Пропавший

Мэри Торджуссен, 2016

Ханна Монро поздним вечером возвращается домой, к своему возлюбленному Мэтту Стоуну. Но Мэтт исчез. Исчез без следа. В буквальном смысле слова: вместе с ним пропали не только его личные вещи, но и каждое сообщение, каждая фотография, каждое упоминание о нем в соцсетях. Будто и не было такого человека. Ханна готова пойти на все, чтобы найти Мэтта. Но чем больше она пытается узнать о произошедшем, тем сильнее ее затягивает в круговорот событий. И постепенно Ханна понимает: единственный выход из ситуации – принять шокирующую правду…

Глава 11

Воскресенья неизменно омрачались для меня легким оттенком грусти, печальным напоминанием, что уже завтра начиналась новая рабочая неделя. И это воскресенье ничем не отличалось от прочих. За исключением визита к Кэти вечером, мне было абсолютно нечем заняться. Холодильник заполнен продуктами, дом чист. Серое небо за окном обещало дождь. Обычно мы сидели в кухне с воскресными газетами, но одной мне не хотелось даже прикасаться к ним. Не оставалось ничего, кроме как вернуться к попыткам разыскать Мэтта.

Покончив с краткими записями на желтых стикерах, я села на низкий мраморный столик рядом со стойкой, разложив их перед собой. С одной стороны размещались те, где я перечислила места, куда уже звонила. И единственной причиной, зачем я сделала это, было стремление избежать повторных звонков. Но неожиданным образом бумажки помогли мне окончательно успокоиться, позволяя думать, что я все-таки немного продвинулась вперед. Записав все на бумагу, я почувствовала себя способной действовать дальше. И бумажки лежали передо мной, как карты пасьянса. Я могла двигать их, перемещать, выстраивая в иные ряды, когда хотела заставить свою память работать интенсивнее.

Однако, проведя за этими манипуляциями час или даже два, я решила, что с меня довольно. Захотелось выйти из дома, убраться подальше от его пустоты. Я села за руль, не имея понятия, куда поехать, и бесцельно крутилась по маленьким городкам Уиррала. Вскоре вспомнила, что дом матери Мэтта находился в нескольких милях дальше по той же улице, куда занесло меня.

Я никогда не любила его мать Оливию, а, судя по ее реакции на меня при первой же встрече, были все основания полагать, что и она предпочла бы видеть сына с другой женщиной. В воскресенье Мэтт отправлялся навещать ее в Хезуолл, а я оставалась дома, занимаясь маникюром, или выходила на пробежку трусцой. Вернувшись от матери, Мэтт порой выглядел недовольным, словно они поссорились, обменялись взаимными упреками, но он неизменно отрицал это. Впрочем, Мэтт отрицал бы размолвку с матерью в любом случае.

При этом он часто интересовался, почему я не езжу в гости к своим родителям, пользуясь его отлучками. Думаю, Мэтт питал иллюзию, что мне не терпится поскорее снова увидеть его дома, что заставляло его сокращать время, проводимое с матерью. Хотя на самом деле мне не нравилось бывать у своих «предков». Я считала, что вижусь с ними систематически, и, даже понимая, насколько обрадовали бы маму более частые визиты, не собиралась потакать ей. Каждый раз, попадая в родительский дом, я испытывала острое ощущение возврата в свое детство, а возвращаться в него мне вовсе не хотелось.

Я посмотрела на приборную доску, где располагались часы. Два пополудни. Мэтт неизменно варьировал время своих посещений, но у меня вдруг учащенно забилось сердце при мысли, что как раз сейчас он может оказаться там. Я надавила на педаль акселератора и поехала значительно быстрее, чем прежде.

Мы познакомились с Оливией, когда Мэтт еще работал в Лондоне. Навещая ее, он обязательно наведывался и ко мне. По субботам мы оба обедали у нее дома, с неохотой выбираясь из постели, чтобы не опоздать, но потом так увлекались совместным душем, что все равно опаздывали.

Помню, с каким хмурым видом Оливия оглядела новую подружку сына. У меня еще не высохли волосы, а щеки раскраснелись от только что полученного удовольствия. Мы так торопились, что я даже не успела привести себя в порядок. Того единственного взгляда хватило для понимания, насколько не оправдались ее ожидания. Я сразу спросила, где ванная, и привела себя в порядок, но нанесенный моему образу урон оказался уже непоправимым. Оливия держалась вежливо, угостив нас обедом и вином, непринужденно рассказывая о своих планах на выходные, но в ее манерах сквозила напряженная сдержанность, будто она что-то от нас скрывала.

