Опасность в бриллиантах

Мэдлин Хантер, 2012

Разве хозяйка небольшого цветочного магазина пара светскому повесе Тристану, герцогу Каслфорду? Для супруги Дафна Джойс бедна и незнатна, а для любовницы чересчур независима и респектабельна. Однако герцог мечтает об этой женщине с той секунды, как впервые увидел ее. И каждый раз, когда пускает в ход свое мужское обаяние – получает решительный отпор. Но внезапно Тристану становится известно, что у них с Дафной имеется общий враг, совместная борьба против которого поможет Каслфорду заслужить доверие прекрасной цветочницы. А от доверия – лишь шаг до настоящей любви…

Глава 4

Приятно беззаботный и в самый раз навеселе, Каслфорд выпрыгнул из своего экипажа и вошел в клуб «Брукс». Он обвел взглядом библиотеку, и глаза его засветились, остановившись на глубоком кресле, где над открытой газетой склонилась темноволосая голова. Каслфорд решительно подошел к креслу.

— Ты становишься предсказуемым, Хоксуэлл, — произнес он. — Человек режима. Еще года не прошло, как ты завел домашний очаг, и посмотрите-ка — днем обитаешь в клубах, но не получаешь ни малейшего удовольствия от предлагаемых в них развлечений.

Газета опустилась. Пронзительные голубые глаза сверкнули раздражением, послышался снисходительный вздох.

— Каслфорд? Как приятно видеть тебя в такую рань! Еще и четырех нет… Неужели вчерашняя ночная пташка потеряла к тебе всякий интерес еще до зари?

Каслфорд подтянул к себе обитый мягкой тканью стул и сел. Хоксуэлл вскинул бровь, давая понять, что не приглашал компанию.

Каслфорд не обратил на это внимания. С его точки зрения, Хоксуэлл был старым другом, а друзья имеют друг перед другом обязательства. Сам он считал своим долгом убедиться, что Хоксуэлл не последовал своей природной склонности и не допустил, чтобы воздержание и любовь лишили его всяких удовольствий в жизни. Впрочем, это постепенно становилось чертовски утомительной задачей.

— Мои женщины никогда не теряют интереса до зари, Хоксуэлл. Даже если платишь за удовольствие, джентльмен просто обязан сделать так, чтобы его партнерша в постели не скучала. Леди Хоксуэлл будет тебе весьма благодарна, если ты не забудешь, что наш долг перед порядочными женщинами еще выше, чем перед дурными.

Хоксуэлл раздраженно хлопнул газетой по колену. Он искренне обожал свою женушку, причем не только за крупное приданое. Будучи человеком старомодным, из рыцарей, он не терпел о ней никаких замечаний, если в них проскальзывали неподобающие нотки.

— Раз уж ты появился тут, причем, насколько я понимаю, довольно трезвым, для этого должна быть какая-то причина, — произнес он. — Наши встречи редко бывают случайными.

— Причина быть должна, но я как раз решаю какая.

Газета снова взлетела в воздух.

— Надумаешь — сообщи.

— Видишь ли, я бы предпочел выяснить то, что мне нужно, и спросить совета у Саммерхейза, но он уехал на побережье. Поэтому остался только ты, хотя мне кажется, что ты начинаешь меня утомлять.

— Совета? Великий всемогущий Каслфорд, человек, уверенный, что его суждения превосходят все остальное, кто выныривает из скуки только для того, чтобы сунуть нос в чужие дела, как Зевс в отпуске, и вдруг ищет чьего-то совета? Какое счастье, что Саммерхейз недоступен и мне окажут такую честь. Я весь внимание.

— Совет мне требуется только от Саммерхейза. А от тебя — исключительно ответ на вопрос.

— Спрашивай.

Сначала Каслфорд заказал вина, причем позаботился о том, чтобы выбрать любимый сорт Хоксуэлла, понадеявшись, что хороший кларет развяжет Хоксуэллу язык и приглушит его взрывной нрав.

Когда напиток принесли и налили в бокалы, он наклонился к соседнему креслу, чтобы их никто не услышал.

— Я все-таки с ней встретился, несмотря на все твои попытки лишить меня этого удовольствия.

Хоксуэлл нахмурился, придя в замешательство, как с ним часто случалось. Этот человек иногда не понимает простых вещей! Поскольку такое случалось только при разговорах с Каслфордом, это и вовсе было лишено смысла, но так уж оно было.

