Становясь Лейдой

Мишель Грирсон, 2021

Увлекательный дебютный роман канадской писательницы в фантастическом оформлении Inspiria и блестящем переводе Татьяны Покидаевой (переводчицы «Жженого сахара» и «Милосердных»), основанный на кельтском и скандинавском фольклоре, окунет вас в мир человеческих чувств, неизменно терзающих всех людей с самого начала времен. Норвегия, 19-й век. Питер, моряк, спасает девушку после кораблекрушения и влюбляется. Маева не такая, как обычные люди, и Питер знает это, когда делает ей предложение. Он ослеплен любовью и надеется, что Маева впишется в его мир, где половина людей молится христианскому богу, а вторая половина – втайне поклоняются Одину и Скульду. Он предпочитает не замечать перемен, которые происходят с женой, ее желание вернуться домой. Ровно как и необычных особенностей дочери, которые с каждым днем проявляются все отчетливее. Но Маеву зовет море и тот, кто много лет мечтает с ней воссоединиться, а их дочь Лейда может однажды последовать за ней… Как далеко может зайти человек, желая удержать рядом своих любимых, и на что готова пойти женщина, которая отчаянно хочет спасти свою дочь и вернуться домой? «Многогранный, многослойный роман, в котором разные голоса и времена и измерения сплетаются в единую нить». – Historical Novel Society

Что было

После шторма дождь лил много часов и наконец успокоился, превратился а легкую изморось, обернувшуюся туманом. Воздух был таким влажным, что, казалось, его можно пить. Ярость ветра угасла, море сделалось на удивление тихим. Словно и не случилось никакой беды.

Светловолосый мужчина спрыгнул с палубы траулера на пирс. Схватил тяжелый канат, обвязал им швартовную тумбу. Второй мужчина — темноволосый и бородатый, тот, в чьи глаза избегала смотреть Маева, — коротко свистнул с кормы. Маева украдкой взглянула на его руки, ловко наматывавшие канат на крепежную скобу. Один виток, второй, третий, все туже и туже, пока судно почти не перестало качаться. У нее в голове вспыхнуло воспоминание, как эти руки сжимали ей бедра там, на острове… Она перегнулась через ограждение на борту, тошнота подступила к горлу. Глубоко вдохнув запах морской воды, Маева без сил опустилась на палубу и съежилась под одеялом, которое ей дал бородатый.

Хотя ветер стих, в воздухе все равно ощущалось морозное дыхание близящейся зимы. Туман внезапно рассеялся, с неба посыпались белые невесомые хлопья. Первый снег. Под водой Маеве всегда было тепло, но здесь, в стылом воздухе, не защищенная родной стихией, он дрожала в ознобе. Она старалась не паниковать. Ее дыхание сделалось частым и хриплым. Мысли словно связались в запутанный тугой узел, и лишь одна была более-менее ясной: Как мне вернуться домой?

Во всем виновата она сама. Сестры предупреждали, что нельзя так рисковать.

Светловолосый крикнул с причала:

— Все, привязана намертво. Takk.

Маева понимала слова, но не понимала их смысл. О ком он сейчас говорил, о лодке или о ней самой?

Бородатый вернулся к штурвалу и встал перед Маевой, подбоченясь. Сразу видно, что он был высокого мнения о себе и привык побеждать и покорять.

— Это я должен благодарить тебя, друг. Без тебя я бы не спасся. — Он обращался к своему другу, но смотрел на Маеву, сжавшуюся под одеялом.

Она смотрела на море. Искала знаки, обещавшие спасение ей самой. Может быть, сестры видели, что случилось. Может, они где-то рядом и выжидают удобного момента? Ее разум как будто разламывался по краям.

Где ты, любимый, когда ты мне нужен больше всего?

— Не хочу даже думать о том, что могло бы случиться, если бы я тебя не нашел. — Светловолосый поднялся обратно на траулер, его голос был очень серьезным. — Хотя ты все равно вернулся со знатным уловом.

