Коварный искуситель

Моника Маккарти, 2011

Гордая графиня Изабелла Макдуфф не побоялась бросить вызов английскому королю и противостоять собственному мужу ради свободы родной страны – и жестоко за это поплатилась. У нее отняли дочь, ее мучили, истязали и держали в нечеловеческих условиях. И теперь ее единственная надежда и спаситель – Лахлан Макруайри, вырвавший ее из когтей злодея-супруга и поклявшийся доставить ко двору Роберта Брюса, невзирая на многочисленные опасности. Однако суровый, закаленный в боях, циничный воитель не вызывает у молодой женщины доверия. Иное дело – страсть, слишком скоро сменившая страх. Но можно ли втайне сгорать от любви к мужчине, при этом ни на миг ему не веря?..

Глава 3

Уже смеркалось, когда Лахлан подошел к пещере. День выдался долгим: нужно было убедиться, что им удалось пересидеть людей Бьюкена и они в самом деле уходят. Ему полагалось валиться с ног от усталости, но его почему-то переполняло странное возбуждение.

Было глупо пытаться убежать от Бьюкена с такой обузой, как графиня, да еще без запасных лошадей, но после двух дней ожидания он чувствовал себя одним из львов в зверинце короля Эдуарда, которого держат в тесной клетке. Уже в который раз он пожалел, что отправил предупредить Брюса о задержке Гордона, — надо было отправиться самому!

О том, чтобы послать Маккея, не было и речи: только искусный наездник смог бы проскочить мимо постов Бьюкена. Лахлан прекрасно бы с этим справился, если бы Брюс не назначил его ответственным за эту миссию.

И что прикажете делать? Коронация назначена на завтра, а они по-прежнему в двух днях пути, в этой пещере.

Недооценил он силы и упорство Бьюкена! Наверняка отрядил половину своих солдат обшаривать округу в поисках жены. Временами они находились в опасной близости, но Лахлан выбрал укрытие очень умело, так что, похоже, наконец-то Бьюкен убрался восвояси.

Нужно выждать еще пару часов, просто на всякий случай, и можно трогаться в путь.

Дело почти сладилось — и слава богу! Поскорее бы все это закончилось!

Прошедшие два дня он жил, словно в аду, и его личным демоном была Белла Макдуфф. Хотел бы он объяснить это тем, что она настоящая язва: непомерные требования, критика или стенания по поводу сложившегося положения, — однако ничего подобного. Лахлан был вынужден признать, что графиня отлично приспособилась к жизни, далекой от роскоши. Те благородные дамы, которых он знал, на ее месте принялись бы ныть и жаловаться на злосчастную судьбу, а надменная графиня взвалила на себя обязанность следить за чистотой пещеры и скудной утвари для еды, то и дело предлагала свою помощь Маккею.

Внешне эта дамочка была такой нежной и ранимой, зато крепости ее духа позавидовал бы и мужчина. Сильную, гордую и отважную Беллу Макдуфф не так-то просто сломить. Видит Бог, эти качества ей понадобятся, учитывая то, что ей предстояло совершить.

Вовсе не строптивый нрав и требовательность графини раздражали его. Лахлана бесила собственная реакция на ее присутствие. Было достаточно одного взгляда на ее роскошные формы, одного слова, слетевшего с ее чувственных губ, одного дуновения сладкого женского аромата, чтобы он вспыхнул вожделением. Не обращать на это внимания с каждым разом становилось все труднее.

Пещера была слишком мала, вот беда! Однажды он случайно столкнулся с Беллой и чуть не выскочил из собственной шкуры.

Она могла презирать его сколько угодно, только его дружочку не было до этого дела. Собственная слабость приводила Лахлана в бешенство: будто вернулись все те восемь лет, пока он держал себя в узде воздержания.

Собравшись с духом, прежде чем войти в пещеру, он хотел было свистом предупредить о своем приближении, когда тихий смех заставил его замереть на месте. Нежный грудной смех порхал в темноте, распаляя его кожу, как огненная ласка. Его нервы были на пределе. Каждый мускул тела напрягся. Руки сжались в кулаки — так он пытался охладить жар, когда оказывался в пределах видимости от нее, — и это уже вошло в привычку.

— Это восхитительно! — услышал бархатный голосок, согревавший и обволакивавший, как теплые сливки.

Маккей пробормотал что-то в ответ, и Лахлан почувствовал дикий прилив злобы. Наверняка Святой вовсю распускает перед ней хвост. Вон как она с ним любезничает!

