десятку парней из моей компании, достался оружейный завод Большеголового¹⁰. Нас погрузили в громоздкие, воняющие бензином и тарахтящие, автобусы. С нами отправили нашего воспитателя и пару вооруженных охранников. Мрази говорили о свободе выбора, махая у нас перед лицами заряженными пушками, ага. Тогда я уже твердо решил для себя, что лучше сдохну в попытке обрести величие, чем стану пресмыкаться и гнуть спину ради чужих интересов. Дело было за малым: отобрать оружие, грохнуть надзирателей и создать самую сильную группировку во всем Тенебрисе. Что я собственно и сделал, ага. Когда мы немного отъехали от здания интерната, я выхватил у охранника его новенький, лоснящийся маслом, автомат и вышиб засранцу мозги, такой же исход ожидал и его молящего о пощаде товарища. Воспитатель, до этого обращавшийся со мной, как с мусором, плакал, стоя на коленях, просил пощадить его, орал о том, какой он хороший семьянин и как любит своих детей… Я спросил у него, почему же такой великолепный человек избивал и унижал нас на протяжении многих лет. Урод, вытирая сопли, начал причитать о том, что это его работа, что он не мог иначе. Я ударил бывшего воспитателя прикладом по лицу и продолжал бить, пока его голова не превратилась в кашицу, ага. К тому моменту мои парни уже перехватили управление автобусом. Мы ехали, не разбирая дороги, я сидел на заднем сиденье, потягивая изъятые у охранника папиросы, и наслаждался разговорами о своем величии. Тогда я был по-настоящему счастлив и близок к эйфории.

Многие годы после этого я потратил на создание своей организации, обзавелся связями и лутумом. Купил огромный дом и завел пару любовниц. Когда мне казалось, что я уже вот-вот добьюсь своей цели, стану самым большим игроком в преступном мире Тенебриса, объявился Трехглазый¹¹ и объяснил мне, насколько сильно я заблуждаюсь, попутно убив половину моих парней и забрав у меня заработанный тяжелым трудом особняк. Старый сукин сын сломал меня, сделал своим рабом. Участь, от которой я бежал всю жизнь, настигла меня. С тех самых пор я сосу старческий сморщенный хер и мечтаю снова обрести свободу, ага.

И вот тут самое интересное, мой билет на свободу — Мори. Одна пташка нашептала мне, что на охрану поместья Марселя Трехглазый тратит около миллиона лутума ежемесячно и почти столько же платит самому Марселю. Странное поведение, с учетом того, что эти двое раньше были заклятыми врагами, ага. Изучаем историю транзакций и вуаля: Трехглазый начал платить Марселю именно тогда, когда в его доме объявился Мори. Удивительные совпадения. Решающим фактором в этой авантюре для меня стал небольшой наблюдательный пост в старой, заброшенной деревушке, в двух-трех километрах от поместья. Два бугая весь день смотрели на камеры, расположенные по всей территории поместья и, как несложно догадаться, в комнате Мори. Мои люди вчера избавились от бугаев в деревне и двух отделений наемников, которые приехали, как только пропала связь с бугаями, чтобы у меня было небольшое окно для похищения.

Сегодня я вылезу из гребаного болота, докажу себе и другим, что я не обычный мальчик на побегушках. Тем более после того, что я натворил вчера, у меня не осталось выбора. Убил шестерку Великого¹², этого грязного старпера Дмитрия и украл внучка Трехглазого, а, может, и сынишку, кто знает, ага. На открытую конфронтацию со мной эти ублюдки не пойдут, у меня достаточно людей и связей, чтобы сделать подобного рода затеи опасными. Тогда, почему эти сукины дети не отвечают на мои звонки? Я не боюсь — нет, а вот беспокойство присутствует. Все идет не так, как я задумывал. Мори не раскололся, мычит и стонет, никакого Трехглазого не знает. Сам Трехглазый не берет телефон. Великий тоже. Я хотел выдвинуть свои условия, попросить о выходе из синдиката в обмен на парня и перемирие. С кем мне договариваться, если все молчат?!

Вдох-выдох. Нужно успокоиться. Только утро, а я уже устал и вспотел, в голове каша. Умоюсь и причешу волосы, это всегда меня успокаивает. Теперь выберу образ на сегодня, пожалуй, это будут: белый костюм, черная рубашка, розовая бабочка и розовые туфли из кожзама, я не садист, животные не заслуживают смерти. Человек моего положения всегда должен выглядеть восхитительно, ага. Я посмотрел на себя в зеркало: «А я чертовски хорош, мать его». Но я стал таким не по мановению волшебной палочки, все это годы тренировок тела и ума, помноженные на бесконечную работу над ошибками.

Первым делом схожу к Лилии, общение с ней заряжает меня, ага. Она, как всегда, не будет смотреть на меня, станет бросать колкости, а я… что я? Зачем я это делаю? Ты же знаешь зачем, идиот… предчувствие ЭЙФОРИИ! Минутные вспышки чего-то колкого в сознании и терпкого в сердце. Я снова посмотрел на себя в зеркало: красив, но это давно уже не льстит. Глаза мертвые, хотелось бы добавить в них немного жизни. Я статуя, памятник прошлому себе. Тьфу ты, зараза, заткнись, что за отвратительные мысли? Я закурил и вышел в коридор. Виктор и Брюзга, мои телохранители, стоят на своих постах как вкопанные, манекены безмозглые. Вот у этих говнюков явно нет никаких сомнений относительно правильности своих действий, слишком узколобые, зато эффективные и не задают лишних вопросов, за это и стали старшими офицерами.

