Спаси меня

Мона Кастен, 2018

Любовь, страсть, привязанность – Руби Белл боится всего этого как огня. Ей нужно лишь окончить Макстон-холл, одну из самых престижных школ Англии, и уехать подальше. Отношения в ее планы не входят! Но как выжить одной, когда ты обычная девушка, а все вокруг высокомерные выскочки? Особенно Руби не нравится Джеймс Бофорт. Он слишком уверен в себе, слишком привлекателен, слишком опасен. В здравом уме она ни за что бы не стала с ним общаться, вот только у судьбы другие планы. Вскоре жизнь Руби безвозвратно изменится.

8

Руби

Пока Эмбер читала эссе для поступления в Оксфорд, я обводила золотой ручкой в календаре ее фиолетовое имя. От этого задание Дать Эмбер прочитать мое эссе выглядело намного официальнее и торжественнее.

— «Мой страстный интерес к политике, начиная с основ философии и заканчивая экономическими аспектами на практике, делает для меня философию, политику и экономику идеальным направлением обучения. Оно объединяет в себе все области, которыми я интересуюсь, и я была бы рада возможности погрузиться в изучение важнейших тем современного общества настолько глубоко, насколько мне может позволить только Оксфорд», — вслух прочитала сестра, лежа на спине, и замерла на мгновение. Зажав карандаш во рту, она перевернулась на живот, чтобы лучше меня видеть.

Я затаила дыхание.

Эмбер принялась скалиться. Я подняла с пола босоножку на танкетке и запустила в нее.

— Ну давай же, Эмбер, читай, — шепнула я. Стукнуло уже два часа ночи, и мы обе давно должны были спать. Но я до последнего шлифовала эссе, а поскольку сестра все равно не спит по ночам и часто до самого утра занимается блогом, я без зазрения совести пробралась к ней в комнату и попросила прочитать свою работу.

— Слишком многословно, — тихо и неразборчиво ответила она с карандашом в зубах.

— Так и должно быть.

— И еще как-то хвастливо. Ты будто выпендриваешься, что так много знаешь и читаешь специальную литературу.

— Без этого тоже никак. — Я пересела к ней на кровать. Она задумчиво помычала и обвела некоторые фразы на листочке.

— Я бы убрала эти места, — сказала она, протянув мне эссе. — Не стоит подлизываться к университету и постоянно упоминать то место, куда ты собралась поступать. Они и так знают, что они — Оксфорд. Не обязательно по двадцать раз об этом писать.

Моим щекам стало жарко.

— И правда. — Я взяла эссе и положила его вместе с ежедневником на письменный стол. — Тебе цены нет, спасибо.

Эмбер улыбнулась:

— Не за что. И я, кстати, точно знаю, чем ты можешь со мной расплатиться.

У нас с Эмбер так заведено. Одна помогает другой и придумывает, что та должна сделать для нее в ответ. Своего рода бартер — постоянный обмен одолжениями. Но если честно, то нам с Эмбер просто нравится помогать друг другу.

— Выкладывай.

— Ты могла бы взять меня, например, на одну из твоих вечеринок в Макстон-холле, — предложила она нарочито небрежно.

Я оцепенела.

Эмбер не впервые просит об этом, и каждый раз мне невыносимо больно ее огорчать. Потому что это единственное одолжение, которое я никогда не смогу ей оказать.

Я никогда не забуду родительское собрание, когда мама с папой пришли в Макстон-холл, чтобы познакомиться с учителями и другими родителями. Это было ужасно. Не говоря уже о том, что главному зданию несколько сотен лет и его никак нельзя назвать приспособленным для инвалидов. Мама с папой принарядились — но в тот день я поняла, что «шик» в семье Белл и «шик» в Макстон-холле — это разные вещи. В то время как другие родители пришли в вечерних платьях и костюмах от Бофорта, на папе были джинсы и пиджак. Мама надела платье, которое хотя и выглядело красивым, но на нем остались пятна от муки, и заметили мы это только после того, когда одна пожилая дама бросила на него брезгливый взгляд и отвернулась, чтобы позлословить об этом со знакомыми.

У меня до сих пор разрывается сердце, когда я вспоминаю лицо мамы, преисполненное боли, которую она пыталась скрыть за натянутой улыбкой. Или папино выражение лица, когда он — на инвалидной коляске — в очередной раз упирался в порог двери, и нам с мамой приходилось ему помогать. Оба они делали вид, что их не ранит то, что другие родители морщат носы и отворачиваются от них. Но я все понимала.