Еще несколько шагов, и Лахлан смог заглянуть внутрь. Вечерний свет запутался в светлых волосах — мягкий водопад, рассыпавшийся по спине — и озарил их золотистым сиянием. Он мысленно представил, как эти волосы щекочут кожу, точно теплый атласный покров. Ему захотелось погрузить в них пальцы, зарыться лицом, глубоко вздохнуть их благоуханный аромат.

Проклятье! В нем все кипело и бурлило, и он не знал, что с этим делать.

— Кто бы мог подумать, что сырая рыба может быть такой вкусной? — Хрупкие пальцы подцепили очередной кусочек с блюда, которое Маккей изготовил из куска дерева. Надо же, какой заботливый! — А из чего этот соус?

Маккей хихикнул, а Лахлан сильнее сжал кулаки.

— Разные травы, соль и немного вина.

— И вы отыскали все это здесь? Магнус Маккей, да вы кладезь талантов!

Лахлан еще больше разозлился. Святой нашел пару травок, а она расхваливает его так, точно он превратил воду в вино, в то время как сам он ходил по лесу под дождем, чтобы убедиться, что поблизости никого нет и ничто им не угрожает. И какова благодарность? Он удостоился лишь сердитого взгляда, когда она была вынуждена заметить его присутствие.

Ему очень не нравилось, что никак не удается справиться со злостью. Чего доброго врежет кулаком по довольной роже Маккея, просто так, без всяких причин, потому что ничего предосудительного в поведении их обоих не было. Казалось, графине просто искренне нравится этот горец-великан, чего не скажешь о нем — ему она выказывала лишь отвращение.

Впрочем, ему не впервой чувствовать себя чудовищем, так чего же тогда злиться?

— Это нетрудно, если знаешь, что искать, — пожал плечами Маккей, смущенный и польщенный.

Она опять рассмеялась.

— В этом-то все дело! Я бы попросила вас поделиться знаниями со мной, только, боюсь, я безнадежна по части растений. Вот Джоан…

Она вдруг умолкла, и Лахлан напрягся, опять ощутив ту раздражающую пустоту в груди. Будь он способен на что-то подобное, мог бы решить, что это чувство вины, но тратить время на то, чтобы бить себя кулаками в грудь из-за того, чего все равно не изменить, не стал.

— Вот моя дочь хорошо разбирается в растениях, — продолжила Белла, и в ее голосе он услышал тоску.

— Вы беспокоитесь за девочку, — с неожиданной нежностью проговорил горец.

Графиня кивнула. Лахлан не видел ее лица, но не сомневался, что глаза ее налились слезами. Она едва не плакала всякий раз, когда говорила о дочери.

— Ведь Бьюкен ее не обидит, — продолжил Маккей, и в его голосе послышались стальные нотки.

Она покачала головой.

— Нет-нет, не думаю, но она знает о моих планах. Я никогда не говорила, что собираюсь куда-то забрать ее с собой. И теперь опсаюсь, что он забьет ей голову ужасной ложью. Мне просто жаль…

Она умолкла, стиснув зубы и сжав губы, и догадаться, о чем она думает, было несложно.

— Мне он нравится ничуть не больше, чем вам, — сказал Маккей. — Но Макруайри — да и никто другой на его месте — в любом случае не смог бы добраться до вашей дочери вовремя. А тут еще взрыв и ваш муж у самых ворот. Я видел, как Лахлан выбирался из самых немыслимых ситуаций, однако выкрасть женщину с ребенком из крепости вроде Балвени, когда вокруг полно людей вашего мужа, вряд ли кому-то вообще по плечу.

Проклятье! Еще не хватало, чтобы Маккей его защищал! Решительным шагом Лахлан вошел в пещеру, не обращая внимания на Маккея с его укоризненным взглядом — почему не дал условленный сигнал? — и остановился в нескольких шагах от того места, где они сидели.

Ему захотелось вдохнуть ее благоуханный аромат, но он запретил себе даже думать об этом. Как этой женщине удается так хорошо пахнуть после двух дней в пещере? И про себя опять проклял Маккея: который дал ей это чертово мыло.

Когда графиня взглянула на него и он заметил в глазах ее слезы, чувство досады больно кольнуло в груди.

— Простите, — начал Лахлан, не вполне осознавая, зачем это говорит, — но я был вынужден оставить вашу дочь в замке.

Он мог бы поклясться, что слышал, как у Маккея отвалилась челюсть. Графиня, казалось, удивилась не меньше, судя по ее взгляду. Однако на сей раз она отвела глаза не сразу.

Она так внимательно рассматривала его лицо, что Лахлану было неловко, хотя он знал, что ничего ей увидеть не удастся.

