Она принадлежит ему. Книга 1

Мэри Ройс, 2022

– Хватит! Отпусти меня! Я больше не хочу быть ее заменой! – Ты моя жена… – Жена?! Тогда заяви на меня свои права! – Осторожней со своими желаниями, девочка. – Я не виновата, что она умерла! Не виновата, что похожа на нее! С меня хватит, – мой голос срывается на крик. – Если ты не в силах удовлетворить свою жену, я найду того, кто сделает это для меня с удовольствием… Взвизгиваю, когда его пятерня сжимается вокруг моего горла. – Не смей больше шантажировать меня этим, – угрожающе произносит он, приближаясь к моему лицу. – Запомни: ты принадлежишь мне… Эзио Торричели. Глава мафии и мой муж. Не смотрите на его привлекательную улыбку – под ней скрывается настоящий монстр, который разобьет мое сердце. Но я не учла одного: он не отпустит меня и найдет, где бы я от него ни пряталась… ХЭ Содержит нецензурную брань.

6

Эзио

Сигареты, и бутылка виски в десять утра. Две вещи, которые мне потребовались после завтрака в неожиданной компании жены. И это не то, чем обычно я занимаюсь в это время.

Потягивая выжигающую горло жидкость, признаюсь себе в том, что снова нарушаю привычный распорядок дня из-за нее. Это не должно войти в привычку, иначе контроль, который я воспитывал в себе все эти годы, сорвется с цепи. И тогда я буду нуждаться в Филиции, а мне не нравится в ком-то нуждаться.

Та, в ком я действительно нуждаюсь, мертва. Никто не в силах заменить ее. Никто, кроме ожившего привидения.

Мне не следовало привозить в свой дом копию своей погибшей жены. Я должен был смириться с этой утратой. И я собирался…

В день, когда случилась трагедия с Мэл, я прилетел в Америку, чтобы сразу уладить все документальные вопросы с Анджело. Я находился не в себе, и это не было моей лучшей идеей, однако мне требовалось это бегство, потому что с последним вздохом моей жены все краски мира потеряли цвет и солнце погасло навсегда.

С каждой секундой меня все больше и больше душили нависающие над головой тени. Они жаждали утащить меня в могилу следом за Мэлл. Я слышал их голоса. Много голосов. Но я не был человеком, которого бы напугала темнота. Я владел ей в совершенстве. Ведь рядом была Мэл, баланс, удерживающий меня на границе добра и зла. Разума и безумия. Ей с легкостью удавалось возвращать меня из лап собственного монстра, рядом с ней он был послушным псом. Вот только когда пес теряет хозяина, он пытается вырваться из замкнутого пространства. И он вырвался в тот же день.

Как только я переступил порог ее родительского дома и обнаружил вместо траурной тишины музыку и звон бокалов, то с трудом подавил желание достать автомат и перестрелять всех, кого встретил внутри. Передавить голыми руками горло хозяина этого дома. Помню как сейчас, какой силы ярость вспорола каждый связующий нерв в моем теле, пес сорвался вновь, но посадить его на цепь больше было некому, по крайней мере, я так думал. Пока среди этого пира во время чумы не увидел ее. Живую Мелоди.

Только это была не она. А ее сестра. Филиция. Дурное предчувствие, что с этого момента ничего не будет как прежде, ослепило меня так же, как и яркий свет софитов, среди которого я уже с трудом мог различать белоснежные улыбки гостей.

Двойник моей жены, или как еще я мог назвать девушку, похожую на Мэл до мозга костей, в идеальном красном платье и выкрашенными в цвет ему ногтями и губами, стоял возле башни из бокалов с шампанским.

Это был день ее совершеннолетия.

Я замер, как и воющее в груди сердце, пока наблюдал с рапирающим жжением под кожей, как изящно тонкие пальцы перебирают элегантную ножку бокала. Она такая же. От манер и лебединой шеи до непослушного локона, небрежно выбившегося из светлой копны волос. Древнегреческая богиня с идеальной золотой кожей. Большие глаза, вздернутый нос и точеные скулы. Даже губы с выемком под нижней были точь-в-точь, как у Мэл. Филиция была ее точной копией.

За исключением двух моментов, которые в тот день я упустил. И упускал много лет, вплоть до последних событий.

Соболиные брови, которые так прекрасно изгибались, когда их хозяйка в гневе, и глаза необычного голубого цвета, напоминающие ароматный кюрасао с насыщенным апельсиновым вкусом.

