Возмездие

Владимир Мыльцев

Некогда прекрасный мир катится в ад…И нет никакого тоталитарного режима, нет диктатора, нет суровой инквизиции – одно лишь чистое зло, что пропитало жизни миллионов людей. И как выжить чистому, доброму, праведному человеку среди этого развращения? Человечество заигралось в месть и никто не заметил, как общая лодка уже врезалась в острую ледяную глыбу…Наш поезд мчится по разрушенным путям к обрыву, и уже видны острые холодные скалы, что словно клыки хищного зверя смотрят на нас и жаждут вонзиться в теплую плоть! Как избежать грядущей катастрофы и выжить? Только по милости Всевышнего!

Часть 1

I

Над водами бескрайнего моря парил древний город. Его величественные небоскребы возносили пики и башни в небо до облаков — это огромный, необъятный город! Имел округлую форму: в центре высились многоэтажные каменные здания, самые высокие в городе, далее расположились строения меньшей высоты, а еще дальше от центра, еще менее высокие. На крышах зеленели лужайки, специально посаженные, а на окраине города — по периметру окружности — расположились сады, впрочем, так заросшие деревьями, что более походили на леса. Сотни этажей возносили эти величественные здания ввысь. Город, кажется, весь серый, холодный, каменный, но на рассвете, или на закате дня, все погружается в мягкий желтый свет. Солнечные лучи окрашивают стены, отражаются в тысячах стеклянных окон. Величественные пики, небоскребы и даже небольшие здания объединяются между собой мостиками и переходами.

Жители того города ведут не менее удивительный образ жизни: они летают. Нет, у них нет крыльев или чего-то в этом роде, но все они летают! По крайней мере летали раньше… Сам город парит на высоте ста метров над водой, и жители его летали когда-то над ним, касаясь свежести бархатных облаков. Люди того города построили парящие «деревеньки» вокруг города, засеяли поля на близлежащем материке, и жили в процветании и покое, веселя свои сердца, женились, выходили замуж, праздновали праздники. Но благоденствие это развратило их…Совсем скоро не осталось среди людей способных летать, небо опустело, но вскоре наполнилось нантами — машинами для полетов.

Солнечные лучи окрасили город, водную гладь под ним, пляж, что недалеко от города, леса, что раскинулись прямо за пляжем — леса могучие, леса древние — поля, расстелившиеся прямо за лесом на сотни и тысячи километров. Город проснулся и зашумел.

II

А в одном из домов, на 33 этаже, в жилище семейства Лекс, появляется на свет малыш. Глава молодой семьи, Саур, стоит на балконе. Он напряжен, вслушивается в каждый новый звук, что раздается за его спиной в квартире.

Сауру открывались оттуда великолепные виды: двадцатиэтажные здания снизу, вдали, за ними, зеленая полоса садов, а далее море. И вдали растянулась темная полоса — материковый берег. А дальше, сокрыта в тумане могучая гора, у которой виднеется лишь снежная вершина. И все это будто бы наполняется красками с первыми лучами солнца. Все было мрачно, серо, а стало ярким и живым! Легкий теплый ветерок дует с материка, кругом царит мир и покой. Но не в душе отца! Крики прекратились, дверь отворили, Саур врывается внутрь, мчится к просторной гостиной комнате, пробирается сквозь медсестер, собравшихся вокруг его жены. Вот он запнулся, белая сумка перевернулась под его ногами, раздался звук разбившегося стекла… Нара, жена его, еще тяжело дышала, но счастливо улыбалась, глядя на малыша.

— Девочка. — Улыбаясь сказала ассистентка акушерки. Саур был счастлив, и единство его с Нарой, и любовь их воплотились в этом ребенке.

Девочку назвали Маррой, потому что она родилась на рассвете. Росла Марра здоровой и послушной, в той, разумеется, степени, в коей бывают дети послушны. Саур трудился с радостью, обеспечивая семью, воспитывая дочь. Когда же Марре было года три, отец как-то взял ее с собой на прогулку в парк — в те самые сады на окраине города. Летать Марра еще не умела, потому отец приобрел, правда, еще задолго до этого, специальный летающий транспорт. Многие к тому времени приобрели нанты и вектабы, ибо сами не способны были уже летать…

И вот, прибыли они в сады. Отовсюду доносится шум колеблемой ветром листвы, пение птиц, мужские и женские голоса, смех… Саур прогуливался не спеша, ведя за руку дочь. По дорожке, вымощенной камнем, прогуливались пары, одиночки, старики и дети… На одной из скамеек сидела женщина, постанывая, ибо она была беременна и время родов приближалось.

— У вас все хорошо? — Обратился к женщине Саур.

— Я… Я беременна… И… Мне нужно попасть к моему мужу.

— Хорошо. Позвольте помочь вам? Может в мед. центр?

— Я буду благодарна…Очень. Но только к мужу…домой!

— Вы уже сообщили ему?

— Да, да! Будем рожать дома! — Женщина улыбнулась, но тут же снова застонала.