— То есть вы извиняться за ложь не хотите? — уточнила Изабелла.

Лахлан покачал головой.

— Нет. Я должен был вытащить вас оттуда. Вы бы стали сопротивляться, а нам нельзя было терять ни минуты.

— Но что, если бы я отказалась ехать без дочери? Вы предвидели такой исход?

Он ответил ей суровым немигающим взглядом.

— Может, это вам следует поблагодарить меня за то, что не вынудил вас принять такое решение.

Она ахнула и удивленно взглянула на него, когда осознала жестокий смысл этих слов. Она так гневалась из-за его лжи, что не подумала, чем могло бы все закончиться, скажи он правду. Ей пришлось бы делать выбор между дочерью и обещанием, данным Брюсу, между долгом и материнской любовью.

Выражение лица графини подсказало ему, что она наконец-то поняла причину его поступка.

— Постарайтесь немного поспать, — буркнул Лахлан, отворачиваясь. — Последний из солдат вашего мужа уехал сегодня днем. Мы тронемся в путь через несколько часов и будем скакать без остановок. Не знаю, долго ли Брюс согласится ждать.

Кажется, она была рада сменить тему.

— Вы уверены, что Уильям добрался до Скуна?

— Да, но не думаю, что Брюс станет тянуть с коронацией: ждать слишком рискованно.

Она кивнула, затем, извинившись, покинула мужчин на несколько минут. Лахлан старался не смотреть ей вслед.

Маккей встал и начал собираться. Ему предстояло стоять на часах, пока Лахлан будет спать — по крайней мере постарается уснуть, если это возможно неподалеку от графини. Макруайри постоянно чувствовал на себе его взгляд, наконец не выдержал:

— Ну говори уже!

— Оставь ее в покое, Макруайри! Бедная женщина достаточно натерпелась. Бьюкен превратил ее жизнь в ад.

Лахлан шагнул вперед, кровавая пелена заслонила ему глаза.

— Что ты хочешь сказать? Он ее бил?

Маккей ответил ему долгим взглядом, явно недоумевая, отчего командир так взъярился.

— Не знаю, но то, что измучил, верно: все время держал под замком.

Лахлан вспомнил про караульных в дверях ее покоев и еще двоих у подножия лестницы.

— Почему?

— Тиран хотел держать жену в узде, да покрепче.

Лахлан насупился, поскольку лучше, чем кто-либо другой, знал разрушительную силу ревности, как оправданной, так и беспричинной. Интересно, был ли у ее мужа повод ревновать? Он с подозрением взглянул на Маккея.

— Почему она тебе все это рассказала?

— Она и словом не обмолвилась: просто я сам сложил два и два из того, что слышал. А насчет «почему»… я ведь не пялюсь на нее, как ты. — Маккей помолчал, устремив на него испытующий взгляд. — Почему тебя это так интересует?

— Не интересует.

У Макруайри появился повод взглянуть на ситуацию по-другому. Может, в этом причина ее разлада с мужем?

Ясно, что Маккей ему не поверил.

— Я видел, как ты на нее смотришь. Она красивая женщина — красивая, но замужняя женщина, которой придется дорого заплатить за то, что ей предстоит. А тут еще ты, со своими воздыханиями.

Лахлан не желал выслушивать мораль — ни от Маккея, ни от кого бы то ни было еще. Разумеется, он ее вожделел: нужно быть евнухом, чтобы воспринимать эту женщину иначе, — но однажды ему довелось воспылать безумной страстью, так что хватит, достаточно.

Уж кому-кому, но Маккею лучше подумать о себе.

— Если я ее захочу, неужели ты думаешь, что меня остановит брачный контракт?

Маккей взглянул на него с отвращением и буркнул, выходя из пещеры:

— Маклауд был прав: у тебя змеиная душа.

Что ж, вождю Шотландской гвардии виднее. Собственно, потому Лахлан здесь, разве не так? Выполнить задание, не задавая вопросов, — вот его метод.

Лахлан не сдержал усмешки.

— Пусть так, однако я по крайней мере не сохну по невесте лучшего друга.

Маккей вздрогнул, и он понял, что стрела попала в цель, а значит, надо внимательно наблюдать за руками воина, чтобы не попасть впросак, если тот схватится за оружие.

Охваченный яростью, Маккей тем не менее был достаточно опытен, чтобы позволить Лахлану заманить его в ловушку.

— Держись от меня подальше, Макруайри! Расточай свой яд в другом месте.

Не говоря больше ни слова, он стремительно вышел из пещеры.

