Сновидец. Грейуорен

Мэгги Стивотер, 2022

«Это история о братьях Линч. Все они были созданы снами». НИАЛЛ и МОР сбежали из родной страны, чтобы начать новую жизнь. Но запутались и потеряли себя. ДИКЛАН вырос ответственным сыном и заботливым братом. Но понял, что не знает, как обеспечить безопасность своей семьи. РОНАН всегда жил на границе между сном и явью. Но теперь она стерлась, и он провалился в пустоту. МЭТЬЮ был счастливым ребенком. Светлым и жизнерадостным. Но в нем проснулся бунтарь, потому что теперь все кажется иллюзией. Эта Вселенная не подходит семье Линч. Семье, обладающей силой создавать и разрушать. Если они не смогут спасти друг друга… мир обречен.

10

Хеннесси снилось Кружево.

Сон о Кружеве не был таким, как прежде. Раньше он неизменно начинался в темноте. Хеннесси не имела веса в этой версии иллюзии. Ни винтик в машине, ни травинка в поле. Возможно, пылинка в сердитом глазу скачущего монстра, моргнул — она исчезла. Но не более того.

Медленно сон озарился, и свет обличил то, что было там все время. Вещь? Сущность. Ситуация. С зазубренными геометрическими замысловатыми и неровными краями, как снежинка под микроскопом. Оно было огромным. Огромным не как шторм или здание завода, но огромным, как горе или стыд.

На самом деле Кружево было не тем, что можно увидеть. Скорее тем, что можно почувствовать.

Затем — и это стало худшей частью сна — Кружево ее заметило. Как ужасно понимать, что тебя заметили. Как ужасно не осознавать, насколько чудесной была жизнь до того, как Кружево ее заметило, потому что теперь осталось только после. Кружево тянулось к ней, разрастаясь, подобно кристаллам, тонким, как бумага, и острым, как бритва. Его ненависть к Хеннесси была всеобъемлющей. Оно ненавидело ее. Ненавидело саму ее суть. Но больше всего Кружево ненавидело, что Хеннесси владеет тем, в чем оно нуждалось.

Она могла быть для него дверью. Стоило лишь Хеннесси поддаться, и Кружево смогло бы появиться наяву, чтобы уничтожить все живое.

Долгие годы девушка бросала ему вызов, и на протяжении всех этих лет Кружево наказывало ее за непокорность. Зазубренные края пронзали ее кожу, как тонкие иглы, оставляя после себя миллионы крошечных, сочащихся кровью проколов. Она становилась проницаемой. Как Кружево.

Однако с тех пор, как Хеннесси отключила силовую линию, все изменилось. И не только потому, что она при всем желании не смогла бы приснить Кружево.

Само Кружево изменилось.

Засыпая, теперь Хеннесси по-прежнему видела фигуру с зазубренными краями, продолжающую разрастаться и заполнять собой темноту. Оно по-прежнему было острым и смертоносным. И все еще представляло реальную угрозу. Однако дело было в другом. Страх пропал. Она чувствовала, что видит во сне не настоящее Кружево, а лишь воспоминание о нем. Без пронизывающего ужаса и боязни поддаться минутной слабости и уничтожить мир. Монолог Кружева теперь напоминал список дурных мыслей, и без того крутящихся в голове Хеннесси.

Ты разрушила отношения с Джордан, — шипело оно. — Без тебя ее ждет прекрасное будущее. Но ты ведь и сама это знаешь, верно? Как только ты останешься в зеркале заднего вида, она не вспомнит о тебе ни на секунду. А ты будешь скучать по ней вечность. Достаточно времени, чтобы решить, что хуже: умереть в одиночестве или провести в одиночестве жизнь.

— Опять поешь старую песню, ее слова мне давно знакомы, — ответила Хеннесси.

Кружево взбесилось. Тело пронзила боль. И она позволила, ведь это всего лишь боль. Хеннесси умела с ней справляться.

Только боль. Никакого страха.

* * *

Девушка, вздрогнув, проснулась.

— Ох, а вот и она, — проговорила Хеннесси.

Буквально в паре дюймов от нее сияли огромные карие глаза Кармен Фарух-Лейн. Как обычно, ее прекрасный взгляд был полон осуждения, от чего девушка напоминала карающего ангела. Он заметил, что Хеннесси проснулась, и прищурил свои поразительные глаза.

— Нельзя круглые сутки спать, — сказала Фарух-Лейн.

Типичная Кармен Фарух-Лейн. Хеннесси знала девушку всего несколько дней, но чтобы ее раскусить, много времени не потребовалось. Кармен Фарух-Лейн любила правила. Любила правила, придуманные людьми. Любила правила, придуманные давным-давно и другими людьми, из другой ветви власти. Тогда ей не приходилось много думать о том, насколько умны эти люди, придумывающие правила.