И Саур помог. Помог встать, довел до транспорта. — Как ваше имя? — Спросил он взлетая.

— Наа.

— Хорошо, Наа, где же ваш дом?

— Недалеко… Третий сектор, отделение девятое, дом сорок второй.

Через пятнадцать минут они прибыли на место. А было время утреннее. Иаг и Саур стояли на балконе и любовались великим городом. Иаг только не мог спокойно стоять и ждать, Иаг — муж Наа.

— Не беспокойся, друг. Это даже лучше, чем в мед. центре! — Поддерживал его Саур.

— Я не беспокоюсь. Стараюсь… Многие так рожают!

Из комнат доносились крики, так что и Марра забеспокоилась. И все это время она провела с отцом. Наконец, крики прекратились, дверь отворили и измученный ожиданиями Иаг буквально ворвался в помещение.

— Это мальчик! — Радостно восклицал Иаг. — У меня сын!

Мальчику дали имя древнее — Окказ, ибо сказали: «Он родился на закате».

III

А время неумолимо неслось, словно ветер, позабылись связи и встречи, жизнь поглотила суета. Так что Саур и не помнил более об Иаге и Наа, когда впервые привел свою дочь в школу. Марра к восьми годам значительно переменилась. Когда-то начав беззаботно веселой девчушкой, теперь она стала задумчивой и рассудительной — к восьми годам. В той мере, верно, в которой рассудительность доступна восьмилетним. И стала Марра учиться наукам, чтению, полетам и некоей новой дисциплине, которую ввели совсем недавно. Дисциплина эта учила маленьких девочек и мальчиков, что половые отношения — это нормально между любыми людьми, независимо от пола и возраста. По доброте своей и нравственной чистоте учителя этой дисциплины говорили детям, что без специальных средств опасно вступать в такие отношения. Объясняли девочками и мальчикам, что такое контрацепция. Слово это дети с трудом запомнили, зато запомнили яркие и красочные фильмы… А какую доброту проявили учителя, какую показали преданность величайшему нравственному учительскому принципу, когда стали учить детей, что алкогольные напитки нужно пить правильно! Культурно! И научили, как правильно… Тем временем Окказу исполнилось четыре годика. В семье его пошел разлад, отец формально был отцом, мать формально была матерью, и пусть даже всем они его обеспечивали по возможности — и пищей, и одеждой, они, однако ж, лишили его главного: любви, заботы и наказания!

Окказ же рос невероятно активным и умным. Уже в свои четыре он воображал себя создателем космических городов, ученым, писателем, музыкантом даже!

Марра тем временем росла, развивалась, отдали ее еще и на уроки музыки. Через четыре года в школу пошел и Окказ. Марра к тому времени уже совершала первые полеты. Окказ поражал учителей тремя своими постоянными качествами: гениальностью, постоянным несогласием и самоотделением, а так же той степенью лености, что свойственна лишь людям невероятно одаренным, но напрочь лишенным в детстве воспитания. Когда же Окказ перешел в последний класс школы, и исполнилось ему восемнадцать лет, Марра уже пережила ряд серьезных социальных потрясений, нанесших ее психологическому здоровью серьезные повреждения. Виной тому было то, чему ее учили. Вступив несколько раз в половые отношения с молодыми людьми, Марра стала ощущать себя опустошенной. На двадцать первом году своей жизни, чуть было не вышла замуж. Но не вышла, жениха её арестовали и осудили на тюремное заключение. Осудили за изнасилование трех одноклассниц. Так и не полетела Марра. Ученые и врачи, политики и судьи — все били тревогу, что-то произошло с поколением молодых людей, почти никто из них не мог летать, преступность и насилие процветали среди них, маленькие девочки тысячами обращались к хирургам, с целью уничтожить зародившуюся жизнь внутри них. Интеллектуальный уровень упал, нравственный уровень упал, и все с каждым днем становилось хуже в последних нескольких поколениях. Однополых семейных пар стало больше, чем нормальных традиционных семей.

Целые поколения (а это миллионы) обнаружили полную неспособность к полетам. А Окказ почему-то летал! Впрочем, не он один, а еще несколько десятков молодых людей по всему городу.

Как-то вечером, на зеленой лужайке, на крыше здания в котором жила, уселась Марра в одиночестве и сидела так, думая. А затем расплакалась. Легкий ветерок обдувал ее прекрасное милое личико, нежно-голубые глаза изливали слезы, а слезинки текли по щекам. Светлые кудри покорно повиновались каждому дуновению ветерка, колеблясь, вздымаясь и опускаясь.