Впрочем, мы встречались с ней лишь раз в несколько недель, когда Мэтт выбирался из Лондона. Но он всегда останавливался у меня, а к Оливии мы лишь наведывались в гости. Она продолжала приглашать к обеду нас обоих. Мы мило беседовали, но никаких шансов по-настоящему подружиться с ней не существовало. Хотя я старалась наладить с Оливией более близкие отношения, искренне старалась. Да, у меня не очень-то ладилось с собственной матерью, но я приложила немалые усилия для сближения с Оливией. Покупала ей дорогие подарки, посылала пригласительные билеты в оздоровительные центры, но она редко пользовалась ими, ссылаясь на занятость по работе, повторяя, насколько ей необходимо полностью расслабиться хотя бы в выходные. Интересно, для чего же тогда, по ее мнению, существовали все эти центры здоровья с грязевыми ваннами? С Мэттом я избегала разговоров о ней, но порой тема становилась неизбежной, однако без особой необходимости мы не упоминали ее имени вообще. Он отправлялся в гости к ней, а я добродушно встречала его по возвращении, ни о чем не расспрашивая. Полагаю, так обстоят дела во многих семьях.

Теперь же я подъезжала к дому Оливии с настороженностью. Он располагался на широкой улице, где места для парковки хватало вдоль обоих тротуаров, и оставалось достаточно пространства на проезжей части, чтобы могли разминуться даже два больших грузовика. Я остановилась в нескольких десятках метров от дома Оливии и тихо сидела некоторое время, наблюдая за ее жилищем. Машины Мэтта я нигде не заметила, подъездная дорожка тоже пустовала.

Хотя денек выдался серым и ненастным, прямо на мостовой играли дети. Пробегавшая мимо маленькая девочка посмотрела на меня и мой автомобиль. Я слегка напряглась. Мне вовсе не хотелось, чтобы она сообщила родителям о странной тетеньке, зачем-то сидевшей в машине и чего-то дожидавшейся. Достав свой сотовый телефон, я притворилась, будто собираюсь звонить.

Когда же я снова подняла голову, то заметила нечто настолько необычное, что даже не сразу поверила своим глазам. В дальнем конце подъездной дорожки к дому матери Мэтта торчала верхушка чего-то голубого. Очертаниями это напоминало детский батут с высокой крышей, которые обносят сеткой, чтобы прыгающие малыши не падали с него.

Я откинулась на сиденье и задумалась. Мэтт был единственным ребенком в семье. Его разведенной матери уже перевалило за шестьдесят. Он никогда не упоминал, что она стала встречаться с новым мужчиной, не говоря уже о человеке, обремененном детьми и внуками. И сама Оливия не смогла бы установить на заднем дворе такой огромный батут без помощи сына, но он и об этом не обмолвился ни словом.

Я запустила двигатель автомобиля, и он медленно двинулся вдоль улицы. Проезжая мимо ее дома, я убедилась в своей правоте. На заднем дворе рядом с гаражом высился невероятных размеров голубой детский батут с уплотненными мягкими стойками и сеткой. По инерции я проехала еще пару миль, а потом остановилась, чтобы спокойно подумать. Никакого разумного объяснения не находилось. Зачем Оливии понадобился в саду батут для детей? На мгновение я даже представила, как она резвится на нем сама, перебрав джина с тоником. Оливия всегда консультировалась с медиками, опасаясь набрать лишний вес. Уж не врачи ли ей посоветовали прибегнуть к столь экзотической методике физических упражнений?

Я развернулась и поехала назад тем же путем. Теперь я приблизилась к ее дому с противоположной стороны и оказалась гораздо ближе к нему, хотя приходилось смотреть через стекло. Мне уже было наплевать, заметил ли меня кто-нибудь. Поравнявшись с домом, я сбросила скорость до минимальной и вновь увидела высокий голубой куб. Но потом мне вдруг бросились в глаза незнакомые шторы на окнах гостиной, а на стене рядом с входной дверью появилась серебристая табличка с номером. Ее тоже прежде не было. Я добралась до следующего перекрестка, опять развернулась, поставила автомобиль в нескольких десятках ярдов от дома, но в такой точке, откуда могла отлично видеть его. Никаких признаков жизни пока не наблюдалось.

Выйдя из машины, я приблизилась к входу. Игравшие на улице дети замерли, уставившись на меня. Я спиной чувствовала на себе их любопытные взгляды, когда входила через ворота на лужайку.

Теперь стало понятно, что дом все-таки был обитаем. По пути к двери я успела заглянуть в окно гостиной. Главное место в ней занимала крупная телевизионная панель, висевшая над каминной полкой, а перед ней установили удобный диван в форме уголка, с отделкой из белой кожи. Низкий журнальный столик темного стекла украшала статуэтка, имитировавшая цветы из стекла и серебра, а на стене напротив окна я увидела портрет молодой девушки, выполненный в натуральную величину. В общем, гостиная во всем противоречила вкусам Оливии, и интерьер никак не мог быть делом ее рук.

Я постучала в дверь. Как и следовало ожидать, никто на мой стук не отозвался, и мне оставалось только повернуться, чтобы пойти назад к своей машине. Один из мальчишек с особым интересом рассматривал меня.

— Привет, — сказала я.

Он промолчал, но не сводил с меня глаз.

— Миссис Стоун все еще живет в этом доме? — спросила я.

