Орден

Михаэль Кирофф, 2023

Последняя часть трилогии "Открытый космос". Герои, сами того не замечая, настолько "оторвались" от остального человечества, что к ним самим начало приходить некое… Понимание. Понимание того, что их "шаг в сторону" был, возможно, шагом вперед. Только вот куда?..

Глава первая. Бунтарь

Микка Райкконен ненавидел коров. Да, они были прекрасны и давали столь ценимое в галактике натуральное молоко, но… Во-первых, они были единственным, что ожидало его в его юной жизни. А во-вторых, они — воняли. Аскола, четвертая по времени освоения планета финнов, ныне обретающаяся где-то в середине “Аргентинского конгломерата”, была планетой скотоводов. Аскольское молоко ценилось в доброй половине галактики, а аскольская говядина регулярно становилась образцом для программирования пищевых синтезаторов. Даже китайцы никогда не думали о нападении на Асколу, ведь программы синтезаторов и у них были именно оттуда. Дорогих синтезаторов, для тех, что побогаче.

Но Микка ненавидел коров. Их запах — в первую очередь. Запах. Вы когда-нибудь жили на планете, которая вся, вот вообще вся, пахнет навозом? Не жили? И не пытайтесь. Многие местные как-то привыкали и вообще переставали чувствовать вонь. Микка — не мог. Ну вот не мог, и все. Конечно везде, где есть моря, есть и судоходство — осуществлявшееся, впрочем, на Асколе автоматическими грузовозами, пассажирские круизы были как-то не в чести: работать надо, коровы ждать не будут. Если куда-то надо по делу — так лети на стратосфернике, это ведь быстро. “Трудолюбивая Аскола” — такое самоназвание было у планеты, и жители этим гордились. Очень гордились. И на системах переработки “коровьего метана” — вот еще, за ерунду такую платить! — брезгливо экономили.

А Микка это все на дух не переносил.

Говорили, что хорошо работать в службе техобслуживания морских автоматов — мало ли, поломается какой? Тогда садятся в тяжелый глайдер и отправляются его чинить. И вот там, где-то посреди моря, можно вдохнуть полной грудью: коровами вообще не пахнет, только йодом немножко, море ведь. Но на эту работу стояла огромная очередь, состоящая исключительно из родственников самих ныне действующих ремонтников. Их так и называли — “мафия”. Микка там никаких связей не имел. Печаль… А школа тем временем заканчивалась, и предстояло сделать выбор, на кого учиться дальше. Выбор, ха! Тракторист или оператор автоматики коровника. Тьфу… Нет, можно поднапрячься и поступить в институт “по планетарному гранту” — только грант “покрывает” лишь две специальности: “агроном кормовых культур” и “администратор мясомолочного производства”. То есть можно иметь “средний” диплом и зарплату чуть побольше, а можно “высокий” и ее же чуть поменьше (зато сколько престижа!), только и жизнь, и работа так и так либо в коровнике, либо рядом с ним.

Третий из пятерых детей в семье, Микка не очень заморачивался на “продолжение дела предков” (а предок, отец то есть, был как раз трактористом, опытным, умелым и уважаемым соседями за мастерство и спокойный нрав). Родители его просто не понимали. Очень любили, этого не отнять, но — не понимали. Ни отец, ни мать — оператор дронов обслуживания в ближайшем автоматическом коровнике. Мать недавно получила высшую сертификацию “ДеЛаваль” и зарплата у нее была как бы не поболее, чем у отца. “Ух ты, ДеЛаваль!” — говорили одноклассники, — “Лучшие киберкоровники в галактике! Повезло тебе, Микка, с мамахеном, теперь не просто без работы не останешься, точно большие деньги зашибать будешь!”

Они завидовали ему, не зная, что завидовать-то нечему. Микка уже всерьез подумывал о бегстве “вникуда” на одном из транспортов, регулярно посещающих планету. Они, конечно, тоже в основном автоматические, но… Минимальное жизнеобеспечение там все-таки есть. Значит, одевшись потеплее и прихватив кислородный баллон на всякий случай, можно пережить системное маневрирование. А гипер — там все равно все в этакой “летаргии”, особо и жизнь обеспечивать не надо. Не вакуум, не абсолютный ноль — и ладно. Ну если, конечно, забраться в отсек с теми же коровами — которых живыми надо довезти. Вонять будет как дома, но есть же надежда, что в последний, самый последний раз!

Ему, в общем-то, очень повезло, когда он увидел ту рекламу. Ведь живые коровы с Асколы вывозились только с одной целью: стать “образцами” для пищевых синтезаторов. А потому схема транспортировки включала, по прибытии в пункт назначения, полную откачку воздуха из отсека до момента, пока “относительная температура” там не понизится до полуградуса по цельсию. С последующей обратной герметизацией — но уже с минимальным подогревом, просто до нуля — и закачкой аргона: образцу для синтезатора необходимо быть абсолютно свежим, но вовсе не надо быть живым. Помог бы тут обычный кислородный баллон — большой вопрос. И это если еще успеешь им воспользоваться.

Но внимание Микки привлек обычный “спот” в какой-то социальной сети. Кто и когда обращает внимание на рекламу? Но автор этого спота был, вероятно, гением. Потому что фраза там была простой: “Хэй, селяне, в космос хотите? Навсегда и с гарантией? Поможем!” Такая реклама никогда бы не сработала на высокоразвитой планете. Никогда бы не сработала на планете, имеющей “более широкую специализацию”. Слишком прямо, даже неприлично как-то. “Селяне”. И вот это вот хамское “хэй”. Но и рассчитана она была явно не на “продвинутые” миры, более того, во всех языках мира обращение к незнакомцу “хэй” — неуважительно… Кроме языка финского. По-фински это просто нормальное обращение к тому, чьего имени ты не знаешь. А иногда даже к тому, чье знаешь. Дико, невероятно дико, но факт. И Микка на спот — тэпнул. И попал на сайт Второго вспомогательного летного училища, расположенного на Кокшеньге, точнее, на ее орбите. Готовили там пилотов и правда “вспомогательных”: на боты и челноки снабжения, малые грузовозы доставки боеприпасов, ну и все такое. Однако была и фраза о том, что вот например их выпускник Николай Шугин уже дослужился до капитана и командует тяжелым торпедоносцем. Мол, смотрите все, и у нас достойные кадры родятся! Микка не колебался и тут же заполнил заявку. После школы на “планете коров” никаких иллюзий насчет поступления в “элитные” флотские академии у него не было, а тут… Мало ли повезет?

***

Ему повезло, хоть ответа и пришлось ждать долго. У него потребовали результаты экзаменов за десятилетку — но их он сдал еще в девятом классе, учился-то Микка хорошо. У него потребовали подтверждение способности управлять техникой — вообще-то, комиссия по этим делам находилась в соседней системе, на Хювинкяя, но Микка с шестнадцати лет имел сертификат управления кибертракторами. Это приравнивалось. Так что тоже прокатило. У него потребовали языковые сертификаты — но по-фински и по-испански он говорил свободно, а недавно получил “Б-2” по русскому, чем крайне гордился. Хватило. И наконец ему в ящик “упало” долгожданное послание: “Микка Райкконен, мы готовы зачислить вас на первый курс. Перелет за наш счет, билет в приложении. Не опаздывайте”.

Родителям Микка сказал, что идет учиться на пилота транспортника. “А хоть какого”, — спросила мать, — “Пассажирского или грузового?”

“Как карта ляжет, мам”, — ответил Микка, — “Кто лучше учится — попадают на пассажирские, остальные на грузовики”. Он врал, но врал, прекрасно понимая, что родителям пока что надо думать о чем-то им понятном. “Ну и добро”, — сказал отец, — “Наших коровок тоже надо кому-то возить по космосу. Хорошая работа, сынок. Удачи тебе.” Микка искренне поблагодарил его за пожелание и отправился собираться.

А в училище его ожидал сержант-инструктор Василий Покрышкин.

— Отнюдь не доброе утро, девочки и мальчики, — начал он, — То есть я вас, конечно, приветствую, но предупреждаю сразу: учить буду на пилотов не ботов, а истребителей. А кто не справится — отправится домой, моя зарплата от вашего количества не зависит. И мне наплевать, что потом вы будете летать на ботах. Я либо учу летать, либо ну его нахрен. Понятно?

— Понятно, господин сержант! — несколько вразнобой ответили новоприбывшие, и лишь один парень продолжил: — Господин сержант, а можно вопрос?

— Вообще-то, на флоте принято говорить «Разрешите обратиться», — улыбнулся Покрышкин, — Кадет…

— Кадет Рикардо Тапас! Разрешите обратиться?

— Тапас? Интересно. Впрочем, обращайтесь, кадет Тапас, слушаю вас.

— А как к вам правильно обращаться? «Господин», «сеньор» или еще как-то?

— Хммм… Сначала Тапас, потом «сеньор»… Стоп. Вот. Мне наконец-то пошли данные о поступивших — канцелярия справилась, полгода не прошло. Раздолбаи… Это я не вам, кадеты, — продолжал бормотать сержант, явно быстро считывая какие-то данные, — Вам, чтобы я стал считать вас раздолбаями, потребуется это мне сначала доказать. А вот клуши… Виноват, госпожи офицеры из канцелярии уже давно всё и всем доказали. Так! Рикардо Тапас. Ну, для начала отвечу на ваш вопрос: лучше «господин», другое обращение мне непривычно, мы ведь тут в подчинении русского флота как бы. Но вот дальше вопрос уже у меня.

— Какой же, господин сержант? — удивился Тапас.

— Каким образом еще только поступающий к нам абитуриент, который просто успешно сдал экзамены, оказывается по документам переведенным от, так сказать, коллег из училища на Ла Суэрте? Учебный год только начинается, вы физически не успели бы там поучиться. Можете пояснить?

— Да, могу. Я сдавал экзамены именно там, успешно, но опоздал по семейным обстоятельствам — все места были заняты. Мне предложили либо ждать год, либо отправляться к вам, вроде есть какой-то договор… Я решил — к вам.

— А, да, договор и правда подобный был, вспоминаю. Теперь ясно, благодарю вас за разъяснения. А что же ваш товарищ, то же самое?

— Товарищ? Я, вроде, один прилетел…

— Так вот же: кадет Микка Райкконен, тоже из аргентинского сектора.

— А это кто?

— А это я, — сказал Микка.

— Опа! Земляк? — удивился Рикардо.

— Так и есть, только я сюда сам поступал.

— Ну и группа у нас в этот раз, — сказал сержант, — Обычно местные все. Ладно, разбрелись по каютам, расписание занятий в коммах. Вольно, разойдись. Что надо сказать?

— Есть, господин сержант!

— Правильно. Поесть тоже не помешает. Кому охота — пойдем со мной в столовую. Все! Свободны!

***

— Это маленький и безнадежно устаревший истребитель типа “Оса”, — сказал Микке пожилой тех на полетной палубе, — Хотя в обучении до сих пор используется. Естественно “спарка”, поскольку вначале летаете с инструктором. Кто, кстати, ваш?

— Не знаю, господин…

— Ефрейтор техслужбы Иван Пиотровский. Я ваш механик на весь период обучения.

— Очень приятно, Иван, я — Микка Райкконен.

— Ну да, у вас, финнов, все всегда на “ты”. Так вот, Микка, сейчас я тебе покажу, как готовить “птицу” к вылету. Пока просто смотри, но старайся запоминать, хорошо?

— Хорошо. Смотрю.

— Вот. Сейчас мы заправляем водород, по этому вот шлангу. Обычно заправка проводится до отметки двенадцать, но иногда опытные пилоты частично активируют кокпит и сами смотрят, до какого уровня заправлять. Дело личное.

— Я новичок, Иван, опыта нет, мне бы лучше в цифрах.

— Тогда просто до двенадцати. Видишь, где цифра?

— Вижу, да.

— Вот сейчас до нее дойдет, и можешь тэпать на “закрыть”. С испанским-то у тебя как? А то большая часть железа оттуда.

— Хорошо!

— Ну тогда нормально, системные сообщения прочитаешь, они тупые ведь.

— Двенадцать, Иван!

— Закрывай. Вот. Теперь загрузка оружия, это, вообще-то, не твоя забота, а моя. Но на всякий случай — если надо перезарядиться, а свободного теха нет — посмотри сюда. Когда борт на столе, догрузка рэйлгана включается вот тут. Так тупо и написано — “рэйлган”. Если боекомплект использован не полностью, догружается только недостающее. Все просто.

— Да уж.

— А вот тут меню выбора торпед. Сколько раз выберешь — столько раз автомат и “переприцепит”, но имей ввиду, что до окончания загрузки ты не можешь выйти. Подтверждение окончания загрузки ты можешь сделать только сам, из активированного кокпита. И после этого “переприцепки” уже практически невозможны.

— Как-то это сложно.

— Не заморачивайся пока. Смена обвески сразу перед стартом — это из курса “экстремальных ситуаций”, а с него, сам понимаешь, не начинают.

— Понял. То есть смотрим заданную схему…

— Да, на вот этом мониторе. Вешаем что сказано. И готовимся к выходу. Регламент стандартного старта у тебя ведь есть?

— Как не быть, в первый день выдали и велели наизусть выучить.

— Вот, по нему и действуй. Одного не пойму: а где инструктор-то твой?

— Так откуда мне знать?!

— И то правда.

— Я, я инструктор, — послышалось из-за спины, — Вань, не пыли, все нормально.

— Фрида! Ты — и инструктор?

— Решила тряхнуть стариной. Записалась в программу подготовки пилотов. Заодно сама вспомню, как оно все.

— Это дело, подруга. Как муж, как дети?

— Хорошо кушают и быстро толстеют, чувствую себя дома как на свиноферме. Вот как раз решила “прерваться”, поучить новичка, а мои пусть посидят на стандартных рационах. А то их перепрыгнуть уже проще, чем обойти. Позорище.

— Что, и Игнат растолстел?

— Не, ну он не сказать чтобы. Но некая “пивная пузяка” появилась. Заставить его больше работать никак: и так вкалывает по десять часов в день, выкладывается. Но, видимо, слишком вкусно жрет. Вот я и устранилась от готовки.

— Аххаха, хорошее решение, Фрида.

— Посмотрим, сработает ли. Однако же, как вас зовут, молодой человек?

— Кадет Микка Райкконен… Сеньора, — ответил тот.

— Догадался? — спросила Фрида.

— Ну да…

— Правильно догадался. Я Фрида Медина, аргентинка, мой двоюродный брат — Хулио Медина — служил на “Гинсборро”, а теперь командует собственным авианосцем. А здесь, на борту “Ваги”, я вообще-то координатор полетов, только вот сейчас свалила все обязанности на мужа и решила тебя немножко поучить. Возражения есть?

— Никак нет, сеньора!

— Тогда давай в кокпит. Полетаем.

— Но я же не умею!

— Я тоже когда-то не умела, и что? Занимай свое место, пилот.

— Си, сеньора!

— Мостик, здесь капитан Медина, выход учебного борта.

— Который Медина? — традиционно хохотнул дежурный офицер.

— Ваш, близкий и настоящий, наряды вне очереди раздающий! Мне брата позвать, чтобы всем глаз на жопу натянул? — ответила Фрида, и разрешение на выход было получено. И “Оса” вывалилась в пространство.

— А теперь лети, стажер, — сказала Фрида, — Вооон туда, видишь, отметки у пояса? Вот к ним и лети.

— Но… Как?!

— Каком кверху. Лети уже давай. Вперед.

И Микка… Полетел. Старый истребитель на удивление легко послушался его и отправился к указанной Фридой точке. Микка жутко боялся, а оказывается, надо было просто — захотеть. Остальное автоматика борта делала сама. Он — летел! Летел сам!

— Уау! — прокричал Микка, — Летим! Это работает!

— Конечно работает, — ответила Фрида, — Только теперь тебе надо будет еще и затормозить, а это сложнее.

— Поможете, сеньора?

— В полете на “ты”.

— Поможешь?

— Нет. Тормози сам.

— Но как?

— У тебя сорок секунд, чтобы додуматься. По мне так более чем достаточно.

— Вот б… Сеньора.

— Сказала же!

— Вот, то же самое слово, Фрида! Да чем же затормозить-то?

— Думай! Двадцать секунд!

— Хорошо. Сделаю по-своему.

Микка просто развернул истребитель на 180 градусов и “воткнул” движки. Скоро машина “относительно остановилась”.

— Ну сорри, — сказал он, — Другого способа не придумал. Но хоть остановился.

— Это и был единственный способ, до которого ты додумался с первого захода, кстати, — ответила Фрида, — Пилотом — будешь. И я тебя буду учить. Может выйти толк.

— Правда?

— Правда. Но учеба легкой не будет. Готов?

— Конечно!

— Хорошо. Тогда продолжим.

***

“Привет, мам!” — писал Микка в гиперпочту, — “Ты же просила писать. Тут хорошо все, мне нравится. Ребята в основном русские, но они не совсем русские, они поморы. По повадке — скорее как мы, так что компания приятная. Даже сауна по пятницам, как дома. С некоторыми мы особенно хорошо общаемся, может и подружимся со временем. Даже земляк есть, Рикардо Тапас, он аргентинец. А главное — никто в душу не лезет, пока сам не позовешь. Я думал, русские наглые, а поморы — они нет, они как мы. Так что тут мне, считай, повезло. Одна беда — с девчонками. То есть их много, есть и симпатичные, но вот чтобы понравилась по-настоящему — пока не видел. Но скоро начнутся увольнения на поверхность, посмотрю, что на планете у них творится. Учеба идет нормально, так что пилотский сертификат получу, без работы не останусь. Ты не волнуйся за меня. Одно плохо: при распределении на работу личные пожелания учитываются, но не всегда выполняются. Могут по первости засунуть куда-нибудь далеко, и к нам, домой то есть, переводиться придется потом. Ну да посмотрим. Обнимаю тебя, а старику — привет плазменный!”

— Старик, тебе плазменный привет, — сказала Минна, — Микка пишет, нормально там у него все.

— Так уж и старик, — ответил Киммо, — А что нормально — это хорошо. Только вот, Минна, привирает сыночек маленько. Это я не в упрек ему, но все же не все он нам рассказал.