Ее губы тоже оказались такими на вкус. И я не смог вытравить его после вчерашнего — ни обжигающим виски, ни крепкой чашкой кофе.

В тот день я ушел, так и не поговорив с Анджело, но вернулся через неделю с требованием отдать мне его младшую дочь. Я думал, что забрал себе Филицию, чтобы вернуть свою Мэл к жизни, но это было не совсем правдой. Было кое-что еще, что толкнуло меня на этот шаг.

Делаю еще один глоток виски и перекатываю жидкость во рту, наслаждаясь расползающимся огнем, который сжег всплывшие туманом воспоминания.

Сегодня я отменил три важные встречи.

В последние дни от выходок Филиции у меня все чаще и чаще появляется желание перекинуть ее через колено и хорошенько отшлепать.

Она все чаще и чаще доказывает мне, что они совершенно разные со своей сестрой. И это правда. Филиция оказалось другой: от собственнических взглядов в мою сторону до тайных покуриваний в саду.

Такое ощущение, что и внешность перестала быть идентичной двойнику погибшей жены. И это определенно мне не подходило.

Не осознавая того, эта девушка бросала мне вызов. Нарушала мою личную зону комфорта.

Но сегодня это было осознанно.

Кажется, увидев утром ее в том самом блядском платье, я даже услышал у себя в голове звуки череды шлепков. Это была моя ладонь, разбивающаяся об ее ягодицы. Фантазия настолько ярко предстала перед моими глазами, что в штанах запульсировало. Однако не думаю, что для нее это будет наказанием. И еще. Я по-прежнему не уверен, что смогу дать Филиции то, что она просила.

Мне не следовало нарушать границу, которую я много лет соблюдаю. Соблюдал. До определенного момента.

Я знал, что не стоило, но игнорировать Филицию становилось сложнее.

Она из раза в раз, зная, какой я, бесстрашно разбивалась о скалы моего безразличия в отчаянных попытках разрушить их. Правда, ей нужно отдать должное, ведь небольшую трещину эта девушка все-таки создала в моей броне.

Она, как гребаная амазонка, с каждым годом становилась все более дикой. Настойчивой. Воинственной. Настолько, что недавно Фэл наконец заявила о своих желаниях, прокричала об этом прямо мне в лицо, потребовала то, что я задолжал ей еще в нашу первую брачную ночь. И я совру, если скажу, что не пытался, но с ней у меня не было шансов.

Вот только голубоглазая воительница не отступала, рвалась в самый шторм моей темноты. Я еще никогда не встречал такой упрямой женщины. И даже не понял, в какой момент ей все же удалось перетянуть тени, окружающие меня много лет, на свою сторону. В моем кабинете. В ванной.

Тогда ей вообще не стоило приближаться ко мне. Это могло плохо кончиться для нас обоих, если бы я не обуздал демона внутри.

В тот день мне особо требовалось выпустить свою темную сущность, потому что я только что наказал последнего виновного в гибели Мелоди. И я не мог ничего поделать с тем, что моя темнота нуждается в ее живой сестре. Я ненавидел себя за это. И за то, что сам позволил ей подобраться так близко.

Я всегда следую привычкам, контролю и правилам, которые выполняются беспрекословно и позволяют мне избегать ошибок. Никто не застает меня врасплох. Никто не вырывает из темноты. Никто не вмешивается в ход моей игры. По крайней мере, не на моей шахматной доске.

Но сегодня я получил вызов оттуда, откуда ждал меньше всего. Сегодня одна голубоглазая воительница объявила мне войну. Конечно же я не доставил удовольствия своему противнику увидеть, что ему все-таки удалось застать меня врасплох.

Но она определенно это сделала.

И у меня предчувствие, что сделает это снова. Мой маленький мотылек расправил крылья. Но ему не стоило этого делать вблизи огня.

Вспоминая ее слова, которые она, наверное, планировала использовать, как лезвие за обеденным столом, не могу сдержать тихой усмешки.

Филиция объявила, что хочет развод.

Глупое наивное создание.

Она останется моей не только потому, что напоминает мне о Мэл. Дело даже не в том, что нас связывает брак и мое обещание.

Так сложилось, что только этой девушке удается справиться со мной, когда я оказываюсь настигнут тенями прошлого. Не знаю, почему они выбрали ее. Не понимаю, как они разглядели скрывающееся за ее миловидной внешностью что-то близкое им. Ведь я скрыл от них первую встречу с маленькой валькирией.