Он принялся постукивать палкой по бордюру тротуара. Я вздохнула и уже собиралась обратиться с тем же вопросом к другому ребенку, когда ко мне с обеспокоенным видом подбежала женщина, очевидно его мать.

— Я всего лишь спросила у вашего сына, живет ли здесь миссис Стоун, — небрежным тоном объяснила я.

— Зачем вам это знать?

Я удивилась, не понимая причин скрытности.

— Я ее родственница, — пришлось сказать мне, когда стало ясно, что изумленными взглядами никакой информации от нее не добиться. — Проезжала мимо и решила навестить ее, но, как мне кажется, она уже отсюда переехала.

— Да, — отозвалась женщина, крепко ухватив сына за руку. — Переехала давным-давно.

— Вот как? Ну, что ж тут поделаешь? — смиренно промолвила я.

Я хотела спросить, не знает ли местная жительница, куда именно переехала Оливия, но не успела — она поспешила удалиться, уводя своего отпрыска за собой.

Я медленно побрела к машине. Давным-давно… Что это означает? Оливия приезжала к нам обедать на Рождество несколько месяцев назад, и тогда ни о каком переезде не упоминалось. В своем доме она прожила многие годы, и я знала, что ей нравится этот район. У нее здесь было много друзей и подруг, но только я понятия не имела об их адресах и фамилиях.

Меня удивило воспоминание, что сама я в последний раз посещала ее дом два года назад. Мы с Мэттом пригласили Оливию в ресторан то ли по случаю его дня рождения, то ли ее собственного, но помимо этого события и празднования самого Рождества, мне не выпадало случая увидеться с ней. И я считала большим везением необязательность еженедельных визитов к ней, хотя в первое время Мэтт настаивал, чтобы я сопровождала его. Я нахмурилась. Если бы я встречалась с Оливией чаще, то, вероятно, узнала бы о ее намерении переехать, но ведь Мэтт и сам мог рассказать мне об этом. Почему он молчал? Теперь мне стало ясно, как глупо было с моей стороны считать, что он всегда и во всем правдив со мной. Слишком занятая работой, я, очевидно, многого не замечала.

А теперь — в мае — соседка с той же улицы говорит, что его мать переехала оттуда уже давно. Она имела в виду последние несколько месяцев? Я повернулась, чтобы окликнуть женщину, но она уже скрылась в глубине своего двора. Я видела, как ее тень падает на штору окна гостиной, и поняла: мне не следует расспрашивать других детей.

Сидя в автомобиле, я перебирала в памяти подробности последней встречи с Оливией. Она казалась вполне расположенной ко мне, хотя наверняка предпочла бы встретить Рождество у себя дома — где бы ее дом уже тогда ни находился. Однако Оливия была вежливой, нахваливала еду и привезла нам в подарок к празднику две бутылки шампанского.

Неожиданно я вспомнила о «Зупле» — регистре недвижимости в Сети. Там должна быть запись о продаже дома. Я достала из сумки телефон и зашла на сайт, чтобы ввести прежний адрес Оливии. И глазам своим не поверила. Ее дом был продан 30 ноября прошлого года. Разумеется, не существовало способа выяснить, куда она перебралась, и я пока не могла сообразить, как это сделать. Но одно стало очевидно. Оливия провела более шести часов у меня в гостях на Рождество и ничего не сказала о своем переезде. А Мэтт в то утро заехал за ней, а потом отвез обратно. Значит, ему было обо всем известно. Он знал уже несколько месяцев, но хранил секрет. Куда же Мэтт доставил мать тем вечером? Обсуждали ли они меня по пути к ее новому дому? Воспоминание о том, как я тогда расстаралась для этих двоих лжецов, больно ранило меня.

У матери Мэтта был номер моего мобильного телефона. В тот рождественский вечер она послала мне сообщение, благодарила за гостеприимство. «Спасибо большое за то, что пригласили меня к себе, — писала Оливия. — На будущий год отпразднуем Рождество у меня!» Я уже тогда уловила скрытый подтекст, но посчитала, что он заключался в намеке: «Уж я покажу вам, как нужно готовить настоящий рождественский обед». И как могла я догадаться, намек читался так: «О, кстати, мое приглашение касается только Мэтта. Я переехала на новое место, и тебе никогда не узнать, куда именно».

Конечно же, ее номера не осталось в памяти моего телефона. Да и сообщение исчезло. «В этом ей повезло», — подумала я, потому что в противном случае непременно бы позвонила и рассказала ей кое-какую правду о происходившем у меня в доме.

Я послала текст Кэти:

Только что обнаружила, что мать Мэтта переехала. Почему он ничего не сказал мне об этом?

Мне пришлось подождать несколько минут, прежде чем пришел ответ:

Откуда ты знаешь? Он связывался с тобой?

Нет. От него по-прежнему ни звука. Я сама побывала там. Поговорила с соседкой.

Через пару минут мой телефон снова издал писк:

Странно! Обсудим все сегодня в 19.00, если уговор в силе. Целую.