— Ты о чем?

— Да сеть порыл. Нет на Кокшеньге летного училища общего профиля. Есть только военное — “второй очереди”, как бы непрестижное, но с другой стороны “самое престижное из непрестижных”. В принципе хорошее место, но это — флот, Минна.

— Вой витту. А он пишет про “распределение на работу” после окончания.

— Смотри-ка, научился мягко выражаться юнец. Не “на работу”, а “на службу”. Маленькая такая оговорка с его стороны. Но важная. Служить будет куда пошлют. Оклад, отпуск, прочие “плюшки” на флоте хорошие, но вот где все это будет — выбираешь не ты.

— То есть только в отпуск и сможет приезжать?

— Это еще если сможет. А то мало ли далеко окажется.

— Вой витту.

— И не говори. Ну да хоть на передовую не отправят — в таких училищах ведь “вспомогательный состав” готовят, на технические борта. Обслуживание баз, снабжение, что-то такое.

— Охх, да уж. Хоть бы не туда, где стреляют.

Киммо, истинный отец своего сына, тоже не все сказал жене. В сети он “нарыл” данные и о выпускниках училища — правда, всего восьмерых — оказавшихся в “боевых” частях. Один из них, какой-то Ник Шугин, вообще стал знаменитостью, командуя тяжелым торпедоносцем, и дослужился аж до капитана. Но с другой стороны, только он из тех восьмерых и остался в живых. Обо всем этом Минне знать явно не стоило.

***

— Микка, три дня на поверхности! Уау! Давай с нами по бабам!

— Не, Рикардо, эт не про меня, извини.

— Ты что, “из этих”? Как-то за тобой не замечал.

— Да не гони. Просто еще дома понял, что мне надо, чтобы девушке захорошело, иначе и самому не в кайф. А если она “просто на работе”… Да у меня и не зашевелится ничего.

— Ну тебя! Странный ты. “Быть мужчиной хорошо: сунул, вынул и пошел!”

— Аххаха, смешно, да. Но разные мы. Я лучше погуляю, посмотрю, как там у них, ну то есть у нас теперь, пива вон попью. Есть там хорошее пиво?

— Как не быть! Спустимся — покажу тебе отличное место. Выпьем по кружечке, а потом извини: мы с парнями по бабам.

— Хорошо, так и сделаем. А вам — удачи!

— Да какая удача, там денежные знаки требуются, — хохотнул Рикардо.

— Вот это мне и не нравится. И вовсе не потому, что у меня этих знаков — нет.

— Говорю же, странный ты.

— Да ладно тебе!

Погребок, куда привел Микку Рикардо, был довольно большим и многолюдным. Но место нашлось, правда не у стойки, свободен был лишь небольшой столик в углу зала, и обслуживался он явно зашивающимся официантом.

— Прошу вас, два светлых горьких, пожалуйста. Похолоднее, если можно, — сказал Рикардо и, когда официант ушел, продолжил, — Здесь, Микка, “левых” людей нет. Официанты и помощники поваров — дети и племянники хозяина, они все учатся на поваров, администраторов ресторана и все такое, а практику проходят у папы — ну или дяди — в заведении.

— А что, — ответил Микка, — Это и хорошо. И делу обучатся, и приворовывать не будут, у своих-то.

— То-то и оно. Потому и пиво хорошее. Я тут уже со всеми перезнакомился.

— Пиво сейчас попробуем. Так… Да, Рик, ты прав. Пиво — хорошее. Я тут, пожалуй, задержусь.

— Любишь пиво?

— Очень. А еще — люблю качество. Особенно качество пива.

— Качество пива — это действительно важно, — засмеялся Рикардо, — Тут ты прав на все сто. Но я же обещал тебя отвести в заведение, где с этим все в порядке!

— Да, спасибо тебе, камрад.

— Не за что, дружище! За первые кружки я заплатил уже, дальше давай сам, как мера и красота подскажут. А я побежал к парням, нас ждут бабы!

— Да не вас они ждут, а кредиты ваши.

— Не опошляй, — двусмысленно усмехнулся Рикардо и немедленно убежал.

Микка же всерьез задумался о еще кружечке — это если одной. Пиво и правда было хорошее, пожалуй и вкуснее, чем дома. Он довольно долго пытался подозвать официанта, но тот был один и постоянно чем-то занят. В конце концов к столику Микки подошел пожилой мужик в фартуке и с совершенно усталым лицом.

— У нас тут “немножко аншлаг”, уж простите, господин кадет. Вы чего-то хотели?

— Просто кружку пива, мне оно у вас понравилось.

— Ото ж, сами варим. Спасибо. А пиво я вам сейчас принесу. Да и сам выпью, перерыв у меня. Можно на пару минут к вам за столик, а то и мест больше нет?

— Да какие вопросы! Мне весь стол не нужен.

— Отлично. Секунду.

Мужик вскорости вернулся, принеся две запотевшие ажне литровые кружки пива и какие-то соленые сухарики.

— Гонза Вацек, — представился он.

— А ты, получается, чех? — спросил Микка.

— Да, приехал на свою голову в гости к любимой девушке, теперь сорок лет уж вместе живем, — усмехнулся Гонза, — Детишки, все дела, куда теперь уезжать, проще ресторан открыть. Вот и открыл. А ты…

— Прости. Микка Райкконен, кадет флотского училища.

— Будем знакомы, — они пожали друг другу руки и отпили понемножку.

— То есть ты, Гонза, и есть хозяин всего этого?

— Я и есть. “От рождения”, как говорится, ни пивоваром, ни ресторатором не был — но хорошо понимал, как оно должно быть. Научился… Со временем.

— Вот и я, надеюсь, научусь. Со временем.

— Летать-то? Да какие твои годы. Конечно научишься. Кто у тебя инструктором?

— Сеньора Модена.

— Что, Фрида? Сама?

— А ты ее знаешь?

— Да кто ее не знает, оторва та еще. Но летун классный, эта научит нормально. Повезло тебе.

— Хорошо тогда. Только шумно тут у тебя.

— Это есть, — допивая пиво, сказал Гонза, — Если хочешь такого же пива, но меньше шума, иди в заведение сестры жены, два квартала отсюда. Там тихо и благостно.

— Я здесь первый раз, два квартала — в какую вообще сторону?

— Открывай навигацию на комме, покажу.

***

— Слева на три часа, двадцать вверх! Спираль!

— Нет, сеньора! — Микка завернул-таки “спираль”, но не вверх, а в сторону.

— Ты что творишь?

Он не отвечал. Но знал, что “творит” то, что нужно. “Виртуальные” борта противника легко изменили курс, чтобы его достать, но он… Не вышел из “спирали”. Он продолжал ее крутить. В результате и он, и атакующие, оказались достаточно далеко от “орбитальной базы”, являвшейся объектом его защиты. И вот тут он начал стрелять. Не выходя из “спирали”, просто развернув истребитель тем самым, еще в первом вылете понятым способом. Трудно стрелять короткими сериями, приноравливаясь к вращению машины, но можно ведь. Главное — не зевать. Вскоре два нападающих были признаны искином за «уничтоженные», а третий — за “фатально поврежденный”.

— От них… себе, — сказала Фрида, — Растешь, птенец. Респект. Я серьезно. Повторить сможешь? С другими вводными?

— Попробую! Едемэ?

— Откуда нахватался?

— От Гонзы Вацека.

— Знаю такого. Хороший мужик. Едемэ.

Теперь атаковали две пары, с разных векторов. “Спираль” уже не помогла бы, и Микка просто рванул в сторону одной из групп. Та приготовилась к защите от лобовой атаки, но он “проскочил” их и атаковал сзади. Два фрага, вопрос решен. Второй группе полагалось бы испугаться, но сейчас это были созданные искином фантомы, которые не то что не пугались — они даже не потели, фантомам оно без надобности. И они перли на “объект защиты”, куда Микка их собирался… Просто пропустить. И даже дать отстреляться. Но только один раз — это “объект защиты” выдерживал. И вот когда они радостно отстрелялись, он, как чорт из табакерки, образовался за ними и даже как-то неспешно “вынес” им движки.

— Двое пленных, сеньора, что прикажете? Можем казнить, можем миловать.

— Микка, растешь. Хвалю. Конец тренинга. Давай в душ — и планерка, разберем твои действия подробно. Но я довольна тобой, кадет.

— Спасибо, Фрида!

— Не за что. Ты молодец.

***

“Мам, привет. Вы со стариком, наверно, давно догадались уже, что училище мое — военное. Ты прости, что сразу не сказал, оно ведь против семейных традиций как-то. Но я боялся, понимаешь? Сам и не знаю чего, но боялся. Ты прости меня пожалуйста. Тут все хорошо, летаю нормально, говорят, при выпуске даже прапора дадут — все нормативы выполнил. Но вот куда отправят — неведомо. Но все в порядке, сегодня инструктор меня даже похвалил, а такое нечасто бывает. И на поверхность отпускают уже каждую неделю. Я там с девушкой познакомился, вот. Представляешь, зашел пива попить, шумно было и многолюдно, а сам хозяин заведения ко мне подсел и говорит — иди, мол, в кафе сестры моей жены, там тихо. Ну я и пошел. А там мне говорят — тебя Гонза послал? Ну, это тот хозяин пивняка. Я говорю — да, рекомендовал. Ой, отвечают, у нас и пиво такое же, и комнаты для тех, кто на побывке с орбиты, и кухня лучше, чем у Гонзы. Добро пожаловать, в общем. И кафе, и ресторан, и маленькая гостиница. У меня целых три дня было, я и остался. А в коридорных там тоже родственница всей этой семейки, Ала Долейшова такая. Чешка, как и все они, даром что планета русская. Полюбилась она мне, да, похоже, и я ей. Говорит — куда бы ни отправили, за тобой полечу. Может и правда, не знаю. Но пока что хорошо. И увольнения каждую неделю. Так что все у меня в порядке, старику и братьям-сестрам привет.”

— Киммо, он признался, что училище военное. Сам. Тебе привет, а еще, похоже, он девушку нашел.

— Ну и слава богу. Знаешь, Минна, как аргентинцы говорят? “Ребенок — лишь гость в твоем доме, накорми его, обучи и… Отпусти”. Парень вырос, похоже. Что он там еще вещает? Как учеба?

— Говорит, хорошо учеба, и при выпуске “дадут прапора”.

— Ух ты! Это ж значит прапорщик, то есть самый младший, но офицерский чин. Похоже и не зря Микка в это училище пошел. Офицером станет! Хорошо.

— Серьезно, Киммо?

— Да абсолютно серьезно! Сама посуди: кого только в нашем роду не было, но вот офицеров — ни одного. А Микка, похоже, таковым станет. Что ж плохого?

— Да мне-то наплевать, главное чтоб не убили где-нибудь.

— Так училище-то “вспомогательное”. Не истребителей там готовят. Будет ботом рулить. Просто офицерский оклад — он поболе будет, чем у рядового, потому и радуюсь.

— Ну тогда-то да. А так-то посмотрим, что напишет о распределении. Куда пошлют — неясно пока.

— Вот пока и не волнуйся. И рано, и незачем.

***

— Ала, я ведь правда не знаю, куда меня отправят после обучения.

— Слушай, дорогой, я прекрасно в курсе, что отправляющимся к месту службы офицерам разрешено брать с собой жен или герлфрендов. Ну или мужей или бойфрендов, если офицеры — женщины. Я и еще кое-что знаю. Никакого такого “распределения” — нет. Приходят заявки на выпускников, после чего распорядитель полетов их рассматривает и обсуждает с самими выпускниками. То есть у тебя будет выбор. Я в нем участвовать не смогу, но у тебя он будет.

— Ты ж понимаешь, я хочу в истребители, а не на бот или челнок. И шансы у меня есть, лучшие показатели именно на истребителе в моем потоке.

— В смертнички записываешься?

— Ала!

— Ладно, прости. Тогда брак не оформляем, вот надо мне юной вдовой оставаться.

— Издеваешься?

— Да! Истребители долго не живут. И если тебя возьмут именно туда — будь любезен “настрогать” мне вот столько детишек, сколько сможешь.

— Детишек?!

— Именно. Хоть что-то от тебя останется.

— Ты так уверена, что меня собьют?

— А вас всех сбивают в конце концов. Если вы не с “Гинсборро”, конечно.

— А что такое “Гинсборро”?

— Ты не знаешь?! Летную школу заканчиваешь — и не знаешь?

— Нет!

— Офигеть. Микка, есть такой маааленький эскортник, всего тридцать два борта, “Гинсборро” называется. Аргентинский. Там такие монстры пилотажа, что их потери — максимум пара человек в год. И то не каждый год. Это суперхьюманы какие-то. Это реально монстры. Это “малая авиация”, которая не несет потерь, хотя постоянно участвует в каких-то стычках. Но любимый мой, они такие одни. Насколько я знаю. У остальных состав полностью меняется за пару-тройку лет. Полностью, понимаешь?

— Ну ты просто какой-то ходячий демотиватор, Ала.

— Прости. Я, наверно, увлеклась. Хотела-то я сказать, что насчет “детишек” — можно начинать прямо сейчас.

— Это другое дело. Это мне скорее нравится.

— И мне тоже!

***

— Фрида, заявки пришли.

— Сама вижу, сеньор капитан. Только безрадостные они какие-то.

— А почему? Вроде все более-менее как обычно.

— Так я ведь вам говорила об этом перспективном кадете.

— Это который финн? Мне уже подтвердили, что ему дадут прапора. Будет офицером.

— Хорошо. Только заявок на таких — нет.

— Как так “нет”? А вот эта?

— “Пилот-универсал, истребитель/штурмовик, опыт не нужен, доучим сами”? Так это же не флотская. Это от какого-то “ордена крылатых”, я вообще не в курсе, что это такое и где это находится. Надо дополнительно запрашивать.

— Ладно, Фрида, запрошу. Вот прямо сейчас.

— Ну, подождем ответа. Ответят же они когда-нибудь.

— Фрида! Ответили сразу! Вот, читай сама.

— Ага. Читаю. “Здесь командор Ордена Крылатых Энрике Кортасар, подтверждаю заявку на пилотов, все готовые отправиться в секор 12-77 — добро пожаловать!”

— Блин. Сектор 12-77 — это же вообще на другом конце.

— Но парень там будет пилотом истребителя, как хотел.

— Хорошо, сообщи ему. Пусть сам думает.

Сообщение пришло на комм Микки в моменте несколько личном… Если не сказать — эротическом. Но отправителем было его летное училище, поэтому игнор был неуместен. И Микка сообщение — прочитал.

— Ала, — сказал он, — Вот все и решилось. Единственная заявка на пилотов — где-то в жопе мира, там даже непонятно, есть ли обитаемые планеты. Два месяца гипера отсюда. Если не больше. То есть никаких отпусков дома, по ходу. Ну и все такое. Я хочу летать, я готов принять даже такое предложение, но… Прямо тебе говорю: если это не нравится тебе — я откажусь. Буду рулить ботом “за мелкий прайс”, лишь бы ты была со мной. Ничего, что я настолько “открытым текстом”?

— Ничего, Микка. И — знаешь что? Принимай предложение, если хочешь. Я полечу с тобой. Вот в жопу мира. Вот полечу. Я люблю тебя. Я очень боюсь и не хочу тебя отпускать. Все остальное — фигня.

— Спасибо, моя прекрасная, — сказал Микка и тэпнул на “принять”.

Безымянная тихо усмехнулась. Она все-таки создала не самый плохой мир.

***

Энрике Кортасар, Жан-Клод и Кончита Дюпон, “неизбежный” Имрын Лелекай, Фернандо Алонсо и Николай Рождественский сидели и трепались на главном посту “Адмирала Бельграно”. От обычной “флотской планерки” это не отличалось ничем… Кроме одной маленькой детали: никакого такого флота не было. Был кем-то за них придуманный “орден”, и все вопросы приходилось решать самим.

— Есть данные по поверхности? — спросил Энрике.

— Пока нет. Ну то есть данные-то есть, но Рамота настаивает на перепроверке, потому она и не здесь.

— Хорошо, Рамота нашла эту систему — ей и решать. Отвлеклись пока.

— Да, отвлеклись. По подкреплениям, — сказал Имрын, — Выпускники “литерных” академий к нам не очень-то торопятся. Точнее, вообще не торопятся.

— Этого следовало ожидать. Что “второй сорт”?

— Таких можем найти. Но доучивать — если не переучивать — придется самим.

— Устраивает. Нам так и так организовывать собственную летную школу, для всех типов и размеров бортов. Поначалу попереучиваем выпускников “левых” училищ, потом перейдем к подготовке своих пилотов с нуля.

— Не крутовато, Энрике? — спросил Николай.

— Нет, ни разу, — ответил ему Жан-Клод, — Нам нужно собственное всё, включая обучение персонала и систему этого обучения. Отработаем схемы на выпускниках “второстепенных” училищ, потом займемся делом сами. Это вопрос полугода, полагаю.

— Круто берешься, камрад.

— Да, ты прав. Немножко наглею. Но так оно получилось. Кстати, от тебя жду список способных преподавать прилотирование крупнотоннажников.

— А есть кому это самое преподавать?

— Нет пока. Но список нужен, — улыбнулся Дюпон.

— Хорошо. Поговорю с парнями, будет тебе список. Знаю уже, с кем поговорить.

— Спасибо, Николай.

— Да не за что. Одно дело делаем. Вы мне лучше другое скажите, камрады. У нас доходы-то какие-нибудь вообще есть? А то экипажам жалованье платить, все такое… Я заплачу, если что, но надо понимать на будущее.

— Однако, говорили же, что все нормально и никакая не благотворительность здесь, — заметил Лелекай, — Зачем ты волнуешься на пустом месте, Николай? Денег в кассе достаточно, однако. Способов заработка достаточно тоже. Что будет завтра — завтра и увидим. Покури синей травы, расслабься хоть немножко. Зачем волноваться о том, что не то что не произошло, а, скорее всего, и вовсе не произойдет?

— Я так, наверно, не умею, Имрын, — удрученно сказал Рождественский. Вечно о чем-то беспокоюсь.