Форма солдата войск его божественного величества Стильного состоит из черных брюк, заправленных в высокие сапоги, рубашки, бронежилета и длинного темно-синего пальто. Из оружия мои люди получают полуавтоматические пистолеты и катаны. Трехглазый не разрешает мне вооружать мою армию чем-то более серьезным. Мерилом званий я выбрал цвет рубашек. Фиолетовые рубашки — старшие офицеры, розовые — офицеры, желтые — младшие офицеры, белые — рядовые. Странный выбор, но люди быстро привыкают к тому, что более авторитетные персонажи называют правилами. Цвет рубашки у нас считается очень серьезным вопросом, старшие проводят экзамены для младших и т. д. Меня все это дико веселит, веселит именно то, что я придумал эту херню в алкогольном бреду, а люди вокруг относятся к этому, как к божественной истине, ага.

Желающих вступить в мою армию много, сейчас я оплачиваю услуги двух тысяч или даже более людей. Точно не знаю… каждый день кто-то умирает, а кто-то нанимается. По именам я знаю только старших офицеров, их трое, ага. Виктор — высокий и сильный, глаза у него темные и серьезные, говорит он очень мало. Мы встретились, когда нам было всего по восемнадцать: убивали вместе, грабили вместе… росли вместе, в общем. Я старался держаться с ним наравне, но со временем парень стал буквально боготворить меня, я сдался и сделал его своей правой рукой. В день, когда Трехглазый пришел за мной, Виктор получил пулю в живот. Он должен был умереть, но в дело вмешался мой новый «хозяин», он сделал мне предложение, от которого можно было отказаться, но я не стал. Виктору вживили экспериментальный СН-чип¹³, он выжил и стал чувствовать себя даже лучше, чем прежде, а я потерял остатки автономности. Ему таких вещей знать не нужно, подумает еще, что я тряпка, ага.

Изначально Трехглазый хотел от меня только долю в моем бизнесе, но после нашего второго соглашения моя группировка полностью перешла под его контроль. Он назначил нас на «живое направление», заниматься закупкой и транспортировкой людей для производства этих самых чипов. Его наемники не хотели этого делать, поэтому всю грязную работу спихнули на нас. Так я и стал главным торговцем людьми в Тенебрисе. А после и сам установил СН-чип, потому что боюсь старости и смерти, а эта технология может сильно продлить жизнь. Честно сказать, я даже знать не хочу, что делают с моим товаром после того, как я передаю его дальше. Жуткие вещи, скорее всего. Слишком высокая цена у бессмертия, я устал и хочу выйти из этого бизнеса, но живым меня никто не отпустит. Мори — моя последняя надежда, ага. Можно назвать это жестом отчаянья, но я не стану, гордость не позволяет.

Вернемся к моим офицерам, Брюзга из новой гвардии, пришел ко мне, когда я уже был жирной шишкой с кучей связей. Ему тридцать, и единственное, что о нем можно сказать с полной уверенностью: парень — настоящий убийца. Может, даже круче меня, ага. Высокий, сухой как паук и молчаливый. Ему интересен только он сам (это меня в нем и привлекло, ага). Держится со мной прохладно, но я ему это прощаю, говнюк слишком хорош. Можно сказать, что Брюзга выполняет почти все наши заказы за пределами театра: убийства, похищения, транспортировка и т. д. Мы с Виктором уже стары для этого дерьма, а Темный, Темный — это Темный, про него нужен отдельный разговор.

— Доброе утро, генерал, — Виктор поклонился мне. Я хотел было протянуть руку, но вспомнил, что нельзя. Кажется, я расклеиваюсь. Брюзга отреагировал на мое появление легким кивком.

Генерал — это одно из моих прозвищ. Армия Тенебриса сейчас использует другие звания, но они звучат слишком скучно для такого выдающегося человека, как я.

— Доброе, Виктор. Я хочу сходить к Лилии. Побыть немного с ней. Потом поработать, сегодня я сам займусь товаром, ага.

Я хотел добавить: «Иначе сойду с ума от неизвестности и ожидания», но кто в здравом уме будет говорить своим солдатам такое?

— Как скажете. Нам нужно идти с вами?

— Нет, для вас у меня будет особое поручение. Проинструктируйте своих замов и готовьтесь к отъезду. И поторопите Темного, он сегодня будет моей правой рукой.

— Принято.

— Славно. Тогда увидимся через час.

Театр — единственное почти целое здание в Промышленном районе. Рухнула только южная его часть (буфет и зона отдыха), все остальное в полном порядке. Стоит признать, что, несмотря на ненависть к своей работе, и своему положению, я люблю это место. Люблю за то, что вокруг нет ни одной живой души кроме моих людей. Это мое, блядь, государство, гектары свободной земли, которые Трехглазый выкупил у правительства через продажных чиновников. Дело тут вот какое, во время Первой войны Промышленный район превратили в руины, после было несколько попыток его отстроить, но люди упорно отказывались тут жить. Отказывались потому, что это место буквально превратилось в кладбище, можно было случайно наткнуться на изуродованный труп во время обычной прогулки. Тела оперативно убирали, но они появлялись снова и снова, люди бежали из этого места, все реформы и попытки восстановить Промышленный район упирались в странную проблему появляющихся из ниоткуда трупов. Тогда на помощь правительству пришло некое ЗАО «НОВА», которое выкупило большую часть земли под производственные нужды. А ЗАО «НОВА», как несложно догадаться, одна из компаний, входящих в огромный синдикат Трехглазого. Появляется резонный вопрос: «Может, у синдиката был план, и тела разбрасывали специально?». Понятия не имею, я занимаю довольно низкое положение в иерархии, поэтому меня в такие дела не посвящают. Я даже никогда лично не видел самого Трехглазого, все эти годы моим боссом является Римс. Именно он много лет назад навалял мне и моим парням. А Римс правая рука Дагона, а Дагон, в свою очередь, одна из шестерок Трехглазого. В общем, можно понять на каком социальном дне я нахожусь, ага. Возможно, именно поэтому никто не отвечает на мои телефонные звонки, западло говорить с такой мелкой сошкой. Высокомерные ублюдки, что еще сказать.