Двое мужчин стояли бок о бок, глядя на Маеву.

Она ощущала в них что-то звериное, дикое. Она чуть отодвинулась, поплотнее закуталась в одеяло, подобрала под себя ноги. Сгорбилась, чтобы казаться меньше. Ей хотелось исчезнуть. Броситься в воду и плыть без оглядки. Но сейчас она слабая и уязвимая. На таком холоде ей далеко не уплыть.

Она прислонилась головой к борту и ударилась обо что-то затылком.

— Осторожнее, — крикнул светловолосый.

Он протянул над ней руку. Вытянув шею, Маева уставилась на инструмент, который раньше видала только издалека. Инструмент из поучительных страшных историй, которыми сестры пугали ее, когда она была совсем маленькой. Охотничий молот на длинной ручке, затупленный с одной стороны, чтобы забить зверя насмерть. На другой стороне — острый крюк.

Чтобы выпотрошить добычу, вспороть брюхо от горла до чресел.

Ее дыхание сбилось. Мужчины этого не заметили.

Светловолосый поскреб рыжеватую щетину у себя на подбородке и указал рукой на деревню на вершине холма:

— Иннесборгу я сообщу сам. Но кто-то должен сказать жене. — Он помедлил и пробормотал: — То есть вдове.

Бородатый стянул с головы вязаную рыбацкую шапку.

— Я скажу сам. Будет не по-людски, если ей скажет кто-то другой. — Его голос дрогнул.

Светловолосый молча кивнул.

Маева старалась унять свой страх, сосредоточившись на разговоре мужчин. Она гадала, что было причиной гибели судна, с которого спасся один бородач: он вышел на промысел вместе с командой, несмотря на штормовой ветер?

— Ну, давай, Ганс. Выскажи, что у тебя на уме. — Его глухой голос дрожал. — Ты меня предупреждал, я тебя не послушал. Антум погиб из-за моего упрямства. — Он надел шапку обратно и натянул ее низко на лоб.

Ганс открыл рот, собираясь ответить, но не стал ничего говорить.

Они оба смотрели на горизонт. Притихшие, погруженные в свои мысли.

Маева воспользовалась представившейся возможностью и начала потихонечку отползать в сторону. Может быть, она сумеет сбежать, если не будет терять ни секунды; их горе станет залогом ее спасения. Она поднялась на ноги и сделала три быстрых шага по скользкой палубе, одной рукой придерживая одеяло, наброшенное на плечи. Вот оно, ее сокровище, — лежит под штурвалом. Она уже протянула свободную руку, уже приготовилась его схватить…

Внезапно лицо чернобородого рыбака оказалось прямо перед ней, так близко, что его губы почти касались ее лба. Она быстро отдернула руку.

Кажется, он не понял, что она собиралась сделать.

— Ты, верно, замерзла. Ганс, надо бы раздобыть одежду для… для… Hva heter du?^[9] — спросил он.

Ганс покачал головой:

— Мы уже пытались с ней заговорить, Питер. Она явно нездешняя. И по-нашему не разумеет.

Маева не стала его разубеждать.

— Я все-таки попытаюсь еще разок, — сказал Питер. Он затолкал Маевино сокровище в рыбную бочку, потом обернулся к ней и схватил за плечо. Она отшатнулась, сбросив его руку. В его глазах отразилось обиженное удивление. Но она все равно на него не смотрела, ее взгляд впился в бочку у него за спиной.

Он похлопал себя по груди.

— Питер. Питер Альдестад. — Он легонько ткнул пальцем в Маеву и наставил его ей на сердце. — А ты?..

Она промолчала. Не надо, чтобы он знал, что она понимает их речь. Ей почему-то казалось, что пока этим двоим неизвестно, как ее зовут, само это незнание удержит их на расстоянии. Питер повторил свое имя, снова хлопнув себя по груди. Маева смотрела на него совершенно пустыми глазами.