В тот день я решила, что теперь у меня два мира — семья и Макстон-холл, и что с этого момента я буду их разделять. Мои родители не принадлежат к элите Англии, что не так уж и плохо. Я не хочу, чтобы они снова оказались в неудобном положении. Они и без того много пережили после папиной аварии на лодке, и не должны встречаться с тем дерьмом, что происходит в Макстон-холле.

Эмбер это тоже касается. Сестра как светлячок — ее яркая индивидуальность и открытость всегда привлекают внимание. А в Макстон-холле может произойти все что угодно. Я на своем опыте убедилась, на что способны люди, которые считают, что мир принадлежит только им. У меня кровь стынет в жилах от историй, которых я наслушалась за два года в женском туалете. С Эмбер такого не должно произойти.

Я желаю сестре только лучшего. А это точно не моя школа и ее обитатели.

— Ты же знаешь, мы не можем приводить на вечеринки посторонних людей, — запоздало ответила я.

— А вот Мэйси на выходных побывала на вечеринке «Снова в школу», — сухо возразила Эмбер. — Она сказала, что тусовка была легендарной.

— Видимо, у нее получилось обойти охрану. К тому же я тебе уже говорила, что вечеринка провалилась.

Эмбер подняла брови:

— По словам Мэйси, не было никакого провала. Наоборот.

Я сильно поджала губы и захлопнула ежедневник.

— Ну же, Руби! Сколько ты еще будешь держать меня в черном теле? Обещаю вести себя хорошо. Правда. Я сольюсь с толпой.

Ее слова задевали. Сестра не должна думать, будто я специально не зову ее на вечеринки, чтобы она никого не опозорила. От взгляда, полного надежды, сжалось сердце.

— Мне жаль, но нет, — тихо сказала я.

В одну секунду надежда в ее глазах сменилась на злость.

— Ты такая противная, честное слово.

— Эмбер…

— Просто признайся, что тебе не хочется звать меня на твои дурацкие вечеринки! — с укоризной выдала она.

Я не могла ничего ответить. Врать не хотелось, а правда сделает ей больно.

— Если бы ты знала, что на самом деле творится за кулисами Макстон-холла, то не стала бы упрашивать, — шепотом сказала я.

— Если тебе еще раз что-нибудь понадобится посреди ночи, обращайся к своим тупым школьным друзьям, — прошипела она и накрывшись с головой одеялом, отвернулась к стене.

Я пыталась не обращать внимания на пульсирующую боль в груди. Молча взяла со стола ежедневник и заявление, выключила свет и вышла из комнаты.

На следующий день я чувствовала себя разбитой, и мне пришлось воспользоваться консилером, чтобы скрыть синяки под глазами. После ссоры с Эмбер я почти всю ночь не могла заснуть. Лин, как всегда, заметила, что со мной что-то не так, но она решила, что это связано с Бофортом и катастрофой на выходных, а я не стала ее переубеждать.

После занятий я двинулась прямиком в библиотеку. Мне хотелось использовать те полчаса, что остались до заседания, чтобы вернуть книги и взять те, которых не оказалось в прошлый раз.

Библиотека была моим любимым местом в Макстон-холле. Здесь я проводила больше всего времени. Благодаря сводчатому потолку и открытому пространству она не казалась мрачной. Несмотря на темные деревянные книжные шкафы, она выглядела скорее притягательной. Прямо с порога чувствовалась царящая внутри приветливая и рабочая атмосфера. Не говоря уже об огромном количестве книг, к которым был доступ. В нашей мини-библиотеке в Гормси не хранилось ни одной книги, которая оказалась бы мне полезна для вступительного эссе, здесь же я не могла решить, с какой начать.

Я целыми днями сидела на своем любимом подоконнике у окна, во-первых, потому что это единственное место во всем Макстон-холле, где мне комфортно, а во-вторых, старые книги нельзя уносить домой. Иногда, сидя здесь, я мечтала, чтобы в сутках было больше часов. Или чтобы я могла оставаться до закрытия. Для меня это стало неким предвкушением учебы в Оксфорде. Только там, если верить сайту, библиотеки оснащены еще лучше. И открыты круглосуточно.

Разбираться с вводной литературой, список которой висел на сайте, было настоящим испытанием. Многие работы были слишком сложными, и приходилось много раз перечитывать один и тот же абзац, чтобы понять его смысл. В то же время это доставляло мне удовольствие, и я взяла за привычку конспектировать каждую книгу на отдельном буклете, дополняя прочитанное своими мыслями и заметками.