В день, когда я пришел за Мэл, Филиция врезалась мне в живот и замерла от испуга под моим хладнокровным взглядом.

Она смотрела мне прямо в глаза и не шевелилась, хотя обычно люди уже склоняли передо мной голову, пряча взгляд, но она лишь прошипела мне в лицо, что я не получу ее сестру.

В ее голосе было столько горечи, обиды и чего-то еще, похожего на обещание, что я практически кожей почувствовал боль девчонки. Только позже я понял причину. Она ревновала ко мне свою сестру, возможно хотела так защитить ее, потому что в первые наши встречи Мэл шугалась меня. Но это не было тем, из-за чего я остановился бы перед желанной целью. Я хотел обладать утонченным лебедем до последнего перышка. Я был влюблен в Мелоди, чего ее младшая сестра была не в силах понять.

В тот день я видел первый и последний раз голубые глаза, полные слез. Больше маленький боец не предоставил мне такой возможности. Ни на похоронах сестры, на которых она отсутствовала, ни когда я дал ей понять, что наш брак — простая формальность. Мне нужна была жена, и эта девушка подходила на данную роль. Почему бы и нет.

И все же ее воинственность оказалась заразительна. Сегодня я вновь увидел в ней того самого бойца, желающего укусить меня. И мне понравилось это. Потому что этим она отличалась от своей сестры. В этом Фэл была настоящей.

Фэл. Качаю головой. Раньше я не называл ее так.

Этой девушке снова удалось спровоцировать меня нарушить собственное правило.

А теперь, когда голубоглазая валькирия вышла на тропу войны, я ощущаю странное желание ответить ей взаимностью. Принять этот вызов и поставить ее на колени. Процесс подчинения. Пожалуй, лучшее, что я получаю от какой-либо игры. И сегодня моя жена любезно предоставила мне это, отказавшись от того, что много лет буквально совала мне под нос. Она сделала то, чего не стоило. Вызвала во мне интерес, который я пообещал себе никогда не испытывать ни к одной женщине после Мэл. Но обещания для того и нужны, чтобы их нарушать.

Конечно же, у меня были женщины после смерти Мэл. Все блондинки. Но ни одна из них не задерживалась более, чем на один раз. Я не утруждал себя ни раздеванием, ни тем более прелюдией, а просто утыкал их лицом в подушку и трахал. Мне было плевать на них. Я будто наказывал каждую, к которой прикасаюсь, потому что в этот момент ненавидел себя. Потому что ни с одной у меня не вышло избавиться от образа жены в голове.

Кроме ее сестры.

И, как бы ни старался представить на ее месте Мэл, не мог. Именно это вызывало во мне ярость. Отвращение и чувство вины перед покойной женой. Потому что единственная девушка, способная затмить Мэл, оказалась ее же сестра.

Но я слишком долго отталкивал Филицию от себя. Настолько, что довел ее до крайности. И пускай внешне она точная копия моей бывшей жены, теперь я начинаю понимать, что притягивает меня в ней абсолютно другое.

Сделав глоток обжигающего виски, я с шумом опускаю бокал и беру со стола портрет Мэл. Она была такая милосердная. Утонченная. Мягкая. Умная и знающая себе цену. Настоящее воплощение доброты, и я не заслуживал такую женщину.

Мои пальцы сжимают рамку, чуть не ломая ее. Почему она не оставляет меня в покое? Почему я не могу позволить себе жить без нее? То, что я сделал с их отцом, должно был позволить мне наконец вдохнуть полной грудью, но чувство вины перед Мэл по-прежнему давит на грудь.

И это не потому, что однажды я пообещал одному человеку уничтожить Анджело Баскиано. Я сделал это только ради своей жены, потому что ее ублюдский папаша был виновен в том, что случилось с ней. Такую же угрозу он представлял и для Филиции, но теперь она в безопасности от него.

Сжав челюсти, включаю видео, где отрезаю от этого старого дерьма по куску, и, поставив фотографию Мэл напротив экрана ноутбука, оставляю ее наедине с ним в надежде утолить гниющую в душе рану. Но эта рана никогда не заживет, потому что в этом доме есть живой призрак моей бывшей жены. И этот призрак хочет уничтожить меня. Но я больше не позволю ей застать себя врасплох.