Лилия живет в одной из гримерок, как и все мои приближенные. Остальным я позволил выбрать и занять любую из пустых квартир в домах по соседству. Ее гримерка уютно расположилась в самом конце коридора, рядом с лестницей, придется немного прогуляться. Я поджег вторую сигарету от первой и пошел. Вокруг снуют люди в разноцветных рубашках, немного напрягает, ага. Мне иногда кажется, что эти коридоры — вены, а люди, что по ним ходят, — кровь. Ну а я — огромный жирный тромб, все останавливаются и отдают мне честь, разве это не уморительно? Ненавижу армию. Всегда ненавидел, ага. А теперь надрываю тут животик и играю в генерала. Но жизнь она такая, серьезных уважают. Необязательно быть таковым на самом деле, достаточно хорошо вжиться в роль.

Кстати, о ролях, я люблю смотреть на сцену, она завораживает меня своим величием. В детстве я хотел стать таким же великим, как сцена, одним своим видом внушать людям трепет, но благодаря Трехглазому моим уделом стали презрение и служба всяким мудакам. Я шел по мягкому ковру, за долгие годы он так и не износился, по моему приказу его моют и чистят не реже раза в неделю. Я, как истинный гений, вижу суть каждого предмета. И по мне ковры — это что-то родственное человеческой душе, никогда до конца не поймешь, что на них изображено, пока автор или кто-то знающий не объяснит. Хотя Лилия говорит, что душа похожа на улыбку: «Душу же нельзя увидеть. А улыбку можно. Поэтому, я считаю, улыбка — это материальное отображение души». Вот такую хрень она мне как-то сказала, когда ей лет десять было. Такая же херня, как мои рассуждения о коврах, ага, но фиг поспоришь, слишком уж предмет спора неосязаемый.

Комнату Лилии охраняют два офицера: Маэстро и Байрон. Хорошие парни, да и девочке они нравятся. Думаю, что их тоже следует отправить вместе с ней. Пусть посидят на конспиративной квартире, пока я не улажу все вопросы со своим «работодателем». Никто не знает, что она моя… ну моя, короче, поэтому вряд ли кто-то заинтересуется девочкой, а мне так будет спокойнее. Я думал, что мы с Трехглазым быстро договоримся, а не в молчанку играть будем.

Я открыл дверь. Каждый раз поражаюсь тому, как Лилия следит за своей комнатой: девчачья спальня, воистину. На стенах плакаты каких-то модных певцов, на полу уютные коврики со смешными зверюшками, куча склянок рядом с большим зеркалом и всегда такой чудесный аромат. Аромат комнаты девушки. Не все могут так. Ее мать была такой же: неряшливой, но очень женственной, ага.

— Привет, — Лилия сидела спиной ко мне на кровати и причесывала свои русые волосы.

— Здравствуй, — робко сказал я. Увидел бы кто, как я говорю с ней, глазам бы своим не поверил.

— Зачем ты пришел снова? Ты же знаешь, что я не хочу видеть тебя. И никогда не захочу, хоть каждый день заходи по сто раз. И бабочку я тебе вчера завязала не потому, что поменяла свое мнение о тебе. Просто я играю с тобой, как с куклой. Ты похож на куклу. Такой же пустой.

— Ну, не надо, я не ругаться пришел. Я хочу с тобой серьезно поговорить. Я… я немного влип, по собственной инициативе. Возможно, сделал пару глупостей, а, возможно, умностей. Пока не знаю. И на время разбора полетов хочу тебя отправить в город, ага.

— Ты и раньше делал одни глупости. Не убьют же тебя, наконец. Или убьют? — я решился посмотреть в зеркало и увидел ее блестящие, полубезумные карие глаза, прямо как у ее матери. С таким взглядом можно весь мир покорить, ага.

— Могут и убить, знаешь ли. В моем бизнесе всякое бывает.

— Туда тебе и дорога! — воскликнула Лилия раздраженно. — Ты ведь всего лишь кукла. Ты мог бы помогать людям, используя лутум и связи во благо, но ты решил ввязаться в очередную авантюру, чтобы отхапать еще больший кусок власти. Проблема таких, как ты, в том, что вы все никак не можете насытиться, вам всего мало! Зачем тебе эта власть, если ты не можешь использовать ее во благо?

— Я хочу, чтобы мои решения были окончательными, чтобы ни одна мразь не могла указывать мне. И мне абсолютно насрать на других, пусть сами делают свою жизнь лучше, ага.

— Какой же ты идиот! Ты старше меня на десятки лет, но ты идиот. Застрявший в детстве идиот.

— Я… ты неправа. Ты… очень неправа! Я иду к своей цели, пока люди вроде тебя топчутся на месте, изливая свои на хрен никому не нужные чувства!

— Ты пришел орать на меня? — раздраженно бросила она.

— Нет, извини, — успокоившись сказал я.

— Тогда позволь мне объяснить тебе, чего ты на самом деле хочешь от жизни, позволь глупой мне порассуждать о гениальном тебе.

— Валяй.

— Разберем твои желания. Ты часто говорил мне, что хочешь, чтобы вся твоя жизнь была похожа на одну большую театральную постановку, это так?

— Возможно.

Я закурил и присел на корточки у стены, вся эта беседа начинала утомлять меня, я словно вернулся в прошлое и снова выслушивал упреки ее матери, практически слово в слово, ага. Гены — удивительная вещь.

— Но ты не актер, а это уже не театр, понимаешь? Тебе нужно реалистичнее относиться к жизни. Ты должен пересмотреть свой подход к реальности, путь, по которому ты сейчас идешь, ведет в никуда.

— Все, что я сейчас слышу — это занудная болтовня девочки, которая возомнила себя знатоком меня… хотя мне это даже льстит, есть знатоки литературы, физики, а есть… знатоки меня! Такие же хреновые, самопровозглашенные знатоки, кстати.

— Не раскатывай губу, чтобы быть знатоком тебя достаточно знать ответ на вопрос: «Сколько будет дважды два?».

