Огненное сердце

Мэделин Мартин, 2019

Дочь графа Элеонору Мюррей в обществе называют Снежной королевой. Она красива, обладает прекрасными манерами и умеет владеть собой, но слишком холодна и строга. По этой причине жених разорвал с нею помолвку, собираясь жениться на другой. От бедности девушку может спасти только удачный брак, но никто не просит ее руки. И тогда ее мать решила прибегнуть к крайнему средству – отправила дочь тайно учиться у куртизанки умению привлекать мужчин. Партнером в обучении для Элеоноры стал красавец лорд Пембертон. Неудивительно, что «ученица» влюбилась в наставника, да и он увлечен Снежной королевой, но у него не совсем честные намерения…

Глава 4

Чарльз знал, что встретит в Гайд-парке Элеонору, это была единственная причина, по которой он отправился на прогулку. Она выглядела превосходно, ей очень шло белое платье с зеленым поясом под грудью и того же цвета лентами на шляпке. Они подчеркивали глаза, сверкавшие на солнце, как два драгоценных камня.

Накануне вечером при свете ламп Элеонора показалась ему весьма привлекательной, сейчас же она была просто очаровательна, даже несмотря на выражение лица, как у приговоренной к смертной казни. Впрочем, он наблюдал издалека недавнюю сцену представления маркиза и понимал, что у леди Элеоноры есть причины для грусти. Стоило бы проявить деликатность, не нарушать ее уединение, позволить прийти в себя, но Чарльз не принадлежал к натурам чувствительным, к тому же постоянные мысли о дневниках подталкивали его к действию.

Он решительно вышел на тропинку, преграждая путь дамам, и поклонился.

— Позвольте мне сопровождать вас?

Ответа пришлось ждать так долго, что отказ был ожидаем. Амелия что-то шепнула госпоже, та кивнула, и горничная отошла в сторону, уступая место кавалеру.

— Мне будет приятно, лорд Чарльз.

Равнодушный тон говорил скорее об обратном, но хорошие манеры превыше всего.

Чарльз мог поправить ее, сообщить, что он новый герцог Сомерсвилл, и, возможно, так бы и поступил, будь она немного приветливее. Что ж, случай еще представится.

Тонкая ладонь в перчатке легла на предложенную руку, и Чарльз вновь ощутил аромат жасмина. Легкий, едва уловимый, он гораздо больше подходил к ее теперешнему светлому наряду.

— Полагаю, вы здесь для того, чтобы убедить меня вернуться к занятиям с Лотти. — Элеонора тихо вздохнула.

— Я решил, стоит попробовать.

Кроны раскидистых деревьев закрывали тропинку от солнца, дарили защиту от зноя и позволяли прогуливаться в прохладе. Долгую паузу заполнил хруст веток под ногами. Горничная Амелия следовала за ними на расстоянии, обеспечивающем некоторую уединенность, но дававшую возможность контролировать ситуацию.

— Думаете меня убедить? — вернулась к разговору леди Элеонора.

Он и не надеялся, что легко справится с задачей.

Чарльз оглянулся через плечо и посмотрел на графа Ледси и леди Алису, беседовавших с красавцем-маркизом.

— Будь я игроком на тотализаторе, непременно поставил бы на успех.

Он почувствовал, как дрогнула рука леди Элеоноры.

— Вы все видели?

— Я слышал. Клянусь честью, совершенно случайно.

— Какое чудовищное совпадение…

Чарльз не стал извиняться.

— Могу я говорить с вами откровенно? Точнее, просить вас быть откровенным.

Чарльз склонил голову.

— История нашего знакомства предполагает определенную долю откровенности.

Леди Элеонора огляделась. Людей рядом не было. Можно сказать, они остались наедине, если не считать следовавшую за ними в отдалении Амелию.

Леди Элеонора подняла на него глаза. Роскошные рыжие локоны, обрамляющие фарфоровое лицо, делали ее образ идеальным. Все в этой девушке, включая манеры, было тщательно продумано. Герцогу пришло в голову, что, пожалуй, было бы неплохо найти в ней нечто неуместное.