— Встретился с ней? С кем?

— Разумеется, с Дафной Джойс. Теперь-то я понимаю все, что ты мне говорил. Что если я сделаю в том доме что-нибудь предосудительное, это ужасно расстроит твою жену, что мне не позволят туда войти, и прочее, и прочее.

— Я говорил совершенно серьезно. Надеюсь, ты вел себя прилично?

Каслфорд на вопрос не ответил.

— Она совсем не такая, как я думал, и вовсе не стареющая мегера, как это следовало из твоих слов.

— Никто никогда не говорил, что она мегера или старая. — Хоксуэлл пожал плечами. — Грозная — да. Волевая — да. Но она не мегера.

— А еще никто не говорил, что она ошеломительно красива.

— Для этого не было никаких причин. — Хоксуэлл с невинным видом сделал глоток вина.

Да, причин не было, но вряд ли он промолчал случайно.

— Поразительно, что ты ее так оберегаешь после той роли, какую она сыграла в жизни твоей жены. Будь я на твоем месте, я бы вовсе не сумел с ней примириться, а тем более — прилагать такие усилия, чтобы сохранить ее тайну от людей вроде меня.

— Никаких усилий я не прилагаю. Не каждое произнесенное слово и не каждая мысль крутится вокруг тебя, Каслфорд. Я понимаю, что это шокирующее признание, но тебя будет легче переносить, если ты поймешь эту истину. Что касается миссис Джойс, то признаюсь, что в нашу первую встречу она меня сильно раздражала, в особенности после того, как пригрозила застрелить. Наверняка ты тоже счел ее несколько раздражающей.

Слово «раздражение» не совсем подходило к его реакции в тот вечер, но Каслфорд лишь улыбнулся. Пусть Хоксуэлл понимает это как хочет.

— А если уж быть совсем честным, поначалу эта женщина показалась мне довольно подозрительной, — добавил Хоксуэлл, отложив газету и оживляясь от вина и темы разговора. — В ней есть какая-то неопределенность. К примеру, слишком уж хорошие владения для вдовы армейского капитана. Я как-то упомянул это в разговоре с Верити, но это привело только к тому, что мы поссорились.

— И никаких объяснений?

— У них есть это странное правило, в результате которого они ничего толком не знают о прошлом друг друга. Возможно, у миссис Джойс тут есть своя корысть, о чем я и сказал Верити, но это привело к еще одной ссоре. Все они очень защищают друг друга.

— И ты, как добропорядочный, хорошо вымуштрованный муж, перестал говорить о своих подозрениях, и ссоры прекратились.

— Я просто перестал об этом думать, меня отвлекло домашнее блаженство. То, чего ты никогда не поймешь и не познаешь.

— И это блаженство заставило тебя относиться к миссис Джойс более приязненно?

— Возможно. То, что теперь она нравится мне гораздо больше — это правда. И я благодарен ей за дружескую руку, протянутую Верити, когда… в общем, когда моя жена нуждалась в друге.

Ну наконец-то они добрались до главного.

— Она нравится тебе как очаровательная знакомая или как сестра твоей жены?

Хоксуэлл нахмурился.

— Чертовски странный вопрос. Это ты к чему?

Каслфорд сменил позу, уперся локтями в колени и наклонился ближе к креслу друга.

— Дело вот в чем. Я намерен соблазнить миссис Джойс.

Хоксуэлл резко выпрямился.

— Правда?

— Более чем. Наверняка… безусловно намерен.

Хоксуэлл боролся с изумлением, пытаясь переварить услышанное.

— Я не особенно удивился, просто растерялся, услышав твое заявление. Она прелестная женщина. Но…

— До чего никчемное слово «прелестная». Дафна Джойс — изысканна.

— Может, она и изысканна, но я нахожу ее слегка… холодной. — Хоксуэлл пожал плечами.

— Может быть, она не в твоем вкусе. Я столкнулся с другой стороной ее натуры, весьма далекой от холодности.

— В самом деле? — Теперь Хоксуэлл сам наклонился к нему, превратившись в слух.

— В общем, я намерен ее получить. Однако сначала мне хотелось бы знать, не оберегаешь ли ты ее настолько, что можешь сделать что-нибудь неудобное, к примеру, вызвать меня на дуэль. Мне показалось, ты попытаешься меня отговорить.

Хоксуэлл ошеломленно посмотрел на него.