— Да ни черта не будет, блядь, математика продукт ранней философии, а пример, который канонично приводят в качестве простоты чего-то, на самом деле, всего лишь чье-то измышление, ага. Я очень надеялся на то, что ты не заболеешь этой снобской стереотипщиной.

— Твой мат режет мне слух.

— Мат — неотъемлемая часть любого языка. Какие-то идиоты придумали преумножать ценность одних слов и преуменьшать ценность других, а вы и рады, ведь чем больше правил, тем спокойнее.

— В разделении лексики на высшую и низшую нет ничего такого. Ты все слишком гипертрофируешь. У тебя нет середины, есть только черное и белое.

— Достало это ваше снобское отношение. Я превозношу только себя и не скрываю этого. А весь твой добропорядочный мир скрыто превозносит себя и тихо презирает всех, кто добился меньшего успеха. Только это презрение прячется за снисходительной улыбкой, ага.

— Ничего оно не снобское, если уж ты заговорил о добропорядочных людях и снисхождении, то ты абсолютно заблуждаешься, добропорядочный человек никогда не испытает презрения к низшему…

— Ага, — я перебил ее, — к низшему! Вот я тебя и поймал с поличным.

Мы замолчали на какое-то время.

— А ты хочешь, чтобы люди тебя превозносили, как высшего? — продолжила Лилия уже не так уверенно.

— Абсолютно насрать, ага. Главное, что я превозношу себя.

— А я думаю, что ты хочешь этого больше всего на свете. Все твое существо тянется к этому, не так ли?

— Пас. Я позволю тебе поумничать немного, ага.

— А это твое стремление к абсолютной свободе — это же настоящий юношеский максимализм, не так ли?

— Все еще пас.

— Мой вердикт: тебе нужно принять себя таким, какой ты есть, перестать выделываться и начать жить, как взрослый человек.

— От этой болтологии у меня появилось непреодолимое желание вздернуться. Когда я говорю с тобой, у меня складывается впечатление, что ты древняя, скучная старуха. Твоя мать была очень свободомыслящей, в кого ты такая?

— Почему ты много говоришь о моей матери, но почти никогда не вспоминаешь об отце? — Лилия дернулась, но вовремя спохватилась и не повернулась. — Расскажи немного о нем, пожалуйста.

— Сложно это, я плохо его помню. Твоя мама умерла во время родов, и у него крышу сорвало. Творил всякое, а потом поймал пулю и умер. Конец.

— Рассказчик из тебя, конечно, никудышный, даже хуже, чем философ, — Лилия рассмеялась.

— Я знаю, — я улыбнулся, впервые за очень долгое время мне стало смешно.

— Дашь закурить? — она повернулась ко мне, лицо — почти идеальный треугольник, губы пухлые, глаза большие и немного кривые. Ее мама очень стеснялась своих глаз, а я любил их в ней больше всего, потому что они напоминали мне о том, что совершенных людей не бывает.

— Бери, — я протянул ей свой портсигар, — очень вкусные, с виноградом.

— Спасибо, — Лилия затянулась и выдохнула дым в сторону, — я сделаю то, что ты просишь, раз это так важно для тебя. Во сколько я еду?

— Собирайся пока, через час жду в холле.

— Принято, — она отдала мне честь и улыбнулась.

— Я побежал.

— Давай.

Я вышел в коридор с каким-то странным настроением. Может девочка права и мне действительно стоит повзрослеть? Но тогда мне придется отказаться не только от всех моих идеалов, но и от идеалов десятков моих мертвых друзей. Они погибли, чтобы наша группировка могла существовать и процветать. Я не могу предать их мечты, лучше умру, но не предам, ага.

— Вы двое, — я вышел из задумчивости и ткнул пальцем в Маэстро и Байрона, — собирайтесь и через час спускайтесь в холл, поедете в командировку. Детали объясню потом.

— Да, генерал, — ответили они синхронно.

— Давайте бегом.

Говнюки даже собираться побежали синхронно. Это и неудивительно, они прошли военную академию. Я, как самоучка, презираю дисциплину и тем более идиотскую субординацию, но, всегда есть сраное «но»: без них я и сам не смог бы построить ничего толкового. Обидно все это. С одной стороны, мне тошно из-за того, что парням приходится скрывать свою личность за грудами условностей, а с другой я понимаю, что без этого они расслабятся и забьют на свои обязанности. Все же человеку нужен какой-то стимул, чтобы делать свою работу на сто процентов. Всегда этот ленный голосок в голове уговаривает тебя пойти по простому пути и забить, ага.

Вот вспомнить старика. Этот говнюк всегда делал все на отъебись. Как же звали этого урода? Дмитрий… да, скорее всего, Дмитрий. Так он представился при первой нашей встрече. Я неплохо платил ему, а за это он делал всякие важные мелочи для меня. В основном работал языком. Подкупал тех, кого нужно было подкупить, торговался с поставщиками, запугивал. Делал это старый хрен из рук вон плохо, но не настолько, чтобы у меня возникали к нему какие-то вопросы. Короче, Дмитрий занимал подходящую своей рабской сущности позицию в социуме. Но вдруг, в один день, ему показалось, что этого мало. Он решил доказать сам себе, что он не жалкий червь, а настоящий ковбой, спаситель и защитник угнетенных. Переобулся, в общем. У многих слабых людей есть точка невозврата, они терпят унижения годами, а потом их прорывает. Старика прорвало настолько, что он сговорился с Великим и кинул меня на пару сотен миллионов. Этот амебный кусок говна, который запорол половину моих сделок, вдруг превратился в хорошего стратега, его стараниями я лишился почти всех поставщиков живого товара. Вот очевидный пример стимула, для Дмитрия стимулом стала его полная никчемность, а для моих парней стимулами являются дисциплина и субординация, они делают все, чтобы не получить пизды, ага.