Белла любила верховую езду. Только ради прогулки верхом муж отпускал ее на свободу — пусть и под бдительным присмотром дюжины солдат, призванных не столько охранять, сколько не допускать контактов с ожидавшими под каждым кустом любовниками. Но после сорока часов в седле — к тому же под дождем — ей казалось, что она больше никогда в жизни даже не посмотрит на лошадь.

Она считала себя хорошей наездницей, но, похоже, заблуждалась: после того как они были вынуждены держаться подальше от дорог и ехать через лес и прочие труднопроходимые места, тряска от быстрой скачки сделалась невыносимой. По сравнению со своими сопровождающими Белла казалась себе малым ребенком, который только учится ходить.

Время от времени они делали остановки — чтобы дать передышку и ей, и лошадям. Маккей уже начинал уставать, это было заметно, однако Макруайри, казалось, мог проскакать еще сутки без отдыха.

Как пирату удалось выучиться так замечательно сидеть в седле? «Ведь чужеземные гэлы», норвежские потомки Сомерледа, были опытными мореплавателями, про которых говорили, будто они и рождаются на своих галерах.

Она взглянула в его сторону и немедленно пожалела об этом. Пират тут же отвернулся, но она успела заметить выражение его глаз: пристальный, яростный, обжигающий взгляд — вожделение в его самом первобытном проявлении.

Он так напугал ее, что Белла с трудом подавила рвавшийся из груди вскрик и сделала вид, будто ничего не заметила, однако внутренности словно опалило огнем, живот пронзила нервная дрожь, а в совершенно недопустимом месте разлился щекочущий жар.

Ей уже случалось ловить такие горящие взгляды. Макруайри ее хотел, но не желал, чтобы она об этом знала. Он, как и другие мужчины, смотрел на нее с одной-единственной мыслью на уме, просто обладал лучшей способностью держать себя в узде.

Белла уже была предметом безумной страсти мужчины и повторять ей не хотелось. Мужа с самого начала злило ее равнодушие. И он, похоже, решил, что может вырвать у нее ответное чувство, требуя ласк все более низкого свойства. Но чего бы он от нее ни требовал, как бы ни мучил, ему не удавалось ее запугать: не позволяла. Бьюкену так и не довелось порадоваться ее унижению.

Гораздо позже Белла поняла, что муж думал, будто может силой заставить ее испытать удовольствие. Только она оставалась бесчувственной, и тогда он обвинил ее в холодности и отсутствии женственности.

Какая ирония! Одним пылающим взглядом Лахлан Макруайри заставил ее почувствовать больше, чем муж со всеми своими затеями.

Собственная реакция приводила Беллу в замешательство. Хорошо хоть Лахлан, кажется, тоже не горел желанием ее замечать. Не одной Белле хотелось, чтобы путешествие поскорее подошло к концу.

Они скакали еще несколько часов, мужчины по очереди ехали то впереди, то сзади, — и так продолжалось до тех пор, пока она не поняла, что больше не выдержит.

Белла покачнулась в седле, и Лахлан — должно быть, опять за ней наблюдал, — сказал:

— Мы сделаем остановку чуть дальше, чтобы напоить лошадей, а через несколько часов нам следует въехать в окрестности Скуна.

Радость при мысли, что будет передышка, а потом тяжелое испытание и вовсе подойдет к концу, заслонило для нее все остальное. Забыв, с кем говорит, Белла тяжело вздохнула и улыбнулась.

— Слава богу!

На миг Лахлан изумился, даже смутился: она впервые ему улыбнулась. Даже так: впервые в ее взгляде он не увидел ни презрения, ни злости.

Белла поняла это в ту же минуту, что и Лахлан.

Они смотрели в глаза друг другу на миг дольше, чем обычно, прежде чем она отвернулась, чувствуя странное смущение еще и оттого, что осталась с ним наедине.

Потом он заговорил — с необычной мягкостью в голосе, будто опасался нарушить временное перемирие:

— Думаю, для нас будет великой радостью, когда все закончится. — Лахлан снова поймал ее взгляд, и Белла почувствовала странную дрожь во всем теле: глаза пирата обладали… поразительной силой. Их взгляд пронзал насквозь… нет, держал и не отпускал. Прозрачные, как кристалл, менявшие цвет, эти глаза казались колдовскими. — Вы проявили завидную выдержку, миледи. Сожалею, что пришлось гнать вас вперед, однако это было необходимо, чтобы не упустить единственный шанс прибыть в Скун вовремя.