— Я тронут, Каслфорд. И я нисколько не шучу. Неужели ты отказался бы от изысканной женщины, если из-за этого нам пришлось бы встретиться на поле чести?..

Каслфорд решил не объяснять, что он вовсе не говорил, будто откажется.

— Ну и?..

Хоксуэлл немного подумал.

— Может, моей жене она как сестра, но на самом деле они не родственницы. Нет, я не буду бросать тебе перчатку.

— Я рад, что ты так на это смотришь.

— Тем не менее я должен попытаться тебя отговорить.

— Считай, что ты это уже сделал, и избавь нас обоих от лишних разговоров.

Хоксуэлл открыл рот, собираясь возразить, но передумал и сделал глоток вина.

— Когда? Я должен быть готов к боям на семейном фронте, когда Верити об этом услышит.

— Скоро. Неделя… самое большее — дней десять. Мне только нужно вызвать ее в Лондон.

— Ты чересчур уверен в себе, настолько, что даже не просишь меня дать слово не предупреждать ее через жену.

— Нет никакой необходимости ее предупреждать. Она уже знает.

Брови Хоксуэлла взлетели вверх.

— Ты уже сообщил ей о своих намерениях?

— Не так чтобы прямо, но она знает.

Хоксуэлл внимательно посмотрел на него и усмехнулся:

— Ты уже попытался, верно? Ты попытался, но совершенно ничего не вышло. И не делай вид, что это предположение нелепое. Я тебя знаю, и я прав. — Он с досадой стукнул себя по колену. — Проклятие, жаль, что Саммерхейза нет в городе! Мы бы держали пари и получили много удовольствия, глядя, как обещанная неделя превращается в год или даже в никогда.

— Может, тебе и требуется год, чтобы уложить в постель изысканную женщину, но заверяю тебя, мне хватит недели или, может быть, две, в крайнем случае — три. Но год — это смешно, тут и говорить не о чем.

— Значит, у тебя в рукаве козырь, о котором я ничего не знаю.

— Только мое обаяние.

Хоксуэлл так расхохотался, что даже побагровел. Вытирая глаза, он налил себе еще вина.

— Посмотрим, как твое пропитое обаяние поможет тебе с этой особенной женщиной, Каслфорд.

Дафна слегка раздвинула занавески в карете, выглянула из окна и хмуро отметила, что они уже проезжают Гайд-парк.

Кэтрин рядом с ней так нагнула голову, чтобы тонкий солнечный лучик не попал ей на лицо, хотя с ее шляпкой это было невозможно. Широкие поля закрывали все, а кружевной чепчик под шляпкой прятал остальное.

Дафна отпустила занавеску.

— Никто тебя не увидит, я обещаю. Экипаж доставит тебя прямо к двери, и ты окажешься в доме в мгновение ока. Слуги там все незнакомые, никто не обратит на тебя внимания.

— Я не боюсь, что меня увидят, — ответила Кэтрин. — Просто не люблю города, вот и все.

— Тогда мне вдвойне жаль, что я вынудила тебя поехать в Лондон, Кэтрин. Впрочем, у меня не было выбора. Я знаю, что ты это понимаешь.

Кэтрин сидела рядом с ней, как каменная статуя. Было жестоко настаивать на том, чтобы она тоже поехала, но Дафна никак не могла нанести этот визит одна, без компаньонки. Это было бы глупо.

— Не понимаю, почему он не мог снова сам приехать в Камберуорт, — недовольно пробормотала Кэтрин. — С его стороны очень грубо заставлять тебя совершить это путешествие только ради того, чтобы встретиться с ним по такому пустяковому поводу. Может, он и герцог, но если ему требуется светский визит, он и должен терпеть неудобства, а не ты и уж точно не я.

Это тот случай, когда правило не совать нос в чужие дела особенно полезно, решила Дафна. Кэтрин совершенно самостоятельно сделала ложные выводы об этом визите в Лондон, но Дафна не чувствовала себя обязанной объяснять ей, что это вовсе не светский визит, что герцог не особенно настаивал на этом визите и что на карту поставлено нечто большее, чем Кэтрин может даже предположить.

Странное приглашение Каслфорда лежало в ридикюле у Дафны. Один абзац, написанный гладким почерком и официальным языком секретаря, мистера Эдвардса. Тот извинялся от имени герцога за то, что не связался с ней раньше по поводу ее дела. Мистер Эдвардс объяснял, что в прошлый вторник возникли кое-какие вопросы по поводу собственности и что они, в свою очередь, будут вскоре решаться. И просил запастись терпением.