— Чем же я отталкиваю людей? — Элеонора задала вопрос так спокойно, походя, как обычно спрашивают, что подадут на ужин.

От неожиданности Чарльз смутился. Она ведь дочь графа Вестикса, у нее должно быть немало неприятных черт.

— Мне необходимо знать, чтобы понять, как стать лучше. Я принадлежу к знатному роду, получила достойное воспитание, бываю в нужных местах. Да, я не так красива, как леди Алиса, и у меня… ужасные рыжие волосы. Но, видимо, есть и еще какая-то причина, есть то, чего я в себе не замечаю? Нечто, неприятное людям?

Элеонора отвернулась и пошла вперед, чтобы не дать разглядеть лицо и выражение глаз, опасаясь, что они могут, несмотря на все старания, выдать ее душевное смятение. Она будто сожалела о том, что позволила себе слабость. Впрочем, волноваться было не о чем. Речь, которая, казалось, должна быть эмоционально ярко окрашенной, Элеонора произнесла с холодностью, достойной Снежной королевы.

Это заставило Чарльза подумать, что, возможно, дочь его врага не совсем такая, какой он ее представлял.

Он догнал Элеонору и зашагал рядом, отметив, что пальцы ее дрожали, когда она взяла его под руку.

— Уверены, что хотите от меня честности?

— Да.

Все же Чарльз колебался. Но все, что он скажет, станет важным для принятия решения вернуться к Лотти, поможет в итоге завязаться дружбе, которая и откроет путь к тетрадям.

— Позвольте начать с того, что по красоте вы не уступаете леди Алисе.

Леди Элеонора резко повернулась к нему, глаза распахнулись, розовые губы чуть разомкнулись. Чарльз так привык видеть непроницаемую маску, что был удивлен проявлением эмоций.

— И волосы ваши я не считаю ужасными.

Цвет их действительно был насыщенным и красивым. Его неприязнь к ней была вызвана лишь родством с человеком, которого Чарльз отчаянно ненавидел.

Леди Элеонора огляделась и окинула взглядом дорожку. К ним приближались несколько человек. Следовало понизить голос, чтобы не быть услышанными.

— Причина в вашем поведении.

Леди Элеонора молчала с таким видом, будто не слышала его.

— Вы уверены, что мне стоит продолжать?

Она резко выдохнула и кивнула:

— Да, мне необходимо это услышать.

Она права, это нужно прежде всего ей. Для того, чтобы стать счастливой, а не только для того, чтобы позволить убедить себя вернуться к Лотти.

— В обществе называют вас Снежной королевой. Да, вы прекрасно воспитаны, хорошо держитесь, говорите правильные вещи, но… в словах ваших нет joie de vivre^[3], нет чувств. Вам не хватает… страсти.

— Страсть — это вульгарно.

— Страсть необходима. Она добавляет жизни красок, волнения и перемен. Женщина, лишенная чувственности, как картина без перспективы. Ваша жизнь грозит стать однообразной чередой ужинов и суаре, смен нарядов и блюд — однажды вы перестанете различать дни. Каждый день будет скучным, вы будете смотреть перед собой с безразличием, словно в этом мире недостает чего-то, вызывающего радость. Когда смерть постучится в вашу дверь, вы оглянетесь и поймете, что, в сущности, и не жили.

Чарльз умолк, внезапно осознав всю резкость своей речи.

Леди Элеонора остановилась. В этом месте тень была не такой густой, и на белой шляпке появились золотистые блики. Она подняла голову, посмотрела на Чарльза и резко вырвала руку. Глаза ее блестели от слез. Он позволил себе лишнее. Он понял, что немедленно должен принести извинения, но леди Элеонора его опередила.

— Меня ждет матушка и ее подруги. — Она указала глазами на берег озера. Дамы во все глаза смотрели на них и немедленно отвернулись, поняв, что их заметили. Леди Элеонора откашлялась и добавила: — Благодарю за откровенность. Хорошего дня, лорд Чарльз.

