Его любимая скрипачка

Мишель Смарт, 2015

Принц Талос Каллиакис не привык к отказам. Он обязан сделать так, чтобы скрипачка Амалия Картрайт выступила перед его умирающим дедом. Талос шантажом заставляет Амалию подписать с ним контракт и увозит на свой остров, где помогает ей избавиться от страха перед сценой… и перед ним самим.

Глава 2

Амалия накрыла голову подушкой и проигнорировала звонок в дверь. Она не ожидала гостей или курьера. Ее мать-француженка не пришла бы так рано без предупреждения, а отец-англичанин был на гастролях в Южной Америке. Поэтому Амалия решила не открывать дверь.

Но гость явно не собирался уходить.

Звонки в дверь сменились ударами кулаков.

Ругаясь по-английски и по-французски, она встала с постели, надела поверх пижамы толстый халат и, по-прежнему ругаясь, поспешила вниз по лестнице, чтобы открыть входную дверь.

— Доброе утро! — С этими словами Талос Каллиакис прошел мимо нее и вошел в ее дом.

— Вы не имеете права просто так входить ко мне, — сказала она, мчась за ним, пока он пробирался в ее дом с таким видом, будто владел им.

— Я же говорил, что сегодня я буду с вами разговаривать. — Его тон был безразличным, словно Талос наплевал на ее естественный шок и гнев.

— А я сказала вам, что сегодня у меня выходной. Я хочу, чтобы вы ушли.

Он прошагал на кухню.

— После того как мы поговорим.

В подтверждение собственных слов он поставил свой портфель на пол, снял длинный черный плащ, повесил его на спинку стула и присел за маленький кухонный стол.

— Что вы делаете? Я не приглашала вас. Если вы хотите поговорить со мной, вам придется подождать до завтра.

Он категорично махнул рукой:

— Я отниму у вас десять минут, а потом уйду. То, что нам надо обсудить, не займет много времени.

Амалия прикусила щеку изнутри и заставила себя успокоиться. Паническое мышление ей не поможет.

— Это мой дом, а вы в него вторглись. Уходите, или я вызову полицию.

Ему незачем знать, что ее мобильный телефон сейчас лежит на тумбочке в спальне.

— Вызывайте. — Он повел мощными плечами, и черная ткань его рубашки натянулась. — К тому времени, когда полиция приедет, мы закончим наш разговор.

Она с опаской посмотрела на него, боясь моргнуть, и потерла ладонями предплечья. Шагнув назад, она уперлась спиной в стену. Интересно, что ей удастся использовать в качестве оружия?

Талос был самым физически сильным человеком, которого она встречала. Шрам на брови только усиливал его угрожающий облик.

Она не сможет защититься собственными силами. Она будет похожа на мышь-полевку, сражающуюся с пантерой.

Его верхняя губа скривилась от отвращения.

— Не беспокойтесь о своей безопасности. Я не животное. Я здесь, чтобы говорить с вами, а не нападать на вас.

Разве пантера скажет мыши-полевке, что она собирается ее съесть? Конечно нет.

Но, взглянув в его поразительные глаза, она не увидела в них угрозы и немного успокоилась.

Этот мужчина не причинит ей вреда. Во всяком случае, физически.

Она опустила взгляд и потерла глаза.

— Ладно. Десять минут. Но вам следовало мне заранее позвонить. И тогда вы не пришли бы ко мне, пока я сплю.

Только теперь до нее дошло: Талос был гладко выбритым и одетым, а она, со взъерошенными волосами, красовалась перед ним в старой хлопчатобумажной пижаме и халате. С этой точки зрения она была в невыгодном положении.

Он посмотрел на свои часы:

— Десять утра. По-моему, разумно приходить в гости в понедельник в такое время.

Ей стало неловко, когда она почувствовала, что краснеет. Вероятно, она просто разнервничалась оттого, что не выспалась.

Но дело в том, что каждый раз, когда она закрывала глаза, она видела высокомерное, красивое лицо Талоса.

— Сегодня у меня выходной, месье. И только я решаю, как мне его провести. — У нее настолько пересохло во рту, что она, говоря, почти хрипела. — Мне надо выпить кофе.

— Я пью черный кофе.

Она не ответила, а просто подошла к кофеварке и включила ее.

— Вы уже подумали о своем выступлении? — спросил он, беря две кружки.

— Я уже сказала вам, что мне не о чем думать. В эти выходные я занята. — Она положила ложку сахара в одну из кружек.

— Я подозревал, что вы так ответите.

Он говорил как учитель, разочарованный результатами экзаменов своего ученика. Что-то в его тоне заставило ее насторожиться.

Аромат свежего кофе наполнил воздух.

— Я буду взывать к вашим лучшим качествам, — сказал Талос, глядя на Амалию, которая пристально смотрела на готовящийся кофе.

Она опустила голову:

— Да?

— Моя бабушка была композитором и музыкантом. — Недолгая пауза. — Рэя Каллиакис. Вы слышали о ней?