Ганс указал на деревню:

— Пойду сообщу магистрату и попробую раздобыть ей одежду. — Он покачал головой, глядя на Питера: — Удачи, друг. Похоже, она тебе не помешает.

Питер кивнул и крикнул ему вслед:

— Не рассказывай ему всего. Помни наш уговор.

Что у них за уговор? — призадумалась Маева. Она вдруг поняла, что рано или поздно ей придется заговорить, иначе она никогда не вернется домой.

— Маева. — Она прошептала свое имя так тихо, что Питеру пришлось наклониться поближе.

— Hva?^[10] Скажи еще раз. — Его глаза загорелись победным огнем.

Она откашлялась и произнесла чуть громче:

— Is mise Маева… Tha mi airson a dhol dhachaigh^[11].

— Не понимаю… Скажи еще раз.

Маева повторила еще раз, с нажимом: Я хочу домой.

— Нет, все равно ничего непонятно.

— Да уж вестимо, Питер Альдестад. Какая-то, прости господи, тарабарщина, — донесся снизу, с причала, женский голос. — Ты лучше скажи, где мой муж.

Питер изменился в лице. Он вдруг стал похож на нашкодившего мальчишку, который попался на очень серьезном проступке. Он попытался поймать взгляд Маевы — искал то ли помощи, то ли сочувствия, она так и не поняла. Словно Маева могла бы его спасти. Словно она была шлюпкой, которая не даст ему утонуть.

Она сжала руки в кулаки.

Женщина на причале не унималась:

— Где Антум? Наверняка уже пьяный, даже не сомневаюсь. Но я ждала две недели, и больше я не намерена ждать ни минуты. И что там за чертовщина у вас творится? Кто там с тобой?

Питер прикоснулся к запястью Маевы, будто не замечая, как она вздрогнула, и бросился к трапу, спущенному на причал. Но перед тем как уйти, он закрыл бочку крышкой и запер на металлическую защелку.

Маева мысленно выругалась. Едва дождавшись, когда он уйдет, она попыталась открыть тугую защелку, стараясь при этом не слишком шуметь. Защелка не поддавалась. Маева пригнулась, чтобы ее не заметили снизу, подошла к бортовому ограждению и осторожно выглянула через край.

Женщина средних лет, в черной шерстяной накидке и темном капоре, стояла, скрестив руки на груди. Ее лицо было хмурым и злым.

— Hilsener, фру Вебьёрнсдоттер. Jeg beklager…^[12]

Маева наблюдала, как Питер мучительно подбирает слова. Слова, которые разобьют этой женщине сердце, сотрут его в порошок. Отсекут половину всего, кем она была раньше, превратят из заждавшейся мужа жены в жену, оставшуюся без мужа.

Маеву заворожила произошедшая в нем перемена: дикий зверь вдруг исчез. На его месте возник кто-то чуткий, внимательный, бережный. Почти нежный.

Слова плыли в соленом воздухе. Вонзались в мягкую беззащитную плоть.

Маева буквально физически ощущала, как сердце женщины рвется в клочья. Сжимается в тугой комок, умирает.

Время остановилось — отрицание, неверие растянули секунды в застывшую бесконечность, — пока Питер не повторил те же слова еще раз и еще. Страшная весть наконец утвердилась жестокой правдой.

Вдова тряхнула головой, а потом затряслась уже вся целиком, зарыдала хрипло и сбивчиво, как-то дробно и ломко, и у нее подогнулись колени. Питер ее подхватил, не давая упасть, стиснул в крепких объятиях. А она все тряслась и тряслась, причитала, захлебываясь рыданиями, хватала воздух искривленным ртом.

Маева не шелохнулась. Растерянная и смущенная.

Глаза Питера, полные горькой вины.

