Стихи и проза принятые из высших духовных сфер. «Полынь»

Мэм Икс, 2022

«Чума столетия Корона Вирус, Кто изобрёл? И для чего? Мы все – заложники его…»

Проза

Два кусочка истории

Однажды летом я снимала комнату у одного престарелого еврея польского происхождения Д.А. Он мне рассказал историю своей семьи. Она настолько потрясла меня, что я не могла заснуть всю ночь, сопереживая событиям того кусочка времени, словно это произошло со мной.

Польша. Начало Великой Отечественной войны. Еврейское местечко на самой границе с Россией. Был мирный солнечный день из вечности. Все и вся, созданное создателем, цвело, зрело, чирикало, жужжало, летало, ползало, любило, продолжая свой род и вид.

В доме Ноаха Брамовича вся семья была в сборе: отец, мать, трое детей. Бабушка с дедушкой пришли на семейный совет. Они жили в соседнем доме. Решался серьезный вопрос: что делать? Оставаться или бежать? Матери Рахиль очень не хотелось бросать только-только поставленный новый дом и налаженное хозяйство:

— Неужели вот так все бросить? — Сожалела она. — А может быть, не тронут? Обойдется?

— Нет, не обойдется, — тяжело вздохнул дед.

— А Эммочка? Ей же всего два месяца! Как с ней в дороге?

Все с жалостью посмотрели на малышку. Кроха только что откушала и, чмокая молочными губками, блаженно заснула.

Старший сынишка, семилетний Давид (мой рассказчик), нетерпеливо ерзал на стуле. Он уже съел свое яйцо всмятку, выпил чай с хлебом, и ему очень хотелось сбегать на пруд. Где вечно возилась деревенская детвора: зимой на льду, летом на берегу. А тут «война» — слово какое-то угрожающее и в то же время заманчиво-романтичное. Страхи и опасения взрослых он не разделял. Игра в войнушку с соседскими мальчишками всегда была интересной. Он мечтал воевать с фашистами.

Его младший брат, пятилетний Левка, допивал чай с кусочком колотого сахара. Он с вожделением поглядывал на голубую сахарницу на высокой ножке и обмозговывал, как бы ему еще попросить кусочек (два уже лежало в кармане). И Лёвка только удивлялся, что мама ничего не замечает. Ему очень хотелось угостить свою подружку Ривочку и ее двух братьев из дома через дорогу.

Вообще деревенька была небольшая — всего десять домов, тридцать два человека.

Тут послышался нарастающий гул самолета. Все встрепенулись: неужели немцы? Давид тут же соскочил со стула и бросился на двор. Отец — за ним. Мать с Эммочкой на руках застыла над кроваткой. Бабушка в ужасе посмотрела на деда. Самолет с белыми крестами пролетал над деревней так низко, что было хорошо видно летчика в очках. Он приветливо улыбнулся и даже обнадеживающе помахал рукой в перчатке. Сделал несколько кругов над деревней и скрылся за лесом.

От дома Яхонсонов (дом стоял на пригорке в центре деревеньки) босиком, поднимая пыль, мчался Георгий. Он орал что было силы. Уходим! Уходим! У Яхонсонов было радио, и он уже что-то знал. А несколько дней назад в деревне были гости с другой стороны. И все об этом знали.

На крыльцо выскочила мать, но тут же бросилась назад. Дедушка с бабушкой побежали к себе в соседний дом — захватить хотя бы вчера приготовленный узелок. Отец крикнул на ходу, открывая ворота:

— Ребята, быстро в телегу!

Подвода была с утра запряжена, и кое-что уже лежало из скарба. Всем казалось, что еще есть время.

— Рахиль, скорей! — поторапливал отец.

Мать задерживалась на кухне с Эммочкой на руках. Она прощально окинула взглядом все вокруг. Взгляд ее упал на недавно заточенный отцом кухонный нож. Вошел отец:

— Ну что ты копаешься, Рахиль!

— Забыла! Как же без ножа? Ложки положила, а нож забыла.

Она схватила нож и доложила в корзину с провизией, которую уже взял отец. Но вдруг передумав, положила Эммочку на стол, выхватила нож из корзины, запеленала в полотенце и сунула дочери под верхний слой одеяльца. Сделала осторожно, молниеносно, так, что Эммочка не проснулась. Отец вопросительно посмотрел на жену, но, заглянув ей в глаза, все понял.