— Это хорошо, когда ждешь нападения врага. Тогда — любое беспокойство повышает безопасность. Но вот просто так, в разговоре с друзьями… Зачем?

— Да чорт его знает! Не остановиться.

— Хреновый ты шаман, Николай, уж прости. Даже и задатки какие-то есть — а вот хреновый и все. Знаешь что? А давай ко мне в ученики. Хотя бы основам шаманства научу. Может это тебя успокоит. А то командуешь целой крейсерской флотилией, а сам…

— Имрын, ты серьезно?

— Серьезно! Способности у тебя есть, хоть великим шаманом ты и не станешь. Но хоть успокоишься немного. Это ведь важно.

— Это очень важно, Имрын, я с благодарностью приму твое предложение.

— Хорошо, поучу тебя немножко. А денежной частью уже занялась Рамота.

— Рамота?

— Однако, да. Еще на НюМальмё она несколько раз летала на поверхность, драконы ведь легче переносят радиацию. Я спросил ее — а зачем? А она ответила, что по всем нашим приборам, регистрирующим гравитацию, магнетизм, не знаю, что там еще, НюМальмё и ее родная Лада-Веда одинаковые. Но вот с точки зрения их, драконовского, “чувства гипера” планеты — разные. НюМальмё какая-то уж очень “не такая”. И здесь Рамота попыталась найти планету, которая будет столь же “не такой”.

— Хочет найти кристаллы? — догадался Дюпон.

— Уже нашла, однако, — ответил Лелекай, — Думаю, что уже нашла. Потому и молчит. Но скоро скажет.

— Это было бы здорово, — сказал Энрике, — То есть вот просто очень. Но сейчас нам надо решить, что с рекрутами.

— А что с рекрутами, — ответил Имрын, — В палубные команды. В основном, к Николаю. Только один из них тянет на пилота, куда отправим, Фернандо?

— К Два по сто, пусть учит летать по-настоящему.

— Вот и решили.

***

— Парпорщик Микка Райкконен… Сеньор?

— Сеньор, сеньор. Капитан этого летающего безобразия Хулио Модена, хотя вообще-то меня зовут Два по сто. Еще с “Гинсборро” осталось. Куда уж теперь. Два по сто — и все на этом.

— Вы служили на “Гинсборро”?

— Опа. А я слышал, все финны — на “ты”. А так-то да, служил, причем много лет. Последние лет пять группой командовал. А что?

— Да мне про “Гинсборро” столько всего порассказали…

— И еще порасскажут. Дело обычное. Любят о нас трепаться почем зря.

— А еще моим инструктором в училище была Фрида Модена.

— Это я знаю. Сестренка тебя и порекомендовала — ну, когда узнала, что орден наш не непойми что, а мое новое место службы. А про тебя говорит — врубалистый. Вот и проверим. По первости сам с тобой пару раз слетаю, не возражаешь?

— Нет конечно!

— А на “Ситроенах” летал?

— Даже и не видел. Только на “Осах”.

— Тогда пойдем, покажу тебе “железо”.

Они спустились на вторую полетную, и Хулио подвел Микку к “столу”.

— Вот смотри. Это “тридцать девятый”, они у нас в основном на вооружении. Машинка верткая, одна беда: рулить ей надо постоянно. Потому как она, мать ее, слишком верткая. Француженка, что ж поделать. Зато если научишься — попасть по тебе будет не просто сложно, а вот ну очень сложно, не то что люди, зачастую и искины целиться не успевают. Так что не без достоинств девушка.

— Красивая.

— Да. Опять же не без этого.

— А это что за монстр на соседнем столе?

— А это мой личный “Пингвин”. Так и не смог переучиться, выписал себе привычный борт. Было непросто, но удалось.

— Он почти как штурмовик.

— Неее, ну ты что. Истребитель это. Поздоровее, конечно, но на самом деле не критично. Просто на таком летать еще сложнее. Скорость выше, маневренность меньше, все телодвижения надо “просчитывать вперед”. Хорошее железо для того, кто летает уже давно. Но для новичка — плохой выбор. “Пингвин” вообще не прощает ошибок. Ни одной. Никогда. Потому массово их и не используют.

— А на “Гинсборро” — “Пингвины”?

— Да. Там — да. Но там ведь тридцать два борта всего. А здесь, на “Нанте” и на “Санта-Марии” — “Ситроены”. На них хотя бы можно ошибаться, хоть и не сильно и, желательно, не часто.

— А, да. Нашел характеристики. Но ведь получается, что “Пингвин” намного круче.

— По официальному “чарту”, вообще лучший истребитель галактики. Только закавыка есть. Его чувствовать надо. То есть на нем либо умеешь летать, либо нет. Научиться этому нельзя, годишься-не годишься, вот и весь разговор. В этом и проблема. На других машинах летать можно научиться, даже на “Экзосете”. Видел такое. А тут — вот ни разу.

— А попробовать?

— Ты сначала летать научись, птенец, — улыбнулся Два по сто, — А насчет “Ситроенов”, кстати, первый “не наш” пилот, получивший сертификацию “Гинсборро”…

— А это что вообще?

— Это неофициально. Если кто-то летает не хуже, чем мы, пилоты “Гинсборро” могут написать этакое “подтверждение”, типа “зачотно летает, такого бы мы к себе взяли”. Ни в каких флотских реестрах такие междусобойчики не регистрируются, но среди пилотов ценятся очень высоко.

— Понятно. Хочу.

— Про “птенца” я уже сказал, птенец, — уже окончательно рассмеялся Два по сто, — Разрушаешь мои стереотипы о финнах.

— Да хрен бы с ними, со стереотипами… Сеньор. А что тот пилот?

— Звать Мария Симплементе. Сейчас на “Гинсборро” как раз, наши птички ей хорошо “зашли”. Если у нее будет время — попрошу и ее тебя погонять. Как-то раз она за один вылет фрагментнула шесть британских “Хэрриеров”. На “Ситроене”, которому они ничем не уступают, да и пилоты у лаймов — не долбоклюи, нормальные у них пилоты, хорошие даже.

— И как она попала на “Гинсборро”?

— А есть там такой Карл Моралес, мой хороший камрад. Любовь у них произошла, знаешь ведь, как бывает. Вот и…

— А, ну ясно. А как машину загружать? В училище сенсорные панели были повсюду, а тут…

— Ну это ведь работа техов.

— Сам хочу!

— Тогда закрой шлем, и реальность повернется к тебе очередной версией своей прекрасной задницы.

— Ух ты! Нет, ну вой витту! Все — тут? Фиксуа. Круто.

— Любой, имеющий доступ к твоему борту — а ты его по понятным причинам имеешь — может рулить загрузкой прямо через терминал пауэрсьюта. Что там у тебя в полетной карточке?

— Где?

— Она через меню открывается, в самом-то полете она не нужна.

— Ага, нашел. Легкий граведад, рэйлган на полную.

— Вот и грузи. Как — понял?

— Да! Господи, насколько же это просто.

— Это время, камрад. Это просто экономия времени. В бою каждая секунда, потраченная тобой на перезарядке, может оказаться секундой ожидания для товарища. Который без боеприпасов, без топлива, вообще “сидящая утка”. Мишень. Поэтому столы надо освобождать быстро. И чем больше бортов на авианосце, тем серьезнее проблема. Мигель — капитан “Санта-Марии” — вообще вешается, у него ведь пять полетных палуб и полтыщи бортов. Здесь — палуб две, но бортов всего сотня. А “Гинсборро” — вообще курорт, тоже две палубы и тридцать два борта. У каждого “свой” стол, делиться ни с кем не надо, не с кем потому что.

— Скучаешь… Сеньор?

— Да. Очень. Но у каждого из нас свой путь. Это меня японцы научили, был случай пообщаться. А теперь полезай в кокпит и давай немножко полетаем.

— Что, вот прямо так?

— А чего ждать? Мы готовы, машина тоже, вот и полетели!

***

— Всем “Галилам” боевой выход, оранжевый код. Повторяю, “Галилам” выход, оранжевый код.

— Ну ни… ж себе, — Рабинович поперхнулся пивом, — Эй, парни, кому пива? А то у нас аврал.

Желающие, конечно же, нашлись.

— Выход с левого борта. Старший — Рабинович, у него больше всех опыта в атмосфере, — добавила Кончита.

— То есть идем на планету?

— Да, Натан. Сопровождаете челнок, на котором пойдут Менолли и Жан-Клод. “Плотная коробка” и не забывайте про оранжевый код.

— Хорошо не красный еще. А что случилось?

— Запрос Рамоты. Срочный. Подробности — только по локальной связи, она лучше защищена, поэтому узнаешь раньше меня.

— Что вешаем?

— Бомбы. Плазма. Половина легкая, половина не очень.

— То есть средняя?

— Да. Тяжелую, пожалуй, брать не стоит — иначе код бы был красным.

— Пооонял… То есть возможна зачистка?

— Натан, между нами, Рамота сказала так: “Мне надо десяток-другой драконов, чтобы с нашим горячим выдохом. Но у них пока нет глобальной навигации, а у штурмовиков — есть. И есть плазменные бомбы. Можешь послать хоть дюжину?” Ну я и решила послать вас всех. Местная связь — с Рамотой, координация тоже на ней, я тут не сильно в теме.

— Ясно, Кончита, работа по поверхности, координация с Рамотой. Принято, выходим.

— Удачи!

“Галилы” быстро взяли “в плотную коробку” челнок, подошедший со стороны “Бельграно”, не преминув отметить, что десантный отсек к челноку был пристегнут боевой, то есть бронированый до последней степени. Все турели ПКО также были активированы — а они могли стрелять куда угодно, вниз тоже. «Ну и неделька начинается», — подумал Натан, ведь был как раз понедельник, — «Куда это мы прилетели?»

— Парни, вы таки все всё знаете, — сказал он на общей группы, — Прикрываем челнок, идем вниз в атмосферу, будут новые вводные — не промолчу, поделюсь. Рэйлганы не забудьте на “атмосферу” переставить при входе. Они тоже могут понадобиться.

— А с кем воюем-то, ребе?

— А поц его знает! — в сердцах ответил Рабинович, — Рамота пока молчит как рыба об лед. Но, похоже, таки воюем, так что не спать.

— Есть не спать!

Челнок в сопровождении двадцатки довольно внушительных штурмовиков уже проваливался в атмосферу безымянной планеты, находящейся где-то “в жопе мира”. В конце концов на связь вышла и Рамота.

— Вы здесь? — спросила она.

— Уже практически. Пять минут подлета по маяку.

— Хорошо. Пока не прилетела Менолли, мне приходится для связи использовать приземленный сюда челнок, а это может быть опасно: он ведь на одном и том же месте.

— Уточните степень опасности.

— Не могу пока! Но на планете разбившийся вдребезги колонайзер и следы выживших. Их мало. Возможно, одичали. Возможно, враждебны или просто не готовы к сотрудничеству. Но планета эта нам нужна. Именно эта, именно нам. И прямо сейчас. Поэтому при успехе переговоров — вы просто прогулялись. При неудаче — будете зачищать.

— Полностью?

— Да. Нам нужна эта планета.

— А с кем переговоры?

— Сама еще не нашла! Однако вот координаты челнока. Сажайте ваш рядом — и круговое патрулирование, приблизиться не должен никто, включая крупных хищников. Все, я попрыгала отсюда, не дело постоянно возвращаться на одно и то же место. Привезите мне скорее Менолли, легче будет разговаривать.

— Ясно, Рамота. Делаем как ты сказала. Три с половиной минуты подлет.

— Буду готова.

***

“Мам, привет. Ну вот все и решилось. Как обычно бывает, две новости, хорошая и плохая. Начну с хорошей, вот против традиции, потому что думаю, что она, новость, важнее.

Я все-таки стал пилотом, причем именно истребителя — только не начинай, пожалуйста, волноваться сразу! Ни на какой такой среднестатистический авианосец я не попал, наоборот, оказался практически на самом ‘Гинсборро’. Если не знаешь, ЧТО это такое — спроси у старика, ну или просто сеть порой. Это лучшие пилоты в галактике. Вот кроме шуток. Лучшие. Среди вообще всех. Как я умудрился к ним попасть? Сложно — и при этом просто, а может, просто повезло. Они, как бы это сказать, расширяются. И сейчас их лучший летун, Хулио Модена, он же Два по сто, поставлен капитаном еще одного эскортника, уже на сто машин, куда и понадобились новые пилоты. И меня — взяли. Причем сразу сказали, что сначала натаскают до уровня ‘Гинсборро’, и только потом допустят к самостоятельным вылетам. Это честь, это доверие, но самое главное — это огромный шанс. Шанс научиться летать так, чтобы все ‘стандартные рейтинги потерь малой авиации’ тебя попросту не касались. Капитан Модена, ну то есть Два по сто, налетал на истребителях более сорока лет. Случалось всякое, но он жив и здоров до сих пор. И так же все на ‘Гинсборро’. Нет, они тоже не бессмертные, но сама посуди: даже среди рулевых гражданских буксиров в гражданских портах процент потерь — выше. Просто от аварий и прочего. Так выживать надо уметь. И они готовы меня этому учить. И научить. По-моему, это все-таки хорошая новость. А плохая — уж больно мы далеко от вас оказались. Почти три месяца гипера в одну сторону. Такое вот место дислокации. Поэтому со связью проблем нет, маяк-ретранслятор работает, а вот в гости — никак. Тут обещают со временем сократить пребывание в гипере, но это все разговоры пока. Как что конкретное появится — сообщу сразу же. А пока — целуйте сестренок, ну и привет там всем.”

“Сынок, здравствуй. Показала твое письмо старику. Он мало что понял по технике, но про ‘Гинсборро’ он в курсе. Да и айтишник наш, Пекка, ты ведь помнишь его, выкопал из сети все, что оттуда выкапывалось. Впечатлился. Говорит — круто, очень круто. И Ала, получается, там с тобой? А то ее родители волновались: одно дело — со старым знакомым бойфрендом, а другое — непонятно где. Но сейчас успокоились. Если вы вместе — то вроде как и нормально все. Вы там берегите себя, хорошо? Ну хотя бы попытайтесь. А мы со стариком тебя любим и желаем удачи. И от предков Алы ей привет. А вообще — если решил стать истребителем, так надо и правда что на ‘Гинсборро’, так старик говорит, и Пекка тоже. Мы очень тебя любим. Ты… Ты не забывай об этом, пикку пуппу.”

Микка улыбнулся. У них с Алой и правда было все хорошо, только она никак не могла дождаться разрешения спускаться на планету. Хотела “семейное гнездо” создать. Микка это не очень понимал, но и не протестовал: ну хочется девушке, ну что теперь. Насчет “гнезда” он ведь был в курсе — на родителей насмотрелся. Однако сейчас ему предстоял вылет, и с не самым простым напарником. Стоило собраться.

***

— Менолли, ты Рамоту еще не слышишь?

— Нет, Жан-Клод. Но что-то я волнуюсь.

— Я тоже. Это нормально. Сама видишь — атмосфера всей планеты не располагает в моменте ни единым летательным аппаратом или летающим существом крупнее птицы. Дополнительную информацию получим только от Рамоты.

— О! Что-то пробивается. Но пока слишком далеко. Мы лишь “обменялись сигналами” — это что-то вроде сказать “я здесь”.

— Ничего страшного. Уже садимся. Натан!

— Да, сеньор.

— Вас двадцать, можете сделать патрулирование десятками на двух уровнях? “Ближняя” группа ниже, “дальняя” выше?

— “Воронку” хотите, сеньор? Сделаем, не впервой. Двадцать и сто километров, как обычно?

— Да.

— Начинаем сразу после вашей посадки.

— Спасибо, камрад!

— Не за что. Мы здесь именно за этим. Рамота не проявлялась еще?

— Нет, но скоро должна. И хватит уже ко мне на “вы”, мы тут теперь это, братья в ордене, вот.

— Хорошо, Жан-Клод. Принято. Мы идем в “воронку”, ждем данных от Рамоты.

— Да. Получите первыми.

— Вот и отлично.

— Ну наконец-то, Менолли, а то я соскучилась даже.

— Ой, привет! Да, я тоже. Чего ты тут понаходила? Рассказывай скорее.

— А ты пересказывай Жан-Клоду, хорошо? Я не хочу использовать связь, даже “ближнюю”.

— Да кто нас тут подслушает?

— Не знаю. Тревожно мне. Безотчетно.

— Ну хорошо. Жан-Клод! Придется тебе с Рамотой через меня разговаривать, не хочет она по связи, а чего опасается — и сама не знает.

— Как известно, даже если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не следят, — усмехнулся Жан-Клод, — Сделаем как она хочет, мы особо не торопимся.

— Так вот. Она сейчас в нескольких километрах отсюда. И у нее “на борту” представители местного… Племени. Да, сейчас это уже, наверно, просто “племя”. Одичали, бедняги.

— А “на борту” — это где?

— На спине. Верхом. Так можно, она и меня так катала.

— Ух ты, не знал. И что за люди? Откуда они?

— В основном Норвегия, с добавлением других скандинавов. Транспорт норвежский, “Валгалла”, собирались любители викингов и всякой подобной романтики. Хотели жить так же, но, естественно, с учетом современной техники.

— Слышал о нем. Первая волна экспансии. Пропал без вести.

— Да, сначала сбой навигации, а потом авария при посадке. Даже “половинки” не расстыковались, реактор частично разгерметизировался, сейчас на месте посадки гора обломков и стабильное радиоактивное “пятно” диаметром километров сто. Выживших было немного, и удирать им пришлось быстро: с радиацией не шутят, а капсул, чтобы подлечиться, не осталось. Как и всего остального. Вот и началась тут “жизнь как у викингов”… Только по-настоящему, то есть без техники, связи и нормальной медицины.

— Ни фига себе. И сколько выжило?

— При посадке? Меньше пяти тысяч. Сейчас вообще осталось около трех.

— А было?

— Двести тысяч или чуть меньше.

— Тудыть. Вот они полетали. Но главное — вымрут же теперь. Генетика выжить не позволит при таком количестве. Даже двести тысяч — “пограничная” цифра, это с капсулами если.

— А без?

— Это ты спрашиваешь или Рамота? — улыбнулся Жан-Клод.