На самом деле, даже Трехглазый не решается тягаться с Великим, поэтому мне пришлось молча проглотить срыв большей части сделок. Уберу старого ублюдка — объявлю войну Великому. Но вчера… вчера я, мать его, не удержался. Когда я увидел эту мерзкую рожу, увидел, с каким презрением урод смотрит на меня сквозь свои толстые очки, то понял, что хочу убить его, не просто убить — размазать суку. И размазал, к слову. А теперь за это размажут меня, ага. Око за око, великолепного меня за старого пидора… Думаю, он приезжал в бар каждые выходные из-за огромного желания показать Мори «свою Нарнию». Кажется, я только сейчас стал осознавать, насколько влип. Но я больше чем уверен, что в открытую наезжать на меня никто не станет. У меня парень, у меня товар, наконец, у меня куча вооруженных наемников. Засранцам придется принять мои условия, я верну свою свободу.

Я спустился в подвал. Нужно раствориться в работе, тогда и тревожность отступит. Все будет отлично, я не проиграю. Трехглазый осознает серьезность ситуации и пойдет на переговоры, а с Великим мы найдем разумный компромисс. Белые рубашки поклонились мне, вперед вышел здоровяк в желтой:

— Доброе утро, генерал. Что привело вас сюда?

— Доброе. Сегодня я лично хочу проверить товар. Откройте мне дверь.

— Есть.

Желтый нетерпеливо махнул рукой и нас запустили в подвал. Помещение жутко пахло. Просто отвратительно, ага. Обычно сырость и запах фекалий соединяются в удивительный аромат, назовем его условно: «духи мадам Проблеванс». А чего нет? На то я и гений, чтобы создавать новое. Вообще, о своем живом товаре нужно заботиться (хотя бы чуть-чуть). Выгонять «мадам Проблеванс» без надобности, а вот еду и чистую воду давать — само собой необходимо.

Я шагнул в темноту помещения и получил сильный удар в скулу. Мужчина, худой и выжатый, с длинными слипшимися от пота волосами, орал что-то мне в лицо, но я не узнал язык. В другой ситуация я бы никак не отреагировал, но идиот попал именно туда, куда ночью меня ударил Мори, в огромный, мать его, синяк. Я ударил мужчину в ответ. Легко, как мне показалось, но он отлетел к стене. Я услышал хруст. И увидел кровь. Это плохо. Я испортил товар. Черт! Второй мужчина подбежал к первому и стал что-то лепетать, плакать. Друзья они, что ли, или братья? Оба невысокие, темноволосые, кареглазые, страшненькие, в плохой физической форме. Типичные жители Тенебриса. Да и хер с ними, с этими типичными жителями, ага. Лутума, вырученного с такого товара, не хватит даже на покупку новых туфель… а вот репутацию немного подгадил себе, паршиво это. Хотя после вчерашнего можно уже не беспокоиться о репутации. Я и работу эту больше по инерции делаю, чтобы себя чем-то занять и парней раньше времени не пугать.

Я жестом подозвал к себе желтую рубашку:

— Фонарь тащи, проверим все ли живы и будете их потихоньку к отправке готовить.

Обычно партию товара забирают около десяти утра. За ней приезжают огромные фуры, которые по бумагам занимаются перевозкой кур и яиц. Компания так и называется 000 «Птицы Тенебриса». Еще одна часть синдиката, возможно, этой компанией управляет такой же бедолага, как я, которого шестерки Трехглазого лишили автономности.

— Две секунды, генерал, — желтый выбежал из подвала.

— Уже десять прошло, ага, — крикнул я ему вдогонку.

— Бегу-бегу, — желтый вернулся с фонарем в сопровождении двух вооруженных солдат.

И теперь самый неприятный момент, приходится лицезреть десятки измученных полуживых людей, у которых сил не осталось даже на слезы. Мы шли между рядами незакрытых камер, в каждой приблизительно по семь-восемь человек. Тошнота к горлу подкатывает и чувство какое-то, гадкое, хочется от него отмыться побыстрее. Мне нравится ломать сильных, о слабых можно только руки замарать. Но к сожалению, бизнес есть бизнес, даже если мы с Трехглазым в контрах, я должен выполнять свои задачи, потому что кроме него в пищевой цепи есть и более крупные хищники, которых я злить совсем не хочу.

— Сто шестьдесят, генерал. Вроде все живы, кроме одного на входе, — желтый ехидно оскалился. Шакал.

— Ты еще и считал?

— Так точно, генерал.

— Молодец, что сказать. Идем в обратную сторону, не нравится мне здесь.

— Никому не нравится, генерал.

Мы вернулись к самому началу, я вылез из подвала и вдохнул полной грудью. Сука Трехглазый. Сказал бы мне кто в мои шестнадцать, что я буду вот такой чернухой заниматься, я бы вздернулся, ага. Еще и с настроением какое-то дерьмо, мрачность эта уже осточертела. Ладно… дела зовут. Нужно переговорить с Исмаилом¹⁴. Он уже должен был приехать. После отправить Лилию и проконтролировать передачу товара. А потом можно перекусить, кофе с молоком и пару бутербродов с бужениной? Да, пожалуй. И будем надеяться, что Трехглазый удосужится связаться со мной по поводу Мори.

— Если транспорт прибыл — грузите их. Я подойду чуть позже.

— Есть, генерал.

Желтый начал активно суетиться и орать на своих солдат, а я двинул на свободу, это место меня угнетает, ага. Уже будучи на втором этаже, краем глаза заметил Темного, он курил в холле первого. Приехал, стало быть. Жутко полезный жуткий тип. Средний рост, средний вес, средние пропорции всего. Этот урод даже доступ к своей биографии мне не открыл. Могу только предположить, что корни у Темного азиатские, есть в нем что-то такое, неуловимо восточное. Хренов жуткий азиат с жутким взглядом. Глаза такие же мертвые, как у меня, смотришь в его болотные зенки и вспоминаешь вот эту хрень из Ницше: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». Раньше мы с Темным нормально общались, он верно служил, а я регулярно переводил лутум, но теперь у нас что-то не ладится, этот коршун почувствовал, что я дал слабину, теперь кружит и ждет, когда сможет полакомиться моим трупом, ага. Если потеряю бдительность, ублюдок лично пустит мне пулю в лоб или катаной проткнет на худой конец, чтобы занять мое место.

