Пока смерть не разлучит нас

Мэри Джонстон

Первые колонисты в американской Виргинии в XVII веке. Главная героиня – юная аристократка – бежит из Англии, где ее принуждали выйти замуж без любви. Ее руку король Иаков I обещал своему фавориту, лорду Карнэлу, который спешит на поиски беглянки. В диких лесах Нового Света героиню ждут опасные приключения и, конечно, любовь. Многие персонажи романа являются реальными историческими лицами – от первых поселенцев до Покахонтас, дочери индейского вождя, спасшей жизнь основателю Виргинии Джону Смиту.

Отважный капитан Рэйф Перси с первого взгляда влюбляется в довольно странную особу, не похожую на ту, о которой он мог бы мечтать в диких лесах Виргинии, в Джослин Ли — гордую аристократку, сбежавшую под именем своей горничной из Англии, где ее «попытались приневолить», вынуждая выйти замуж не по любви. Неожиданно на сцене появляется и лорд Карнэл — новый фаворит короля Иакова I, приплывший на землю Виргинии в поисках красавицы Джослин, рука которой была обещана ему самим королем, ее опекуном. Привезенное им письмо Его Величества гласит, что леди Джослин надлежит отправить обратно в Англию со всем почетом, а ее нынешнего мужа, если она все-таки вышла замуж, закованным в цепи…

Глава I, в которой я бросаю кости

Закончив дневные труды, я сел на ступеньке крыльца моего дома, чтобы выкурить трубку и немного отдохнуть в вечерней прохладе. Тишина могилы, и та не превзойдет безмолвия этого края — Виргинии, когда солнце только что зашло, под деревьями сгущается тьма и на небе одна за другой медленно загораются звезды. Певшие весь день пичужки затихли, а рогатые совы, гигантские лягушки и странные, издающие зловещие крики птицы, которых мы, англичане, называем козодоями (если только это и вправду птицы, а не погибшие души, как утверждают иные), еще молчат. Позже в лесу завоют волки и зарычат пумы, но сейчас оттуда не доносится ни единый звук. Ветер стих, а с ним и не умолкавший весь день шелест листьев. Едва слышный плеск воды в прибрежном тростнике похож на дыхание человека, задремавшего за ночной молитвой над покойником.

Я смотрел, как догорают на воде последние отблески заката и широкая гладь реки становится мертвенно-сизой. Только что, и много вечеров до того, она была алой, точно в русле текла кровь.

Неделею раньше в ночи пронесся огромный метеор, бородатый и кроваво-красный, оставив в небе долго не угасавший огненный след. Луна в ту ночь тоже была кроваво-красной, и на ее диске виднелась тень, на удивление походившая на нож для снятия скальпов. Посему назавтра, в воскресенье, добрый мастер¹ Стокхэм, пастор нашей церкви в Уэйноке, призвал нас в своей проповеди быть начеку и помолился о том, чтобы среди индейских подданных короля Англии Иакова I² не поднял голову мятеж. В церковном дворе, куда мы вышли после службы, самые боязливые принялись толковать о дурных знамениях и поминать давние истории о том, как краснокожие изводили нас во время Великого голода³. Более смелые подняли их на смех, однако женщины расплакались и съежились от страха, а я хоть и смеялся, но вспомнил нашего первого предводителя, Джона Смита⁴, который никогда не доверял дикарям, и особенно их нынешнему императору Опечанканоу. Смит не уставал повторять, что краснокожие бодрствуют, когда мы спим, что коварству они могли бы поучить иезуита, а их умению выждать удобный случай позавидовала бы кошка, притаившаяся возле мышиной норы. Я подумал о том, что теперь мы с этими язычниками на короткой ноге; о том, что нынче они бесцеремонно толкутся среди нас, выведывая наши слабости и постепенно утрачивая тот благотворный страх, который вселил в их души доблестный капитан Смит; о том, сколь многих из них ленивые поселенцы нанимают к себе охотниками, чтобы, не охотясь, иметь на столе оленину; о том, как, открыто нарушая закон, мы даем им ножи и оружие в обмен на меха и речной жемчуг, в то время как их император постоянно убаюкивает нас льстивыми посланиями; о том, что на губах у них улыбка, а в глазах — вражда.

Когда на склоне того дня, с которого началась эта история, я ехал домой, из-за упавшего поперек дороги дерева поднялся голый меднокожий индейский охотник и предложил доставлять мне мясо с месяца кукурузы по месяц оленей в обмен на мушкет. Приязни между дикарями и мною не было никакой, так что вместо ответа мне довольно было назвать индейцу свое имя. Затем, миновав его, застывшего словно темное каменное изваяние в густой тени леса, я пришпорил коня (его прислал мне в прошлом году мой кузен Перси) и вскоре подъехал к своему дому, бедному и непритязательному, но стоящему на приветливом зеленом склоне и окруженному полями маиса и табака. Поужинав, я велел привести к себе двух индейских мальчишек, купленных мною у их племени на Михайлов день, и за незначительную оплошность крепко отодрал их обоих, памятуя излюбленную поговорку командира, под чьим началом я когда-то воевал: «Бей первым, чтоб не пришлось отбиваться».

