Пока смерть не разлучит нас

Мэри Джонстон

Первые колонисты в американской Виргинии в XVII веке. Главная героиня – юная аристократка – бежит из Англии, где ее принуждали выйти замуж без любви. Ее руку король Иаков I обещал своему фавориту, лорду Карнэлу, который спешит на поиски беглянки. В диких лесах Нового Света героиню ждут опасные приключения и, конечно, любовь. Многие персонажи романа являются реальными историческими лицами – от первых поселенцев до Покахонтас, дочери индейского вождя, спасшей жизнь основателю Виргинии Джону Смиту.

Глава III, в которой я поспешно женюсь

Долгая благодарственная молитва уже почти окончилась, когда я впервые увидел ее.

Она сидела футах в десяти от меня, в самом углу, и на нее падала тень от высокой спинки передней скамьи. Скамью позади нее занимал длинный ряд сельских красоток, краснощеких, пышногрудых, вовсю постреливающих вокруг себя глазами, в нарядах, украшенных множеством ярких лент. Я взглянул еще раз и увидел — и вижу поныне — розу среди хвастливых пионов и маков, жемчужину среди стекляшек, благородную Утрату²¹ средь сонма деревенщин, несравненный образец всей земной прелести и красоты! Я глядел, не в силах оторваться, на это чудное лицо и видел в нем не только красоту и прелесть — я видел гордость, ум, пылкий нрав, решимость… и, наконец, стыд и гнев. Ибо, почувствовав, что я на нее смотрю, она подняла глаза и встретила мой взгляд; должно быть, он показался ей дерзким, оценивающим взглядом покупателя. Ее лицо, бледное и чистое, как небо вокруг вечерней звезды, вмиг залилось краской.

Она закусила губу, бросила на меня уничтожающий взгляд и тут же вновь потупилась, скрыв вспыхнувшие в нем молнии. Когда я взглянул на нее опять — на этот раз украдкой, из-под руки, которой я будто бы поправлял волосы, — в ее лице снова не было ни кровинки, а темные глаза неподвижно глядели на зеленые деревья и океан за церковным окном.

Служба окончилась, девушки поднялись со своих мест. Вместе с другими встала и она. Ее темное шерстяное платье, строгое, без единого украшения, облегающий шею узкий воротник, белый чепчик, казалось, ясно говорили: «пуританка», но я никогда не встречал пуританок, похожих на эту женщину — на ней бедный наряд смотрелся как королевский пурпур, отороченный горностаем.

Священник на амвоне благословил нас. Губернатор, члены Совета, офицеры и священники сошли с клироса и торжественно прошествовали к выходу, девушки двинулись за ними; а мы, женихи, долгих два часа подпиравшие стены и переминавшиеся с ноги на ногу, потянулись следом и вышли на прилегающий к церкви просторный зеленый луг. Здесь колонна распалась; обладатели пышных кружев и золотого шитья уселись на стулья, расставленные для них в тени огромного дуба, а священники — их было четверо — взошли на свои «кафедры» — четыре невысоких зеленых бугорка. Работы нынче предстояло так много, что одному пастору с одним алтарем было бы не управиться.

Что до девушек, то они минуту-другую постояли, сбившись в кучку, а затем, одни робко, другие со смехом, заспешили в разные стороны, словно лепестки рассыпающейся розы, уносимые ветерком. Холостяки в праздничных шелковых камзолах тотчас пустились в погоню, и через пять минут толпа странствующих дев и жаждущих женихов рассеялась по всему лугу. По большей части они стояли парами: кавалер и барышня, однако самые красивые из путешественниц были окружены стаями наперебой галдящих поклонников и могли выбирать. Я же бродил в одиночестве, ибо стоило мне нечаянно приблизиться к какой-нибудь девушке, как ее взгляд тут же устремлялся на мою потрепанную одежду и там застревал, так и не дойдя до лица, после чего она решительно поворачивалась ко мне спиной. Так что, проходя через луг, я чувствовал себя точно незваный гость на маскараде. Я даже находил представление довольно забавным, хотя мне становилось не по себе при мысли о том, что рано или поздно я тоже должен буду принять в нем участие. На моих глазах бойкая деревенская красотка — ни дать ни взять пастушка из Аркадии — взмахом руки остановила натиск целой дюжины осадивших ее кавалеров, потом неожиданно бросила им бант из голубой ленты, звонко рассмеялась, любуясь завязавшейся потасовкой, и в конце концов удалилась с тем, кто сумел ухватить трофей. Чуть подальше верзила Джек Прайд, мой сосед, чей дом стоял в двенадцати милях вверх по реке, заикаясь и краснея, все кланялся и кланялся худенькой девчушке, скорее всего, ученице из шляпной мастерской. Росту в малютке не набралось бы и пяти футов; она задрала голову, не сводя с Джека глаз, и на каждый его поклон тотчас отвечала реверансом. Когда, отойдя от них ярдов на пятьдесят, я оглянулся назад, он все еще продолжал кланяться, а она — приседать. Но тут до моего слуха донесся следующий пасторальный диалог между Коридоном и Филлидой²².