Я добрался до кабинета. Эти лестницы и переходы когда-нибудь меня доконают. И все-таки офигенно я все тут обставил. В кабинете нашлось место регалиям прошлого, настоящего и будущего. Регалией прошлого я считаю огромный золотой фаллоимитатор. Я нашел его в одной из гримерок, когда мы только пришли в театр, и поставил на полку для наград, которую предыдущий директор выделил для своих любимых учеников. Но это так, посмеяться. Регалией настоящего для меня стал нож, Дмитрий метнул его в меня, когда уходил. Метатель из него хуевый, рукояткой в стену. А нож хороший, я им мясо нарезаю. С регалией будущего тоже забавная история, но я других и не коллекционирую, мои ребята подарили мне на прошлый день рождения стол, стилизованный под гроб. Люблю такие вещи, напоминают о том, где мы все окажемся.

Подошел к окну, и тошнота к горлу подкатила, ага. Тенебрис, сука, самое серое место на земле. Все какое-то невыразительное и размытое, как в кошмарном сне. В детстве я думал, что, когда вырасту, стану свободным и добьюсь всего, чего захочу. Но свобода утекла сквозь пальцы, отданная в жертву стабильности и безопасности, а возможность стать кем угодно украли привилегированные говнюки, пережив одну ядерную войну эти уроды продолжили делать все, чтобы развязать еще одну.

Ладно, хватит с меня негатива, пора работать. Я задернул шторы, утонул в мягком кресле и сложил ноги на гроб. Сейчас бы еще немного вздремнуть, ага. Нажал на кнопку, в динамике раздался приятный женский голос:

— Добрый день, генерал.

— Добрый, Катерина, Исмаил приехал?

— Господин Исмаил только прибыл. Можно запускать его к вам?

— Да, я жду его в кабинете.

Люблю умных женщин, у меня их две, у них есть имена, но нет привилегий. Я стараюсь покрывать свое войско любовью равномерно, ага. Катерина пришла сюда в роли проститутки, я заметил ее силу воли, мне понравился ее стиль, и я предложил ей вступить в мою армию. Еще есть Света, бывшая помощница Дагона. Ее необычная личность очень привлекла меня, я предложил ей работать на меня, ей эта идея понравилась, а Дагон не стал возбухать, хотя я больше чем уверен, что хренов извращенец имел насчет девочки какие-то планы, ага. Пусть дальше слюной истекает, уебок. Мои девочки — штучный продукт, я никому не позволю притронуться к ним без их согласия. У Катерины зеленые глаза, а у Светы голубые. Катерина высокая и холодная, прирожденный стратег, обычно она работает в паре с Темным. Никто, кроме нее, не может долго оставаться с ним наедине, в том числе и я, от этого засранца у меня мурашки по коже. Света полная ее противоположность — невысокая, спортивная и очень темпераментная. Она занимается финансами, при желании девочка может украсть весь мой лутум и исчезнуть. Если она так поступит, я не обижусь, большую часть своего состояния я заработал благодаря ей, ага. И чуть не забыл главное: никакого, блядь, секса с подчиненными. Такая ебля не принесет ничего кроме проблем. «Сексуальное напряжение» я обычно снимаю в своем клубе, мой управляющий Рэй знает толк в подборе «персонала». Благодаря ему я попробовал очень многое, в моей жизни были мужчины, женщины, трансвеститы, гермафродиты и многие, многие другие… Рэй умеет разводить на эксперименты.

Я нащупал во внутреннем кармане второй портсигар. Точно! Когда я ходил на встречу с Большеголовым¹⁵, на мне была та же одежда, что и сейчас. Я пытался развести его на поставки оружия в обход Трехглазого, но этот говнюк дал мне портсигар, и сказал… что же он сказал? Какую-то херню, что-то вроде этого:

— Этот портсигар принадлежал моему деловому партнеру, у него была меньшая доля в бизнесе, но он вел себя так, словно владел всем делом, в конце концов, подонок кинул меня и свалил в закат. Думал, что там начнет новую жизнь. Идиот. Видишь стекляшку на портсигаре?

— Ну и?

— Внутри его зрачки.

— Тебе нужно меньше пиздеть, Большеголовый. Твои истории пахнут жидким, ага.

— Думай как хочешь. На, возьми этот портсигар, когда снова решишь кинуть Трехглазого, посмотри на него и спроси себя: стоит ли это моей жизни?

— Лучше я спрошу себя, стоят ли твои истории моего времени. Адьос.

— Удачи в осмыслении, Стильный.

Весь этот тухлый пиздеж Большеголового никак не испортил мне впечатление от умопомрачительно вкусных сигарет, что лежали внутри «живого» портсигара. Закурил. Снова этот аромат! Дал легким наполниться дымом, а разуму немного уплыть. Я обязан стать шишкой хотя бы ради своих людей, должен постараться вырваться из рабства, сделать что-то свое.

Катерина распахнула мою дверь и впустила внутрь Исмаила. Помимо заказов, она занимается гостями, у нее настоящий талант, может даже самого неприятного говнюка к себе расположить, ага.

— Здравствуй, Стильный, — Исмаил похромал к моему столу, засранцу уже, наверное, лет семьдесят, если не больше. Седой и хромой, но все еще цепко держащийся за свою власть, король всего подпольного Тенебриса. Слышал, что его собственная дочурка пытается подсидеть. Изабелла. Я с ней работал пару раз, ее подход мне куда больше нравится. Если с Трехглазым выгорит, попробую провернуть еще одну авантюрку. Хотя есть еще парень по имени Людвиг, прямой конкурент Исмаила, но он совсем безумный, сидит в огромном отеле с кучей охранников и никогда не выходит наружу. Раньше я и с Людвигом работал, но Дмитрий нас рассорил. Да и хрен с ним. Изабелла в роли партнера мне импонирует намного больше.