— Я хочу летать. — Разочарованно призналась она, и даже в голосе слышалась усталость. А над городом собирались тучи, все кругом становилось мрачным и серым, воздух быстро стал холодным. Марра вернулась в дом. Ногами почувствовала мягкий ковер, закрыла дверь, встала у окна, обняла плотную штору, свернув ее в столбик. Город уже стал серым. Небо грохотало где-то вдали, косой слабый дождь бомбардировал город редкими каплями. Серые небоскребы, серое небо, серый горизонт…

Окказ оперся в перила балкона. Позади теплая уютная комната и крики родителей, полные ненависти, впереди серый город, косой дождь, вверху гром и серое небо, и черная туча внизу серые небоскребы и потоки нантов, и даже звуки серые!

IV

— Все как-то не так. — Думал Окказ. Надо заметить, что этому парню каким-то образом удалось сохранить чистоту мыслей, чувств и действий. Пока ровесники увлекались друг другом, он постоянно читал, постоянно занимался чтением и игрой на музыкальных инструментах. И поначалу — это тяжело, но дисциплина есть залог успеха. Окказу пришлось учиться дисциплине…

Вечерело, мрак спустился на землю, словно пар, испускаемый черным облаком. А в доме бушевала ссора, и над городом собиралась буря. Окказ взлетел, ноги медленно оторвались от земли. Подумав немного, он полетел в сторону материка. Вот уже два года он часто летает туда. И даже на дереве в лесу он устроил небольшой деревянный домик. Темнело быстро, ветер становился сильнее и резче. Только-только с небес падали первые капли, и вот уже дождь льет во всю силу, барабанит о деревянную крышу лесного дома. Окказ зажег свечу. За окном бушует природа, а в домике тепло и сухо. Убранство жилища: кровать, да столик. Окказ лег, мысли лишили его покоя. Вечер, усталость, дождь барабанящий создали атмосферу благоприятствующую сну. И сон практически овладел Окказом, овладев его сознанием, как, вдруг, кто-то трижды постучал в дверь. Окказ вскочил и застыл, ничего не соображая. Снова стук, чей-то голос:

— Пожалуйста! Откройте. Есть кто? Откройте! — Голос низкий и грубый, но столько мольбы в нем! Окказ ощутил стыд и страх: страх перед необычным событием, стыд за нежелание помочь. Так он стоял и думал, как ему поступить. А дождь все лил, дул порывистый ветер. Снова стук. Рука у стучащего, судя по ударам, огромная!

— Кто вы? — Спросил Окказ.

— Я — Алим, я житель города Коф, что над морем здесь, недалеко.

Окказ с минуту подумал и открыл дверь. В жилище его вошел огромный молодой человек, в руках он держал деревянный сундук размерами с книгу. Одет гость легко: шорты, да рубаха, вся запачканная землей и грязью. Гость дрожал и холодный ветер нещадно обдувал его.

— Проходи, пожалуйста, меня зовут Окказ — сказал Окказ и протянул гостю руку, тот ответил тем же, — к сожалению, я тут не живу, а лишь бываю, время от времени, потому пищи у меня нет. Могу лишь предложить теплую постель. Гость, впрочем, был достаточно самостоятелен. Сам снял с себя верхние одежды и повесил их сушиться. По предложению хозяина укутался в теплое одеяло. Окказ сел подле. — Как я рад, что увидел вашу будку, — признался гость, — до города бы я не долетел…

— А что это? — спросил Окказ о сундуке.

— Это… Это так, багаж.

— Хорошо, прости за любопытство.

Снова стук в дверь. На этот раз более агрессивный и жесткий. Окказ заметил, что Алим изменился в лице, услышав стук — испугался.

— А это кто еще? — Удивлялся в себе Окказ.

— Не открывай! — Вдруг вскрикнул Алим.

— Почему?

— Это злой человек.

— Не понял. Как злой?

— А вот так, — Алим даже встал, — он убьет нас!

Окказ окончательно запутался. Как-то все слишком быстро произошло. Но Окказ из тех людей, что втайне, быть может, даже от себя, радуются любым приключениям и бедам — лишь бы какие перемены были.

— Что же делать, Алим? — Спросил Окказ.

— Надо его обхитрить!

Вот тут-то Окказ и понял, наконец, что боится. Страх напал на него, словно хищный зверь. Алим быстро вскочил, надел шорты и встал справа от двери так, чтобы входящий не видел его. А Окказ должен впустить гостя, обманув, мол, никого в доме кроме него и нет. А дождь все лил…

— Кто это? — Спросил Окказ.

— Эм… Дон, не у вас ли в гостях молодой человек с сундуком? — Ответил стучащий в дверь.

— Нет, не у нас… Не у меня.

— Впустите?

— Зачем же? Что же не впустить? Может и впущу.

— Впустите!

— Сейчас. — Окказ отворил дверь и тут же отскочил назад. В помещение вошел мужчина лет сорока, высокий и худой. И только он закрыл дверь, Алим тут же свалил его ударом по голове, а ударил он сундуком. Опасного незнакомца связали, отобрали у него нож.