Он вобрал в себя все без остатка, принял удар сокрушительных волн вдовьей скорби, бьющихся в его крепкое тело. Шли минуты. И все это время он не сводил глаз с Маевы.

Она не могла отвести взгляд, всем своим естеством ощущая, как отчаянно он нуждался в том, чтобы она стала его свидетельницей. Ошеломленная нежностью своего похитителя, Маева гадала: А кто станет свидетелем для меня?

* * *

Вдова резко отстранилась. Вынула из кармана платок, промокнула глаза, разгладила юбку, поправила капор. Она была на удивление спокойна. Буря горести сменилась чопорной решимостью. И вот тогда-то она и подняла глаза.

Маева попробовала улыбнуться, но губы не слушались.

Вдова глядела пристально и сердито, подмечала каждую неряшливую деталь. Маева подняла руку и попыталась пригладить растрепанную копну рыжих кудрей. Она поплотнее закуталась в одеяло и сама поразилась тому стыду, который вдруг испытала под колючим взглядом вдовы; никогда прежде она не стеснялась своей наготы. Наконец вдова скрестила руки на груди с таким видом, словно приняла решение или вынесла приговор. Ее льдисто-голубые глаза, холоднее студеного зимнего ветра, буквально вонзились в Маеву.

Выпрямившись в полный рост, Маева твердо встретила ее взгляд.

Вдова чуть подалась назад. Вскинула подбородок и кисло сморщила нос, словно на нее повеяло чем-то скверным.

Питер прочистил горло.

Биргит презрительно хмыкнула:

— Это еще что за диво?

Питер шагнул к Маеве и встал прямо под ней. Обернулся к вдове. Слова прозвучали как гром среди ясного неба:

— Мы спасли ее в море. Это моя… Маева.

Маева широко распахнула глаза.

Моя?

На лице вдовы отразилось точно такое же потрясение, как у самой Маевы. Обе женщины оторопели от этого неожиданного заявления. Этого притязания на право собственности.

Питер взглянул на Маеву, не уверенный, поняла она что-нибудь или нет. Но она все поняла. Он почему-то решил, что два незнакомца, два совершенно чужих существа — рыбак и его сегодняшний улов — теперь крепко-накрепко связаны друг с другом.

Именно в эту минуту к причалу вернулся Ганс вместе с каким-то крупным, дородным мужчиной. Видимо, это и был городской магистрат. Весь запыхавшийся, с красными пятнами на лице — то ли от быстрой ходьбы, то ли от пьянства. Он не стал подходить близко к траулеру, остановился поодаль. Наступила неловкая тишина; взгляды всех, кто стоял на причале, сосредоточились на одной точке.

Точно волки, они все смотрели на Маеву с разной степенью жадности.

Питер поднял руку:

— Магистрат Иннесборг, позвольте представить вам… Это Маева. Моя невеста.

У Маевы все похолодело внутри, ноги сделались ватными. О боги, нет.

Вдова потрясенно вздохнула.

Иннесборг хмыкнул. Оценивающе оглядел Маеву с головы до ног, словно она и впрямь была рыбой, выловленной из моря. Задержал взгляд на ее босых ступнях, чуть выше уровня его глаз на палубе траулера.

Почему-то именно от этого взгляда Маева почувствовала себя еще более униженной и поруганной. Она попятилась, поджав пальцы на ногах. Она старалась казаться спокойной, но не смогла скрыть свой ужас. Она уже поняла, что попалась в ловушку. И еще очень не скоро вернется домой.

Ты за мной не пришел…

Соленая желчь подкатила к горлу. Сдержаться не было сил. Маева перегнулась через ограждение, и ее вырвало прямо на пирс. В нескольких дюймах от ног вдовы.

Примечания

9

Как твое имя? (Норв.)

10

Что? (Норв.)

11

Меня зовут… Я хочу вернуться домой (гэльск.).

12

Мое почтение… Мне жаль… (Норв.).