Он извиняется уже во второй раз! И опять Белла была застигнута врасплох. Лахлан Макруайри казался последним мужчиной на земле, кто стал бы извиняться за что бы то ни было, и она не совсем понимала, как к этому относиться, как вообще относиться к нему.

Белла была вынуждена признать, что кое в чем Лахлан прав. Он избавил ее от необходимости совершить страшный выбор между дочерью и долгом. Он продолжал ей лгать, и она понимала, что ему нельзя доверять. Но, может, не такой уж он бессердечный разбойник, каким она его сначала представляла?

Бессердечный разбойник не станет накрывать вас пледом ночью, когда вы спите в сухой пещере, а он часами мокнет под ледяным дождем. Вчера утром, проснувшись в тепле и уюте, она сразу же узнала плед в темно-синюю и серую клетку — он носил его, набросив на плечи. Но как — и почему — этот плед, в конце концов, оказался на ней?

А как не восхищаться тем, как умело делал он свое дело! Не считая кротких передышек, Лахлан брал на себя львиную долю дежурств, спал мало и проводил долгие часы в седле в холод и дождь. Когда отвязалась одна из лошадей и забрела в болото, именно Лахлан отправился ее искать и проторчал больше часа в промозглой вонючей болотной жиже.

Интересно, что сделало его таким циничным? Неужели ему и вправду безразлично все на свете? Тут крылась какая-то тайна, и она против собственной воли ощутила некоторое любопытство. Белла нахмурилась. Нет. Ей очень даже любопытно.

— Как по-вашему — они будут ждать? — спросила она, возвращаясь к тому, что действительно должно было ее интересовать.

Лахлан повел бровью.

— А вы хотите, чтобы они ждали?

Вопрос застиг Беллу врасплох. Подумать только, через что ей пришлось пройти, чтобы добраться в Скун! В таком случае, разумеется, ей хотелось довести дело до конца. Однако, после долгих дней, когда ее преследовали люди Бьюкена, Белла уже сомневалась, что готова к тому, что последует дальше.

Но, кажется, ее мысли приняли опасный оборот и вторят предостережениям Макруайри? Собравшись с духом, Белла храбро встретила его взгляд.

— Разумеется, хочу.

Это не просто ее долг. Она не может иначе. Роберт Брюс не только лучшая для Шотландии возможность сбросить иго английской тирании. Это единственный человек, который способен объединить страну. И Белла сделает все, что в ее силах, для того, чтобы это произошло. Это ее шанс совершить нечто важное.

Она достойна большего, нежели раздвигать ноги для удовлетворения мужской похоти.

Лахлан спешился, привязал коня к дереву и помог ей сойти на землю. Белла старалась не замечать, что его руки обнимают ее талию. Лучше бы это был Магнус: в его присутствии ей не было так… тревожно, — но Магнус смотрел на нее как друг в отличие от Макруайри. Тот, казалось, готов был сорвать с нее одежду и вылизать каждый дюйм ее тела.

Эта мысль должна была показаться ей отвратительной, но, напротив, пульс ее участился, по коже разлилась жаркая волна. Какова бы ни была природа этого чувства, оно делалось настойчивее, требовательнее, и это ей совсем не нравилось.

— Магнус знает, где нас искать? — чуть дрожавшим голосом, выдававшим ее волнение, спросила Изабелла.

При упоминании Маккея по лицу Лахлана прошла черная тень, и он резко отпустил ее. Белла покачнулась — после долгой скачки ноги были как ватные.

— Да, он нас найдет. И тогда будьте готовы ехать дальше.

Коротко кивнув, он отошел и занялся лошадьми.

Наблюдая за ним, Белла хмурилась, гадая, чем вызвана эта вспышка злости: ведь только что они разговаривали вполне дружески.

Она сняла сумку, притороченную к седлу, и пошла к озеру.

— Куда вы? — окрикнул он.

— Искупаться. — Он собирался возразить, но она перебила: — Не могу же я предстать перед новым королем Шотландии точно грязная нищенка.

Пират сощурил свои колдовские глаза.

— Будьте осторожны и постарайтесь не исчезать из виду.

Белла порадовалась, что уже повернулась к пирату спиной и он не видит, как она покраснела. Ей хотелось хорошенько вымыться и привести себя в порядок, но совсем ни к чему, чтобы он при этом на нее глазел.

Покончив с неотложными делами, Белла быстро оглянулась по сторонам, сняла одежду и, стиснув зубы, бросилась в ледяную воду озера. При помощи обмылка, что дал ей Маккей, она вымыла голову, а кусок ткани использовала как мочалку. От холода зубы начали выстукивать дробь.

— Графиня!

О господи! Только этого не хватало!