Они выбежали на крыльцо. Но было поздно. Со стороны поля, из-за холма, показалась колонна танков. А из ближайшего молодого лесочка, подпрыгивая на кочках, врассыпную черной саранчой наступали мотоциклисты. По дороге к деревне приближалась колонна грузовиков. Деревня была окружена со всех сторон. Все жители были на улице: кто у подводы, кто уже на дороге, кто еще на крыльце. Но бежать было некуда…

Люди застыли в ужасе. Не прошло и нескольких минут, как гусеницы и колеса лязгали и повизгивали на деревенской небольшой площади у дома Яхонсонов. Там стоял огромный высокий амбар, построенный несколько лет назад всей деревней для общего пользования, с редкими, узкими окнами, как амбразуры. В амбаре обычно хранили излишки сена, и даже продавали в город на общие деревенские нужды, такие, как строительство насыпной дороги. С прошлого года сена оставалось немного, и амбар был практически пустым. Нового еще не запасли.

А из грузовых машин сыпались, словно горох, пружиня и играя мышцами, солдаты в элегантно отутюженной черной форме. Лица их были сосредоточенны и готовы к исполнению любого приказа.

И вот все жители послушно, по очереди, под ритмичную команду воинственной речи заходят в амбар. Перед входом у всех отбирают пожитки. Все, как под всеобщим гипнозом, не очень-то понимают, что происходит. Места всем хватает. Вдруг заплакал младенец. Их в деревне трое. Это был кроха Янек из семьи Леванских. Его плач подхватили другие груднички. Это вывело всех из состояния ошалелости.

— Мы что, так и будем, как овцы, стоять? — закричал Георгий. — Нас же сжечь хотят заживо! Может быть, есть выход?

Все бросились к амбразурам окон.

— Есть выход! — дернул отца за штанину Давид. — Мы с ребятами в войнушку играли, подкоп вырыли. И он побежал к заднему углу амбара, откинул сено. И недолго думая, нырнул в лаз.

Тут же раздалась автоматная очередь. Из окон амбара ободряюще кричали односельчане:

— Зигзагами, зигзагами, давай, малыш, давай! Очередь прошлась по окнам, разбивая стекла, но ничего даже не поранило. Это дало время Давиду.

Ему удалось отбежать довольно приличное расстояние, прежде чем он упал как подкошенный.

Еще несколько мальчишек юрко и привычно нырнули в лаз. И снова автоматная очередь. Им так далеко не удалось отбежать. Несколько солдат уже тащили огромный камень и завалили лаз. Запахло каким-то горючим топливом. Густой дым, медленно клубясь, заполнял амбар — и поднимался к высокой крыше.

— Я не хочу, чтобы мои дети задохнулись и заживо сгорели! — мать пристально смотрела в глаза отцу.

Закашлялась и заплакала Эммочка.

— Ноах, возьми, — мать подала мужу нож.

Отец бессильно стоял, не в силах шевельнуться.

— Не могу, Рахиль, прости, не могу, — он заплакал.

Мать встала на колени, осторожно положила дочь на сено, поцеловала. Отец встал рядом, еще не совсем понимая, что она собирается сделать.

— Не забудь про Эммочку и Леву, — произнесла она и силой ударила себя по шее, вскрывая артерии.

Кровь жены горячей струей ударила отцу в лицо. Его лицо в ужасе перекосилось и окаменело. Он схватил выпавший из рук жены нож…

У кого-то нашелся еще один нож. Его передали Георгию. Все встали на колени и молились. Жгучие языки жадного пламени, падающего с крыши, уже безжалостно лизали кого-то из односельчан. Ад из дыма и огня невыносимой высокой температуры.

До того, как рухнула крыша на еще живых и сильно обожженных Ноаха и Георгия, они выполнили свой долг перед соотечественниками.

А Давид остался жив. Его только слегка поранило в ногу — так что и крови не было. Немецкий солдат, которому поручили проверить, жив ли строптивый мальчишка, нагнулся над ним и увидел, что ребенок жив. Он приложил палец к губам: ш-ш-ш, дав понять малышу, дескать, притворись, молчи. И дал очередь рядом.