Мне повезло: те три книги, которые я хотела прочитать, снова были доступны. Я взяла их и направилась к аудитории. Я пришла раньше времени, и теперь могла не спеша написать на доске повестку дня и разобрать все свои записи. Из-за того, что в понедельник мы слишком долго обсуждали вечеринку, сегодня придется наверстать упущенное.

Я открыла дверь, прижимая к себе стопку книг. Затем положила их на стол и, прежде чем снять рюкзак, провела рукой по обложке Patterns of Democracy Аренда Лейпхарта.

— У нас с тобой свидание на выходных, — прошептала я.

Кто-то тихо усмехнулся.

Я повернулась. В этот момент рюкзак соскользнул у меня с руки и упал на пол.

Джеймс стоял на другом конце аудитории, прислонившись к подоконнику и скрестив руки на груди.

— Как-то это грустно, — сказал он.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться.

— Что грустно? — спросила я, поднимая с пола рюкзак и ставя его на стол рядом с книгами. Одна из дырок на дне рюкзака от удара об пол разошлась еще больше, и я про себя выругалась. Попрошу Эмбер, чтобы она помогла заделать дырки.

— То, что у тебя в выходные свидание с учебником. — Он направился ко мне не спеша. — В природе есть сразу несколько куда более приятных занятий. Хочешь поделюсь идеями?

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, пропустив мимо ушей его намеки.

— Ты разве не слышала, что сказал Лексингтон? Пора стать более ответственным и понять, что у моих поступков есть последствия. — Он насмешливо повторил слова ректора.

Я расстегнула рюкзак и достала оттуда ежедневник, пенал и папку с материалами оргкомитета.

— И ты вдруг решил прислушаться к чужим словам?

Я смотрела в глаза Джеймса и никак не могла прочитать его мысли.

— Но ведь у меня нет выбора, не так ли?

Я усмехнулась:

— Позавчера ты сделал свой выбор.

Он лишь пожал плечами. Видимо, тренер устроил Джеймсу взбучку, когда увидел на тренировке. Так ему и надо.

— И вот я здесь. Ты не рада? — Он наклонился и поднял что-то с пола — ручку. Должно быть, она выпала из рюкзака. Джеймс протянул ее мне. Этот жест показался довольно дружелюбным, я поперхнулась, не зная, что сказать.

— Наказание продлится всего семестр, Джеймс.

Выражение его лица изменилось. Он как будто перестал смотреть сквозь меня и теперь смотрел прямо в душу. В глазах заиграл огонь, обжигающий изнутри и вызывающий во мне трепет. От волнения стало покалывать в животе. Джеймс резко вернулся на место.

— Это не отменяет того факта, что я все это искренне ненавижу.

Сердце бешено колотилось, а он в это время, скрестив руки, сел на стул и стал смотреть в окно.

Не знаю, что он имел в виду под «этим». Связано ли это с тем, что ему запретили играть в лакросс, или что ему приходится проводить время в библиотеке. Или, может, он намекал на меня. Но я переживу.

Слишком много поставлено на кон, чтобы позволить избалованному богатому мальчику все испортить. Нам обоим нужно просто смириться с обстоятельствами, и чем раньше мы это сделаем, тем легче сможем пережить это время.

Не говоря больше ни слова, я повернулась к белой доске и записала повестку дня. Мне не давало покоя чувство любопытства: смотрит ли Джеймс сейчас на меня; но гордость не позволяла обернуться. К счастью, дверь в аудиторию открылась.

— Прошу прощения, наш домашний принтер заглючил, и мне пришлось задержаться, чтобы распечатать эссе, зато теперь оно у меня, и… — Лин оборвала фразу, увидев Джеймса.

— Приветик, — сказал он.

Интересно, он со всеми так здоровается? И преподавателям в Оксфорде тоже скажет «приветик», когда его пригласят на собеседование?

— А этот что здесь делает? — спросила Лин, продолжая смотреть на Джеймса.

— Отбывает наказание, — честно ответила я.

Джемс промолчал. Затем нагнулся, открыл сумку, достал оттуда записную книжку и положил перед собой на стол. Она была в черном кожаном переплете с тисненой витиеватой буквой «Б» — логотип компании «Бофорт». Определенно очень дорогая штука. Мы раз были в одном из их магазинов, когда подбирали папе новый костюм. Это случилось несколько лет назад, когда ему из-за аварии приходилось часто появляться в суде. До сих пор помню тот четырехзначный ценник, увидев который, мы, пробыв в магазине две минуты, начали незаметное отступление.

