Кукум

Мишель Жан, 2019

Пронзительный роман о любви белой девушки и индейца инну, о жизни большой семьи на фоне исторических перемен. Как всех детей канадских поселенцев, Альманду учили держаться за свой надел земли и работать в поле. Но на берегу реки она встретила индейца, приплывшего на каноэ, и вольное кочевье поманило ее. Пятнадцатилетнюю Альманду не испугали охота, рыбалка, готовка на костре и переправы через бурные реки. Она училась читать облака, дубить шкуры, рожала детей. Жизнь семьи в лесу была невероятно счастливой, но идиллия продлилась недолго: прогресс пришел на земли индейцев и стал отнимать все, что дорого Альманде, одно за другим. Горький, но в то же время наполненный интимными интонациями и светом памяти роман о тех, кого долгое время предпочитали не замечать. В основе книги – история жизни кукум, прабабушки писателя.

Пекуаками

Свисток прорезает тепловатый воздух — пронзительный, нескончаемый.

С тех пор как по поселку стал ездить поезд, он завывает так, что от этого нигде не спрячешься — ни днем, ни ночью. Многие, кто уже не может охотиться, предаются пьянству. Порой люди падают и засыпают прямо на рельсах, из-за чего бывали несчастные случаи. С тех пор машинисты замедляют ход и включают сирену — чтобы инну успели убраться с путей и дали составу двигаться дальше.

А мне лучше этого и вовсе не знать. Я все смотрю и смотрю на озеро, на его волны, лижущие песок и с шепотом умирающие почти у моих ног. Сегодня утром ветер принес сюда моросящий дождик, который увлажняет мою кожу. Вот так мы и сливаемся в одно целое, Пекуаками, небо и я.

Почти век прожила я на его берегах. Знаю здесь каждую бухту и все речки — и те, что впадают, и те, что вытекают. Его песня громче скрежета железных коней, она смягчает унижение. А если ему и случится рассердиться — гнев его всегда быстро проходит.

Мы поклонялись ему, боялись его мощи, и никто не отваживался уходить далеко от берега, ибо ветер, налетавший без предупреждения, вполне мог потопить неосторожные шлюпки. А сейчас оно стало чем-то вроде игровой площадки, и люди развлекаются здесь на своих больших моторных лодках. Они осквернили его воду, уничтожив всех рыб. Они даже переплывают его, дали ему имя святого. Они непочтительно относятся к его величию.

И все-таки это единственное озеро в Нитассинане, которое невозможно охватить взглядом. Другой берег, как у океана, можно только вообразить. Я до сих пор прихожу сюда. Стоит мне сомкнуть веки, как появляется то, что древние называли Пелипаукау, река с живым движущимся песком. У ее устья вода кажется стоячей среди светлых песчаных отмелей — она течет так медленно, как будто ее утомило долгое схождение с вершин гор Отиш.

В памяти воскресают образы моей первой встречи с рекой, и сердце мое заходится так же, как и почти сто лет назад. Всегда. Я опять вижу себя рядом с ним в той лодке. Мы бесшумно скользим по чистой поверхности вод. Я готовлюсь погрузиться в мир, о котором знаю только то, что он мне рассказал. Первые головокружительные впечатления самые сильные.

Он был совсем ненамного старше меня. Но взгляд светился мудростью и силой, покорившими меня. Томас рассказывал о Перибонке очень скупо, но потом я оценила эту немногословность. Хотя временами его певучий голос казался дрожащим, я никогда не встречала столь уверенного в себе человека. Когда лодка выплыла на простор и моим глазам предстала Перибонка, у меня часто-часто забилось сердце.

Теперь они построили город, но в те времена тут лежали песчаные отмели до самого горизонта. Перибонка, как и Ашуапмушуам и Мистассини, открывала путь на север. Она привела нас к местам охоты семейства Симеон.

Тишина ее устья оказалась обманчивой. Вскоре воды разбухнут от волн, течение обретет стремительность, и на пути возникнут такие крутые спуски, что нам придется обходить их пешком. У этой реки много лиц.

В конце пути, по ту сторону гор, чьи вершины виднелись на горизонте, располагалось озеро с острыми берегами, как и описывал мне Томас. Когда тебе всего пятнадцать, мечтается легко. Но то, что мне предстояло увидеть, оказалось куда величественнее любой моей фантазии.