— Да, я здесь, — отозвалась Изабелла, в спешке промокая волосы полотенцем. — Дайте мне еще минуту!

Дрожа от холода, она протянула руку к сорочке, но прежде чем успела ее натянуть, кто-то схватил ее сзади.

Мимолетная мысль, что это Макруайри, исчезла, как только она почувствовала запах. Для разбойника Макруайри слишком уж чистоплотен. От него всегда приятно пахло: теплый запах кожаного акетона и легкий мужской аромат, — а от этого несло потом и прогорклым луком.

Господи, она попалась!

Кровь застыла в жилах. Беллу охватил ужас, каждый нерв кричал об опасности, и первым побуждением было бежать. Она попыталась закричать, вырваться, но негодяй зажал ей рот рукой и, обхватив другой за талию, поволок в чащу леса, прошептав на ухо:

— Не усугубляйте свое положение, миледи, оно и так хуже некуда. Графу не терпится с вами увидеться. — Он мерзко хохотнул. — Хотя, готов спорить, он не ожидает, что увидит все и сразу.

Что-то в его голосе заставило ее насторожиться, и она поняла, что не ошиблась, когда рука в перчатке скользнула вверх и сжала грудь. Белла по-настоящему запаниковала, стала вырываться, но это его, похоже, лишь распалило, и он еще сильнее стиснул грудь.

— Теперь понимаю, отчего твоему муженьку так не терпится тебя заполучить. Никогда не видел таких сисек! Не будь ты женой Бьюкена, я прямо сейчас бы тебя оседлал.

Внезапно у них за спиной раздался звук, который не спутаешь ни с чем: клацанье стали ее похититель тоже услышал.

— После того как мои люди разделаются с этим мятежником, можешь орать сколько хочешь.

Господи, Лахлан! Страх с неожиданной силой пронзил ей сердце.

Этого человека она никогда не выбрала бы себе в провожатые, но сама мысль, что в эту минуту он, возможно, сражается не на жизнь, а на смерть — или уже мертв, — была невыносима. Поразительно, но так.

Белла обмякла, будто боевой дух покинул ее. Нет, нельзя, чтобы похититель вернул ее мужу, она будет драться до последнего. Уловка удалась: он поверил, что она смирилась, да и в лесу внезапно стало тихо, и он ослабил хватку.

Возможность вскоре представилась, и Белла ее не упустила: что есть силы впилась зубами в грязную мясистую ладонь, ударила по ноге и вонзила локоть в самый центр увесистого живота. Хрюкнув, застигнутый врасплох похититель разжал руки: скорее от неожиданности, чем от боли, — и она нырнула в ближайшую прогалину между деревьями, понимая, что у нее всего несколько секунд прежде, чем он придет в себя.

— Ах ты, су…

Раздался тошнотворный звук — что-то хлюпнуло, — и он умолк, не договорив.

Белла улучила миг и бросила взгляд назад. Ее похититель пошатнулся, как огромный дуб, прежде чем рухнуть. Из горла его торчала рукоять кинжала.

Не успел он повалиться на землю, как из-за деревьев бесшумно вынырнул Макруайри, наклонился над умирающим, выдернул кинжал и хладнокровно и умело перерезал ему горло.

Его взгляд отыскал Беллу.

— Вы целы?

В его голосе было столько тревоги, что ей немедленно захотелось расплакаться, как плакала, будучи маленькой девочкой, и бежала за утешением к матери, когда что-нибудь случалось.

Не в силах вымолвить ни слова, Белла только кивнула.

— Опасности больше нет, так что можете выходить.

Ее буквально затопила радость, из глаз брызнули слезы. Пират бросил на нее один-единственный взгляд, когда она вышла из зарослей, и окаменел, а она совсем забыла, что не успела одеться. Он не отрываясь смотрел ей в глаза, и она наконец сообразила, что показала ему всю себя. Только это вовсе ее не смутило: будь ее воля, она бросилась бы к нему, пусть это и глупо. Как же ей хотелось оказаться в надежном убежище его теплых рук, почувствовать себя в безопасности! Но выражение его глаз остановило Беллу.

Ей казалось, что уже знает, каков он в гневе, но она явно ошибалась. Побелевшие губы, сжатый в нитку рот, холодный колючий взгляд и глаза как два осколка зеленого льда, рука, сжимавшая рукоять кинжала, ужаснут кого угодно. Подобравшись каждым мускулом, Лахлан дрожал от ярости, а она не сводила взгляда с его челюсти, где зловеще перекатывались желваки, и тело ее сотрясала дрожь, но не гнева, а страха. Его холодная расчетливая ярость приводила ее в ужас. Уж лучше бы сыпал ругательствами — таким она его уже знала и не боялась.