— А теперь рассказывай, Алим, во что ты меня втянул. — Приказал Окказ. Да! Вернее всего именно так и надо назвать его тон. Алим задумался. А дождь все лил…

— Значит… Хорошо, Окказ! Я тебя втянул в эти неприятности. Сейчас расскажу. Недавно, — продолжил Алим вполголоса, — я плавал около пляжа. И вот я нырнул, под водой я заметил что-то круглое и черное. Ну я и схватил это. На берегу рассмотрел, оказалось шар какой-то. Люди вокруг меня все так же весело хохотали. Кругом ходили голые женщины и мужчины, а мне стало уже не до них, Окказ. О, как я задумался! Что-то неведомое тянуло меня к этому шару. Прошла неделя и я так ничего о шаре и не узнал, ну и пошел к нему, — Алим указал на Дона, — я-то знал, что он покупает всякие странные вещи. Продал ему. Вот. Ну если коротко, шар оказался картой… Да, картой! Дон-то вот только подумал, что карта эта к сокровищам, или к чему-то такому. В общем, когда я продал шар, я где-то три ночи не спал. Три ночи не мог уснуть. Не знаю почему! Ну не мог и все! В общем, выкрал я у Дона свою сферу, так как он отказывался мне ее отдавать. Или продавать. Воспользовавшись картой, я пришел на поле, которое отсюда где-то в трех километрах. Пришел сегодня вечером, гляжу, а Дон уже там копается! Глянул на меня злобно. «Чего тебе?» говорит «Уходи, пока не влетело». А я смотрю он раза в три меня меньше, ну я взял да избил его.

— Избил? — Изумился Окказ.

— Верно… Но… Да там все запутанно и сложно. Достался этот сундук мне, в общем.

— Да как же так, Алим?

— Ну не знаю! Сундук в общем оказался у меня. Взял я его и полетел! Лечу себе, лечу да как дождь пошел. Я не знал даже что делать. Гляжу среди деревьев огонек желтый, дай, думаю, гляну ближе. Так к тебе и прилетел. А этот, видимо, преследовал меня. Он-то думает, что в сундуке сокровища.

— А что в нем?

— Я этого не знаю пока что.

— Алим. Да как же так ты? Эх…

— Послушай, он бы меня убил…Убил бы…

Окказ задумался, рассмотрел сундук, странные узоры на нем. А дождь все лил, все сильнее….

— Откроем! — Решился он, наконец.

— Но как же? Нет. Может… — Усомнился Алим.

— Откроем его! — Решительно и уверенно приказал Окказ. Сундук на столе, почему бы нет? Не смотря на то, что происхождение его явно древнее, он все же был крепок. Однако, и замок, или хоть какое его подобие, отсутствовало у сундука. По-крайней мере Окказ ничего такого не нашел!

— Что же делать? — Недоумевал он. — А с ним что делать? — Указал он на связанного недоброжелателя. Который, впрочем, недоброжелатель лишь на словах Алима, а как дело обстояло на самом деле, Окказ не знал…

— Оставим его здесь! — Сам же и ответил.

— Как же?

— Возьмем, да оставим. Выбраться отсюда, он выберется. Не переживай! Дождь все барабанил по крыше, холодный ветер сквозил через помещение, Алим застыл в нерешительности, ожидая решения от того, за кем готов был идти, в чьей роли не добровольно выступал на тот момент Окказ.

— Бери сундук, — велел Окказ, а сам схватил нож и замер, глядя задумчиво на окно и открытую дверь, — А теперь лети за мной! Из-за дождя и ветра, а так же тьмы, летел он низко всего лишь в нескольких метрах над водой. И вот предстал пред ними город великим множеством огней и громадной темной глыбой. Укрылись под деревянным навесом, установленным жителями дома, в котором жил Окказ, специально для того, чтобы укрываться от дождя и полуденного зноя… Дождь все лил. Все кругом чернело, огни окон, горевшие прежде, гасли — город засыпал.

— Погода совсем нелетная, — признался Алим, дрожа от холода.

— Да, совсем… — Холодно ответил Окказ. Он все думал, что за загадка, что за тайна сокрыта в загадочном сундуке.

— А ведь я не сам карту разгадал. Мне один старик помог.

— Вот! — Окказ вскочил с деревянной скамьи. — Вот! Хоть какая-то зацепка. Слушай, сейчас ночь уже…

— Верно, — Согласился Алим и зевнул.

— Отправляйся-ка домой сейчас.

— Ага.

— Завтра, в семь ровно на это же место возвращайся.

— А сундук? — Спросил Алим с некоторым сомнением.

— Да, забирай! Запомнил ты, или нет?

— Сюда утром с сундуком.

— Пойдем к тому старику. Все! Лети, Алим, поздно уже… До завтра.

— До завтра, друг! Спасибо тебе…

Окказ задумался, посмотрел в глаза Алиму, в пол, затем на дождь, что все барабанил в металлическую крышу навеса.

— Подожди… Куда же ты полетишь в такую погоду? Переночуй у меня, а утром вместе отправимся к старику.