— Мы обе! Нам интересно.

— Пара-тройка миллионов минимум. Лучше пять. Иначе либо полное вырождение и вымирание, либо полное же “растворение” в более многочисленных соседях, если таковые наличествуют. Но даже так необходимо иногда “разбавлять кровь” путем смешанных браков с, так сказать, иностранцами. “Генетическая автаркия” начинается при еще большей цифре — от десяти миллионов и далее. Меньшие цифры фигурируют в исследованиях, проводившихся на Старой Земле, но там, понятное дело, жили так скученно, что международные браки были обычным делом, и “минимальную численность” вычисляли чисто теоретически. После расселения практика показала, что наши предки были чересчур оптимистичны.

— Браки эти и сейчас обычное дело, “мой”-то француз, как и ты, — засмеялась Менолли.

— Да. А в те времена и подавно.

— А когда люди заселят все-все планеты? Это Рамота спрашивает.

— Тогда — в следующую галактику.

— А если не получится?

— Война всех против всех за ресурсы и жизненное пространство. Старую Землю спасло от нее именно расселение.

— То есть мы как насекомые, термиты какие-то? — огорчилась Менолли, — Можем либо размножаться и занимать новые территории, либо самоубиться?

— К сожалению, Менолли. Большинство людей спокойно спит только потому, что об этом не знает — ну или просто не задумывается: в масштабе одной планеты проблема стояла остро, а целая галактика — она большая.

— Но не бесконечная.

— Как и наша жизнь, с другой-то стороны.

— А Рамота еще говорит, что в другую галактику — получится.

— Ну и слава Безымянной, коли так.

— Смеется и сообщает, что Безымянная благодарна, ведь информация именно от нее, — хихикнула Менолли.

— Охх, все никак не привыкну, что бог — это не какие-то бредни, что тебе втирают в церкви, а кто-то совершенно реальный, с кем можно и поговорить при случае. Несколько ново это для меня все-таки, девчонки.

— Теперь Рамота ржот. Спрашивает, знаешь ли ты, сколько лет “девчонке” — ей то есть?

— Не знаю и знать не хочу! Для француза возраст дамы определяет ее шарм! — улыбаясь, ответил Жан-Клод, — А я все-таки пока француз!

— Как сказала бы Кончита…

— Именно. И во веки веков. Но что там еще Рамота хотела рассказать?

— У норвегов в племени есть какой-то “великий шаман”, и они его боятся. Становище его отдельное, и находится как раз над самым близким к поверхности “выходом” кристаллов. Тех самых. Его надо как-то убирать, и если не убеждением — то придется “по площадям”.

— А чем шаман плох? И откуда он взялся?

— Самопровозгласился. Но… Похоже, сила у него есть. Ему уже за триста, на колонайзере он был администратором систем — тем самым, кому обычно говорят “камлай, шибче камлай, а то никакой связи нет”. По мере “ухода от цивилизации” администрация систем забывалась, систем-то нет, а вот шутка про “камлай” осталась. И духи, наверно, услышали. Теперь он может и прыщик вылечить, и диарею наслать, и на удачность охоты повлиять. Боятся его местные. И Рамота, похоже, опасается.

— Хорошо, тогда для начала надо поговорить с местными. У Рамоты, говоришь, таковые есть?

— Да. Только не удивляйся, это юнцы, практически дети.

— Опа. А какого хрена?

— Это местная традиция. “Старейшинами” выбирают не самых старых, а наоборот молодых. Опыта у них нет, но есть “свежий взгляд”.

— Ага, а по факту правят старики, оставаясь при этом в тени.

— Циник ты, Жан-Клод.

— Историк я, Менолли.

— Общий аларм! — послышался вопль Рабиновича, — Неопознанная сущность, сенсоры видят, оптика — нет! Торпеды, рэйлганы — неэффективны! Оценочный размер — примерно с фрегат! Двести километров, приближается.

— Натан, у вас есть липтонные поля? Если нет — уходите на орбиту!

— Есть, включаем. Но как они помогут?

— Должны помочь. Если это то, о чем я думаю. Есть тут один шаман — и, похоже, он еще и менталист.

— Аааа, понятно, ну это-то нам знакомо. Закроемся. То есть артефакта — нет?

— Скорее всего.

— Смотрим… В смысле, мы сами к нему приблизились. Да. “Оно” обтекает поля, не проникая. Это чистый фантом. Содержимое неизвестно, но нам он не опасен. О! Все, “схлопнулся”.

— Когда его автору стало ясно, что от него никакого толка. Точку его возникновения засекли?

— Плюс-минус пара километров. Вот координаты.

— Где-то через полчаса мы вылетаем туда. У нас своя защита, Рамотой зовут. Если в течение еще получаса не поступит сигнала “отбой”, устройте там филиал ада.

— Даже если вы будете еще там?

— Особенно если мы будем еще там. Фантом размером с фрегат, видимый сенсорами штурмовиков? Это сильный менталист, Натан.

— А зохен вей, Жан-Клод, что здесь за дела творятся?

— Мы тут, чтобы это выяснить. Вот и работаем. Работаем, Менолли?

— Да. Мы тоже не с елки слезли. И Рамота подтверждает.

— Кстати, что там ее “пассажиры”? Волокла бы она их сюда уже.

***

— Выход завершен.

— Хорошо вышел, Микка, молодец.

— А куда лететь, Два по сто? Плана полета не вижу.

— А его и нет. Лети пока к поясу.

— Понял. А что там?

— А там я “подсвечу” тебе небольшой камушек, по которому надо будет отстреляться.

— Ясно.

— Только камушек будет на другой стороне пояса и подлетное время — полторы минуты.

— Через пояс?!

— Именно.

— Нас такому не учили. Куча камней, практически хаотично движутся…

— В училищах готовят “смертничков”, им эти тонкости без надобности. А наши должны уметь вести бой в любых условиях. Пустое пространство — условия тепличные, знай от вражеского огня уворачивайся да сам постреливай. А вот среди камней…

— Но я же не умею!

— Так вот и будем тренироваться.

— Ну хорошо. Я постараюсь.

— Уже лучше, птенец. А еще хотел на “Пингвине” летать. Каково бы тебе было среди астероидов с его инерцией?

— Инерцией?

— Я ведь тебе говорил. Он быстрый, но поворачивать на нем надо уметь. Вот как тебе “Ситроен”?

— В управлении — даже легче, чем “Оса”. Только подруливать надо постоянно.

— Да, он такой и есть. А у “Пингвина” в управлении есть некоторая инерция. То есть любой маневр надо и начать раньше, чем он по-настоящему начнется, и закончить.

— А насколько раньше?

— Не могу сказать. Это надо чувствовать. Научишься летать — в смысле, по-настоящему летать — устроим тебе “пингвиний тест”. Сможешь — сможешь. Нет — нет. Это никому не в упрек, просто не для всех он.

— Ну вот, мы у пояса. Когда начинать проход?

— Я скажу.

— А какая минимальная дистанция от камней?

— Ты о чем?

— Ну, на каком расстоянии надо от них проходить?

— Это все ваше трахучее училище, ты уж извини. Все-то нужны инструкции. Смотри: если ты прошел в сантиметре от камня, но все-таки его не коснулся, ты — прошел. Если дистанция составила минус сантиметр — ты его зацепил, и тебя может закрутить, вмазать в другой камень, ну и так далее.

— Ну это-то ясно.

— Так и все, других ограничений или “нормативов” нет. Просто пролети. Насквозь. А цель — вон она, я дал подсветку. Полторы минуты. Готов?

— Да. Кажется.

— Тогда начинай. Полетаем.

— Вой виттууууу!

Два раза “Ситроен” все-таки задел камни, лишившись даже одной из торпедных подвесок, но, к счастью, увернувшись от других, к которым его бросало “рикошетом”. Через минуту и одиннадцать секунд Микка Райкконен истекал холодным потом, поглощавшемся, впрочем, соответствующими системами пауэрсьюта, Два по сто улыбался, а “подсвеченный камень” был на расстоянии прямого выстрела. Одна беда: это был ни разу не камень.

— Два по сто, это… Это же трупы!

— Тормози. Не стреляй. Стабилизируй траекторию.

— Выполняю. Но это же…

— Да. Не камень. Спасательный бот с колонайзера, стандартный. Разрушенный, впрочем. И вокруг — ты прав. Это люди. Ну, точнее, это были люди. Что же у них случилось, если они сбрасывали бот в поясе?

— Откуда мне знать.

— Да и мне неоткуда.

— Два по сто!!

— Что?

— Смотри, вон тот шевелится!

— Да ну, они здесь лет двести как минимум, гарантированно мертвы.

— Да посмотри ты!

— Микка, он не живой. Ну или она. И не “зомби”, если ты об этом подумал. Вокруг куча крупных астероидов, их гравитация перекрещивается и может заставить мелкий объект слегка дернуться, неважно, камешек это или тело человека. Но это лишь гравитационное воздействие.

— Точно?

— Да. Однажды меня сбили как раз в поясе, и я еле успел выбраться из разрушенной машины. Потом подобрали… Но пока ждал — меня то и дело слегка дергало то туда, то обратно. Это гравитация крупных камней, не более.

— Теоретически, они недостаточно крупные.

— Ну мы-то с тобой в практике живем, а не в теории. Уж я-то точно, да и тебе советую, — улыбнулся Два по сто.

— Их тут много.

— Спасбот на колонайзере вмещает полторы сотни. Этот, похоже, был полный.

— Витту.

— Ничего не поделаешь. Они мертвы уже очень, очень давно.

— Их надо похоронить.

— Не надо. Что может быть лучшей могилой, чем галактика? Пусть покоятся с миром. Их души уже не здесь. А мы — летим обратно. За минуту сможешь?

— Смогу. Начинаем?

— Да. Давай.

***

Тур Бьорндален и Уле-Эйнар Хейердал давно выслеживали в лесу матерого секача, но он пока скрывался от их глаз. Хоть и оставлял ясные следы, позволявшие его не потерять. Охота была изнурительной, но в случае успеха позволила бы накормить голодных. В племени было много охотников, но именно Тур и Уле-Эйнар, избранные “старейшинами” (два раза ха-ха, несмотря на молодость, они все понимали правильно), не могли позволить себе неудачи. Однако в этот день с самого начала все пошло не так. Первая встреча с секачом произошла на такой маленькой дистанции, что натягивать лук было некогда, и Уле метнул свое копье. Копье сломалось, а секач исчез в кустах. И теперь парни уже четвертый час его преследовали, причем Уле-Эйнар — еще и без копья. Как подраненный зверь мог удирать столь долго — было непонятно, но удирал ведь. А самое непонятное для юных “старейшин” было еще впереди. Выбежав на очередную поляну, они увидели… Дракона. Того самого, ну вот которых не бывает. Элегантная вытянутая голова. Крылья и хвост. И невероятно золотого цвета чешуя. Дракон, точно дракон. И огромный! Больше человека, вот точно. Намного больше. Тур сейчас же метнул свое копье, крик Уле “Подожди!” несколько запоздал. Однако копье от чешуи попросту отскочило, а дракон и с места не сдвинулся, только… Улыбнулся? По крайней мере, это было очень похоже на улыбку.

— Подожди, Тур, — повторил Уле-Эйнар, — Она, похоже, хочет поговорить с нами, просто не получается. Я что-то слышу. Прямо в голове, без слов. Но не могу разобрать. Но она не враждебна и драться с нами не будет! Это не враг!

— А почему ты говоришь “она”?

— Да сам посмотри, как она улыбается. Это точно женщина.

— А ведь ты прав. И не нападает. Но ты уверен, что “она” — дружелюбна?

В ответ на это дракон повернул голову практически полностью назад (“Во дает!” — поразился Тур) и выдал струю огня, оплавившую скалу, находившуюся за его спиной.

— Ох. То есть это могло бы “накрыть” и нас?

— Я же тебе говорю, Тур, она не враждебна. И явно разумна, раз понимает нас, а я слышу какие-то обрывки ее мыслей.

— Если хоть что-то слышишь — попытайся тогда поговорить. Она одна? Или это целое племя? Если одна — нам с тобой не помешает такой друг, точнее подруга. Если племя — мы все будем с ними дружить. Нам нужны сильные союзники, особенно такие, с которыми нам по ходу нечего делить. И если здесь есть драконы и они разумны… Надо дружить, по-любому. Так или иначе.

— Пытаюсь, Тур. По-моему, она говорит, что их много, и зовет в гости.

— В гости? А я бы не отказался. Пока мы тут — секач-то все одно удрал. А так хоть что-то новое узнаем. А как мы попадем “в гости”?

— Кажется, надо сесть ей на спину и крепко держаться за гребни — видишь их?

— Да, усесться там можно. Но ты уверен, что она сама это предлагает?

— Не уверен полностью. Но я бы попробовал.

Дракон же при этом выставил “лапу” (или руку?), превращая ее в этакую ступеньку.

— Да, ты, похоже, прав. Попробуем?

— Попробуем. О, Тур, кажется, я услышал имя. Рамота. Это ее так зовут, Рамота.

— Привет, Рамота!

Дракон улыбнулся еще раз. Видимо, Уле-Эйнар все понял правильно. И юные охотники — не без опаски, а на самом деле отчаянно труся — все-таки взобрались на чешуйчатую спину и уселись верхом. Оказалось даже удобно.

— А что теперь? — спросил Тур.

И тут Рамота взлетела. В развернутом виде ее крылья показались парням огромными, пара взмахов — и они были в воздухе.

— Хэй-йо, я лечу! — заорал Уле, — Лечу! Мы летим!

— С этими ребятами надо договариваться любыми средствами. Они нам необходимы, — сказал более прагматичный Тур, — Как пищу они нас не рассматривают, а значит — возможен союз.

— Это ты к чему про пищу? — удивленно спросил Уле-Эйнар.

— К тому, что будь оно так, нас с тобой для начала бы съели.

— Она… Она смеется. Смеется, Тур.

— И это прекрасно. И смеяться, и не жрать других без необходимости могут и животные. Но вот то и другое вместе — только разумные, причем высокоразвитые. Что за беда, что ты ее понимаешь плохо, а я — вообще не понимаю? Договоримся как-нибудь. Господи, разумный дракон. “Внешняя раса”. Но лучше так, чем никак. Людей мы тут точно не найдем.

— Ой, а вот теперь она сомневается, похоже.

— Серьезно? На обследованном нами куске планеты людей не было, мы здесь одни. Мы ведь очень далеко от всех остальных в галактике оказались.

— Не понимаю. Трудно. Но, кажется, они, драконы, дружат с какими-то еще людьми, и о некоторых Рамота “очень тепло думает”.

— “Тепло думает”?

— Наверно, она их любит. Мне сложно сказать точнее.

— Ну хорошо. Но все-таки, Уле, мы с тобой летим по воздуху, причем верхом на сказочном драконе! Такое вообще бывает? Или мы просто вместо охоты грибов поели?

— Не, Тур, грибов мы не ели. Все по-настоящему.

— Только шаман недоволен будет.

— А он-то с чего?

— Сам подумай. Он только понос наслать может, и то его все боятся. А у нас с тобой — подруга, которая может камень расплавить. Так, не сильно упираясь. Кто страшнее?

— Мда. Однозначно Рамота.

— Вот именно. И вместе с ней, если будем дружить, наша с тобой власть превращается из пустышки во что-то настоящее. Оно бы и хорошо, но возможна ссора в племени. Все ведь уже привыкли, что главный — шаман, а мы… Ну ты понимаешь. Много таких было и еще будет.

— Может, он просто от старости помрет?

— Ага, надейся. Этот старик еще нас переживет. К сожалению.

— Погоди. Рамота что-то говорит. Чорт, не понимаю! Что-то о том, что у них есть свои способы.

— В смысле, сжечь шамана? Ну так тоже нельзя, это ведь убийство.

— Да нет, она скорее про попытку договориться. С шаманом в том числе. Наверно так. Но я не чувствую у нее желания убивать, понимаешь? Вообще кого-то убивать. Она хочет мира, а не войны.

— Они точно разумные, Уле. Если не хотят войны.

— Рамота точно не хочет. Если я правильно понял, была какая-то война, и там погиб ее сын. Это тяжело пережить, и теперь Рамота особенно старается сделать так, чтобы войны — не было. Хотя… Хотя при этом она служит в армии.

— В армии?! Чьей армии?

— Этого мне не разобрать. Но она — армейский офицер, точно.

— Опа. У них еще и армия есть.

— Похоже что да. Высокоорганизованные разумные существа. Разделение труда, социальная структура, армия вот…

— И при этом драконы.

— Тур, мы для них тоже стремно выглядим, наверно. Хотя… Вот. Мы почти прилетели, и там будут люди. “Их” люди.

— А что это значит — “их” люди? Рабы, друзья, слуги, союзники? Кто эти люди?

— Друзья. Однозначно друзья. Сейчас Рамота говорит не со мной, а с кем-то еще… Я толком ничего не слышу, но чувствую эмоции. Это ее близкая подруга. И эта подруга — человек, а не дракон. Мы уже подлетаем.

— Ох ты ж! Это ведь посадочные челноки, я видел картинки, что старики рисовали!

— Да, и челноки вполне человеческие. Понимаешь, что это значит?

— Нас нашли.

— И поисковой операцией занимался… Дракон.

— То есть люди и драконы теперь вместе?

— Больше двухсот лет прошло, Тур. Мимо нас. Что мы можем знать?

— Хорошо, Уле. Но как-то не этого мы ждали, когда шли на охоту.

— Мир меняется, ты же знаешь. И нас не спрашивает.

Рамота приземлилась, и из одного из ботов ей навстречу вышла девушка. Ну или молодая женщина, но принадлежность ее к человеческой расе была несомненна. Одета она была в какой-то странный комбинезон, переливавшийся мягкими цветами радуги, а иногда вовсе делавший девушку частично невидимой, тогда через нее была видна трава, растущая на поляне. Однако лицо было видно хорошо — наверно потому, что шлем был открыт. И лицо это было очень симпатичным, хоть и каким-то “тревожным”. Первое же, что девушка сделала — бросилась на шею Рамоте и практически крикнула: “Рамота, ну сколько можно, я так скучала!” Рамота бережно обняла ее передними… Лапами? Руками? И явно что-то говорила, но ни Уле-Эйнар, ни тем более Тур не могли разобрать, что. В конце концов с ними заговорила сама девушка.