Под подписью мистера Эдвардса другим почерком, более резким и характерным, были добавлены еще несколько слов: «Вам лучше приехать в следующий вторник в три часа. Каслфорд».

Дафна до сих пор не решила, что означает это «вам лучше приехать». Можно истолковать это так, что занятой человек предлагает ей присутствовать при его решении, чтобы она смогла высказаться в защиту своих интересов. Но если прочитать это по-другому, его слова звучали угрозой.

Она не ожидала приятной встречи в любом случае. Поскольку сегодня вторник, Каслфорд должен быть трезвым, поэтому Дафна не думала, что он поведет себя непристойно. Однако в последний раз они расстались через каких-нибудь пятнадцать минут после того, как она отвергла его заигрывания, и назвать эти проведенные вместе четверть часа неприятными — значит, ничего не сказать. И он вовсе не отступился даже после того, как она совершенно определенно выразила свое мнение.

Дафна по-прежнему видела его перед мысленным взором таким, каким он тогда уходил: недовольным, раздосадованным, наблюдавшим за ней так, как ястреб следит за мышью-полевкой.

«Думаю, мне придется посвятить весь следующий год тому, чтобы вновь вогнать вас в краску, миссис Джойс», — сказал он.

Он уехал на рассвете, до того, как все проснулись. Она услышала топот копыт на лужайке и с облегченным вздохом зажмурилась. Вероятно, было бы умнее проститься с ним, если бы он дал ей это сделать. Может быть, они вместе посмеялись бы над тем, что произошло в оранжерее. Может быть, он даже извинился бы…

А вместо этого она волновалась все три следующих дня и чуть с ума не сошла, когда в среду не получила известия о том, к какому решению он пришел во вторник. А в пятницу после обеда пришло это странное письмо.

Карета остановилась. Дафна отдернула занавески, нагнула голову и выглянула в окно. Ширина и высота дома Каслфорда впечатлили бы кого угодно. В нем не было ничего сдержанного, скромного или осмотрительного, зато украшения были ярче и пышнее, чем это принято в Англии, а окон больше, чем в любом особняке. Сам проект бесстыдно кричал о богатстве, привилегиях и отсутствии сдержанности.

Ну разумеется.

Целая толпа слуг в синих старомодных ливреях с галунами стояла, готовая ее обслужить. Протянулись руки в белых перчатках, помогая ей и Кэтрин выйти из экипажа. Два парика, увенчанные треуголками, проводили их до двери. Внушительный дворецкий, весь в золотых пуговицах и вышивке, взял ее карточку, положил на серебряный поднос, который держала чуть более тусклая версия его самого, и мгновенно повел их вверх по изогнутой лестнице, начинавшейся сразу за холлом. Кэтрин шла рядом, широко распахнув глаза, настолько переполненная впечатлениями, что забыла про страх. Дафна изо всех сил старалась не впадать в такое же благоговение при виде окружавшей их роскоши.

— Ты когда-нибудь видела что-нибудь настолько же красивое? — прошептала Кэтрин. — А что, Одрианна и Верити тоже так живут?

— Дома у них такие же большие, но эффект получается не такой показушный.

Конечно, их подруги не жили в герцогских домах, но ведь не все герцоги обитают в такой неумеренности. Бексбридж, к примеру, жил не так, но рассказывали, что среди его предков были пуритане.

— Там, наверху, совершенно неприличные картины. — Кэтрин показала на потолок, где среди буколических пейзажей резвились обнаженные боги и богини в позах, исполненных амурных намеков.

— Такие вещи не считаются неприличными, если ими занимаются римские боги.

— А какими же они считаются?

— Аллегорическими. Впрочем, я всегда думала, что это просто оправдание для мужчин, желающих любоваться непристойными изображениями.

Они добрались до жилых комнат, прошли через две огромные гостиные, и наконец сопровождающий привел их в сравнительно простую комнату в конце дома, с деревянными панелями умеренных оттенков. Окна в трех стенах этой комнаты выходили на реку и Гайд-парк. Приятный сквознячок колыхал занавески.

Дворецкий сообщил, что герцог к ним вскоре присоединится. Появились двое слуг с подносами, где были крохотные пирожные и чай. После некоторой суеты их обслужили и оставили одних.