Развернувшись, она зашагала прочь уверенной походкой, расправив плечи, с высоко поднятой головой. Горничная поспешила за ней. Чарльз смотрел им вслед, ощущая себя подлецом. Он был уверен, что поступил правильно, но не мог себя похвалить, потому что испытывал чувство вины.

Позже вечером Чарльз расположился в кабинете среди самых значимых приобретений отца. Он напрасно считал, что день уже не преподнесет сюрпризов и не заставит его пребывать в более дурном расположении духа, чем было после откровения в адрес леди Элеоноры. Чарльз просто не мог предвидеть, что произойдет, когда он вернется в Сомерсвилл-Хаус. В этот вечер молодой герцог намеревался разобрать наконец коробки с добытыми его родителем сокровищами.

В Египте при раскопках в Долине царей старый герцог обнаружил саркофаг с идеально сохранившейся мумией. На золотой поверхности с нанесенным на ней синей краской рисунком не было ни одного дефекта, ни пятнышка, будто работа проводилась не столетия назад, а на прошлой неделе. Благодаря находке отец удостоился аудиенции короля.

Затем герцог нашел скарабея, выполненного из золота и драгоценных камней, такого размера и чистоты, что общество говорило о бесценном жуке целых три месяца.

Чарльз взял в руки книгу в кожаном переплете. Неровно обрезанные плотные страницы пожелтели от времени и переворачивались с тихим поскрипыванием, однако чернила не выцвели, рисунки оставались по-прежнему яркими. Узнав об обнаружении древнего фолианта, ученый мир всколыхнулся и словно обезумел.

Впрочем, каждый предмет, привезенный отцом из дальних стран, вызывал восторг и одобрение. Чарльз неоднократно становился свидетелем его триумфа. В раннем детстве он наблюдал за гостями их замка с площадки у лестницы наверху, затем из угла, где гувернантка милостиво разрешала ему сесть, позже принимал поздравления, стоя в зале рядом с отцом.

По прошествии времени у герцога обнаружили подагру, и он заявил, что слишком стар для путешествий.

Чарльз осторожно положил книгу на стол, взял трафарет и провел ладонью по гладкой металлической поверхности. Ему вспомнился тот печальный день, когда отец навсегда убрал в шкаф поношенную тряпичную шляпу, обозначавшую его принадлежность к Клубу путешественников. На момент распада общества все еще были одержимы идеей найти Кёр де Фю. Каждый вел поиски самостоятельно, разрабатывал маршрут, документировал передвижения и находки в дневнике.

Вернувшись домой, они обнаружили, что между членами клуба больше нет доверительных отношений, но есть дрязги и зависть. Неудивительно, герцог и граф Вестикс были самыми богатыми членами клуба, они много путешествовали и собрали прекрасные коллекции древностей.

Лишь одному человеку, имя которого никогда не упоминалось, пришло в голову зашифровать свои записи и выводы.

Покойный герцог Сомерсвилл каким-то способом получил трафарет, однако не знал, чей дневник необходим для разгадки записей. Все, что хранились в Сомерсвилл-Хаус, Черльз, разумеется, просмотрел, но не нашел ничего, кроме описания посещаемых мест и найденных сокровищ. Оставалось ждать прибытия вещей, которые отец хранил в загородном поместье. По непонятной ему самому причине, Чарльз был уверен, что нужный дневник хранится в доме графа Вестикса.

Трафарет незаметно выскользнул из пальцев и бесшумно приземлился на турецкий ковер. С его появлением в замке тоже связана какая-то история, но Чарльз ее уже не помнил. У многих предметов в доме была своя история, они появлялись после очередного путешествия отца.

Чарльз закрыл лицо руками. Он с горечью думал о том, что история каждого предмета в их замке лучше, чем его собственная, — сын и единственный наследник, который всегда с обожанием смотрел на своего отца, не смог выполнить данное ему обещание, не сдержал слово из-за страстного желания посмотреть мир. Он никогда не станет достойным преемником своего знаменитого родителя.

Отец был великим человеком, он был одержимым исследователем, которого переполняет энергия, он брал от жизни все, что возможно. Но он ушел, не дав ему, Чарльзу, выполнить обещанное, чтобы увидеть в глазах отца уважение и гордость за сына, всегда остававшегося в его тени.