Рядом покашляла Лин. Застигнутая врасплох, я быстро отвела взгляд от Джеймса и разозлилась, что покраснела уже в который раз за сегодня. К счастью, Лин достаточно тактична, чтобы никак это не прокомментировать.

— Вот. — Она протянула файлик с листами. — Мое эссе.

Я достала свое из папки и протянула ей:

— А вот мое. Но его еще нужно доработать.

— Мое тоже, — призналась Лин. — Поэтому давай поторопимся. До завтра успеешь посмотреть?

— Конечно. Можем обсудить их после математики, там у нас есть свободный час. — Я тут же достала золотую ручку и записала в ежедневнике: «Прочитать и отредактировать эссе Лин».

— Я польщена, что мое имя написано особенной ручкой, — сказала Лин и улыбнулась. Улыбнувшись ей в ответ, я продолжила писать план на доске, пока подтягивалась остальная часть нашей команды. Все сдержанно смотрели со стороны на Джеймса, все, кроме Камиллы, которая чмокнула его в обе щеки.

Когда ребята собрались, мы начали обсуждение.

— Самый важный пункт на сегодня — второе мероприятие этого года, — лицо Лин просияло: — Хэллоуин.

Киран издал тихое и зловещее «Ух-хууу», и все засмеялись.

— Бал-маскарад в том году очень хорошо прошел, — продолжила Лин и открыла на ноутбуке слайд-шоу с прошлогоднего вечера. Она развернула экран и специально подняла его повыше, чтобы все могли увидеть фотографии.

— А нельзя просто сделать то же самое? — предложила Камилла. — Я к тому, что, если всем все так понравилось, это сэкономило бы кучу времени и сил.

— И речи быть не может. — Лин удивленно посмотрела на нее, на что Камилла лишь пожала плечами.

Я в это время переместилась к чистой части доски и написала заголовок: «Хэллоуин». И еще обвела его в овал.

— Сегодня мы должны выбрать стиль вечеринки, — объявила Лин. — Проведем мозговой штурм?

Ненадолго воцарилась тишина.

— Я знаю только, чего я точно не хочу, — начала Джессалин.

— Выкладывай. Так мы хотя бы обозначим границы, — сказала я и жестом велела ей продолжать.

— Не хочу ничего оранжевого. Черно-оранжевые декорации выглядят по-детски, это не для Макстон-холла.

Я кивнула и записала в правом верхнем углу доски «стильные декорации».

— А как насчет черно-белого? — предложил Дуглас, самый молчаливый член команды, поэтому его предложение меня приятно удивило. Я улыбнулась.

— Черно-белый — это слишком избито.

В аудитории воцарилась мертвая тишина.

Я медленно повернулась. Джеймс сидел, откинувшись на спинку стула, его расслабленная поза сильно контрастировала с напряжением, быстро заполнившим пространство.

— Что-что? — Лин как с языка у меня сняла.

— Черно-белый — это слишком избито, — повторил Джеймс так же сухо, как и в первый раз.

— Да это я и с первого раза услышала, — сквозь зубы процедила Лин.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Тогда я не понимаю вопроса.

— У нас мозговой штурм, Бофорт. Мы предлагаем идеи и записываем все, не комментируя, чтобы таким образом прийти к общему решению, — объяснила я как можно спокойнее.

— Я в курсе, что такое мозговой штурм, Белл, — заявил он и кивнул в сторону доски. — И скажу тебе, это делается не так.

— И это говорит человек, которому для хорошего настроения нужны стриптизеры.

— Я вызвал их только потому, что знал, какой унылой будет ваша вечеринка.

Никто ничего не ответил, но я буквально кожей чувствовала напряжение вокруг. Все, кроме Камиллы, уставились на Джеймса, но его это, казалось, не особо волновало. Он удивленно огляделся:

— Да ладно, а вы словно не заметили этого.

— Если ты и правда так думаешь, значит, у тебя не все дома, — сказал Киран, и Джессалин кивнула.

— Ребята, — вмешалась я и растерянно посмотрела на них обоих. — Держите себя в руках. — Уголки губ Джеймса задрожали, и я направила на него ручку, будто пистолет: — Не надо ухмыляться. Мы почти все каникулы планировали вечеринку. И она не была унылой.

Конец ознакомительного фрагмента.