Алим согласился и вслед за Окказом вошел через балкон в жилище нового друга. А в помещении тепло и темно, и так уютно! Окказ не стал включать свет. Он быстро постелил другу на диване, что стоял у него в комнате, принес сухую одежду и кружку горячего шоколада. Окказ предлагал и поужинать, но Алим вежливо отказался, в своих отказах на предложение хозяина идя на компромисс: хорошо позавтракать утром.

Вскоре, пожелав друг другу доброй ночи, путешественники уснули, полные духа приключений, полные и переживаний и страхов. Уснули и погрузились в сны, а снились — поле, сундук, дождь и черный шар.

V

Наутро небо снова стало чистым и голубым. Тучи ушли, остались лишь маленькие облачные островки. Солнечный свет наполнил комнату Окказа: большое помещение со светлыми стенами и полом, в углу против двери кровать, рядом длинная и высокая книжная полка, заполненная рядами книг, рядом письменный стол и диван, на котором мирно спит Алим. Окказ уже проснулся, семья еще спит, а он уже готовит завтрак, которым Алим обещал подкрепиться. Вот он ставит поднос на столик возле Алима. Комнату наполнил бодрящий аромат кофе, потянуло с тарелки яичницей и поджаренной копченной колбасой. Алим открыл глаза и сел.

— Доброе утро! — Сказал Окказ.

— Доброе! — Ответил Алим и потянулся.

— Кофейку надо попить! — Предложил Окказ и сам сел возле него с чашкой горячего кофе. Вот они в полете: мелькают верхушки зданий, вот оставили позади величественные небоскребы, их пики и башни, спустились к окраине, к группе двухэтажных зданий, выстроенных прямо на границе с садами. Приземлились возле одного такого дома, Алим постучал в дверь. Дверь слегка скрипнула, неторопливо вышла из дома пожилая женщина в желто-белом платье.

— Нам бы господина Игуса. — Обратился к ней Алим.

— Вы знаете, молодые люди, который нынче час?

— О, да! Знаем… Раннее время… Но господин Игус Воль обещал мне, что готов принять меня в любое время.

— Как имя будет?

— Алим.

— Ах, да! Верно говорите. — Служанка отворила дверь полностью, пригласила молодых людей войти, — меня предупреждали, что вы придете. Несколько минут подождите тут. — Оставив их в маленьком и темном помещении, служанка удалилась.

— Следуйте за мной. — Велела она, вернувшись.

Вскоре вошли в просторный зал. Игус сидит в кресле, перед ним на столе лежит раскрытая книга. Вдоль стен тянутся книжные полки полные книг, окно занавешено, темно-зеленый ковер лежит на полу. С потолка свисает люстра, которая, впрочем, не светит. Рядом с креслом и столиком диван. Старик действительно выглядит как старик: седой, маленький, в очках, но в тоже время не дряхлый — по виду ему лет девяносто. Завидев молодых гостей, он встал и сделал старомодный поклон, а затем обратился к ним хриплым, но приятным голосом. — Рад приветствовать вас в моем доме, друзья.

— Добрый день… утро. — Ответил Окказ.

— Меня зовут Игус Воль, вы, верно, знаете. Ваше имя, молодой человек, — обратился он к Алиму, — мне известно. А вот ваше нет. И вижу вас впервые.

— Окказ! Меня зовут Окказ.

— Рожденный на закате… Интересно! Очень приятно, Окказ, — Игус пожал гостям руки. — Ария, приготовь нам чаю. — Велел Игус служанке. Та принялась готовить стол к светскому чаепитию, — присаживайтесь.

Вскоре потянулись струйки пара с фарфоровых чашек, наполненных горячим чаем. Потянуло сладким от печенья, положенного в фарфоровое блюдце с синими цветами. Вспыхнули чистотой серебряные чайные ложечки, погруженные в мягкость бумажных салфеток. Все готово к чаю! Книгу закрыли и поставили на полку. Отпив чаю и обсудив его достоинства, и похвалив кондитеров за чудесное печенье, наконец, приступили Игус, Окказ и Алим к обсуждению дела, ради которого и собрались в этот ранний час.

— Итак, Алим, я полагаю, вы обнаружили, что искали, — Сказал Игус и надел очки.

— Нашли…

— Покажи, — велел Окказ. Алим положил сундук на стол, отодвинув в сторону чашки и ложки. Игус принялся внимательно рассматривать его.

— Видите ли, друзья. — Игус встал, медленно подошел к одной из своих книжных полок, взял старую потрепанную книгу и сел в свое кресло. — Боюсь, вы ввязались в историю… Впрочем, сами скоро узнаете!

— Что узнаем? — Спросил Окказ. Игус будто и не слышал его вопроса, а лишь листал книгу Наконец, остановился, несколько минут что-то читал, а затем продолжил:

— Рожденный на закате… Поразительно!. Друзья, в этом ящике рукопись. Рукопись пророчества Енна…

— Это же легенда?! — Выпалил Алим неосознанно.