Что с ним такое?

Белла отпрянула, но в два длинных шага он очутился рядом, схватил за локоть, и она оказалась прижатой к его твердой мускулистой груди. Помоги ей боже! Она ощущала каждый бугор, каждую плоскость, каждый тугой узел этой стены мышц. Ее сердце гулко стучало, и теперь уже не только от страха.

— Если вы хотели, чтобы вам помогли искупаться, нужно было просто попросить. Я же велел вам быть на виду. — Он начал ее трясти. — Зачем вы ушли? О чем думали?

Она открыла рот, ошеломленная его обвинением. К горлу подкатывали рыдания, глаза налились горячими слезами. Она не могла взять в толк, от чего он так злится. Ведет себя в точности как ее супруг: кричит, обвиняет, унижает.

— Мне нужно было вымыться. Я не думала…

— Вы вообще не думали! Черт, неужели не понимаете, что могло случиться? Вас могли убить!

Теперь он кричал, крик повис в плотном лесном воздухе и, кажется, заставил его опомниться. Он оттолкнул ее, словно его окатили кипятком.

Долгую минуту они стояли, в молчании пожирая друг друга глазами. Его грудь поднималась и опадала в такт неровному дыханию. Может, он и не заметил, но, к ее стыду, у нее отвердели соски, а груди налились мучительной тяжестью. Лахлан поморщился словно от боли, но быстро овладел собой, а когда заговорил, голос его опять звучал ровно и даже бесстрастно, безразлично. В нем не было страха. Впрочем, откуда ему взяться? Страх означал бы, что он тревожится за нее, но Лахлан Макруайри был не из тех, кто способен на подобные чувства.

— В следующий раз делайте, что вам говорят, и тогда неприятностей не будет.

Злые слезы щипали глаза. Как он смеет обвинять ее! Никуда она не уходила и не думала, что попадет в плен. Те мужчины, очевидно, сидели в засаде и ждали именно ее, так что, где бы она ни была, они бы все равно ее захватили.

— Возможно, следующего раза не случится, если вы будете лучше исполнять свои обязанности.

Не успев договорить, Белла пожалела о своих словах: она к нему несправедлива! Впрочем, как и он к ней: накричал в гневе. Его задачей было защищать, а не прочесывать местность в поисках врагов. На разведку послали Маккея; они думали, что их станут преследовать, и не ждали опасности впереди, уже близ Скуна.

Он приподнял бровь. Кажется, ее замечание произвело впечатление, но вовсе не разозлило его.

— Не теряйте бойцовского духа, графиня! Видит Бог, он вам понадобится.

Белла поджала губы. Ей не нравилось, когда он разговаривал с ней вот так, словно знал нечто такое, чего не знала она. Холодный расчет наемника против ее наивных идеалов. Легко быть циничным, если ни во что не веришь!

Она сжала кулаки, сопротивляясь желанию залепить ему пощечину, чтобы стереть с лица эту ухмылку.

— Ступайте к черту, Макруайри!

Он рассмеялся.

— Вы опоздали, графиня! Я там уже побывал. — Его взгляд на долю секунды опустился ниже, но лицо оставалось суровым. — Бога ради, оденьтесь же наконец!

Если Лахлан хотел ее смутить, заставив вспомнить о наготе, то просчитался. Белла лишилась скромности давным-давно. Муж заставлял часами стоять перед ним нагой и отпускал замечания по поводу каждого дюйма ее тела. В грубых выражениях подробно объяснял, что с ней намерен делать, пытаясь унизить и силой вырвать хоть какой-нибудь ответ, но ей было все равно: эти голые груди, бедра и ноги были словно чужими. Макруайри не увидел ничего.

Она не стала закрываться — пусть насмехается сколько угодно. С высоко поднятой головой Белла пошла — не побежала — на берег озера. Одеваясь, она чувствовала на себе его взгляд, но когда оглянулась, его лицо по-прежнему напоминало каменную маску.

Они молчали, когда шли к лошадям, да и о чем говорить — похоже, все сказано, но когда увидела тела мужчин, которых он только что убил — причем голыми руками, — Белла остановилась и вскрикнула от ужаса.

— Это война, графиня, во всей красе! Привыкайте, — буркнул Лахлан, решив, что она его осуждает.

Белла промолчала, поскольку, наоборот, хотела поблагодарить его за то, что он сделал ради ее спасения. Зачем что-то объяснять? Все равно или накричит, или наговорит колкостей — язык-то ядовитый.