— Я сомневаюсь, что есть скрипач, который ее не знает. Она сочиняла самые красивые пьесы.

Ему вдруг стало совестно, когда он понял, что эта женщина ценит талант его бабушки. Амалия не могла этого знать, но ее простая оценка сильнее убедила его, что она идеально подходит для выступления на гала-вечеринке.

— Она дописала музыкальную пьесу за два дня до своей смерти.

Амалия отвернулась от кофеварки и посмотрела ему в глаза.

Он заметил, что у Амалии Картрайт самые красивые миндалевидные глаза. Их цвет напомнил ему о кольце с зеленым сапфиром, которое носила его мать.

Теперь это кольцо вот уже двадцать шесть лет лежит в сейфе дворца Агона, ожидая того дня, когда Гелиос выберет себе подходящую невесту. После диагноза, поставленного их дедушке, Гелиосу придется поторопиться с женитьбой и рождением наследника.

В последний раз, когда Талос видел это кольцо, его мать отбивалась от своего мужа. Через два часа супружеская пара была мертва.

Он отмахнулся от мысли о той жуткой ночи и вернулся в настоящее — к Амалии Картрайт, которая принесет утешение умирающему королю.

— Это та пьеса, которую надо сыграть на гала-вечеринке для вашего дедушки? — спросила она.

— Да. За пять лет с момента ее смерти мы никому не позволяли играть эту пьесу. Мы с братьями считаем, что сейчас самое подходящее время для этого. Я уверен, играть пьесу должны вы.

Он сознательно не упоминал диагноз своего дедушки. До сих пор в прессе не было никаких известий о состоянии его здоровья.

Амалия разлила свежий кофе в кружки, добавила себе молоко, а затем принесла кружки к столу и села напротив Талоса.

— По-моему, вы делаете благородное дело, — размеренно произнесла она. — Нет такого скрипача, который не был бы достоин чести сделать это. Но мне жаль, месье, я не смогу исполнить эту пьесу.

— Почему нет?

— Я уже говорила, что участвую в другом концерте.

Он пристально посмотрел на нее:

— Я удвою ваш гонорар. Двадцать тысяч евро.

— Нет.

— Пятьдесят тысяч. И это мое последнее предложение.

— Нет.

Талос знал, что его взгляд может быть пугающим. Он много раз отрабатывал этот взгляд перед зеркалом. Одного такого взгляда было достаточно, чтобы ему уступали. Единственными людьми, невосприимчивыми к его взгляду, были братья, бабушка и дедушка. На самом деле всякий раз, когда бабушка видела, как Талос «корчит физиономию», она дергала его за ухо.

Он скучал по ней каждый день.

Итак, он не встречал кого-либо невосприимчивого к своему взгляду. До сих пор.

Амалия тряхнула головой, и длинные, спутанные волосы упали ей на глаза. Она отвела волосы от лица.

Талос вздохнул, с сожалением покачал головой и потер рукой подбородок, делая вид, что сильно разочарован.

Амалия отпила горячий кофе, желая скрыться от пронзительного взгляда Талоса.

Всю свою жизнь ей приходилось общаться с властными людьми, и это научило ее сдерживать эмоции. Если противник, а в этот момент Талос был ее противником, обнаружит ее слабость, она проиграет.

Но рядом с Талосом ей было очень трудно оставаться сильной.

Он потянулся к своему портфелю и положил его на стол.

— Я попробовал воззвать к вашим лучшим качествам. Я попробовал воззвать к вашей жадности. Я дал вам немало шансов договориться со мной. — Он достал документы. — Это касается Музыкального театра. Согласно этим документам, я его новый владелец.

Амалия только покачала головой.

— Вы хотите прочесть документы? — спросил он.

Она продолжала качать головой, пялясь на документы в его руке и на его неулыбчивое лицо.

— Как такое возможно? — прошептала она, пытаясь понять, что это будет означать для нее и для оркестра.

— Я решил купить театр в субботу вечером. Покупка была завершена час назад.

— Но как такое возможно? — повторила она. — Это Франция. Здесь процветает бюрократия.

— Деньги и власть решают все.

Он положил документы в портфель и наклонился вперед, их лица разделяли всего несколько дюймов. Если он наклонится к ней ближе, она почувствует его дыхание.

— Я принц. У меня есть деньги, много денег. И власть. Много власти. Я советую вам это запомнить.

Затем он откинулся на спинку стула и стал пить кофе, буравя Амалию взглядом.

Она сжала пальцами свою кружку, внезапно испугавшись, что потеряет над собой контроль.

— Теперь я владелец театра. Я пока не знаю, что буду делать со зданием и оркестром. Видите ли, предыдущий владелец так удивился сумме, которую я ему предложил, что не ставил никаких условий для продажи… — Он допил кофе и поставил кружку. — Сыграйте на гала-вечеринке, и я вложу в театр столько денег, что в него будут ходить толпы людей, а ваш оркестр станет лучшим в Париже. Если вы мне откажете, я превращу театр в отель.

— Это шантаж! — отрезала она. — Вы в самом деле меня шантажируете!