В тот июньский день 1621 года, сидя на пороге с длинной трубкой в зубах и глядя на серую реку внизу, я был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил, как на расчищенное пространство перед палисадом⁵ выехал из леса всадник. И лишь когда до меня донесся его голос, я понял, что за частоколом дожидается мой добрый друг Джон Ролф⁶ и хочет со мной поговорить.

Я спустился к воротам, снял запор, пожал Ролфу руку и ввел его лошадь во двор.

— Вот это осторожность! — заметил он со смехом и, спешившись, добавил: — Ну скажи, кто, кроме тебя, запирает теперь после захода солнца свои ворота?

— Это вместо вечернего выстрела из пушки⁷, — ответил я, привязывая его лошадь.

Он обнял меня за плечи, и мы, поднявшись по пологому травянистому склону, подошли к дому. Потом я принес Ролфу трубку, и мы сели рядом на ступеньке крыльца.

— О чем ты грезишь? — спросил он, когда над нами повисло большое облако табачного дыма. — Я уже дважды тебя окликал.

— Я тосковал по временам и порядкам сэра Томаса Дэйла⁸.

Ролф рассмеялся и коснулся моего колена рукой, белой и гладкой, как у женщины, украшенной кольцом с зеленым камнем, которое он носил на указательном пальце.

— О Рэйф, ты воплощенный Марс! — воскликнул он. — Воин до кончиков ногтей. Хотел бы я знать, что ты станешь делать, когда попадешь в рай? Начнешь там заварушку? Или попросишь выписать тебе каперское свидетельство⁹, дабы сразиться с князем тьмы?

— В рай я пока еще не попал, — ответил я сухо. — А до тех пор мне хотелось бы сразиться с другим противником — с твоей индейской родней.

Он засмеялся, потом вздохнул, подпер ладонью подбородок и, тихонько постукивая ногой по земле, погрузился в раздумья.

— Как бы я хотел, чтобы твоя принцесса¹⁰ была жива! — сказал я, нарушив молчание.

— И я бы этого хотел, — тихо отозвался он, — всей душой… — Сцепив руки на затылке, он откинул голову назад и обратил лицо к вечерней звезде. — Смелая, умная, нежная… Поверь, Рэйф, если бы я не надеялся встретить ее снова вон за той звездой, я не смог бы сейчас улыбаться и говорить с тобою так спокойно.

— Для меня это звучит странно, — сказал я, вновь набивая трубку. — Любовь к товарищам по оружию, любовь к командиру, конечно, если он того стоит, любовь к лошади или собаке — это я понимаю. Но любовь к жене? Взвалить на себя обузу только потому, что у нее гладкая бело-розовая или смуглая оболочка и изящная форма? Даже подумать тошно!

Ролф рассмеялся снова.

— А ведь я приехал как раз для того, чтоб уговорить тебя жениться!

— Благодарю за труды, — отвечал я, выпуская колечки дыма.

— Когда я выезжал сегодня из ворот Джеймстауна, — продолжал он, — я был — клянусь честью! — единственным, кому пришла охота покинуть городские пределы. Все прочие, я имею в виду людей неженатых, толпой валили внутрь.

По пути сюда мне на каждой миле попадались холостяки, все как один разодетые в пух и прах и со всех ног спешащие в город. А сколько на реке лодок! В иные дни их не увидишь столько и на Темзе.

— На реке сегодня и впрямь было оживленнее, чем обычно, — согласился я, — но я был занят в поле и не обратил на то особого внимания. Итак, что за путеводная звезда вдруг зажглась над Джеймстауном?

— Та звезда, что влечет нас всех и приводит одних к погибели, а других — к неизъяснимому блаженству. Женщины!

— Хм! Стало быть, девушки уже здесь?

Ролф кивнул:

— Да. В гавань прибыл прекрасный корабль с прекрасным грузом.

— Videlicet¹¹ что-то около сотни служанок и молочниц, за честность которых поручился лорд Уорик.

— Уорик не имел касательства к этому делу. Девушек, как ты и сам отлично знаешь, прислал нам Эдвин Сэндз!¹² — не без горячности возразил Ролф. — Его ручательству можно верить, поэтому я не сомневаюсь в их целомудрии. Что же до их красоты, то ее я могу засвидетельствовать сам, потому что видел их, когда они сходили на берег.

— Пусть они красивы и целомудренны, — сказал я, — однако они низкого происхождения.