— Здравствуй. Два месяца пытались с тобой встретиться и обсудить смету на год, два месяца ты был занят, и вот сегодня, когда занят я, ты свободен. Приятно с тобой работать, Исмаил.

— Раньше ты был надежным покупателем и твой кредит был безграничным, поэтому я не торопился. Но, понимаешь ли, с учетом некоторых твоих обстоятельств я вынужден потребовать плату за все предыдущие партии сегодня.

— Не юли, какие такие обстоятельства вдруг сделали меня ненадежным покупателем?

— Я торговец, мне по профессии положено юлить. А что до обстоятельств, раньше никто не принимал ставки на то, сможешь ли ты дожить до вечера.

— И какие прогнозы?

— Поверь, лучше тебе этого не знать.

— Пожалуй, поверю. А что до лутума, монет не хватит. А переводы ты не принимаешь. В сейфе миллионов двадцать есть, не больше.

— Давай сколько есть, а остальное я тебе прощаю.

— Теперь это больше похоже на оскорбление, ага.

— Ни в коем разе, дорогой. Считай это моей личной поддержкой.

— Мне почему-то кажется, что ты больше всех на мою смерть поставил. Но да ладно, когда мне еще просто так прощали долг в семьдесят миллионов, отказываться не буду, хотя, признаюсь, несколько обидно от твоего неверия.

— Все мы крутимся как можем. Я торговец, мне больше других вращаться нужно. Тут не подсуетишься, тут упустишь момент и вот уже в лужу сел. Прости, Стильный, мне было приятно с тобой работать. Правда. Ты был мне, как сын. Точнее, не был, есть. Извини старика.

— Какой же ты урод.

— Только если внешне, в душе я настоящий агнец. Молюсь шесть раз в день, мясо животных не кушаю.

Я встал с кресла, открыл сейф и стал сгребать золотые монеты в сумку.

— Тут сумки две выйдет, справишься?

— Обижаешь, Стильный. Чтобы я свой лутум не унес. Земля скорее вращаться перестанет.

— Ну тогда держи, — я бросил сумки на пол.

— Как звенят! Песня для ушей! — взяв сумки в руки, Исмаил вдруг перестал хромать. Удивительные вещи с торгашами происходят.

— Иди уже, и так настроение было паршивое, а после твоего визита только напиться остается.

— Надеюсь, еще увидимся, Стильный, — Исмаил толкнул дверь плечом и скрылся со всем моим лутумом. Торгаш прожженный, если счета заблокируют, мне даже кофе не на что купить будет, ага.

Ставки они на меня делают, суки. Как все закончится каждую мразь, что в этом участие принимала, найду. Я закурил и достал бутылку отменного виски из шкафчика. Сделал пару глотков и растекся по креслу. Головная боль отступила. Забавный факт: половину армии Трехглазого составляют лояльные мне люди. Никто не станет пытаться меня убить, пока у меня есть такая поддержка, это очень глупо, потому что может привести к огромной войне. Ну, торгаши на то и торгаши, что умом не блещут, им лишь бы тотализатор запустить, ага. Кстати, еще один не менее забавный факт: двадцать процентов акций ЗАО «НОВА» принадлежат нашему министру, Аркадию Аркадьевичу, который до Второй войны¹⁶ был мелкой сошкой. Каждая более-менее большая правительственная шишка хочет себе СН-чип, за ними очередь лет на десять вперед выстроилась. В общем, я клоню к тому, что никто в здравом уме не станет начинать войну с кем-то вроде меня. Это настолько опасно и невыгодно всему синдикату, что у Трехглазого и мысли о нападении на меня возникнуть не должно. Я не дурак и долго готовился к своей авантюре. Единственное чего я не понимаю, почему засранец тянет время. Хочет, чтобы я испугался?

В дверь постучали. Короткий тук-тук. Надежда затеплилась в моем сердце, вдруг ошиблись, но нет, за коротким тук-тук последовала барабанная дробь. Я бросил в пустоту кабинета усталое: «Да?». Катерина спросила, может ли войти Темный. Не успел я ответить, как в кабинет ввалилась сгорбленная фигура. На грифа чем-то похож. Азиатский гриф. Темный был одет точно так же, как и другие мои офицеры, за одним исключением, он носил фуражку. Старую, потрепанную фуражку времен другого мира. Я много раз просил его от нее избавиться, но Темный лишь отмахивался от меня.

— Доброе утро, Стильный. Надо поговорить, — голосом Темного можно зачитывать библию у алтаря: монотонный, глухой и безразличный. А эта его манера говорить короткими предложениями меня доконала еще при первой нашей встрече, ага.

— После того как ты вошел, весь день перестал быть добрым, не только утро.

— Шутка стара, как мир. Но не старше тебя. Хотя ты хорошо сохранился.

— Сочту это за комплимент. О чем говорить собрался?

— Ты знаешь.

— Ни малейшего понятия, Темный. Я не чтец человеческих душ, иначе министром бы был, а не с вами, идиотами, возился тут, ага.

— Хорошо. Я буду говорить начистоту. Великий назначил за твою голову большую награду. Хочу знать почему.

— У тебя тоже есть информаторы? Растешь, Темный. Я сам еще таких подробностей не знаю. Много платит, если не секрет?

— Миллион золотом, — мой ручной гриф достал из нагрудного кармана свои вонючие папиросы, раскурил одну и присел на стул, — так что ты сделал?

— На миллион можно всю жизнь прожить, но мы оба знаем, что никто не рискнет. Великий сейчас — это последнее, что меня волнует, есть и более серьезная проблема, насчет отношений внутри синдиката, ага.

— Так что ты сделал? Не вихляй.

— Дмитрий. Закончил нашу с ним давнюю историю.

— Ясно. Старый скупердяй. Получил по заслугам. А ты поступил, — Темный сделал паузу, ему сложно давался подбор слов, — неосмотрительно.