— Не думаю, — спокойно возразил старик, — Я всю жизнь провел в исследованиях. История… История — учитель жизни. Мы находили тысячи древних документов, написанных учеными древности. И все они разными словами говорят о том же, о чем и Ен. Вы ведь думаете, что это легенда только потому, что вас так научили. Верно? Вам в школе сказали, что Ен — это мифический персонаж, в лучшем случае его считают реальной исторической личностью, но обычным человеком, либо гением, либо сумасшедшим…Но за пророка его никто не признает…Не признавал, и не признает. Но в чем же причина?

— Да, в чем? — Спросил Окказ заинтересованно.

— Причина в том, что никто не знает будущего. Так?

— Конечно… — Ответил Окказ, — В принципе, если оно не предначертано, то узнать его вообще нельзя. Оно может поменяться в любой момент…

— Верно, ты молодец, Окказ! А если предсказать его невозможно, то возможно ли написать о будущих событиях в точности еще до того, как они случились?

— Конечно же нет!

— Но Ен написал! Пример, вы читали в школе его поэму «Аскатарту»? — парни кивнули, — Помните битву над Аскатарту и гибель этого города? Когда армии Амарии, Коф, Андарии разрушили город, он потонул в водах Южного моря. Теперь смотрите, сначала мы думали, что это красивая сказка. Но! Вскоре мы нашли письменные упоминания этой войны, затем нашли упоминания об этой войне в Линаас-Ауре. В тех документах мы даже узнали о приблизительном местонахождении древнего города. А затем и сам город нашли. И это было чудо! Сколько загадок и тайн удалось нам разгадать благодаря этой находке. Ен жил около тысячи лет назад во времена Ассалы. Аскатарту пал 450 лет назад. Как это объяснить? Название города было неизвестно. Сам город возник через 150 лет после смерти Енна. А то, как использует название города сам пророк, полностью совпадает с данными, обнаруженными при исследовании затонувшего города. Детали: корабли плюют огнем — впервые тогда флот союзников применил пороховые орудия, скала под городом рассыпалась — только сейчас мы понимаем как могла тритиновая скала рассыпаться. Только при взрыве ее ядра. И многое еще можно сказать об этом. Какой вывод?

— Ен пророк? — Спросил Алим. Окказ посмотрел на него с каким-то сомнением. Затем взглянул на книжные полки и ощутил в себе противоречие. Вроде бы все верно говорит этот ученый человек, но почему тогда другие ученые люди говорят иначе? Кто же прав: Игус или другие? И если Игус прав, то…Что тогда? Тогда…

— Получается, что Бог — это не вымысел? — Вслух закончил свое размышление Окказ.

— Да, к этому я и веду… — Задумчиво ответил Игус. — А ваша находка — большая редкость. Мы утратили пророчество… Некоторые последователи Енна упоминали о нем, но найти свиток никто пока что не мог…До вас.

— А как же теория «Самозарождения»? — Спросил Окказ.

— Я не знаю, ведь я не биолог и не химик. Я — историк. И как историк могу сказать вам только одно: никто не знает прошлого, что, когда и как происходило. Мы смотрим в прошлое как в туман и пытаемся разглядеть, что же там такое движется? Но тем не менее нечто все же видим. И это что-то: точное исполнение пророчеств Енна. А это как минимум интересный факт.

— Факт… А это действительно факт… — Сказал Окказ и всмотрелся в книжные полки. А книги смотрели на него сверху сквозь уютный полумрак кабинета. Игус сидит напротив, Алим смотрит в одну точку на стене, кругом тихо и спокойно, и клонит ко сну. Но в сознании Окказа и Алима не спокойно. Что если все, чему их учили — ложь? Что если не было никакого зарождения сотню тысяч лет назад в водах океана? Что если мир действительно создан кем-то? Кем-то могущественным и великим? А что если этот Могущественный решил сказать людям нечто важное через пророка Енна? Так много вопросов, о которых даже просто думать больно.

— Вам нужно переварить информацию… Идите домой, на учебу…А я пока займусь переводом.

— Но что дальше? — Спросил Окказ. — Что же нам теперь делать?

— Приходите завтра утром. Я буду готов, надеюсь… Вы должны определиться, друзья, ведь если вы не верите в Творца, то это пророчество для вас ничего не значит. И наоборот. — Окказ кивнул.

— А открыть его вы сможете? — Спросил он.

— Смогу, есть у меня один знакомый! Все, друзья, идите.

Ария проводила гостей до двери. Солнечный свет ударил по глазам, по коже потекло тепло, вдали слышен стал гул нантов, парящих над городом среди небоскребов. Алим протянул руку, Окказ ответил рукопожатием. Вот он молча взлетает, задумчивый и потрясенный! Слышится гул позади, все громче и громче, приближается! Окказ резко падает и слышит над собой пролетающий нант, свист ветра.

VI

— Пап! — Вскрикнула Марра. Темная фигурка мелькнула перед нантом и резко упала.

— Мы чуть не сбили какого-то паренька. — Спокойно отвечал отец.