Вот лишь некоторые правила, которые Фарух-Лейн уже попыталась навязать Хеннесси: питаться следовало ежедневно в одно и то же время, не разбрасывая при этом недоеденные куски по всему дому. Спать следовало ежедневно в одно и то же время, не проваливаясь в сон урывками по всему дому. Одежда должна соответствовать температуре воздуха за окном. Укороченные топы не лучший вариант для холодной погоды. Меховые пальто — не домашняя одежда. Мебель должна использоваться в соответствии с замыслом ее создателя. На диванах сидеть можно, на столешницах — нет. Стоять можно на табурете, но не на столе. Для сна предназначены кровати, а не ванны.

Зеты всегда «за» убийство, кроме случаев, когда они «против».

Правило Хеннесси почему-то не показалось Фарух-Лейн смешным.

— Восьмичасовой сон — выдумка для работяг, — поделилась с ней Хеннесси. — Если спать восемь часов, и не больше, остается шестнадцать, простая математика, шестнадцать, верно? Восемь плюс шесть получится… да, правильно, время, чтобы работать на дядюшку Сэма. Сорокачасовая рабочая неделя и восьмичасовой сон — они пара, понимаешь? Они женаты по воле корпораций, давших им в приданое страдание; человек должен жить подобно леопарду, лежащему весь день на дереве, кроме…

— Кармен, я приготовила нам с собой бульон! Хеннесси, думаю, тебе тоже понравится, — донесся из кухни мягкий хриплый голос Лилианы.

Именно так на данный момент обстояли дела в их неблагополучной семейке. Мать Фарух-Лейн устанавливала правила. Вторая мать — Лилиана, деликатно разряжала обстановку. И прилежная приемная дочь Хеннесси, вызванная на беседу, поскольку провинившиеся Матери лишили ее оружия и теперь пытались загладить вину, кормя с ложечки правилами и любовью.

Хеннесси не вчера родилась. Она знала, что такое обуза.

Последние несколько дней они втроем жили в доме с черепичной крышей в отвратительно уютном пригороде Бостона. Было очевидно, что дом выбрала Лилиана, поскольку ей он нравился больше всех. Она напоминала степенную древнюю богиню в женском обличье. Ее кожа выглядела настолько бледной, что при свете дня казалась зеленоватой. Лилиана почти всегда носила бирюзовую ленту, с помощью которой убирала свои белоснежные волосы назад. Хеннесси могла с уверенностью сказать, что не существовало домашней работы, которая не пришлась бы этой женщине по душе. Она часами варила бульоны. Вязала шарфы, свитера и сумки для шарфов и свитеров. Обожала горячие напитки и так называемые специи для глинтвейна. Комнатные цветы распускались от ее прикосновения. Дети успокаивались от ее взгляда. В общем, от Лилианы исходили настолько сильные вибрации любви и покоя, что Хеннесси поначалу тоже успокаивалась, а теперь чувствовала себя так, словно ей на лицо положили подушку, а ноги вот-вот перестанут брыкаться. И похоже, Лилиана с Фарух-Лейн пребывали в отношениях «роман мая с декабрем». Хеннесси не осуждала, просто у нее были вопросы.

— Нам нужно уладить одно дело. Не желаешь составить компанию? — спросила Фарух-Лейн.

— Я вступила в стадию отрицания желаний, — ответила Хеннесси. — Мне кажется, именно это имел в виду Будда, когда сказал: «желание — корень всех зол».

Лилиана появилась из кухни и протянула Хеннесси дымящуюся дорожную кружку. Она выглядела как самая идеальная бабушка, которую только можно представить, ее глубоко посаженные глаза лучились мудростью и добротой.

— Хочешь поговорить о своих чувствах? Милая, у тебя на лице написано, что пока нас не было, что-то случилось.

Лилиана повела себя так мило, что Хеннесси сразу же захотелось сделать ей гадость. Она попыталась сдержать свой порыв.

— В кружке суп? Я должна его проглотить? Похоже, я не в настроении для супа.

— Он полезен, — сказала Лилиана, а Фарух-Лейн добавила:

— Для человека, который три дня ничего не ел, а только пил пиво. Дешевое пиво.

Но Хеннесси лишь отмахнулась от их слов и спросила:

— А что за дело, о котором шла речь? Реальная работа или просто забавная фигура речи, подразумевающая что-то увлекательное вроде похода в клуб или кражи лошади?

Конец ознакомительного фрагмента.