— Не спорю, — ответил он. — Но в конце концов, какое это имеет значение? Нищим не приходится привередничать. Земля эта новая, ее надо заселить, а будущие поколения не станут слишком уж придирчиво изучать родословную тех, кому нация обязана своим рождением. Нам, жителям здешних плантаций, нужно ослаблять узы, связывающие нас с отечеством, и укреплять другие, соединившие нас с землей, где мы поселились. Мы же возложили руку свою на плуг, но, подобно евреям, которых Моисей вывел из плена египетского, все озираемся на Англию, наш Египет, и сетуем, что там нам жилось лучше и сытнее. Уверяю тебя, Рэйф, только дети и жена — будь она принцесса или крестьянка — могут сделать дикую пустыню домом и золотой цепью приковать мужчину к земле, на которой он живет. Поэтому, когда в полдень я повстречал преподобного Уикхэма, плывшего на веслах из Хенрикуса в Джеймстаун, чтобы завтра помочь преподобному Баку в совершении бракосочетаний, я пожелал ему счастливого пути и подумал, что он делает благое дело, угодное Господу.

— Аминь, — заключил я. — Я и так люблю эту землю и зову ее своим домом. Так что твои намеки ко мне не относятся.

Ролф встал и принялся ходить взад и вперед по траве перед крыльцом. Я взглянул на его стройную фигуру в темной, но богатой одежде, затем перевел взгляд на свое собственное платье, потрепанное и покрытое пятнами, и вдруг почувствовал досаду.

— Рэйф, — заговорил он снова, остановившись передо мной, — есть ли у тебя сто двадцать фунтов табака? Если нет, то я…

— Табак у меня есть, — ответил я. — Что дальше?

— А вот что: завтра на рассвете воспользуйся отливом, поплыви в город и, заплатив табаком, возьми в жены одну из этих странствующих девиц.

Я воззрился на него в изумлении, затем разразился смехом, к которому немного погодя с неохотой присоединился и он. Когда я наконец отсмеялся и вытер выступившие на глазах слезы, было уже совсем темно, в тишине раздавались жалобные крики козодоев, и Джону надо было без промедления вновь пускаться в путь.

— Прими мой совет, Рэйф, это совет друга, — сказал он, подобрал поводья, коснулся шпорами боков своего коня, потом обернулся и крикнул: — Решай, когда выспишься, — ведь утро вечера мудренее! Надеюсь в следующий раз увидеть за твоей спиной юбку!

— Ты можешь с тем же успехом надеяться увидеть юбку на мне, — ответил я.

Однако, когда он уехал, а я, поднявшись по косогору, вошел в дом, меня охватила странная тоска, оттого что жилище мое так уныло, и бессмысленная злость, оттого что никто меня здесь не ждет. Да и кому меня ждать, кому радоваться моему возвращению? Некому, разве что собакам и белке-летяге, которую я поймал и приручил. Добравшись ощупью до угла комнаты, я взял из сложенного там запаса два факела, зажег их, воткнул в отверстия, просверленные в каминной полке, и, стоя под их ярким пламенем, с внезапным отвращением обозрел освещаемый ими беспорядок. Огонь в камине погас, оставив за собой золу и тлеющие уголья; на столе, неубранные, сохли остатки моего ужина, а на немытом полу валялись обглоданные кости, которые во время еды я бросал собакам. Всюду царили грязь и запустение; только на моих доспехах, шпаге, мушкете, охотничьем ноже и кинжале не было видно ни единого пятна. Я поглядел на мое оружие, праздно висящее на стене, и почувствовал, что всей душой ненавижу эту «пору музыки и мирного веселья»¹³ и вновь жажду сражений и дыма бивачных костров.

Досадливо вздохнув, я смахнул со стола объедки и, взяв с полки, на которой хранилась моя небогатая библиотека, стопку сочинений мастера Уильяма Шекспира (их собрал для меня Ролф во время своей последней поездки в Лондон), начал читать. Но история вдруг показалась мне скучной и истертой частым повторением. Я отшвырнул книжку в сторону и, вынув из кармана игральные кости, принялся раз за разом бросать их. Я высыпал их на стол лениво, почти не глядя на выпадающее число очков, и мне виделась та хижина лесника в Англии, где ребенком, до того как убежать на войну в Нидерландах, я провел немало счастливых часов. Я снова видел жаркий огонь в очаге, отражающийся в начищенной до блеска посуде, слышал веселое жужжание прялки, и снова мне улыбалась дочь лесника. Старый серый замок, где величественная дама — моя мать — вечно вышивала гобелен и деспотичный старший брат вышагивал взад и вперед по залу, окруженный своими гончими, был для меня в куда меньшей мере домом, чем эта маленькая приветливая хижина. Завтра мне исполнится тридцать шесть лет. Покамест на верхних гранях игральных костей все время выпадало большое число очков. «Если сейчас на каждой кости выпадет по единице, — сказал я вслух, улыбаясь своей причуде, — то будь я проклят, если не последую совету Ролфа и не женюсь!»