— Привет, парни. Я Менолли, капитан Менолли, пилот истребителя. Флот Ордена Крылатых. Та, на чьей спине вы сейчас сидите — Рамота, капитан линкора “Трясогузка”, и… И моя подруга, с которой мы давно не виделись. Близкая подруга.

— Рады знакомству, — несколько обескураженно ответил Уле-Эйнар, — я Уле, а мой друг — Тур… Но вы сказали, Рамота — капитан линкора?

— Ну да.

— Ничего себе. То есть люди запросто и живут, и служат вместе с драконами? И Рамота — капитан целого линкора? То есть у нас на орбите — флот?

— По крайней мере, в нашем флоте и живут, и служат. Есть чисто драконьи экипажи, есть чисто людские, а есть и смешанные — как получится. Но мы — вместе, и делаем общее дело. И Рамота — капитан линкора. И флот — на вашей орбите. Слезайте уже, пойдем поговорим.

— Ой, простите, Рамота, мы как-то и правда не сообразили, — сказал Тур.

— Ничего, Рамота говорит, что “ну покатала парней и покатала, ничего страшного”.

— А вы ее слышите?

— Еще бы! Мы совершенно нормально общаемся, просто телепатически. Не у всех есть эти способности, но у кого есть…

— Вон Уле что-то постоянно слышал.

— Тогда у него есть шансы “поговорить” с каким-нибудь драконом без ограничений. Впоследствии попробуем, хотя сейчас это сложно.

— А как? — спросил Уле.

— Долгая история, не сейчас. Сейчас — повторите то, что рассказали Рамоте. Только не мне, а сеньору Дюпону, он начальник штаба флота и великий магистр нашего ордена.

— То есть действительно целый флот? — спросил Тур.

— Да. Несколько сотен вымпелов, включая тяжелые. Два сверхтяжелых, рейдер и линкор. Более шестисот бортов малой авиации, семьсот почти. Флот ордена. Рамота сказала про шамана, насколько он опасен?

— Для нас — очень, а вот для вас… Теперь уже и не знаю. Одного тяжелого, да даже и среднего корабля достаточно, чтобы…

— Этого мы делать не будем. Повторите ваш рассказ Жан-Клоду, и мы примем решение. Хотя, судя по всему, с шаманом вашим надо сначала просто поговорить.

***

“Мам, привет! У меня все хорошо — ну в том смысле, что меня хорошо приняли, как своего, как товарища. В первый вылет со мной пошел сам капитан моего авианосца, Хулио Модена, он же знаменитый Два по сто с “Гинсборро”, я о нем уже рассказывал. Я сначала думал — а с чего такая честь новичку? А потом он мне объяснил, что раньше он был командиром группы, и обучение новобранцев было его обязанностью. Теперь у него в подчинении не десять пилотов, а сто, вдобавок целый авианосец, но привычка — осталась. Он хороший парень, мам, мне повезло с командиром. И с товарищами повезло, они тут по большинству французы, но какие же они дружелюбные! Каждый старается помочь чем-то, подсказать, ну и вообще. Все, что я слышал об армии — это что-то другое. Но ведь тут и не армия, строго говоря. Тут “орден”. Я не очень пока понимаю, что это значит, но камрады постоянно говорят: ‘Мы — братья. Братья Ордена. А значит — практически родственники’. Но они и ведут себя как братья, представляешь? А у Алы даже подруга появилась, Мария Симплементе, аргентинка. Она пилот, ее попросили меня “погонять” — она и полетала со мной, только после полета встретила Алу, ну разговорились, и… Теперь я Алу-то реже вижу, Мария ведь на ‘Гинсборро’ как раз. А еще видел разбившийся в поясе спасательный бот. Вот это и правда ужас. Сто пятьдесят человек хотели спастись и не смогли. Жуть. Космос — он все-таки очень опасный. Но в нем надо летать. Вот все равно надо, ведь это наше будущее. Передавай привет старику и сестрам, я скоро еще напишу”

“Микка, про найденные обломки ‘Валгаллы’ мы слышали в новостях. Это трагедия, конечно. Но это было так давно… Там еще говорили, что кто-то все-таки выжил, хоть и немного. Вы и сейчас там? Надеюсь, что да, ведь тогда вы сможете помочь выжившим — ну или их потомкам. Жизнь не должна прерываться. А еще — отец волнуется, ему постоянно мерещатся какие-то ужасы о тебе. Пытаюсь его успокоить, но трудно это. Понимаешь, он очень тебя любит и очень о тебе беспокоится, но сказать-то не умеет. Написал бы ты ему, а? Может, хоть это поможет. Бывает же у тебя свободное время. Вот и напиши ему, хорошо? А то, что Ала нашла с кем поболтать ‘о женском’ — это здорово, я-то как раз об этом волновалась, и родители ее тоже. А если уже подружки появляются — ну все в порядке тогда. Если появится-таки возможность выбраться домой — вы там с Алой, если хотите, и друзей с собой берите, дом ведь большой. Мы будем рады. Удачи тебе, мой любимый!”

— Технические инструкции? Порносайты? Устав малой авиации? Светские новости? — улыбаясь, спросил Два по сто, увидев Микку, вперившегося в комм.

— Мама написала, отвечал вот, — также улыбнувшись, ответил Микка.

— Ааа, ну это дело святое, я своим старикам тоже пишу время от времени, негоже забывать. Так что давай, спешки нет.

— Да я дописал уже и отправил. Как раз когда ты пришел.

— Ну тогда пошли полетаем!

— А куда на этот раз?

— А просто так. Выйдем наружу, там видно будет.

— Готов! И машина тоже.

— Тогда полезли внутрь. И попробуй выйти как можно “мягче”, будто надо “не расплескать”. Сейчас это не нужно, но если будешь выходить с полной нагрузкой — полезный навык.

— Хорошо. Попытаюсь.

— Давай, я смотрю.

— Ну как, получилось?

— Честно? Нет. Но, тем не менее, гораздо лучше, чем в прошлый раз. Ты же понимаешь: вот эта вот “память действий” — она только со временем приходит. Ее можно натренировать с годами, но научиться этому по инструкции — нельзя. Поэтому просто каждый раз старайся выходить “мягко”. Со временем это войдет в привычку, а потом и навык подтянется. Это не работает другим способом, это требует времени. Просто летать, летать и летать.

— А куда мы летим?

— А хрен его знает. Вот ты куда бы хотел?

— Посмотреть на вооон ту штуковину, на насекомое похожую. Это что вообще?

— Орбитальная верфь. Смотри: в “конечностях” у нее всякое строительное оборудование и прочее. Та блямба с краю, на бочку похожая, это жилая зона. Вокруг нее — модули локального жизнеобеспечения, их можно выдвигать куда угодно, “надувать пузырь” и работать в атмосфере и гравитации, если оно надо. Сейчас верфь особо не развернута, потому что там на ремонте фрегат, хоть для фрегата и немаленький. Но принять может до крейсера, хоть и с трудом.

— Ничего себе! Давай подлетим поближе.

— Погоди, запрошу. Если они там с полями работают — очень близко нельзя подлетать, помехи пойдут. Верфь, здесь Два по сто.

— Старшой по верфи Загоруйко, салю, сеньор.

— Привет, Эмиль! Хочу стажеру верфь показать поближе. Можно подлетать?

— Можно! Мы сейчас “в нейтрале”. Можете вообще состыкнуться, у нас есть стол свободный, он универсальный. Аврала нет, мы просто парням реактор догружаем. Василий с Тими там колдуют помаленьку, но проблем, тьфу-тьфу, никаких.

— Тогда мы на стыковку.

— Так и буэнвенидо! А кто у тебя стажер, Два по сто?

— Микка Райкконен, недавно к нам.

— Финн? Тогда еще и терветулоа, сеньор Райкконен!

— “Терветулоа” и “сеньор” — это жесть, — сказал Микка.

— Вот уж нет, — ответил Хулио, — Это жизнь. Наша жизнь.

***

— Уле-Эйнар Хейердал… Сеньор.

— Тур Бьорндален, сеньор.

— Жан-Клод Дюпон, будем знакомы, парни. “Сеньор” не обязателен, пиво — можно, на “ты” — запросто, а вот историю вашу хотелось бы поподробнее.

— Давай ты, Тур.

— Хорошо. Мы, ну то есть мы двое, потомки выживших с транспорта “Валгалла”, хотя в нашем селении есть много людей, летевших на самом транспорте. Он сначала сошел с курса, а потом разбился при посадке. Спаслись немногие, а оборудование так и вообще все накрылось. Помогло то, что все были фанатиками “эры викингов” — то есть кто-то что-то в чем-то обязательно смыслил. Примитивная агротехника, животноводство, кузнечное дело, прочее всякое и, конечно же, базовое мореплавание на самодельных деревянных кораблях. И рыболовство. Так и выжили. Мы же с Уле — “старейшины” селения, которых избирают из способных, наверно… Но молодых. Родившихся уже здесь. А придумал это — шаман, который, по сути, всеми по-настоящему и правит. Ну или как минимум правил до сего дня. Если Рамота нам поможет, мы его власть “прикрутим”. Хотя… Человек он нехороший, но его опыта у нас нет, это надо признать.

— Хороший ответ на мой вопрос, Тур. А если ты считаешь, что опыта маловато, кого бы ты хотел в советники? И ты, Уле?

— Рамоту! — хором ответили парни.

— Значит, так и сделаем. А шаман ваш — он, может, и не негодяй вовсе. Властолюбец — несомненно, но не факт, что действительно сволочь. Надо ему поговорить не с вами и не со мной, а… С коллегой. Многое станет яснее.

— С коллегой?

— Да. Имрын, ты еще с нами?

— Ну не сплю пока, если ты это имел ввиду, — послышался голос из комма, — Ты меня хочешь к переговорам подключить?

— Хочу.

— Жди полчаса. А летунам скажи — пусть пока патрулирование не прекращают и поля не снимают.

— То есть ты в курсе происходящего?

— Однако, да. Духи сказали. Ты ведь не удосужился!

— Ну извини.

— Ничего. Скоро буду. Бубен вот только прихвачу да в кухлянку переоденусь. Духи решать будут, не я, должен же уже понимать, Жан-Клод.

— Да я вроде как и понимаю.

— Сиди пиво пей. Юношей вон угости, вреда не будет.

Тур и Уле действительно успели выпить по стакану пива с Жан-Клодом, болтая о каких-то пустяках, когда рядом опустился еще один бот, тоже “высшей защиты”.Из него вышел малорослый узкоглазый человек в очень смешной куртке-не куртке, от которого… Веяло мощью. Запредельной. Набравшись опыта общения со своим шаманом, парни сразу поняли, кто перед ними. Только это было как свет солнца по сравнению с огоньком свечи. И они, не сговариваясь, уважительно поклонились новоприбывшему.

— О, а вы не без способностей! — весело сказал Лелекай, — Меня зовут Имрын, ваши имена я знаю. А как зовут вашего шамана?

— Фритьоф. Фритьоф Бьорнсен.

— Ох ты ж, ажне медвежий потомок, однако. Да только чуется мне, все одно он больше администратор сетей, чем шаман. Хотя… Я его понимаю.

— Понимаете… Сеньор?

— Конечно понимаю. Вас осталось немного, кто-то должен был стать шаманом. У него были самые сильные способности — он и стал. А что власти захотел — так если все кланяются, с чего не привыкнуть-то? Вот что у него с духами — на месте смотреть надо. Полетели?

— Куда?

— Так к шаману вашему. Поговорим.

— Вот прямо сейчас?

— А чего ждать, оленья жопа? Прямо сейчас. Тем более, что вы, вы оба, действительно не без способностей. Вас учить надо — а он не учит, власть свою бережет. Не дело это.

День Фритьофа Бьорнсена протекал почти тихо и практически безмятежно (ну появились какие-то пришельцы, но ему-то что до этого?), когда его будто ударили молотком по голове. С размаху. Он вдруг — резко, в одночасье, моментально — потерял всякую связь с духами предков. Она и была-то довольно слабой, “мерцающей” какой-то, а тут — как отрезало. Вообще. Честно сказать, Фритьоф испугался — а пугался он редко, и оттого это было еще неприятнее. Всем стало “не до него”. Двести лет можно было хоть как-то “достучаться” — и на тебе. Тишина. А потом на полянку перед его домом сел челнок. Военный. Высшей защиты, такие и в десанте, наверно, используют. Вооруженный до зубов. Но страх исходил не от него. Что-то, ну или кто-то в этом челноке… Это было вообще за гранью добра и зла. И тут Фритьоф с горечью подумал, что не быть ему больше шаманом. Потому что на планете появился Шаман. Настоящий. Не самоучка. Старый и опытный. И когда в его дверь постучали, он не спросил “Кто там?”. Он знал, кто.

***

— Здравия желаю, сеньор Два по сто! — сказал Петрович. Все знали, что до контракта с аргентинцами, а потом и с флотом Кортасара, Петрович много лет был техом причальных систем на одном из земных орбитальных терминалов, поэтому после переброски рабочих на верфь его “место службы” стало очевидным.

— Привет, Петрович! — Хулио пожал ему руку, — Давно не виделись! Вот, знакомься, это Микка.

— Здорово, Микка! — Петрович опять протянул руку, — Буэнвенидо! Недавно тут у нас?

— Спасибо. И да, неделя всего. А почему вас зовут Петрович? Это же, как я читал, по-русски отчество? Или я чего-то не понял?

— Да нет, все правильно. Просто так вышло, что по-русски, если отца твоего Петром звали, никто твоего имени в жисть не упомнит. Петрович ты — и все тут. Так уж вышло. А еще Петровичами называют крупных бакланов… Ты видел бакланов?

— Да, это птица такая морская.

— Ну вот посмотри на меня в профиль, — Петрович повернулся, — Ведь похож же.

— Ух ты! И действительно. Только клюва нет.

— Ну клюв мне без надобности, я все-таки не дятел, — загадочно пошутил Петрович, — И не надо ко мне на “вы”. У нас, как и в вашем флоте, все как в привычной тебе Финляндии, по-простому.

— Хорошо. А как тебя все-таки зовут?

— Максим я, если так-то. Эмиль сказал, ты верфью нашей интересовался?

— Да. Никогда раньше верфей не видел.

— Да и ты, Два по сто, только снаружи, наверно.

— Только снаружи, внутри бывал, но “на аврале”.

— Тогда пошли, камрады, покажу вам, что тут и как. Если интересно.

— Очень интересно! — сказал Микка.

— Да и я бы не отказался, первый раз вот так вот внутри, без спешки что бы — добавил Два по сто, — А пиво у вас есть?

— Как не быть! Найдем. Вот смотрите, мы на причальной палубе для малых бортов. Стыковки для крупных у нас нет, они или встают в ремзону, или — а что им тут делать?

— Это понятно.

— По соседству — отсек манипуляторов сортировки модулей, но он сейчас на консервации, естественно.

— Ну да, ясно, — ответил Два по сто.

— Погоди, а мне не ясно, — возразил Микка, — Что за модули?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— Ты обратил внимание, что у нашей верфи, если смотреть от жилого блока, где мы сейчас, “конечности” только с одной стороны?

— А могут быть и с двух?

— Даже должны. Жилой блок — по идее, центр симметричной конструкции, просто половина ее сейчас неактивна и свернута. А так-то — корабли ведь из модулей собирают. На одной стороне — готовые к сборке модули, на другой — сама сборка. Просто у нас сейчас только ремонт, поэтому и развернута только сборочная часть.

— То есть вы можете и строить корабли?

— Не строить. Собирать. Понимаешь, модули — это то, что можно наклепать в большом количестве, в том числе и в запас, “на склад”. Отдельные части кораблей. Они максимально унифицированы, и их производством занимаются огромные орбитальные заводы. Нет смысла строить завод ради пары десятков модулей, неинтересно получается. Их делают в огромных количествах, и обычно это государственные заводы, уж больно они велики и дороги. Зато потом даже самая маленькая верфь может заказать нужные модули и очень быстро собрать корабль — от малого грузовика до линкора. Мы, правда, линкор не сможем, размеров не хватит. Максимум крейсер.

— А просто построить, ну вот взять и сделать?

— Можно, но займет год или больше, и стоить такой корабль будет как целиком сделаный из алмаза или гиперкристалла. Бессмысленно. Грузовик или даже фрегат мы соберем за две недели, крейсер — за три-четыре. Это включая отладку. Большие верфи — там все еще быстрее, мы-то маленькие. Но это только если будут модули. А без них…

— Я думал, что корабли строят на верфях, с самого начала.

— Не, ты чего! Модульному строительству кораблей больше пятисот лет, сейчас по-другому уже и не делают.

— Не знал. А это что за дверь? Никогда не видел столько устрашающих наклеек — от “радиации” до “биологической опасности”. Что там?

— А, ну наклейки — это просто все, что парни додумались наклеить. А так-то там гальюн.

— Понятно, — сказал Два по сто, — Давай теперь Микке проектный пост покажем, ему интересно будет. Я, когда видел, впечатлился.

— Тогда пойдем на “трассу”, а то через кубрики команды долго топать придется.

— Будто там не придется.

— Ха! Сейчас увидишь, — они спустились на лифте и оказались в огромном тоннеле, тянувшемся вдоль всей “бочки” жилой части верфи, — Вот этого, Два по сто, и ты не видел. Транспортная магистраль для грузов, требующих атмосферы и прочего. Потому она и внутри. По краям, за переборками — склады для этих грузов.

— Ух ты, — сказал Микка, — Как много места. Можно фрегат запарковать.

— Фрегат? — задумался Петрович, — А что, пожалуй и поместится. Только обычный, не как у Натаниэля переросток. Тот не влезет, наверно.

— И как мы попадем в другой конец? — заинтересованно спросил Два по сто.