Где же ты, немецкий солдат Отто, пожалевший ребенка? И как сложилась твоя судьба в мясорубке войны?

Давид не знал этого. Он долго лежал не двигаясь, обогреваемый огромным костром догорающего амбара и не сгорающей любви любящих его и любимых им людей… Он боялся пошевелиться, вслушиваясь в движение машин и танков. Сытно срыгивая кусками пепла и песка, машины разворачивались на восток…

Эта история перекликается с другой историей, произошедшей 300-400 лет назад совсем недалеко от этого места — всего в ста километрах. Тогда царские опричники согнали в амбар упрямых староверов, не желающих креститься тремя перстами. Кажется, какой пустяк — два или три пальца, а заживо сожгли всю деревню. И это сделали верующие люди! Староверы тоже покончили со своими семьями, а потом с собой.

Кажется, прошли столетия, а в натуре человеческой мало что изменилось. Жадность, коварство, мстительность, жестокость, желание власти и богатства любой ценой не канули в вечность. А ведь нам — всей нашей земной цивилизации, дан самый главный закон вселенной духовности: не убей. Остановись, землянин! Сам живешь — дай возможность наслаждаться жизнью соседу. У нас общая кормилица, одна на всех — наша планета Земля. Не убей!

У нас есть ещё время и выбор: если мы не будем соблюдать законы вселенной духовности, сама природа не пощадит никого.

И останется от нашей цивилизации в космосе кучка пепла и газа.

«Улыбка смерти или Взгляд из ада»

Однажды я приехала к гости к моему хорошему другу в Гикало. Пока он с женой хлопотали на куне, я сидела в гостиной. На журнальном столике лежал альбом с фотографиями жертвам фашизма. Я с нарастающим ужасом листала альбом. Смотреть на такие фото занятие не для слабонервных.

Моё внимание привлекла одна фотография. Я задержалась. На фото был изображён мужчина около кучи мусора. Он был одет по-зимнему, в светлом полушубке. Видно с чужого плеча. Полушубок был великоват. Мужчина слегка наклонился над кучей и палкой что-то искал.

Невольно напрашивался вопрос, где же эта фото снята и кем? Очевидно зима, но снега нет. В каком же городе, стране, году? Во время войны или после? Приходит мысль, ищет что-нибудь поесть.

То, что было привязано — по типу рюкзака к его спине — не поддаётся никакому описанию… и вообще человеческому восприятию и воображению.

То была… молодая женщина… одни глаза. Она была обнажена. Кожа, да кости — безжизненно висели.

Эти влажные, блестящие глаза, говорили — «Я жива». Приходит вторая мысль. Как же так? Он одет, а женщина нет. Как же так? Почему так? Неужели не нашлось хоть что-нибудь? Прикрыть её… Приходит страшная мысль? Неужели? Нет, даже думать об этом недопустимо, это страшное предположение я не буду озвучивать. Голова женщины, как у больного ребенка, бессильно наклонена в бок.

Поразительно красивое лицо, чёрные гладкие волосы, брови в разлёт, пушистые ресницы. Эта женщина могла быть любой национальности: итальянка, украинка, цыганка, турчанка, еврейка. Но эти глаза… глаза умирающей лани — широко открыты — кажется, смотрят на окружающий мир — уже из другого мира, приоткрывшего ей завесу… завесу облегчения. Боже, какие глаза. Бездна страданий. Но эти глаза — глаза умирающей лани — широко открыты — кажется смотрят на окружающий мир — уже из другого мира, приоткрывшего ей завесу…завесу облегчения. Боже! Какие глаза. Бездна застывающих страданий. Господи! Не дай Бог! Никому не дай Бог.

Самое страшное — на губах этой несчастной блуждала улыбка, еле-еле заметная улыбка. Улыбка тень — уголками губ. Такая смущенная, стыдливая улыбка.

Ей было стыдно за мир, в котором она жила, ей было стыдно за людей…

То была улыбка смерти — из ада. Сама смерть стыдилась за существ, населивших землю, которые называют себя человеком.