Я встряхнул коробку с костями, со стуком поставил ее на стол, поднял и с вытянувшимся лицом увидел то, что под нею скрывалось. Больше я не бросал костей, а сразу же потушил свет и лег спать.

Примечания

1

В современном английском языке вместо master (мастер) употребляется mister (мистер, господин). — Здесь и далее примечания переводчика.

2

Иаков I (1566—1625) — английский король с 1603 г., шотландский король с 1567 г. из династии Стюартов, сын Марии Стюарт. Имел фаворитов мужчин, самым известным из которых был герцог Бэкингем.

3

За семь месяцев после высадки в Виргинии из 105 колонистов 73 умерли от голода и болезней.

4

Смит, Джон (1580—1631) — английский моряк, исследователь, основатель колонии Виргиния (Вирджиния) и ее первый летописец, один из основателей Джеймстауна, первого постоянного английского поселения в Северной Америке. В мае 1607 г. в числе первых поселенцев высадился в Америке. В декабре 1607 г. был захвачен в плен индейцами-алконкинами. От смерти его спасла тринадцатилетняя дочь вождя Паухатана (Покахонтас). Осенью 1608 г. Смит был избран председателем колониального совета Виргинии; на этом посту он буквально спас колонистов от голода, договорившись с индейцами о покупке кукурузы. В 1614 г. обследовал и нанес на карты побережье, которому дал название Новая Англия.

5

Палисад — в старинных укреплениях — препятствие из заостренных кверху толстых бревен в виде частокола. Скорее всего, Смит заимствовал эту систему укрепления у донских казаков, а русские бревенчатые избы стали образцом построек первых американских поселенцев.

6

Ролф, Джон (1585—1622) — английский поселенец из Джеймстауна. В 1614 г. женился на дочери индейского вождя Покахонтас. Его методы выращивания табака способствовали процветанию хозяйства Виргинии. По одной из версий, Ролф был убит во время нападения индейцев из конфедерации племен паухатан на поселение колонистов.

7

Военно-морской обычай. При спуске флага вечером на кораблях английского военно-морского флота производился пушечный выстрел.

8

Дэйл, сэр Томас — в 1611 и 1616 гг. губернатор Виргинии. Его правление характеризовалось исключительной строгостью порядков. Во время его правления был разработан первый Свод законов Виргинии, законов весьма суровых, написанных по большей части им самим. Большой заслугой Дэйла были его экономические реформы. В 1613 г. он отменил общинное землепользование, оказавшееся неэффективным, и отвел по 3 акра (12 000 м2) первым поселенцам и участки поменьше тем, кто приехал позже. Производство продовольствия тут же увеличилось, а в следующем, 1614 г. Джон Ролф сумел вырастить на своем участке гибридный табак, который обеспечил колонии безбедное существование.

9

Каперство — нападение частных судов воюющего государства, получивших каперские свидетельства, на торговые суда враждебной страны или суда нейтральных государств, перевозящих для нее грузы.

10

Речь идет о Покахонтас (1595—1617), дочери Паухатана, вождя индейских племен. Она спасла жизнь основателю Джону Смиту, была в плену у англичан, обращена ими в христианство и наречена Ребеккой, а в 1614 г. вышла замуж за поселенца Джона Ролфа. В 1609 г. ее отцу Паухатану англичане вручили корону как королю, после чего Покахонтас стали называть принцессой. В 1616 г. она вместе с мужем поехала в Англию, где была с почестями представлена королю и королеве. В честь нее в Лондоне были устроены празднества. Вскоре заболела оспой и умерла. От ее сына, Томаса Ролфа, ведут свое происхождение многие известные виргинские семьи.

11

А именно, то есть (лат.).

12

Сэндз, сэр Эдвин (1561—1629) — английский государственный деятель, один из основателей Лондонской Виргинской компании. Способствовал учреждению первого в Виргинии представительного органа — Палаты депутатов. Также содействовал основанию первой английской колонии в Плимуте, Массачусетс, в 1620 г., дав отцам-пилигримам беспроцентную ссуду в 300 фунтов. Его целью было не увеличение прибыли Виргинской компании, а основание в Америке постоянных английских поселений, решение проблемы перенаселения в Англии и расширение рынка сбыта английских товаров.

13

У. Шекспир, «Ричард III», акт I, сцена 1. «Глостер: Чем — в эту пору вялых наслаждений, и музыки, и мирного веселья, — чем убивать свое я буду время?» — Пер. А. Дружинина.