Дафна села на кушетку и откусила кусочек пирожного со вкусом лимона. Как только они проехали парк, ее желудок начал сжиматься, и теперь она едва смогла проглотить пирожное. Возможно, все эти волнения безосновательны. Судя по слухам, Каслфорд все же не конченый негодяй. В свое время он был очень добр к Одрианне и к Верити. Может, он и проводит шесть дней в неделю в распутстве, может, ему плевать, что о нем говорят, может, он получает удовольствие от своей испорченности, но никто никогда не называл его злым и жестоким.

К несчастью, если он выставит ее с этой земли, его нельзя будет назвать ни жестоким, ни злым. Это будет всего лишь поступком человека, решившего с толком использовать свое наследство. Нет, не злым будет его поступок, а скорее ожидаемым, умным. Дафна вспомнила его взгляд в те несколько ужасных минут после того, как он перестал ее обнимать. Снова услышала она мрачный сардонический голос, каким он попрощался с ней у дверей оранжереи.

Сердце ее упало, и она перестала надеяться на положительный исход этой встречи. Наверное, следовало начать складывать вещи сразу после того, как она услышала на заре удаляющийся конский топот.

Вскоре из примыкающей комнаты послышались громкие шаги. Два лакея широко отворили двери в просторную гостиную, и в комнату вошли несколько мужчин во главе с Каслфордом.

«Сегодня он выглядит официальнее, жестче, неуловимым образом опрятнее и суровее», — подумала Дафна. Он шел как человек, шагающий по жизни с определенной целью, а строгий взгляд говорил о пристальном внимании к делу, которым он занят.

Дафне сразу стало понятно, что это дело — она сама.

Каслфорд внимательно посмотрел на нее, и в этом взгляде отразилось его высокое положение, чего она не замечала раньше. Герцог, привыкший всегда добиваться своего, изучал женщину, осмелившуюся отказать ему в этой привилегии.

Он представил ей и Кэтрин двух мужчин, вошедших вместе с ним. Юный блондин в очках, с неожиданно решительной челюстью и серьезным лицом, оказался его секретарем, мистером Эдвардсом. Второй, постарше, дородный лысеющий мужчина, был его юристом, мистером Гудейлом. Под мышкой мистер Гудейл держал большой бумажный свиток.

— Мистер Эдвардс, проводите, пожалуйста, мисс Джонсон вниз и покажите ей сад, — отрывисто произнес Каслфорд, завершив формальности. — Она большой специалист в садоводстве и покажет вам все, что наши садовники делают неправильно, а вы запишете ее рекомендации по улучшению.

Мистер Эдвардс вытащил из кармана сюртука небольшой блокнот для заметок и поклонился Кэтрин.

— Мисс Джонсон, не окажете ли мне честь?

Сильно смешавшись, Кэтрин позволила мистеру Эдвардсу увести себя из комнаты.

Каслфорд уселся в кресле лицом к кушетке. Дафна понадеялась, что его расслабленная поза поспособствует изменению сурового выражения лица.

Еще один мрачный изучающий взгляд. На этот раз она заметила дьявольские искорки в его глазах, но сегодня они придавали ему вид скорее опасный, чем лукавый. Нет, Каслфорд не стал другим человеком, но похоже, в дни полной трезвости его характер наряду с умом становится более резким.

— Миссис Джойс, извините меня за то, что я при помощи этой небольшой лжи удалил отсюда мисс Джонсон. Я подумал, что вы вряд ли захотите, чтобы ваша приятельница услышала наш разговор. Не знаю, насколько вы ей доверились.

— Я ей не доверялась. Хорошо, что ее тут нет. — Дафна с самого начала предполагала, что Каслфорд не будет в восторге от присутствия тут Кэтрин и не захочет при ней быть откровенным. Она вовсе не думала, что он примет ее со «свитой».

— В таком случае давайте обсудим наше дело. Гудейл обладает талантом быстро находить нужную информацию. Он намного умнее, чем выглядит, и очень любит рыться в документах и всяческих записях. Он навел кое-какие справки, чтобы я знал все необходимое для принятия решения в прошлый вторник.

Сердце забилось сильными, медленными толчками.

— Справки? — Это все, что Дафна сумела произнести спокойным голосом.

Она осторожно взглянула на мистера Гудейла. Тот, не обратив внимания на оскорбление, скрытое в похвале Каслфорда, просиял от удовольствия, решив, что его оценили очень высоко.