— Так в этом-то и фишка. Смотри, — активировав одного из грузовых ботов, Петрович отправил его куда-то в темный угол, и вскоре тот вернулся, таща на гравиподвесе стандартную малую платформу, к которой были привинчены четыре стула, — Конечно, перевозка людей грузовыми ботами запрещена. Но такси у нас тут нет, а каждый раз делать забег на пару километров — не набегаешься. Прошу садиться! Когда бот практически без нагрузки — он довольно быстрый.

Вскоре они добрались до противоположного конца тоннеля. Здесь платформы со стульями располагались в освещенном месте, и было их довольно много.

— А почему в конструкции не предусмотрено транспорта для людей, если есть такой тоннель? — спросил Микка, — Ведь и правда удобно, сел и поехал.

— Думаю, это просто инерция мышления, — ответил Два по сто, — На линкорах, например, транспортные тоннели есть, предназначены для быстрой переброски экипажа. То есть они как бы пассажирские, затем и задумывались. А тут тоннель грузовой. Ну, значит он для грузов. А люди будут пешком ходить “поверху”. Вообще, не встречал еще ни одного проекта, где было бы продумано буквально все. Что-нибудь да недодумано. Николай — ну это Рождественский который — как-то сказал, что крейсера аргентинской постройки “доведенные”, в отличие от русских, но на самом деле это не так. “Косяков” — что в проектировании, что в исполнении — может быть больше или меньше, но вообще не быть их не может.

— Эт точно! — усмехнулся Петрович, — Вот это святая правда. И так везде. У меня тут друг — спец по гиперсвязи. Говорит как-то — мол, канал “грязный”, постоянно муйня всякая лезет. Я спрашиваю — а убрать? Он отвечает — а ее нельзя убрать. Можно только попытаться получить приемлемо низкий уровень муйни.

— О! — засмеялся Два по сто, — “Приемлемо низкий уровень муйни” — это очень хороший научный термин. Годится и для штабной работы, кстати. Тырю цитату, Петрович, буду использовать на предполетных совещаниях. “Повторяю для командиров групп: ваша задача — в первую очередь обеспечить приемлемо низкий уровень муйни”. Звучит, а?

— А то! А теперь три палубы вверх — там и есть проектный пост.

На проектном посту, несмотря на довольно солидные размеры помещения, было уютно: из динамиков звучал какой-то древний, но от того не менее приятный блюз, в воздухе плавал дым хорошей сигары, а Эмиль Загоруйко цедил коньяк и рубился с искином верфи в какую-то игрушку, используя для этого главный монитор — без “погружения”, ведь оно бы сделало невозможными сигару и коньяк. На мониторе одни невообразимые монстры сражались с другими, столь же невообразимыми, но Эмиль, похоже, в них разбирался.

— Привет, парни! — сказал он, “воткнув паузу” в происходящее, — Рад видеть. А то скучно.

— А что загрузка реактора? — спросил Два по сто.

— Да Тими говорит, прошла настолько штатно, что просто ни о чем. До неприличия исправный фрегат, там и отвертку сунуть некуда. Тоска.

— Фрегат — и исправный?

— Ну, с точки зрения главного правила механика: “Работает — не трогай, трогать будешь когда сломается”. Там работает — все. Бортовые технари у фон Эмдена — это что-то с чем-то. Да и сами фрегаты ведь немецкие, у них ресурс — мы столько не проживем. Это гражданские леталки у немцев так себе, а военные — туши свет. Вечные, мать их.

— А как собирают корабли? — спросил Микка, — Это можно как-то увидеть? Или когда-то?

— Можно. Когда — точно не скажу, а теоретически — вот, смотри на монитор. Самое простое: транспорт для перевозки металлов, руды и прочего подобного, мы должны были собрать десяток таких, но обещанные Жан-Клодом модули пока не приехали, — Эмиль сменил картинку на мониторе, — Вот. Борт как бы разделен на двенадцать частей, это и есть модули. Видишь, зеленым покрашен только второй сегмент, там жилая зона. Герметизация остальных отсеков на рудовозе без надобности, он простой и прямой как рельс, его даже мы за неделю соберем.

— И тоже без транспорта для экипажа? Ведь жилой отсек в носу, а реактор и вся техника — на корме?

— А хорошая мысль. Можем “малый тоннель” добавить при сборке, если получится. Но в принципе — вот тебе основная идея постройки корабля. Он в разрезе либо пятиугольник, либо просто несущая ферма, к которой потом можно крепить все что угодно.

— А почему пятиугольник?

— Из-за особенностей распределения мощности гравитационных соленоидов и прочего. Так-то оптимальная форма корабля для вакуума — это шар. Но с точки зрения гравитации и расположения груза шар не настолько удобен. Поэтому корабли все-таки продольно-вытянутые, из-за груза и прочего, и пятиугольные в сечении, из-за внутренней гравитации. Движки — той же пятиугольной формы, поскольку так их легче размещать на пятиугольном корпусе, да и вообще, смотрятся они красиво. Галантерейно так.

— То есть никакого “мистического числа пять” нет? — удивленно спросил Микка, — Я много что про это слышал. “Таинственный пентагон космоса”, все такое.

— Да, баек напридумывали до такой-то матери. Но на самом деле — когда только изобрели сам соленоид, гравитационный в смысле, замерили его параметры и рассчитали корпус, где он будет максимально эффективен. Только и всего. Чистая механика и физика, остальное — байки.

— От оно как. Не знал. А крейсер покажете?

— Запросто, — картинка на мониторе сменилась, — Вот стандартный крейсер, это самый большой корбаль, что мы можем собрать. Обрати внимание, он без главного калибра. Чтобы установить рэйлганы, уже достроенному крейсеру придется выйти из верфи и опять войти, но носом вперед и на две трети — иначе нам не хватит манипуляторов. Маленькие мы, что ж поделать.

— Ну не такие уж и маленькие, — ответил Микка.

— Да и не большие. И на жилой палубе Ноев ковчег — каждой твари по паре, — грустно сказал Эмиль, — Видели ведь.

— Не видели, — сказал Петрович, — Я их в тоннеле прокатил.

— А, ну тогда вам скорее повезло. У нас же большинство с семьями прилетело. На поверхность хотят, домики построить да обживаться потихоньку. А на поверхность нельзя. Женщины тут, на верфи, с тоски зеленеют. Ругаются опять же. И детишкам скучно — мы школу-то организовали, но это ведь не развлечение, скорее обязаловка. Говорю — тоска.

— Эмиль, на поверхность — только после “отмашки” Рамоты. Там все серьезно, — сказал Два по сто, — Там местные образовались, сейчас уже и Жан-Клод с Имрыном решают вопрос. Внизу.

— Да понимаю я. Только чем малышню развлечь?

— А устройте им экскурсию на авианосец, — заявил Микка, — Я, когда первый раз там оказался, полдня с открытым ртом ходил. А когда, ну, уже тут, первый раз дракона увидел — вообще чуть с катушек не съехал. В машинном трое техов в сенсорных шлемах что-то мутят с реактором, тестеры и ключи друг другу передают. Только двое-то люди, а третий — дракон. И нормально, как так и надо. Кивают, хмыкают, на работе, в общем. Но выглядит это…

— А, — сказал Два по сто, — Это когда Мнемент прилетал на плановую проверку реактора, он же у нас по ним спец. Да, примерно так все и выглядело. А идея хорошая, Микка. Давай, Эмиль, детишечек группами душ по десять — к нам. Аккурат в малый бот влезут. Поводим по “Нанту”, покажем всякие наши несуразности, им интересно будет. Ну если нет аврала, конечно.

— Это спасибо, камрад. Предложу. И уверен, что желающих будет более чем достаточно.

— Опа! Только чуть позже. Сейчас нам надо обратно в ваш тоннель и рысью на свой борт.

— Случилось что?

— “Желтый код”. Желательная готовность. Скорее всего, Кончита просто задумала от скуки учения, но все одно придется возвращаться. Увидимся, Эмиль! Про экскурсии я запомнил.

— Увидимся, Два по сто!

— Чорт. “Оранжевый код”. Это не учения. Объявляй тревогу, Эмиль, а мы побежали.

***

Розарио Рамонес откровенно скучала в патрулировании. А еще ее бесил генератор липтонных полей, приклепанный к ее “Ситроену”. Внутрь генератор полностью не помещался, поэтому часть его торчала снизу в качестве, по мнению Розарио, довольно-таки отвратительного нароста, мешающего элегантности и некоторой женственности прекрасного истребителя. И напарник в этом вылете, Кристобаль Колон, ее тоже бесил своими вечными двусмысленными шуточками. Будто не знал, что у нее парень есть и вообще. Да и что тут в принципе патрулировать-то? Ближайшие люди — на таком расстоянии, что лететь сюда просто невыгодно. Пусто тут. Одно слово — жопа мира.

Поэтому когда Розарио увидела в оптике корабль размером где-то между фрегатом и крейсером, да еще и непривычно круглого сечения, она не удивилась — она просто обалдела. Тем более, что сенсоры так ничего и не регистрировали.

— Кристобаль, ты это видишь? — спросила она.

— Да. Но только вижу. Каррамба, сенсоры молчат. Дистанция — жалкие полторы тысячи, а видно только глазами!

— Значит, мы прошли границу поля, за которым и глазами не видно.

Сразу два инфопакета — от Розарио и Кристобаля — отправились на “Санта-Марию”, а также к координатору Кончите Дюпон. “Желтый код” включался автоматически, по факту самого появления рапортов. Просмотрев их, Кончита тут же воткнула “оранжевый”.

— Это явно разведчик: поля классные. И явно чей-то очень чужой, он ведь круглый, — сказал Кристобаль, — Я подлечу поближе, попробую внутрь всех полей. А ты тут оставайся для связи.

— Ну хорошо, давай.

— Отставить, возвращайтесь оба, — несколькими секундами позже раздался на общей голос Кончиты, но было поздно. Истребитель Кристобаля… Испарился. То есть не взорвался, не развалился на куски, он превратился в облачко пара. “Лазерная атака, объект — борт 16”, — послышалось сообщение искина, — “Высокая мощность на коротких дистанциях”.

— Да твою же мать! — Розарио врубила все поля, включая липтонное, чьим генератором была так недовольна. И только это ее и спасло. “Лазерная атака”, — повторил искин, — “Объект — мы. Более 90% мощности рассеяны липтонным полем, повреждений нет”. Но выдохнуть Розарио не успела, поскольку искин не умолкал: “Противник запускает генератор гипера. Неизвестные параметры, аффектировано пространство в радиусе трех тысяч метров”.

— Чорт, а мы в полутора! — она дала всю мощность на движки, отключив даже липтонное поле, стараясь отлететь подальше. Но не успела. И вскоре “сон гипера” на время успокоил как ее, так и реактор истребителя.

— Красный код, — заорала Кончита, — Красный код, следить за выходом истребителя Розарио!

— Это ты к чему? — спросил Кортасар.

— Дурной ты, Энрике. Разведчик мы не видим, но истребитель-то вот он, на телеметрии, системы позиционирования не отключились. Сейчас считаем траекторию входа в гипер.

— Опа. А я и не сообразил. Респект.

— Мы не будем знать расстояния, но будем знать направление. А вдоль одной прямой не так много систем.

— Ты круче меня, Кончита.

— Да ладно. Два по сто!

— Лечу с верфи к себе, подлет три минуты.

— Возвращаю остальным код на “оранжевый”, тебе и Трехо остается “красный”. Сразу по возвращении идешь по координатам, которые даст искин. Группа Трехо — прикрытие и разведка. Натаниэль, готов?

— Да, мы уже под парами.

— Первая задача — вытащить Розарио. Вторая — попытаться выяснить, а кто это вообще. И про лазер все всё поняли?

— Да, Кончита. На малые дистанции истребителям подходить нельзя. То есть только торпеды. Ну и главный калибр Натаниэля, он издалека достанет.

— И липтонные поля. Непонятно как, но они помогают.

— Да, и они. Хоть и странно: разрабатывались против менталистов, а помогают против когерентного инфракрасного света. Как вообще? — удивился Два по сто.

— Какая тебе разница? Потом подумаем, — вмешался Мнемент, — Изучим лазеры получше — внесем коррективы, а пока и так нормально. Никогда ведь раньше лазеров в космосе не было. Толку от них — чуть. А поди ж ты, убили парня.

— Он этого просто не ждал, — добавил Мигель Чавес, — Не мог ждать. Жалко его.

— Так, всем собраться, есть траектория, — прервала его Кончита, — Все “поймали”?

— Да.

— Группа Трехо, берите “Нант” в коробку и по его готовности — сразу в гипер.

— Принято!

***

— Привет, Фритьоф.

— Ты знаешь мое имя. Почему-то я не удивлен.

— Я знаю и твое истинное имя, но стоит ли произносить его вслух? Можно мне войти?

— С чем ты входишь ко мне?

— Надеюсь, с миром. Если нам повезет, между нами не будет вражды, ведь сейчас ее нет. И — да, меня зовут Имрын. Будем знакомы.

— Ты сразу назвал истинное имя. Ты не боишься?

— Я уже давно боюсь только сойти с ума. Тихо так и незаметно. Знаешь ведь, как бывает.

— Знаю.

— Вот. Всего остального я не боюсь, незачем, однако.

— В каком поколении ты шаман?

— Шестнадцатое или семнадцатое, не помню.

— Понятно. Заходи. Мне с тобой не тягаться, хотя… Обидно.

— Не обижайся, Фритьоф. Ты все сделал как надо, ошибся только в одном.

— И в чем же, по-твоему, я ошибся?

— Власти захотел. “Напрямую”. А шаману так нельзя. Хочешь власти — получи ее “обычным” способом, принятым среди людей. Вместе с шаманством, параллельно.

— А ты — получил?

— Да. Учился во флотской академии, дослужился сначала до старпома на большом рейдере, а потом до вице-командора ордена. Это — определенная власть. Но получена она не шаманством, она “обычная”. И потому на мои отношения с духами не влияет. А твоя — влияет, ведь основана она на общении с теми самыми духами. Получается “замкнутое кольцо” или “лента Мебиуса”. Это ловушка, Фритьоф, ловушка нашего сознания. Достаточно духам поменять настроение — и у тебя не останется ничего, ни связи с ними, ни власти. Одновременно, полностью и ничего. Так нельзя, однако. Так — глупо.

— Они уже поменяли настроение. Я больше не слышу их, — с горечью сказал Фритьоф, — И ты прав, теперь я — вовсе ни к чему.

— Не торопись. Духи вернутся. Они не злы на тебя, просто отвлеклись на что-то для них новое… Точнее, на кого-то, — Имрын усмехнулся, — Но они вернутся. Не бойся. Не бойся будущего, даже если ты не в силах создавать его сам, это еще не значит, что его надо бояться.

— Легко сказать!

— Но это истина. Ты ведь понимаешь разницу между истиной и какой-то сиюминутной “правдой”?

— Да. Понимаю.

— Тогда давай покурим синей травы и ты мне расскажешь, что вообще произошло. Я хочу знать, и я хочу услышать именно от тебя.

— Хорошо. Сбились с курса — с кем не бывает. Нашли после выхода пригодную для жизни планету — я и нашел, я был как раз на дежурстве, то есть не спал. Кое-как запрограммировали подход и посадку, дежурный навигатор, он же по совместительству капеллан, был вдребезги пьян. Нашел когда напиваться. Но он сказал, что “ему было видение, что нет никакого Бога-отца, а есть Богиня-мать, и потому вся церковь в жопе”, и продолжал пить. Так-то никто бы и не против, но нас было всего трое, инженер еще, так что запил парень немножко не вовремя. Про “расширения” пояса астероидов мы с инженером ничего не знали, а навигатор лыка не вязал. Влетели в три контакта с довольно крупными булыжниками, получили повреждения и решили тех, кто уже проснулся, сбросить на боте. Но бот разбился, мы это видели в телеметрии. Жаль их. Останься на борту — может, и выжили бы. Потом пошли прямо к пригодной для жизни планете, по пути постоянно получая от камней. Уже тогда от корабля мало что осталось — ну, от внешней его части.

— Почему вы просто не обошли пояс?

— А как? Вот ты — умеешь?

— Естественно, это ведь просто.

— А я вот не умею. Я вообще не пилот и не навигатор, я по программной части больше. В общем, при подходе к планете мы выяснили, что ни маневровых движков, ни посадочных соленоидов у нас нет: камнями снесло. Решили садиться “на задницу”, тормозя маршевыми…

— Так вот почему секции не разделились!

— Да. Поэтому. Только и маршевых у нас осталось два из пяти, причем на одной стороне. Дисбаланс тяги. Навигатор в невменяйке. Я “тянул” эту посадку как мог, как умел. Но у меня — не получилось. Корабль разбился всмятку.

— Ты? Именно ты?

— Да, я. Инженер был в панике, не мог ничего делать, а навигатор — пьян в дюпель. Они оба погибли, кстати, при той посадке, да и я обе ноги поломал. У меня был костюм с экзоскелетом и куча медицинских стимуляторов, потому и смог выбраться. А когда мы рухнули — вдруг слышу в голове: “Бери живых и убегай, здесь будет смерть”. Спрашиваю — “Кто говорит?”, а в ответ — “Мы духи ваших предков, вам рано умирать”. И я пошел собирать живых. Кожух реактора поломался, радиация была серьезная, и из тех, кто успел проснуться и убежать со мной, выжила только половина. Я… Я убил больше двух сотен тысяч человек. Но я же не умею сажать корабли! Просто не умею!

— После нескольких таких случаев всех из “дежурных смен” стали обучать базовому пилотированию. Теперь даже админы могут посадить корабль. Да что там, даже уборщики. Но… Но это сейчас. Да.

— Хорошо, если так. Но тогда… Тогда я их всех просто убил.

— Не ты. Судьба.

— Ты бы видел, как на меня смотрели выжившие, потерявшие в аварии своих близких! Думаешь, спасителем считали? Убийцей они меня считали. И изменилось это только после того, как я понял, что духи полностью меня не оставили, не бросили. А поначалу мне пришлось в одиночку построить себе вот эту вот хижину на отшибе, потому что никто меня соседом видеть не хотел. Хотели скорее повесить, только духу не хватило, наверно, и так мало нас осталось. Я сделал все, все что мог, пусть и не мог многого. Но я дрался за эту посадку до последнего. Как умел. Ну, точнее, как НЕ умел. Но до последнего, Имрын. Ничего, что я по имени?