Он равнодушно пожал плечами и отодвинул стул:

— Называйте это как хотите.

— Я называю это шантажом. А шантаж незаконен.

— Сообщите об этом полиции. — Он сверкнул белыми зубами. — Но прежде чем вы позвоните туда, я должен предупредить вас, что у меня дипломатический иммунитет.

— Какая низость!

— Я могу зайти гораздо дальше. Понимаете, певчая птичка, я могу сделать так, что вы больше никогда не будете играть на скрипке. Я могу очернить ваше имя и имена тех, с кем вы играете, и вас не примут даже в провинциальный любительский оркестр.

От ярости в ее жилах забурлила кровь.

— Убирайтесь из моего дома!

— Не волнуйтесь, певчая птичка. Я уже ухожу. — Он посмотрел на свои часы. — Я вернусь через шесть часов. И тогда вы дадите мне свой окончательный ответ.

Он угрожал разрушить ее карьеру и карьеру ее друзей и коллег. Неужели он думает, что она ему уступит?

Амалия вскочила на ноги. Переполняясь страхом и гневом, она схватила Талоса за руку, словно сила ее воли могла выгнать его из дома.

— Я сказала, убирайтесь из моего дома! — закричала она, потянув его за руку, не обращая внимания на то, что он не сдвинулся с места. — Мне наплевать на ваш статус и вашу идиотскую дипломатическую неприкосновенность!

Талос стремительно схватил ее запястья огромной рукой.

— А вы горячая штучка, — пробормотал он.

— Отпустите меня сейчас же, — паникуя, потребовала она.

Он усадил ее себе на колени, крепко держа за запястья.

Она ударила его босой ногой в голень и почувствовала боль в ступне. Талос и глазом не моргнул, а только обхватил ее свободной рукой за талию.

— Я чувствую, вы причинили боль себе, а не мне, — сказал он, глядя на ее руки. — Какие изящные пальцы. А теперь вы будете хорошей девочкой, и тогда я вас отпущу.

— Если вы еще раз назовете меня хорошей девочкой…

— Что вы сделаете? Ударите меня снова?

Амалия дернулась, но это был бесполезный жест. Она оказалась в стальной ловушке.

— Вы меня пугаете, — сказала она.

— Я знаю, и я прошу за это прощения. Я отпущу вас, если вы обуздаете эмоции и не наброситесь на меня снова.

Как ни странно, его глубокий голос возымел желаемый эффект. Поджав губы, она сделала глубокий вдох и почувствовала запах его тела. Сглотнув, она внезапно ощутила его горячее дыхание на своих волосах. Ее нервы были на пределе.

Она не могла перевести дыхание. Ее сердце билось так сильно, что она слышала, как его биение отзывается эхом у нее в ушах. Стояла тишина. Амалия чувствовала, как мускулистый Талос замер.

Она больше не слышала и не ощущала его дыхание.

Она слышала только пульсацию крови у себя в ушах.

Наконец он отпустил ее руки и позволил ей встать на ноги.

На дрожащих ногах Амалия отскочила в противоположный конец кухни. Там она прерывисто вздохнула, от напряжения у нее болела грудь.

Талос спокойно надел плащ, обмотал темно-синий шарф вокруг шеи и закрыл портфель.

— В шесть часов, дорогая. Я уважаю ваше решение, но знаю, что, если ваш ответ останется отрицательным, последствия будут реальными и быстрыми.

* * *

У Амалии зазвонил телефон.

— Мама?

— Милая, я кое-что узнала. Я не дозвонилась до Пьера.

Мать Амалии была подавлена. Словно Пьер Гаскин был обязан постоянно держать в руках свой телефон на случай, если Колетт Бартез — самая известная классическая певица в мире — соизволит ему позвонить.

— Но я поговорила с его очаровательным помощником, который сказал мне, что сегодня утром он приехал поздно в офис, выдал каждому работнику по пятьсот евро и сказал, будто уходит в отпуск на ближайшие три месяца. А потом он уехал в аэропорт.

— Похоже, он все-таки его продал, — пробормотала Амалия.

Еще две недели назад Пьер Гаскин — бывший владелец Музыкального театра, изо всех сил старался найти деньги на оплату счетов за отопление.

— Похоже на то, милая. Скажи мне, зачем принц Талос купил театр? Я не знала, что он меценат.

— Понятия не имею, — ответила она, ее кожу начало покалывать при упоминании его имени. Она нахмурилась, потому что ей не нравилось врать.

Она не рассказала своей матери ничего из того, что случилось в прошедший уик-энд, потому что у нее не было сил справиться со своей реакцией на Талоса.

— Я знала его отца, принца Летантоса… — Голос матери стал мечтательным. — Я пела для него однажды. Он был таким… мужественным!

— Мама, мне надо уходить.

— Конечно, дорогая. Если ты снова встретишься с принцем Талосом, передавай ему от меня привет.

— Передам.

Положив телефон на стол, Амалия провела руками по лицу.

Ей оставалось только одно — сказать Талосу Каллиакису правду.