Филлида. А есть ли у вас домашняя птица?

Коридон (с сильным шотландским акцентом). Двенадцать кур и два петуха!

Филлида. А корова имеется?

Коридон. Даже две!

Филлида. А сколько табака?

Коридон. Три акра, мое золотце, хотя сам я не употребляю это зелье. Я, сердечко мое, не какой-нибудь безродный: я — Стюарт и прихожусь сродни самому королю!

Филлида. А что есть из обстановки и домашней утвари?

Коридон. Одна большая кровать, один топчан с тюфяком, одна задвижная койка для слуги, один комод, один сундук, шесть стульев с сиденьями из телячьей кожи и два-три — с сиденьями из тростника, пять пар простыней, восемнадцать полотняных салфеток и шесть посеребренных ложек.

Филлида. Я согласна.

На дальнем конце луга, поблизости от форта, мне навстречу попался молодой Хэймор. Он был одинок, красен как рак и спешил воротиться назад, туда, где толпились сговаривающиеся парочки.

— Как, ты все еще не женат? — спросил я его. — Куда же смотрели девушки?

— К черту! — в сердцах бросил он и зло рассмеялся. — Если все они похожи на особу, с которой я сейчас расстался, то уж лучше я куплю себе жену в племени паспахегов!

Я улыбнулся:

— Стало быть, твои ухаживания не достигли цели?

В нем тут же взыграло самолюбие.

— Собственно, всерьез-то я и не ухаживал, — сказал он беспечным тоном и картинно перекинул через плечо свой плащ из голубой тафты. — Будьте уверены, как только я разобрался в качестве товара, так сразу же бежал без оглядки.

— Ах вот оно что! — отвечал я. — Между прочим, когда я покидал толпу у церкви, дело там шло очень споро. Если хочешь добыть себе подругу жизни, советую поторопиться.

— Уже бегу, — отозвался он и, ткнув большим пальцем назад, через плечо, добавил: — Если пойдете вдоль реки до тех вон кедров, увидите дракона в фижмах и плоеном воротничке.

Он ушел, а я еще немного постоял, глядя в голубое небо, где, раскинув крылья, медленно кружил ястреб. Потом вынул из ножен кинжал, нагнулся и попытался соскрести с сапог засохшую грязь. Не особенно в этом преуспев, я вернул кинжал на место, еще раз взглянул на небо, глубоко вздохнул и зашагал к кедрам, на которые показывал Хэймор.

Сначала я слышал только плеск воды у берега, но потом до меня донеслись голоса — сперва мужской, потом сердитый женский:

— Подите прочь, сэр!

— Не ломайся, красотка. Давай-ка поцелуемся и подружимся, — ответил мужчина.

Последовавший за тем звук был, пожалуй, слишком громок и отрывист даже для самого пылкого поцелуя, поэтому я не удивился, когда, раздвинув кусты, увидал, что мужчина держится за щеку, а девушка потирает правую ладонь.

— Ты мне дорого за это заплатишь, хорошенькая злючка! — вскричал он и схватил ее за запястье.

Она яростно сопротивлялась, отворачивая голову то вправо, то влево, но его губы все же коснулись ее лица до того, как я успел вмешаться и сбить его с ног.

Он растянулся, оглушенный ударом, и, часто мигая, посмотрел на меня своими маленькими злыми глазками. Я знал его: это был некто Эдвард Шарплес, известный прохвост. В Англии он был адвокатом. Сейчас мастер Шарплес возлежал на самом краю берега, касаясь локтем воды. Устоять перед таким искушением было выше человеческих сил, и я легким пинком помог ему искупаться, дабы охладить его не в меру горячую кровь.