Лахлан Макруайри, как хамелеон, меняет маски, и нужно постараться не забывать, какой он на самом деле: низкий, порочный и коварный.

Зато она, кажется, поняла, почему Роберт выбрал именно его. Белла могла бы усомниться в его верности и преданности, однако тот, кто умеет убивать так легко и хладнокровно, ценное приобретение для любой армии.

Приблизительно через час их догнал Маккей, а Белла с Лахланом больше не разговаривали.

По прибытии в аббатство Скун их ждало разочарование: коронация уже совершилась, двумя днями ранее на холме Доверия, — но длилось оно недолго. Предполагалось, что церемонию проведут второй раз: втайне, на древних камнях Друидов, — и они успеют туда, если поторопятся.

Макруайри возглавлял их маленький отряд. Им троим предстояло преодолеть короткое расстояние на восток от аббатства, через лес, туда, где находился каменный круг. Беллу не удивило, что Брюс выбрал именно это место. Десятью годами ранее Эдуард выкрал знаменитый шотландский камень Судьбы, на котором короновались шотландские короли. Камни Друидов тоже связаны с историей Шотландии как символ силы и преемственности королевской власти.

Ветер донес пронзительные звуки волынок, когда они взобрались на холм и их взорам представился каменный круг. Белла ахнула, благоговейно созерцая зрелище, открывшееся с холма. Между камнями, подобно золотым пальцам, в землю вонзались лучи солнца, как будто рука самого Бога простерлась с небес, чтобы благословить священное действо.

Облаченный в роскошные королевские одежды, Роберт стоял перед самым большим из камней. Вокруг собрались немногочисленные избранные свидетели. Белла узнала Уильяма Ламбертона, епископа собора Святого Андрея, который стоял по левую руку от короля, а вот стоявший справа воин весьма устрашающего вида был ей незнаком. Когда они подъехали ближе и остановились, среди воинов, выстроившихся в ряд перед королем, она заметила также Кристину Фрэз.

Не обращая внимания на Макруайри, который хотел ее удержать, снова скривившись от ярости, Белла соскочила с коня, подбежала к Роберту и присела в реверансе:

— Ах, ваша милость! Я спешила как могла. Простите, что опоздала.

Она не преминула отметить — с некоторым злорадством, — какой колкий взгляд бросил на нее Макруайри и как скрипнул зубами.

Роберт одарил ее своей лучезарной братской улыбкой, которая многие годы назад помогла ему завоевать ее вечную преданность.

— Нет, Белла, ты не опоздала. Как может быть слишком поздно, если ты рисковала жизнью, чтобы быть с нами?

Белла улыбнулась в ответ. Пусть она никогда больше не увидит Лахлана Макруайри, но пират по крайней мере исполнил свой долг: привез ее.

И очень скоро Белла стояла напротив человека, который был последней надеждой Шотландии и которому доверяла всем сердцем, и слушала, как епископ нараспев читает генеалогию Роберта, возводя его род к великому королю Кеннету Макальпину, первому королю скоттов, подтверждая его право на престол. Когда епископ закончил, Белла сделала шаг вперед — на ее накидке сверкала брошь Макдуффов, — чтобы занять свое место в истории, подтвердив наследственное право своей семьи короновать шотландских королей.

Епископ подал Белле корону, и груз ответственности тяжело лег на ее руки: она понимала важность того, что собирается совершить, и когда настал заветный миг, не колебалась. Руки не дрожали, когда она подняла над головой золотой обруч, который в лучах солнца превратился в сверкающий нимб, прежде чем возложить его на голову Роберта Брюса. Чувствуя за собой силу своих предков, совершенно уверенная в правоте дела, ради которого бросила вызов и супругу, и королю, Белла произнесла слова, уже сказанные двумя днями раньше: «Боже, благослови короля Шотландии». Пусть это были те же самые слова, что на первой церемонии, но с одним важным отличием: их произнесла представительница рода Макдуфф.

Белла могла вздохнуть с облегчением. Все, дело сделано. Назад дороги нет.

Исполнив долг, она отошла в сторону, наблюдая, как свидетели церемонии друг за другом подходили, чтобы поклониться новому королю. Когда наступил черед Лахлана, она инстинктивно подобралась и подготовилась. Не помогло: наемник бросил на нее пристальный взгляд, потом приподнял бровь и цинично усмехнулся. Пропади он пропадом!

Белла знала, что все делает правильно, и какие бы еще события не уготовил ей сегодняшний день, была рада, что никогда больше ей не придется встречаться с Лахланом Макруайри.