— А дальше? Кто будет объяснять почему?

— Потому что сделал это своими руками. Разве не понятно?

— Спасибо, Темный, очень интересно, но главный здесь я. Решения принимаю тоже я. А тебе пора идти работать, ага.

Мой ручной гриф закатил свои безразличные глаза к потолку и выпустил колечко дыма:

— То, во что ты ввязываешься. Тебе это не по зубам, Стильный.

— Иди к черту, у меня нет времени на твой скепсис, ага.

— Я хочу, чтобы ты кое-что понял, — Темный затушил папиросу и заговорил почти без пауз, — достижение нашей общей цели оправдывает любые жертвы. Люди — всего лишь расходный материал. Мы должны работать на благо синдиката, расширять его влияние, а не подрывать его работу изнутри дурацкими выходками. Мы международная организация, а не кучка клоунов. Мы не твоя персональная банда. Все это осталось в прошлом. Правила игры изменились. Прими ты это уже наконец. И двигайся дальше. Ты можешь править миром, но сам противишься этому, выпуская наружу свою слабость. Своими руками разрушаешь памятник себе, не позволяя его даже достроить. Я считаю это вершиной глупости.

— Заранее готовил речь?

— Да. Много лет. Все никак повода не находил.

— Херня твоя речь, ага.

— Как скажешь. Я своего мнения не изменю.

Темный, на самом деле, был тем, кто выбрал одну позицию в самом начале своей жизни и продолжал ей следовать до самой смерти. Я был таким же… долгое время. Хорошо, что теперь я стал копать глубже. Понял, что нет только правильных и неправильных вещей, ага. Темный страшный, Темный опасный, Темный проницательный — все это безусловно, но в то же время он тупоголовый. Сложно объяснить, это скорее внутреннее ощущение. Я всегда чувствую, насколько умен человек и наоборот. В Темном я вижу только силу и принципы, не ум.

— В любом случае, если ты не планируешь убить меня прямо здесь, и исправить все мои чудовищные ошибки, то нам обоим пора идти работать, — я посмотрел в его глаза, вложив всю силу в этот взгляд, — разговоры подождут.

— В твоей ситуации. Каждая минута на счету. Я бы посоветовал тебе собрать вещи. Собрать весь лутум и родственников. И бежать.

— Это угроза? Прошу, скажи, что да. В списке моих заноз ты на третьем месте. Второе место уже в морге, первое окажется там в ближайшие дни. Могу и тебе экскурсию устроить, ага.

— Я не стану угрожать тебе. Я прямолинейный человек. Не дурак.

— Ну тогда выметайся из моего кабинета ко всем чертям, остолоп заторможенный. И фуражку свою не забудь.

Темный усмехнулся, закурил следующую папиросу и встал:

— Забавный ты человек, Стильный. Мне будет тебя не хватать.

— Выметайся, говна кусок! — я схватил со стола стакан и кинул его в Темного. Пока я тянулся за бутылкой, чтобы запустить и ее, гриф успел сбежать. Бутылка с моим любимым виски разбилась о дверь. Обидно.

Засранец при каждом удобном случае пытается меня поддеть, но делает это настолько аккуратно, что у меня не получается найти повод, чтобы от него избавиться. Если я сейчас убью Темного, все посчитают, что я окончательно рехнулся и стал параноиком. Честно говоря, я и не хочу убивать этого членососа, живым он приносит намного больше пользы. Пусть треплется. Пока Темный меня боится, он мне не конкурент.

— Катерина, — я нажал на кнопку громкоговорителя.

— Да, генерал?

— Задание есть для тебя. Зайди в кабинет.

— Уже бегу, генерал.

Вот это человек, не то, что ушлепок Темный. Я сказал — она сделала. Всем бы такой настрой.

— Я быстро? — Катерина захлопнула за собой двери.

— Очень. Пугающе быстро. Твоя целеустремленность меня иногда поражает, ага.

— Стараюсь, генерал, — девушка вытянулась и отдала мне честь, скорее в шутку, чем серьезно.

— Значит, насчет задания. Ты у меня, как разнорабочая: и наемник, и секретарь, и персональный психолог для трудной девочки, только недавно прошедшей подростковый этап. Одним словом, пупсик. Самый полезный член коллектива. Ладно, ближе к сути, задание касается последней твоей должности. В синдикате назревают перемены, важные перемены. Но вместе с этим и опасные, ага. Вам переживать не о чем, все заботы лягут на мои плечи. И в период особого напряжения я хочу немного обезопасить тылы, поручить это я могу только тебе. Возьмешь Лилию, ее двух телохранителей, себя, Свету и Виктора, он будет охранять уже вас двоих. Поедете на мою конспиративную квартиру. Там будете находиться до моего распоряжения. Если что-то случится, в сейфе почти шесть миллионов лутума. Берите их и уезжайте из города. Последнее озвучиваю в информационных целях, сама знаешь, как в этом бизнесе бывает, ага.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

10

Оружейный завод Большеголового открылся в 15 году по календарю де Индра. До этого оружия в Тенебрисе практически не было. Многие историки сходятся во мнении, что именно появление оружия на улицах сформировало первую настоящую оппозицию.

11

Кличка одного из самых крупных преступных воротил Тенебриса.

12

Второй по силе, после Трехглазого, преступный авторитет.

13

Нелегальная технология, сильно ускоряет регенерацию, значительно тормозит старение организма. Нелегальная из-за того, что для производства чипов используют человеческие тела.

14

Глава Палаточного города, места, где собираются все маргиналы Тенебриса, там можно купить все. Абсолютно: оружие, лед, рабов и т. д.

15

С момента открытия оружейного завода уже сменилось три поколения Большеголовых, каждый из них управлял им. Нынешний Большеголовый — внук первого Большеголового. Каждый член их семьи имеет аномально большую голову, поэтому кличка так и прицепилась.

16

Продолжалась с 66 по 70 годы по календарю де Индра.