Когда он вылез обратно на сушу и, ругаясь, убрался прочь, я повернулся и взглянул на нее. Она стояла, выпрямившись гордо, откинув голову назад, на щеках ее горел гневный румянец, а одна маленькая, сжатая в кулак рука была прижата к горлу. Только что, когда Шарплес скатился в воду, я слышал ее смех, но сейчас, когда мы стояли лицом к лицу, ее лицо выражало лишь вызов. Внезапно сзади, с луга, послышался взрыв хохота. Я оглянулся и увидел молодого Хэймора. Как видно, он так и не нашел себе подходящей невесты и, сопровождаемый Джайлсом Алленом и Уинном, возвращался к той, которую оставил. Должно быть, она тоже их заметила: алые пятна на ее щеках вспыхнули еще ярче, грудь судорожно вздымалась. Темные глаза заметались, как у затравленной лани, и их взгляд встретился с моим.

— Сударыня, — обратился я к ней, — я прошу вас выйти за меня замуж.

Она посмотрела на меня как-то странно.

— Вы живете здесь? — спросила она наконец, пренебрежительно махнув рукою в сторону города.

— Нет, сударыня, — ответил я. — Я живу в поселке Уэйнок. Это в нескольких милях отсюда, вверх по реке.

— Тогда, бога ради, идем! — с неожиданным жаром воскликнула она.

Я низко поклонился и подошел ближе, чтобы поцеловать ей руку.

Кончики пальцев, поданные мне не сразу и с явною неохотой, были холодны как лед, а взгляд, которым она меня одарила, нисколько не напоминал те, что описываются в любовных стихах. Мысленно я пожал плечами, но вслух не сказал ничего. Так, держась за руки, но далеко отстранившись друг от друга, мы вышли из тени кедров и вступили на луг, где почти тотчас столкнулись с Хэймором и его компанией. Они попытались было преградить нам путь, хохоча и отпуская непристойные шутки, но я притянул ее ближе к себе и положил руку на эфес шпаги. Хэймор, Аллен и Уинн тут же расступились, потому что я был лучшей шпагой Виргинии. Между тем толпа на лугу заметно поредела. На реке, и вверх, и вниз по течению, было бело от парусов, а по перешейку полуострова непрерывной вереницей ехали всадники, увозя с собою на седельных подушках свои сегодняшние приобретения. Губернатор, члены Совета и главные военные чины отправились в резиденцию губернатора на торжественный обед. Однако мастер Пирси, главный торговый советник Компании²³, остался надзирать за тем, чтобы женихи платили за своих невест сполна, и все четыре священника тоже продолжали свои труды, хотя теперь парочки уже не наступали друг другу на пятки, как это было еще час назад.

— Сначала я должен рассчитаться с казначеем, — сказал я, остановившись неподалеку от пустующих почетных мест.

Она выдернула свою руку из моей и смерила меня взглядом.

— Сколько? — произнесла она наконец. — Я заплачу.

Я остолбенел.

— Вы что, лишились дара речи? — вскричала она, топнув ногой. — Во сколько меня оценили? Десять фунтов? Пятьдесят?

— Сто двадцать фунтов табаку, сударыня, — сказал я сухо. — Я заплачу эту цену сам. Под каким именем вы значитесь в судовом списке?

— Пэйшенс Уорс, — ответила она.

Я направился к казначею. Голова у меня шла кругом. То, что она оказалась среди девушек, завербованных Виргинской компанией, свидетельствовало о ее низком происхождении, но держала она себя словно особа королевской крови. Ради сегодняшнего дня она по своей доброй воле переплыла океан, однако и сам этот день, и то, что он в себя вмещал, были ей глубоко ненавистны. Наконец, она отправилась в Виргинию за лучшей долей — а между тем кошелек, извлеченный ею из-за корсажа, был полон золотых монет.

Будь на моем месте кто-то другой, я посоветовал бы ему проявить осмотрительность, обратиться к губернатору, навести справки. Но сам я не желал наводить никаких справок.

Казначей выдал мне расписку; из окружавшей его толпы я выбрал себе двух свидетелей: славного честного Хамфри Кента и старика Белфилда, который торговал в Джеймстауне благовонными товарами. Вместе с ними я вернулся к ней, подал ей руку и повел ее к ближайшему священнику, но тут меня окликнули:

— Капитан Перси, идите сюда!

Я обернулся и увидал невдалеке могучую фигуру преподобного Джереми Спэрроу: он сидел по-турецки на вершине травянистого пригорка и манил меня рукой.