— Осторожно, папа! С ним все хорошо? — забеспокоилась Марра.

— Наверное, он уже давно позади…

— Надеюсь с ним все хорошо! — Марра в последнее время ощутила в себе конфликт доброго и злого. Иногда она ощущала стремление совершить что-то доброе, проявить сострадание, милость. Словно бы кто-то звал, призывал творить добро. И она внимала этому зову и творила добро, но тут же, словно накрытая тяжелой волной, ужасалась. Ибо в свете добрых поступков темные и злые деяния, которых она тоже совершала немало, становились мучительными и причиняли душе боль.

— Папа, скоро мы будем дома? Я очень устала. — Марра вот уже год играла в оркестре на скрипке, и сейчас возвращалась с очередного ночного концерта. Дома ее встретил младший братик, она обняла его крепко, но играть с ним не стала. Отказалась, потому что очень устала. Прошла мимо кухни, ощущая запах апельсинов, вошла в свою комнату, повернула холодную ручку — закрыла дверь. Теплый ветерок с трудом колыхал плотные шторы, занавешенные окна оберегали уют, что чувствовался лишь в полумраке при включенном ночнике. И прикосновение шелка, и мягкая подушка, и сладкая слабость, что потекла по телу Марры словно бы пели колыбельную мира и покоя.

Проснулась вечером, штора застыла, сквозь щели пробивалось в комнату золотое сияние закатного солнца. Теперь уже и запах апельсинов манил к себе, и свежий хлеб, и сильный аромат кофе. Коммуникатор запищал. Марра ответила сонным голосом. Подруга звала ее погулять в парк. Легкий ветерок колыхал листву, небо было чистое, золотое, все приобрело цвет тепло-желтый, но постепенно мир мрачнел, солнце садилось, ночь наступала — темная и холодная.

Сады были все вдоль и поперек изрезаны мощеными дорожками и тропинками. Вдоль дорожек по обе стороны установлены были скамьи, причем таким образом, что возле каждой скамьи обязательно стоял фонарный столб. Возле одной из таких скамей собралась компания молодых людей Девушки одеты, — за исключением двух, — по последней моде: прозрачные (буквально прозрачные) блузки, сквозь которые было видно полу-наготу их, юбки короткие… Марра же и подруга ее были одеты чуть более прилично. Как обычно, как принято на подобных собраниях, обсуждалась в их кругах всякая дурь. Марре не очень нравилась эта компания и подобные встречи, но дружбой с этими влиятельными и молодыми людьми она дорожила. Не против даже была иной раз что-нибудь покрепче выпить — чуть-чуть, лишь из уважения к друзьям. А иной раз и развратные шутки в свой адрес одобрит и поддержит, да что и говорить, друзья важнее всего! Двое парней тем вечером объявили всем о любви друг к другу и заявили о своих намерениях жить совместно. Послышались возгласы, что это вроде бы как брак, семья, святое! Лицемерные улыбки засияли на лицах. Кто-то предложил выпить в честь этого радостного события, безусловно, важного и чудесного! Прозрачные одноразовые стаканчики наполнили желтой жидкостью и первым делом подали парням, объявившим о своей взаимной любви. Затем и всем остальным принялись подавать напиток. Подошел и к Марре молодой человек со стаканом, приглашал выпить в честь радости такой, приправляя все своей поганой мерзкой улыбкой, выражающей не радость, а похоть, низменную животную похоть. Марра взяла стаканчик, теми пальцами его держала, какими до того играла на скрипке, какими держала ручку своего братика — взяла стаканчик, поднесла к губам, которыми целовала мать, и выпила. А уже и стемнело, по парку зажглись фонари. Казалось, что даже воздух вокруг компании пропитался алкоголем. Парни шумели, толкались, кричали, приставали к девушкам… Девушки отвечали им, кокетничали, флиртовали. Один из парней крикнул:

— Эй ты! — И обратился к пареньку, медленно проходившему в полумраке мимо них. Пареньком этим был Окказ. Компания стихла, лишь некоторые девушки все хохотали.

— Ты не слышишь? — Повторил свой вопрос парень, который, надо заметить, и был инициатором этой пьянки. Окказ замер.

— Слышу. — Как-то холодно и безразлично ответил он.

— У нас тут радость! Выпьешь? — Инициатор взял за руки виновников торжества и вывел их вперед. Поцеловались. Окказ сохранял спокойствие, молча смотрел. Хотя, это более походило на усталость и безразличие, нежели на спокойствие. Так и стоял, не шевелясь, а лишь внимательно изучая представшую пред ним картину: двух целующихся парней, хохочущих полуголых девушек позади, приближающегося к нему парня со стаканом в руке. Тот шел уверенно, даже торжественно! А над всем этим небо, такое глубокое, спокойное, вечное небо! И звезды. И город гудит за спиной, сияет миллиардом огней, миллионами душ сгорает во тьме.