В горле встал ком.

— Ваша светлость.

Приглушенный мужской голос заставил Чарльза вернуться в реальность. Герцог обратил свой взгляд на камердинера.

— Ваша светлость, вы просили напомнить, когда настанет время ехать к мисс Лотти.

— Благодарю, Томас. Я спущусь через минуту.

Томас оглядел разложенные перед герцогом предметы.

— В комнату через две двери дальше по коридору сложили то, что вы, сэр, привезли из путешествий.

Хорошие слуги тоже могут доставлять беспокойство: они часто слишком проницательны.

— Это совсем другое. — Чарльз взял в руки кулон из белого нефрита в виде слона с позолоченными бивнями.

— Вы достойный сын вашего отца, ваша светлость. Он гордился бы тем, чего вы добились в столь короткий срок.

Чарльз рассеянно кивнул. Отец не гордился бы, напротив, был бы в высшей степени разочарован. Ведь сын не нашел Огненное сердце.

Чарльз нахмурился, вспомнив записку с последним обращением, в отчаянии наскоро нацарапанным человеком, которому осталось жить несколько мгновений. И даже тогда отец думал об этом проклятом рубине.

Томас подошел ближе и поднял с пола трафарет.

— К вашим услугам, милорд. — Положив его на стол рядом с массивным фолиантом, слуга удалился.

Чарльз перевел дыхание, но на сердце по-прежнему было тяжело. Он совершил много ошибок в жизни, и никакие привезенные сокровища их не исправят. Он должен сделать это, должен сдержать слово, данное отцу, а для начала добыть дневники, хранящиеся в доме леди Элеоноры.

Откровенно говоря, он несколько раз вспоминал о ней после недавней встречи. Ее настойчивое желание знать, как измениться и стать лучше, повергло его в замешательство, в светском обществе не приняты подобные размышления. Ведь речь идет не о рисовании, вокале или танцах, а о личных качествах.

Чарльз поднялся и направился к двери. На площадке он остановился и оглядел холл первого этажа. Отполированный мрамор переливался в свете ламп. Как часто он стоял здесь раньше, наблюдая за отцом, отправлявшимся в очередное путешествие. Детские ладошки лежали на перилах, пальцы сжимали холодный камень, будто старались удержать отца, не дать ему опять оставить сына и уехать. Подростком он опирался на них локтями, представлял, как выглядят те далекие земли, успокаивал себя, ведь однажды он тоже отправится странствовать.

В последний раз он смотрел на отца именно с этого места…

Сновавшие внизу слуги разошлись по разным делам, Чарльз остался один. Он отчетливо помнил, как бурлила его кровь при мысли о том, что скоро будет путешествовать, испытает новые ощущения, увидит страны и места, о которых мечтал, о чем с детства слышал от отца.

Неожиданно появилось чувство, что за ним наблюдают.

Чарльз повернулся и посмотрел вверх, туда, где на ступеньке изогнутой лестницы теперь уже стоял отец, провожая сына в путь. На мгновение показалось, что он и сейчас стоит там, опираясь на любимую резную трость из слоновой кости. Они уже попрощались, обещание — найти рубин — было дано, а советы выслушаны.

Герцог не стал спускаться вниз, чтобы еще раз проститься с сыном, лишь кивнул ему сверху.

От воспоминаний сжалось сердце. Почудилось, что отец вернулся передать ему нечто важное, не напутствия, а место в мире, который покинул.

Чарльз страдал не только оттого, что не простился с отцом, а от невозможности оправдать надежду. Он не будет жить счастливо в покое, пока не найдет Кёр де Фю. Обязанности герцога могут подождать, ведь их никто не исполнял последние шесть месяцев, и ничего не случилось. К счастью, он молод и может отложить дела. Необходимо сдержать слово.

Сидя в экипаже, Чарльз ощутил небывалый прилив уверенности в своих силах. Но для начала он должен любым способом добыть дневники путешествий.

Примечания

3

Радость жизни (фр.).