— Ничего, камрад, нормально.

— Камрад?

— Ты не враг мне, теперь это точно. И духи вернутся к тебе. Ты — шаман. Я — тоже шаман, значит, мы коллеги и камрады. Разве не так?

— Хорошо, если так.

— Так. И что было потом?

— Духи помогали мне. Практически во всем. И вышло так, что любить-то меня люди не начали, а вот бояться — очень даже. С годами память об аварии, о погибших постепенно истиралась из памяти, а повседневная жизнь и я, могущий на нее повлиять — вот они. А я… “Своим” я никогда не признаюсь, наверно, а тебе, Имрын, скажу: я страшно, смертно обиделся на них всех. Они выжили фактически благодаря мне. И не поблагодарили, наоборот, обвинили в убийстве своих близких. Обвинили не тех, кто составлял инструкции по подготовке экипажей и готовил эти экипажи — что их обвинять, они бесконечно далеко! Меня. Просто потому, что я здесь и живой, а их родные — мертвы. И я решил — хорошо же, пусть вы меня ненавидите, но тапки мне лизать будете. И духи помогли мне и в этом. Ведь они знают, они понимают. Все духи погибших на нашем корабле — они на моей стороне. Ну, были, по крайней мере.

— Да, они подтверждают, что ты сделал все, что мог, и в тебе нет зла. Одного не понимаю: почему ты не стал учить мальчишек шаманству?

— Вот еще! Они — из “этих”. Из ненавидящих. Я — злобный демон, угробивший их бабушек и дедушек. Брать таких в ученики? Да ну нафиг.

— Расслабься уже, камрад. И возьми мальчишек в ученики. А за закидонами их присмотрит Рамота, она уже согласилась.

— Рамота?

— Она будет руководить заселением соседнего континента — на ваш мы не полезем, на вашем нам надо только место под твоей хижиной, — усмехнулся Имрын.

— Стоп, а подробнее?

— Подробнее: именно на месте твоей хижины нам надо построить факторию, ну или шахту, как пойдет. Вот вперлось нам и не выпирается. Можно тебя переселить? “Поле выбора” — любое место на планете, жилище с теплым смывным сортиром за наш счет, все дела. Это если о географии. А если о Рамоте — то это самый замечательный дракон, которого я когда-либо видел. Ну, точнее, “драконица”, наверно, ведь она женщина.

— Дракон?!

— Скоро познакомитесь, однако. Представитель разумной — и очень, надо сказать, вменяемой — негуманоидной расы. Со многими из них у нас большая дружба, это союзники.

— Драконы — союзники людей?

— Если и не всех людей, то наши — точно. Дружелюбные ребята, с ними приятно иметь дело.

— Офигеть. Драконы.

— Да не офигевай ты, Фритьоф. Ну, похожа “внешняя” раса на драконов из людских сказок — и что теперь? Может, и сказки возникли не на пустом месте, ведь дракон — сам себе гипергенератор, способен к прыжку без техники. Сейчас — на небольшое расстояние, но кто знает, как оно было раньше? Мало ли, кто-то тоже “с курса сбился” и угодил на Старую Землю?

— Ага, а люди в лучших своих традициях его убили.

— Да, это так, скорее всего. И еще и историй насочиняли, какой дракон плохой. Тырит, понимаешь, девственниц. Хотя на самом деле зачем они ему — вообще нифига не понятно.

— Биологическая несовместимость?

— Полная! Ты представь, обмен кислородный, но на основе меди!

— Медь вместо углерода? Да быть не может.

— Что значит “не может”? Есть, живет и размножается, дружит с нами, пьет алкоголь и ругается неприличными словами. Вот запросто. Один из старших сыновей Рамоты, Кант, тоже втыкает насчет духов — ну их, драконьих. Много раз трепались, причем иногда в баре — выпьем по стаканчику, а когда и не по одному, и давай предкам кости мыть. Обычно-то драконов не все “слышат” — разговор у них телепатический — но если духи помогают, нормально все.

— Телепатический разговор?

— Ну да. Они звуковой речью не оснащены, в слышимом диапазоне могут разве что “пи” сказать.

— Вообще офигеть. И полностью разумные?

— Ну не менее, чем мы с тобой. Если не более.

— Вот ты ж. Хочу увидеть хоть раз в жизни.

— Ну, Рамоту-то точно увидишь. И детишки ее могут подтянуться — хотя какие они детишки, взрослые уже все, не только Кант. Ты мне другое скажи, ты на переезд согласишься? А то у тебя под задницей эти, полезные ископаемые нарисовались. Которые надо типа добывать. Промышленным способом.

— А, то есть тут руда какая-то или вроде того?

— Именно. Минералы. Ценные. Надо карьер устраивать, ну или шахту — в зависимости от глубины залегания. Но как устроишь, если твоя хижина аккурат над этим местом и есть?

— Да мне-то и не уперлось, на самом деле. А минералов отсыплете?

— Запросто. Поскольку рудник будет основываться по месту твоей задницы, имеешь право на “задничную долю” — процент там от добычи или два. Обещания построить тебе новый дом это не отменяет.

— А если три?

— А можно было и сто, если бы ты озаботился геологоразведкой под собственной филейной частью. И сам начал выработку. А ты чем занимался?

— Аххаха, ты прав, — засмеялся Фритьоф, — Да я и не геолог. Ладно, я же не из жадности, у меня вообще другой интерес.

— И какой?

— Ты сказал, что вы будете селиться на другом континенте.

— Ну да.

— А мне предлагаешь переезд, причем в комфортабельный дом.

— Предлагаю, да. Ты имеешь ввиду, что хочешь — туда, на другой континент?

— Хочу. Ну их всех нафиг, любезных-нелюбезных соседей. Пусть живут как умеют. А я — там, с вашими поселенцами. Не как шаман, а просто как “еще один из”.

— Ну, шаманом перестать быть нельзя.

— Нельзя, но я же не об этом.

— Понимаю. Договорились, однако! Как начнем селить людей — и тебя туда перевезем.

— Отлично! И когда это будет? Месяц, два?

— Фритьоф, ты и отстал от жизни, и кое-чего не знаешь. “Это” начнется через двадцать часов.

***

Розарио еще не успела толком проснуться от гипера, но сразу же выдала “полный газ”. Дальше, дальше, дальше от этой трахучей “колбасы”! Где она вообще — подумаем позже, а сейчас — дальше. Истребитель маленький, у него хоть и нет маскирующих полей, но пойди найди его, если он далеко. А значит — дальше. Еще дальше. Удрать. Спрятаться. Затеряться. И, вроде как, ей это удалось: “колбаса” продолжила свое движение к… Другой “колбасе”. Даже не так, “колбасище”. Огромный, с колонайзер или линкор размером, круглый в сечении корабль был просто облеплен меньшими “колбасками”, и то, что притащило Розарио с собой, собиралось занять место между них. Вместе с ними.

— Это не наши, — сказала сама себе Розарио, — Это не люди, не драконы. Это чужие. Так не строят, так не летают. Мне надо вернуться и рассказать, даже если и не вернуться, то рассказать. Но единственный шанс вернуться — “приклеиться” к следующему их кораблю, идущему к нам. У меня нет гипердрайва! Блин! А полетит кто-то из них к нам опять? Или нет? Дэйв, мне сказали, что ты шпион, но это что, значит, что я тебя меньше люблю? Два раза блин! Я практически сдохла, хоть до сих пор и жива! Ну почему так?! Если меня не найдут раньше, чем кончится воздух, я отстреляюсь “до железки” по этой “колбасе”, а потом пойду на таран. Искин, ты пишешь?

— Да, все параметры, включая голос и видео.

— Сбрось запись на независимый носитель и сбрось наружу сам носитель. Пусть он останется тут, на границе системы. Пусть от меня хоть что-то останется.

— Сделано.

— Хорошо. Мелочь, а все-таки. Пока продолжай писать телеметрию, сбросим потом второй носитель… Если успеем, — какие-то с трудом отслеживаемые сенсорами отметки устремились к машине Розарио. Они, впрочем, просчитались, навязав ей истребительный бой в пространстве. Вот как раз это она — умела. И умела хорошо.

— Подраться решили? — крикнула Розарио, — Отлично! Но это будет последняя ваша драка, неудачники! Святая Мария, помоги мне, я иду в бой!

“Ситроен” закрутил спираль, которую атакующие явно никогда раньше не видели. Их было более двух десятков, но они растерялись. И похоже… И похоже, они не имели торпед — иначе давно бы выпустили. А вот этим стоило воспользоваться, и Розарио решила приберечь свои.

Первые два “фрага” случились почти одновременно, когда длинная очередь, развалившая одного из атакующих, достала и еще одного, от которого полетели куски обшивки и чего-то еще. “Йу-хуу, случка фрагов!” — прокричала на общей Розарио и поменяла вектор своей спирали. Этого тоже явно никто не ждал. “Да я вас сейчас на ноль помножу!” — выдохнула Розарио и отстрелялась по еще одному непривычному и чужому истребителю. Тот начал очевидно выходить из боя — то есть она опять попала. Непонятно куда, но попала.

— Вы… Суки… Будете… Детей пугать… Именем… Розарио… Рамонес! — пять из семи вражеских машин, которым досталось всего-то по паре-тройке болванок, явно потеряли управление, а значит, их системы управления были уязвимы. “Лазер, отклонение липтонным полем 99 процентов” — равнодушно сказал искин. “Значит, попали и по мне” — подумала Розарио. Генератор поля больше не казался ей уродливым наростом, он был милым, белым, пушистым, теплым и мягким. Почти таким же милым, как синицы на “старине Бельграно”. С ним хотелось дружить и болтать о своих женских секретах. Раньше в своих мыслях она доходила даже до вопроса — а не стать ли из сеньориты Рамонес сеньорой МакКормик? Но вот о своей искренней и нежной любви к генератору липтонного поля она и помыслить не могла. А поди ж ты. “Лазер, отклонение липтонным полем 98,5 процентов”, — добавил искин, — “Оружие противника при активном липтонном поле представляется неэффективным”.

Расстреляв как в тире еще трех нападавших, Розарио уже почти успокоилась — летать-то не умеют, явно не воевали — но искин заявил: “Подход второй волны, маскировочные поля, оценка — не менее тридцати бортов”. То есть вместо того, чтобы сбежать, они послали на убой еще более серьезную группу. Хотя — а почему на убой? Они знают, что она одна, и что болванки у нее в конце концов кончатся. А лазер — ему только энергия нужна. Шах и мат. Если они не жалеют своих пилотов, они ее достанут. “Возьмут измором”. Активировав редко используемый “мозаичный режим” у торпед, она запустила их все. Это было сильным ходом, этого они тоже не знали и не были готовы: от подлетающей группы осталась хорошо если половина. Торпеду с разделяющимися боеголовками легко обойти пилотажем или отклонить полями — но это если знаешь, что она такое. А если нет — несколько сегментов до тебя долетят. Фрегату, даже эсминцу — только почесаться, им целая торпеда нужна, а вот истребителю… Эти — не знали. “Ну что ж, счет двадцать три-ноль в мою пользу”, — подумала Розарио, — “Очень неплохо. Хотя, даже если доведу до ровного, будет пусть и тридцать или сорок, но тридцать или сорок-один. Заряды-то кончаются. Жаль.”

— Жаль, мать его так! — проорала она в пустую общую, — Не хочу подыхать сеньоритой, вообще не хочу подыхать! Ну что же это такое, опять одна!

И “пустая общая” вдруг ответила — голосом всем на флоте известного Два по сто:

— Сеньорита Рамонес, назад. Быстро назад. Очень быстро. И — ты не одна, сестра. Мы здесь.

— Си, сеньор! — взвизгнула Розарио.

Она развернула свой “Ситроен” и рванула прочь, успев заметить целых три полных группы бортов с “Нанта”, промелькнувших мимо и сходу открывших огонь, нападавшим на нее чужим явно ничего не светило, ведь сброшенная ею телеметрия была, очевидно, прочитана. От “большой колбасы” оторвались аж пять или шесть “колбасок”, как та, что притащила ее сюда, но и это было их ошибкой: людской истребитель маскировочных полей не имеет, а вот тяжелый фрегат — очень даже. А фрегатов оказался целый десяток, и все тяжелые. Походя “порвав на феньки” выставленный заслон, они где-то с двадцати тысяч принялись дырявить “большую колбасу”, выпустив при этом целое облако торпед. Еще до входа на “Нант” Розарио успела заметить, как огромная, с ее истребитель размером, ядерная торпеда одного из фрегатов долетела-таки до “колбасы” и выгрызла из нее кусок. Пришвартованные поблизости “колбаски” просто исчезли. Это было круто. Но самое главное — ее спасли. За ней прилетели. Не бросили.

— Мы орден, — сказала она на общей, давясь слезами, — Мы сестры и братья. Мы никогда не бросим никого. Мы пошлем всех, чтобы спасти одного. И так должно быть.

— Воистину так, — ответил Натаниэль Трехо, — Так должно быть, и так есть.

— Так а иначе кто мы? — сказал Два по сто.

Розарио плакала. Она не знала, что на Старой Земле были и рыцарские ордена, и государство Израиль — последнее, впрочем, существующее и в современности — где главенствовал и главенствует такой же подход: никогда не бросать своих и, если надо, послать группу, эскадру, флот, даже несколько флотов для спасения одного-единственного человека. Она не знала всего этого и продолжала плакать, когда дежурный палубный тех сказал ей: “Штатная посадка. Добро пожаловать на “Нант”, сеньора пилот”.

***

— Кайса, а не пора ли тебе в школу?

— В школу? А откуда тут школа, Менолли?

— А мы специально для тебя придумали, даже учителя нашли. Младших классов. У него подготовки достаточно. Нам так и так школы открывать, так почему бы не сейчас и не специально для тебя?

— А чему он меня будет учить?

— Ну чему обычно в школе учат — читать, писать…

— Я уже умею!

— Тогда хорошо считать в уме и вообще соображать.

— По-аргентински?

— Аххаха, Кайса, нет никакого аргентинского языка. Есть испанский.

— То есть когда мама учила меня читать не только по-фински, но и по-аргентински, она учила меня этому языку, как его?

— Испанскому.

— Интересно. А почему так?

— На Старой Земле была такая страна — Испания. Очень старая, старше Аргентины, ведь именно переселенцы оттуда Аргентину и основали. А свой язык они просто “привезли с собой”. Это давно было, целую тысячу лет назад, если не больше, никто уже не знает, как именно. Разве что Жан-Клод, он всю историю знает.

— Вообще всю?

— Вообще. Но обычно не признаётся.

— А ему нельзя.

— Нельзя? Что нельзя?

— Ни в чем признаваться. Он ведь этот, магистр.

— Оххх, Кайса, — засмеялась Менолли, — Кто тебе это сказал?

— Папа сказал. Он вообще говорит, “Раз ты рыцарь — то ты рыцарь всегда, а раз ты магистр — то раз этот лишний”. А кто такой рыцарь? Ты знаешь?

— Знаю примерно, но долго это рассказывать. Похоже, основам истории придется тебя учить с самого начала.

— Но мне же интересно! А где будет школа, на планете?

— Пока здесь. “Вниз” еще нельзя.

— А почему?

— Ну, вот это я как раз могу тебе объяснить. Смотри: чтобы люди могли жить, надо построить им дома, так?

— Ну да.

— Обычно на новой планете первые дома собирают из готовых частей, как в играх — ты в такие играла?

— Да! Собери то, собери се… И дома так же собирают?

— Почти всегда. Первые дома, по крайней мере. Но нам-то они не подходят. Ведь нам надо, чтобы в любой дом мог войти — и жить, и прийти в гости — хоть человек, хоть дракон, а они ведь очень разные. На строительных складах полно готовых частей домов, но нам они не годятся. И строить придется на месте, а это намного дольше, чем просто собрать, как в игре. Мы собрали несколько стандартных домов для самих строителей, но дальше они будут работать “с самого начала”. А пока придется нам остаться здесь, “наверху”.

— Мама очень хочет “вниз”. Она раньше не хотела никуда лететь, а теперь говорит — если уж быть, то первой. А папа наоборот хотел лететь, а теперь ему, похоже, все равно.

— Время идет, люди меняются. Не обращай внимания, Кайса. Вы же друг друга любите, так?

— Конечно! Мама с папой раньше ссорились, а теперь уже вроде и перестали.

— А как у тебя с Сат?

— Ой, она такая интересная! То есть она постоянно где-то пропадает, но когда мне скучно, я ее зову — и она сразу появляется. И рассказывает такие истории! И она их очень смешно рассказывает. Я у нее как-то спросила, откуда в море крабы. Так она так рассказала, что я весь вечер смеялась. И даже поняла, что такое “запрос к мирозданию”.

— Ничего себе! И что же тебе рассказала Сат?

— А был один краб, ходил на двух ногах и постоянно просил: пусть у меня будет ну хотя бы четыре ноги. А лучше шесть. А лучше восемь или вообще десять. А то ходить неудобно, по дну моря-то. А драконы тогда не ловили крабов, чтобы съесть, но постоянно просили: ну пусть у них будет побольше ног, а то неинтересно их ловить, там кроме ног и есть ведь почти нечего. И краб, и драконы обратились к Безымянной, а та и говорит: ну если все просят об одном и том же — будет у краба десять ног! Крабы очень обрадовались… Но ненадолго. Потому что для драконов они стали едой. Так вот они и появились.

— Туши свет, Кайса! Да, примерно так они, вероятно, и появились. Мы все, наверно, появились в результате недостаточно продуманного “запроса к мирозданию”. Но крабы — в особенности.

***

— Нат, Два по сто, так кто это вообще был?

— Да хрен его знает, Энрике, — ответил Два по сто, — Но, похоже, мы перестарались.

— Перестарались?

— Ага. Нат телеметрию сравнивал, как мне показал — я что-то засомневался.

— Вы о чем, парни?

— Ты понимаешь, брат командор… — начал Натаниэль.

— Все никак не привыкну, — улыбнулся Кортасар.