— Пей до дна! Пей до дна! — Хором повторяли пьяные молодые парни и девушки. Окказ взял стакан, поднес его к губам и рассмотрел жидкость в нем. Медленно, демонстративно вылил содержимое стаканчика на землю, глядя в глаза инициатору.

— Ого! — подумала Марра и поставила стаканчик на скамью.

— Эм-м? — Недоумевал инициатор пьянки, он был настолько пьян, что ничего толком не понимал. Окказ замахнулся. Удар. Инициатор на земле — это было не трудно, ведь парень был так пьян! Усталость и безразличие в глазах Окказа слились с огнем, и сам он не понимал почему и для чего это делает.

— И не стыдно вам? — Обратился он к целовавшимся парням, те попятились назад. Толпа стихла.

— Не стыдно? — Громко и отчетливо повторил вопрос Окказ, и в глазах блестели слезы, тонкими струйками стекали по щекам.

— Не стыдно? — Еще громче повторил он. Прежнее молчание сменилось смехом, смеялась и Марра.

— Что вы делаете? Это нормально? Это правильно? Вы думаете это хорошо? Вы травите себя, вы сами развращаете себя, вы развращаете друг друга — это жизнь? Где же ваши мозги? Вы вообще им пользуетесь? Или вы настолько тупые, что ничего не понимаете? — Окказ буквально громыхал своим голосом, толпа слушала его, смех постепенно стих совершенно, все внимали каждому его слову, он, словно гипнотизер, завладел их умами и сознанием. — А ведь это вы виноваты, парни! Это ваша вина. Вы глупы! Девушки, неужели вам нравится все это? Нравится так одеваться? Нравится такое отношение к вам? А вы? — обратился он к молодоженам — Вы пустоголовые идиоты…Дебилы! Мерзкие, как…

— Эй! Полегче! — Из толпы вышел крепкий и здоровый парень, вот только пьяный. — Ты итак… — Закончил здоровяк нецензурной бранью.

— Рот закрой свой! — Окказ гневался, — Или что? Что вы сделаете мне? Вы животные! Вы пьяны, слепые, глухие, вы даже на ногах не можете стоять ровно! — Парень бросился на Окказа, собираясь нанести удар, но пьяный трезвому не ровня! Окказ ловко вывернулся и нанес несколько сокрушительных ударов и этому своему противнику, оставив его лежать на земле. Молодожены взялись за руки и встали позади девушек.

— А ты? — Даже не отдышавшись, обратился он к Марре. И слезы вспыхнули в голубых глазах, больно кольнули душу, словно льдинки — Неужели ты довольна? Тебя все устраивает? Неужели это и есть настоящая жизнь? Нет…Это не так… Не так… — Окказ взлетел и растворился в сиянии ночного города.

Тем вечером родители его снова скандалили. Он и представить не мог, какой переполох навел в той компании: парни тут же его прозвали всем именами, которые считали оскорбительными и которые смогли вспомнить в таком состоянии, девушки принялись высмеивать его, вот только Марра не смеялась теперь. Слова Окказа проникли глубоко в ее душу, и до сих пор звучало в ее сознании: «А ты?». Сухая скука и тревожное волнение вынудили Марру скорее уйти от пьяной компании.

VII

Окказ лежал в своей постели усталый и утомленный событиями последних двух дней. И Алим ему вспомнился, и Игус Воль, и Дон, который остался связанным в лесном жилище, в которое ему теперь нельзя возвращаться. А ведь так хочется, так нужно сейчас побыть одному! Эти мысли о Творце… И последняя встреча с ровесниками, эти парни, эти девушки. А девушка со светлыми кудрями и голубыми глазами, как она грустно смотрела! О, как она была несчастна там! Или нет… Размышляя и вспоминая прошедшее, постепенно Окказ погрузился в сон, словно под водой соленого моря укрылся от полуденного зноя. Среди ночи он проснулся от ощущения погружения, он будто тонул. Тонул, но не в воде, а в страхе! Ужас объял его, все естество трепетало, он лег на свое лицо, покорно предавшись судьбе. И вот голос:

— Окказ, сын Иага и Наа! Я — Вседержитель, Я — Всевышний, Я — Творец всего сущего. Слушай слово Моё и трепещи! — Окказ не смел лицо свое поднять, — Я избрал тебя из рода сего развращенного. Я есть Тот, Кто сотворил тебя, и Я един, нет иных богов, кроме Меня! Если будешь верить Мне, сыном Моим нареку тебя. Сердце твое — Моё, жизнь твоя — Моя, дыхание твое — Моё! И вот Я велю тебе исполнить волю Мою! Ибо через сто дней каждый житель города сего погибнет в муках и страхе, и изглажу память о людях сих и грехах их. А тебя, и еще девятерых благословлю, и избавлю, и очищу, и освящу вас! И вот Я повелеваю тебе, грешнику, подобному грешникам рода сего, встать, вытереть слезы с очей, и идти возвещать послание сие избранным Моим. И Я выведу вас! Ничего не бойся, ибо Я с тобой!