— Всегда полезно выяснить все про унаследованную собственность, чтобы знать, что к чему, — пояснил мистер Гудейл. — Его светлость склонялся к быстрому решению, но я убедил его все как следует взвесить и проверить, нет ли тут каких-либо неожиданных факторов, требующих тщательного осмысления.

Другими словами, этот юрист вмешался в принятые решения в прошлый вторник, только непонятно, хорошо это для нее или плохо.

— Как мудро, сэр.

Он склонил голову.

— Мне нравится думать, что я хорошо служу своему патрону и даю верные советы.

— Хватит себе льстить, Гудейл, — сказал Каслфорд. — Это становится утомительным. Вы здесь только по одной причине, так что приступайте к делу.

— Разумеется. — Гудейл встал так, чтобы она хорошо его видела, и приготовился к представлению. Он развернул принесенный с собой рулон бумаги и поднял его вверх так, что нос, глаза и лысеющая макушка торчали над верхним краем, а брюшко подперло нижний.

Это была карта.

— Я начертил ее специально к нашему разговору, миссис Джойс, — произнес он приглушенным из-за бумаги голосом. — Как вы сами можете заметить, тут все увеличено, поэтому видно гораздо лучше, чем на обычных картах.

Он кинул взгляд на герцога, ожидая похвалы, но не дождался, так что Дафна постаралась сама заполнить паузу.

— Очень умно, сэр. Должна признаться, что большинство карт настолько мелкие, что я на них почти ничего не различаю.

— Я тоже! И меня осенило — почему бы не упростить все для нас обоих? Я начертил ее сам и полагаю, что масштаб здесь сравнительно верный. В особенности я горжусь тем, как…

— К делу, мистер Гудейл!

— Разумеется, ваша светлость. Так, теперь посмотрите сюда, миссис Джойс. Это Камберуорт. — Он указал на скопление квадратиков и прямоугольников в нижнем левом углу карты. — А вот это — ваш дом. — Он указал на лужайку, дом и сад фермы «Редкие цветы» на северо-западе от города. — И, как я и предполагал, тут действительно имеется неожиданный фактор. Прямо… вот тут. — Он показал на большой кусок земли к северу от рощи, граничившей с ее собственностью.

— Это невозделанная земля, которую владелец не обрабатывает. Этот участок уже много лет необитаем, на нем растут только деревья и кустарники, больше ничего, — сказала Дафна.

— Вы ошибаетесь, миледи. Это не отдельное владение к северу от вас. Это часть собственности, на которой вы сейчас живете. Все эти земли отошли к лорду Бексбриджу после смерти его матери. Следовательно, он был волен распорядиться ими в своем завещании.

— Так это все одно владение? — Дафна протянула руки к карте. Мистер Гудейл подошел к ней и разложил карту у нее на коленях. Очень удивленная, она склонилась над линиями и пометками.

Бексбридж не давал ей карту. Он всего лишь распорядился насчет дома, в котором она сейчас жила. Земля перед домом и позади него, очевидно, относилась к нему. Земля севернее, за рощей, очевидно — нет.

— Если у вас возник какой-то интерес к тому участку, а он относится к арендованной мною земле, позвольте сказать, что мне он не нужен. Его можно сдать кому-нибудь другому.

— Не все так просто, — вмешался Каслфорд. — Покажите миссис Джойс остальное и поспешите. Вы и так отняли времени больше, чем я могу вам выделить.

Мистер Гудейл вновь склонился над картой и показал на участок, расположенный в отдалении от ее дома, но довольно близко к тому, северному за рощей.

— Миссис Джойс, вы видите вот эти отметки? Это условные значки маркшейдеров.

— Касательно чего?

— Минералов. Они под землей и пока по большей части не тронуты, но очень скоро тут начнут копать… небольшую шахту.

Дафна вгляделась в пятно под его пальцем, в нескольких милях от Камберуорта.

Мистер Гудейл сел в кресло слева от нее, пожирая глазами пирожные.

— Миссис Джойс, за то время, что вы живете в этом доме, проводились ли хоть когда-нибудь исследования земли? Возможно, приходили люди с картами, инструментами, механизмами для рытья и бурения?

— Никогда никто не приходил.

Губы мистера Гудейла поджались словно сами по себе. Он задумался.

— Вы можете идти, Гудейл. Этого довольно, — сказал Каслфорд.

Мистер Гудейл вскочил на ноги, словно кукольник дернул за веревочки. Он поклонился Дафне, еще ниже — герцогу, и исчез.

Она осталась наедине с Каслфордом.