— Мы с вами знакомы недолго, — приветливо заговорил он, когда моя невеста, свидетели и я подошли к подножию бугра, — но вы мне понравились, и я буду рад оказать вам услугу. Тем паче, что работы у меня нынче маловато. Девушки думают, что я какой-то полуграмотный попик из глухомани, и норовят сбежать к моим собратьям, которые и правда куда больше похожи на духовных лиц. А между тем, если бы они могли заглянуть мне в душу!.. Вы, капитан Перси, долго выбирали себе супругу, но, без сомнения, сделали хороший выбор… — Тут он перевел взгляд с меня на стоявшую рядом со мною девушку и запнулся, раскрыв рот и глядя на нее во все глаза. Что было с его стороны вполне простительно, потому что ее красота и впрямь поражала. Наконец, опомнившись, он заключил: — Истинное чудо совершенства.

— Пожените нас побыстрее, приятель, — сказал я. — Собирается гроза, а нам далеко плыть.

Он спустился со своего бугра, и мы, приблизившись, встали перед ним. На шее у меня висела золотая цепь, которую некогда подарил мне принц Морис Оранский; и поскольку других колец у меня не было, я отделил от этой цепи самое маленькое звено и протянул его ей.

— Ваше имя? — спросил мастер Спэрроу, открывая молитвенник.

— Рэйф Перси, дворянин.

— А ваше? — продолжал он, глядя на нее с чересчур откровенным восторгом.

Она вспыхнула и закусила нижнюю губу. Священник повторил свой вопрос.

Минуту она стояла молча, глядя в темнеющее небо. Потом тихо промолвила:

— Джослин Ли.

Только что на моих глазах из судового списка было вычеркнуто другое имя. Я повернулся и заставил ее посмотреть мне в глаза.

— Как вас зовут? — спросил я. — Скажите мне правду.

— Я сказала правду, — гордо ответила она. — Мое имя — Джослин Ли.

Я вновь повернулся к священнику:

— Продолжайте.

— Виргинская компания запрещает принуждать бедных девушек к замужеству. Итак, по доброй ли воле вы вступаете в брак с этим мужчиной?

— Да, — ответила она. — По доброй воле и без принуждения.

Мастер Джереми Спэрроу совершил обряд и пожелал нам счастья.

Кент собрался было поцеловать новобрачную, но я так посмотрел на него, что он счел за лучшее отступить. Потом он и Белфилд ушли, а я направился к дому, где девушки провели ночь, чтобы забрать оттуда узел с ее вещами. Когда я вернулся, она сидела на траве, подперев ладонью подбородок, и ее темные глаза неотрывно глядели на далекую игру зарниц. Мастер Спэрроу покинул свой пост на бугре и куда-то исчез.

Я подал ей руку и отвел ее к реке, затем отвязал лодку и помог ей сесть в нее. Когда я уже отталкивался от берега, кто-то громко окликнул меня по имени. В следующее мгновение мимо пролетел огромный букет красных роз и упал ей на колени.

— Прекрасное — прекрасной²⁴, — радушно сказал мастер Джереми Спэрроу. — А тетушка Аллен, моя хозяйка, не заметит пропажи.

Я не знал, что мне делать: смеяться или чертыхаться — ведь я не додумался подарить ей цветы, но она решила вопрос за меня, подняв всю ярко-алую охапку и бросив ее в воды реки.

Налетевший с залива ветер рывком развернул парус, и он скрыл от меня огорченное лицо пастора. Лодка понеслась вперед, словно вспугнутый олень. Когда я снова увидел мастера Спэрроу, он уже утешился и с улыбкой махал нам вслед. Я поглядел на красавицу, сидевшую напротив меня, и, охваченный внезапной жалостью к нему, неженатому, встал и что было силы замахал в ответ.

Примечания

21

Утрата — героиня «Зимней сказки» У. Шекспира. Дочь короля, она была в младенчестве покинута и воспитывалась среди крестьян.

22

Коридон, Филлида — имена, типичные для пасторалей.

23

Имеется в виду Лондонская Виргинская компания. Английская акционерная компания, основанная королем Иаковом I как ассоциация дворян и купцов специально для финансирования колонизации южной Виргинии и определения других мест в Северной Америке, пригодных для заселения. Финансировала создание колонии в Джеймстауне и отправку туда трех групп переселенцев. После 1612 г. была известна как Виргинская компания. С 1619 г. колония в Джеймстауне имела первое в Америке законодательное собрание. В 1624 г. Виргинская компания была ликвидирована королем.

24

Шекспировское выражение («Гамлет», акт V, сцена 1) — слова королевы, которые та произносит, бросая цветы в гроб Офелии.