— Короче, Энрике, я тут сравнил параметры “выстрела” их маленького корабля, уничтожившего наш истребитель в самом начале, и такого же “выстрела” их большого корабля — первого выстрела — который поймал сам, правда, уже на липтонные поля, мы ведь получили данные Розарио и сразу все активировали. И тут интересно получается, на самом-то деле.

— Не темни.

— Энрике, наш борт сбили предупредительным выстрелом.

— Что?! Его же производят заведомо мимо!

— Это кто как. Их машинки покрыты чем-то, способным отражать когерентный свет, которым они и стреляют. Так вот. При наличии подобного покрытия, даже без полей первые их выстрелы были бы для нас не страшны — недостаточно мощности. Заведомо недостаточно.

— То есть та “первая колбаса”, что заявилась сюда, хотела Кристобаля просто отогнать? Ты это имеешь ввиду?

— Да. Будь он на их истребителе — получил бы лишь оповещение о выстреле, не более. Но он был на нашем, причем с неактивными полями — и потому испарился к такой-то матери. Дальше — они утянули за собой Розарио, ну и закрутилось. Их “малышня” атаковала Розарио уже по-настоящему, но кто знает, не началась ли у них паника после того, как они убедились в ее неуязвимости, она ведь врубила липтонное поле на полную. И стреляла не стесняясь. Может, хотели просто эскортировать или еще что — но связи-то нет, оружие неэффективно, противник опасен, запросто лупит по уязвимым частям бортов… Откуда им знать, что их уязвимые места Розарио “поймала” чисто случайно? А когда они увидели нас — тоже начали с очень “мягкого” импульса. Только до нас и “жесткий” не долетал. А мы с перепугу врезали из всего, что есть. А было у нас, как выяснилось, достаточно, и теперь там нет кусочков больше пачки сигарет. То есть понимаешь, Энрике, миссия выполнена, сестра Розарио спасена, противник помножен на ноль — в буквальном смысле — только сомнение осталось: а стоило ли на ноль-то множить? Может и не противник был, а так, сосед непонятливый? Вот теряюсь.

— Да ладно, Нат, все вы правильно сделали. “Сначала метко стреляем, потом смотрим — в кого”. Это не я сказал, это Станислав Лем.

— Какой-нибудь известный адмирал?

— Нет, известный философ. Это я у Жан-Клода нахватался.

— Но что теперь, Энрике?

— А ничего. Маскировочные поля у них лучше наших, но в гипере они заметны. Мнемент уже “на взводе”, говорит, мама его научила “ловить” подобные возмущения. Прилетит кто-то еще — отправим сообщение о возможности переговоров. Над ним работает Эмилио.

— А, “особист Гомес”? — спросил Натаниэль.

— Именно, он все-таки специалист. Случившийся инцидент мы не то что просто объявим “случайной непоняткой”. Ведь все это и было случайной непоняткой, по-настоящему. Так что все честно объясним и даже извинимся, если надо будет. Конечно, с упоминанием, что их “корабль-матка” со всеми “кораблями-детишками” за одного нашего пилота — это такой нормальный “размен”, которого мы будем придерживаться и в будущем. Я тут с Николаем говорил, он это назвал “сибирским пацифизмом”.

— Ну он вечно что-нибудь скажет.

— Это да. Но пока — “Санта-Мария” занята очень плотным патрулированием границ системы, а ты, Два по сто, отправляешься в компанию к Фернандо, будете оперативным резервом. Как, собственно, и ты, Нат: в головоломных построениях фон Эмдена для твоих “толстяков” нет места, а авианосцам нужно прикрытие.

— Ну это мы запросто. А что Николай?

— Они что-то намутили с Зигом, и теперь откуда к нам не войди — упрешься либо во фрегат, либо в крейсер. Причем с гарантированными истребителями в тылу.

— А что Рамота?

— Она “внизу”. И говорит, что ей там есть чем заняться.

— То есть наш единственный линкор — пустой?

— Ага, щяс! “Трясогузка” даже в автоматическом режиме может эффективно отстреливаться, но на самом-то деле там несут вахты Рамотовы детишечки, за исключением Мнемента, у него другие задачи. Они, может, и не так хороши, как мама, но если что — никому мало не покажется. Так что весь наш главный калибр полностью функционален. Будет что большое — огребет по полной. Я бы, на самом деле, и сам уже пострелял, а то скучно.

— Энрике, ты лучше рома выпей, — засмеялся Два по сто, — А то когда от скуки стреляют двести пятидесятым…

Заржала вся эскадра, простите, флот, простите, орден: ведь великий командор Кортасар как всегда забыл выключить общую, устраивая “секретное совещание”.

***

— Штурмовая группа, я вас сейчас удивлю, — раздался веселый голос Мигеля Чавеса.

— Да тю, — ответил Рабинович, — Капитан, мы таки полетим бомбить креветок для упрощения рыболовства?

“Санта-Мария” в полном составе, включая находящихся на патрулировании, прислушалась, ожидая очередного шоу, которое не заставило себя ждать.

— Ну что ты, Натан, — продолжил Мигель, — Попасть тяжелым нуклеаром по креветке я не могу требовать даже от тебя. Хотя вы с парнями, возможно, справитесь и с этим.

— А ничего, что глушить что рыбу, что рачков атомной бомбой — это несколько непродуктивно? — задумчиво спросил Рабинович, — Хотя мы можем, да.

— Да, и вообще, что значит “с парнями”? — добавила Луиза Миркина, — Я, например, женщина, хотя вот Натан этого и не хочет видеть.

— Я таки не то чтобы не хочу, я просто когда вижу — настолько впечатляюсь, что боюсь перевпечатлиться, и потому отворачиваюсь. Не гунди, Луиза! — ответил Рабинович.

— Луиза, может тебе надо просто похудеть? — спросил кто-то из пилотов, — А то командир тебя, похоже, боится.

— Ну ты чего, камрад, — ответила Луиза, — куда мне худеть-то? Тут вот давече померялась, у меня сто-пятьдесят-восемьдесят. То есть худеть я могу только в области сисек, а они мне дороги: это же мое главное достояние! Ты таки предлагаешь мне лишиться последнего?

— Не, ну раз ты это так воспринимаешь — тогда нет, конечно. Не предлагаю, прости, Луиза. Вообще знаю много парней, которым как раз нравятся женщины с большими… Достоинствами.

Экипаж “Санта-Марии” начинал потихоньку веселиться: любой выход двадцатки израильских штурмовиков как правило становился довольно забавным — в том или ином смысле.

— Вот именно что достоинствами! А кое-кто их и видеть не желает, — обиженно сказала Луиза, — Отворачивается, видите ли. Перевпечатлиться боится.

— Картина маслом: “капрал Миркина пытается предъявить свои прекрасные сиськи лейтенанту Рабиновичу, а тот испуганно отводит взгляд”. Луиза, а можно мы тоже посмотрим?

— Да будто в сауне не видели! Я ведь о другом.

— Это да, это о другом, ты права. Натан, почему ты игнорируешь сиськи Луизы? Отчитайся уже наконец перед товарищами, мы же должны понимать своего командира!

— Достали, — ответил Рабинович, — Это вообще не ваше дело. А ты, Луиза, давай смотри на верхнюю полусферу, да повнимательнее, у нас боевой выход вообще, хоть и тренировочный. Чтобы не переживала — у тебя прекрасные эти самые “достоинства”, мне очень нравятся. Не беспокойся об этом.

— Правда?

— Правда. Стоп. Мигель, что это? Это и был твой план пошутить?

— Нет, Натан! Чорт, чорт, чорт, “Гинсборро” и “Нант”, экстренный выход всем! Трехо, ордер “невод” и вперед! Энрике ждать некогда, тут, похоже, задница. Всем штурмовикам — назад, если успеете. И липтонные поля! Поля, мать их!

— Поля подняты, но “назад” мы уже не успели, — ответил Рабинович, наблюдая массовый выход “маленьких колбасок” прямо вокруг их группы, посреди системы, вблизи больших масс, которые “колбаски”, похоже, просто игнорировали, — Их больше сотни. Размером с фрегат или около того. Уже получил попадание, снесшее мне половину поля — то есть попадания получать нельзя. Все, что мы сможем — это дать статистику, выбраться — не факт. Что с подлетом остальных?

— Наши — минут двадцать, они ведь на границе системы. То же с крейсерами и фрегатами.

— Пусть там и остаются, нет смысла.

— Согласен, Энрике тоже. Он подойдет через семь минут, “Трясогузка” через пять, группа Трехо через три, ребята с “Нанта” и “Гинсборро” через две.

— То есть нам надо выжить две минуты?

— Да. Если не “Нант”, то уж “Гинсборро” их точно отвлечет. А они уже вышли.

— Принято. Группа, “брызги” и “широкая спираль”. Луиза, береги что-там-у-тебя, оно тебе еще понадобится. Уворачиваемся, две минуты мы одни.

— А пострелять?

— Ты ведь меня на себе женить хотела или вроде того?

— Ну и хотела, а что?

— Видишь ли, — “Галил” Рабиновича подпрыгнул со слабо переносимым ускорением, пропуская мимо выстрел, который его уполовиненные поля могли и не отклонить, — Оххх, ну нифига себе. Видишь ли, для этого тебе надо как минимум выжить. Я не некрофил, знаешь ли.

В этот момент прыгать пришлось машине Луизы, и маркер ее здоровья на командной консоли сильно “просел”.

— Вот примерно это я и имел ввиду, — сказал Натан, — Мы, подруга, в жопе, уж прости.

***

— Да оленья же жопа! — очень эмоционально заявил Имрын Лелекай, во многом повторив Рабиновича — Мы можем как-то побыстрее подобраться?

— Нет. Семь минут. Ну, может, шесть, если повезет. Но эти “малыши” — вообще не наша цель, — ответил Энрике Кортасар, — Будет выход кого-то побольше, вот точно будет, чует моя… Оленья.

— Понял. Главный калибр готов.

— Главный калибр готов, — отозвался Манн, дежуривший в этот день на “Трясогузке”, — мой подлет пять минут, но я лучше синхронизируюсь с вами.

— Да, смысл в этом есть, — ответил Энрике, — Давай так, Манн.

— Принято! У меня пока простые болванки, это нормально?

— Да. У нас тоже. Вроде как они эффективны. Ждем доклада от Фернандо и Два по сто. Опа! Имрын, Манн, смотрите!

— Они их все-таки покоцали. Шесть, нет, семь отметок “на минус”! Во дают евреи!

— У них тяжелые штурмовики. Калибр “восьмерка”, большие торпеды. Но как сказал Натан, даже под полями они выдерживают максимум два попадания этих “колбасок”. Потом — всё.

— “Галилы”, сейчас мы пробьем коридор, — сказал на общей Фернандо Алонсо, — Как только наши долетят до вас, валите оттуда. Ваша перезарядка на “Нанте”, “Санта-Мария” слишком далеко.

— Подтверждаю, — сказал Два по сто, — Мы вас зарядим, ребята.

— Принято, — ответил Рабинович, — Но “Пингвинов” пока не видим. О! Видим! Группа, быстро на обратный с этими шабатгоями курс! Ну то есть с этими любимыми и прекрасными шабатгоями, — добавил Натан, убедившись, что все двадцать штурмовиков достаточно осмысленно развернулись и двинулись к “дырке”, которую истребители “Гинсборро” проделали в построении “колбасок”.

А соскучившиеся по хорошей драке “Пингвины” отрывались на всю катушку: поскольку место расположения реактора у противника было уже известно, они старались укладывать очереди именно туда. “Колбаски” послушно взрывались и вскоре начали пытаться уйти от прямого контакта, но тут-то и подлетели борта с “Нанта”, обвешанные тяжелым нуклеаром — Два по сто, ввиду удаленности обитаемой планеты, решил использовать ядерное оружие по полной. Система отклонения торпед у “колбасок” явно была, но сто бортов выпустили, соответственно, пятьсот торпед. Одновременно. И система, похоже, “захлебнулась”. Когда же оставшиеся попытались создать что-то вроде боевого построения, “Ситроены” с “Нанта” уже были в широкой спирали, а “Пингвины” с “Гинсборро” и вовсе ушли на перезарядку. Вместо них возникли, именно возникли, переключив мощность с маскировочных полей на артиллерию, десять фрегатов Трехо, чьи рэйлганы пробивали “колбаски” насквозь, причем вдоль. Боевое построение, рассчитанное на кучу маленьких истребителей, тут же стало практически похоронным: липтонные поля равных по размеру кораблей лазеры чужих не проходили, и началось форменное избиение.

— Всем нашим: готовность к выходу из боя, — сказал на общей Кортасар, — По моей команде — “брызги”, всем. Услышали?

— Да, принято, — ответил Трехо.

— Принято, понятно, си, сеньор, — послышались голоса командиров групп с “Нанта”.

И тут на общей раздался вопль Кончиты: “Не по его команде, а прямо сейчас! Все — в стороны и назад! Быстро! В стороны и назад! Если жить хотите! Все и сразу!”

Все знали, что в мирной обстановке, например за стаканчиком вина, сеньора полковник Кончита Дюпон весьма разговорчива, если не сказать “болтлива”. Однако в бою координатор полетов малой авиации флота разговорчивостью как раз не отличалась, и если что-то говорила, то это было важно. А уж если начинала орать — то, стало быть, боялась. А если боится координатор полетов — тем, кто эти полеты выполняет, похоже, пора сматываться. И истребители рванули прочь, не заботясь даже о том, хватит ли им впоследствии топлива для возврата на “Нант”. Так же поступили и фрегаты Натаниэля Трехо, имея, правда, ввиду свою способность дозаправлять эти самые истребители в случае крайней необходимости. Наверно те, кто управлял оставшимися “колбасками”, вздохнули с облегчением, хоть и осталось их пятнадцать или шестнадцать из как минимум сотни. Было у них несколько секунд, чтобы вздохнуть. А Нат Трехо успел спросить у адмирала-командора Кортасара: “Энрике, ну твою же мать, ну кто же они такие?” и получить ничего не прояснивший, но очень тоскливо прозвучавший ответ: “Да кто их знает! Но ты оттуда вали, и быстро! Щяс там будет долбаный трындец, шансы только у больших бортов. Мы на подходе, а ты — испарись.” Натаниэль проследил, чтобы его группа надежно “испарилась”, а потом сделал это и сам.

А потом начался долбаный трындец.

***

— Имрын, а мне все-таки обидно. Духи слышали меня, но не все сразу и вообще от случая к случаю. А тут появляешься такой ты — и они все, вот реально все с тобой. Чуть рот не раскрыв от внимания. Чорт тебя побери, как?

— Ну Фритьоф, ну это же элементарно. Не то шестнадцать, не то семнадцать поколений моих предков были шаманами. То есть даже те духи, которые духи тоже шаманов, коллеги моих предков. Это репутация, которую просто надо заработать. Мой старик, например, уже умер — но в мире духов обладает очень большим авторитетом. Его слушают, понимаешь? А кто был твой?

— Мой? Он тоже помер, к сожалению. А был он оператором тяжелых грузовых глайдеров — “дальнобойщиком”, если по-простому. Под конец жизни с мобильного терминала, то есть сидя у себя на огороде и любуясь цветочками, управлял целым десятком рейсов. И даже если у двух грузовиков что-то происходило одновременно, в “мерцающем режиме” умудрялся разбираться с обеими проблемами, это ж только кажется, что аварии и поломки не случаются одномоментно, на самом деле — запросто.

— Это точно. Они даже любят случаться именно что одномоментно. Иначе им скучно, однако. Твой отец был блестящим технарем, инженером по натуре, но шаманом он — не был. Да и ты сам сначала-то пошел тоже в технари.

— Да, но вот в администрации и коммутировании сетей связи, особенно если надо “подружить друг с другом искинов”, уже очень много от шаманства, Имрын.

— Так я и не спорю. Ведь и духи тебя услышали. Вырасти сына-шамана, и он пройдет по этому пути уже на шаг дальше. А потом и его сын, твой внук. Возможно, я и знаю много, гораздо больше тебя, но вот именно в этом вопросе — уже сказал все, что знаю. Мне неизвестен другой способ. Узнаю — расскажу, но…

— Так у меня и сына-то нет.

— Так и ты сам еще не помер, однако! Будет. И когда будет — тогда и обучишь парня.

— Вот помню себя в молодости. Если кто мне говорил, чем стоит заняться, ну и прочие советы давал — из принципа делал наоборот, считал, что мне “на мозги капают”. Даже если этим занимались родители, а ведь их-то я любил. Действительно любил.

— Фритьоф, мы ведь все-таки шаманы, однако. Твоему потомку будешь “капать на мозги” не только ты. Духи ваших предков тоже присоединятся. А у них, как бы это сказать… Капли больше. Причем намного. Не беспокойся. Путь шамана — это путь поколений, но этот мир создан так, что возможность пройти этот путь — есть.

— По-моему, на путях мира вообще нет тупиков. Странно, но похоже на то.

— Именно так, однако. Так мир и задумывался.

— И сейчас ты скажешь, что знаешь еще и кем он задумывался, — улыбнулся Фритьоф.

— Скажу. Я действительно знаю — не только “как”, но и “кем”. Но тебе-то рано об этом знать. Вот именно это знание приходит само. Просто поверь, однако. Приходит время — и приходит знание. Само. Ни я, ни даже духи будут тебе для этого не нужны.

— Стоп. Погоди. То есть ты хочешь сказать, что действительно существует какой-то “творец”, создавший наш мир согласно какому-то совершенно конкретному плану, и если достигнешь определенного уровня понимания, как оно тут все устроено, этот творец к тебе придет и сам расскажет недостающее? Или как оно происходит?

— Все просто. Так, как ты сказал, оно и происходит, однако. Именно так. Вот именно так просто.

— Не поверю, пока сам не увижу.

— Живи. Учись. Учи сына. Все придет, и все будет, как должно быть, даже если будет иначе. А какой еще ответ я, здесь и сейчас, могу тебе дать?

— Что ж, ты прав. Но это… Но это действительно какой-то совершенно новый горизонт жизни. А я-то хотел в первую очередь выспросить, просто “начиная издалека”, что вы там такое нашли под моей хижиной. И дорогое ли оно вообще. Дурак я.

Конец ознакомительного фрагмента.