В моём воображении плыли жуткие картины — этот жестокий, безнравственный, кровавый мир: надругался, унизил, растоптал, издевался, мучил — заставил страдать ту, которая создана для материнства, для любви.

Люди, что вы сделали с женщиной? Ведь женщина создана Богом дарить жизнь и продолжать род человеческий. А кто-то и по сей день продаёт женщин, детей и не только в сексуальное рабство и продолжает ради денег творить страшные вещи. А мир равнодушен. Или мы не люди? — Волки? Шакалы? Нет, в мире животных любой вид — самый хищный бережёт своих самок. Заботится и защищает.

Боже, как же так? Как же так? — повторяла и повторяла я.

Мир, в котором она ещё живёт, не сумел защитить женщину, довёл до такого состояния.

В моём воображении плыли перед глазами жуткие картины, спазм перехватил дыхание. Я задохнулась от ужаса.

Этот жестокий, безнравственный, скованный мир: надругался, унизил, растоптал, издевался, мучил, — заставил страдать ту, которая создана для счастья материнства, для любви.

Люди! Что же вы сделали с женщиной и что вы продолжаете делать? Или вы не люди? Ведь женщина создана Богом дарить жизнь и продолжать род человеческий? А вы и сейчас продаете женщин в сексуальное рабство и творите жуткие вещи и не только с женщинами.

Или вы не люди? Волки? Шакалы? В мире животных любой вид — самый хищный бережет своих детенышей? Заботится и защищает.

Так, кто мы? Монстры!

У меня поднялось давление, подташнивало. Обессиленная я захлопнула альбом.

Я не хотела вспоминать те глаза. Глаза мученицы. Но до сих пор нет-нет, да вспомню альбом. Приходит мысль: это нужно знать всем и нужно помнить всем. Забыть такое невозможно. Такое никогда не должно повторяться. Никогда. Нигде и ни с кем, ни с какой национальностью и ни с каким сословием. Такое не должно иметь места в нашем мире.

И я написала «Обращение к сильным мира сего». Словно высшие силы добра продиктовали мне это обращение.

К сильным Мира сего!

Рига, апрель 2017 года

Наша цивилизация стоит на пути самоуничтожения.

Во имя спасения всех рас и народов все существующие государства должны объединиться в единое государство землян с единым законным мировым правительством, состоящего из глав государств с сохранением территорий — как штатов-государств, с сохранением своей культуры, языков, религий и национальных особенностей, как общей духовной сокровищницы всех землян.

Вся история человечества — кровавая история. Совместными усилиями необходимо остановить все войны, — остановить любую жестокость, перепрофилировать всю военную промышленность на созидательные цели, оставив часть для возможных космических катастроф.

Сильные мира сего! Обязаны остановить мясорубку человеческих жизней и судеб.

Необходимо начать историю землян с чистого листа, оставив кровавую историю развития уничтожения себе подобного и бесконечной мести историкам, археологам, музеям и человеческой памяти.

Высвободятся огромные экономические и человеческие ресурсы, которые на данном этапе нужно одевать, обувать, кормить, вооружать и т. д. В основу всех взаимоотношений должны лечь известные уже всем законы вселенской духовности — закон Бытия.

Весь высвободивший человеческий потенциал перепрофилировать на мирные профессии.

На земле — непочатый край работы. Человека ждут океаны, пустыни, неосвоенные земли и расселение человека во Вселенной. Всем хватит места, работы и ресурсов совершенно новых ещё не открытых или не созданных наукой. Необходимо воспитывать новое поколение одновременно во всех странах — дисциплинированным, дружелюбным и трудолюбивым, развивая самые лучшие человеческие и духовные качества, передавая им все лучшее, чем может гордиться вся наша цивилизация.

Человек может жить долго духовно и физически здоровым. Человеческие органы (всем известно) самовосстанавливаются и могут жить до бесконечности — это биологические часы с вечным двигателем. Но эта тайна пока ещё закрыта для человека. Его духовное развитие должно подняться и в делах, и в мыслях до уровня планки Создателя.

Землян ждёт создание космических кораблей-планет-преобразование солнечной системы и т. д.

Сильные мира сего! Торопитесь взять чистый лист истории!

Конец ознакомительного фрагмента.