Особенности национальной командировки. Мемуары старого командировочного волчары. Том 2

Михаил Уткин

Мемуары старого командировочного волчары, авиационного и железнодорожного споттера, документальные рассказы о путешествиях и приключениях. Вторая книга.

VII. На семи ветрах

«На Тихорецкую состав отправится.

Вагончик тронется, перрон останется.

Стена кирпичная, часы вокзальные,

Платочки белые, глаза печальные…»

(М. Львовский)

114. Поезд «Тальго»

Перенеся столицу Казахстана из Алматы в Астану, Президент нашей страны потребовал от железнодорожников сократить время в пути для поездов между этими городами с двадцати одного до тринадцати часов. И вскоре в скромной газетной заметке появилась информация о том, что Казахстан купил у Испании два скоростных поезда типа «Talgo».

Эти поезда начали было ходить пробными рейсами между Северной и Южной столицами Казахстана, причём с тепловозами «ТЭП-70», выуженными из анналов чарского запасника, и затем капитально отремонтированными — электровозов, способных выжимать скоростёнку в 160—170 км/ч, у наших железнодорожников тогда не нашлось. Китайские скоростные электровозы «KZ4A» специально под эти поезда «Казахстан темир жолы» купит гораздо позже, годика через два…

Мой дружок Серёга Булыгин даже успел прокатиться разок из Астаны в Алматы на этом поезде, но продолжались эти рейсы недолго — в Великой Казахской Степи наступила зима с пургой, перемежающейся морозами в 35—40 градусов, и тут оказалось, что несчастные игрушечные испанские вагончики не выдержали такого климатического издевательства над собою, и чуть не расклеились от такого холода! Не зря же потом появился анекдот про одноразовый пластиковый испанский поезд?!!

Срочно прибывший консилиум специалистов из испанской фирмы «Patentes Talgo S. A.» постановил: пациент излечим. И рьяно принялся за работу. Между тем один из составчиков «Тальго» пустили на зиму от Алматы до Шымкента, где потеплее. Но и туда ненадолго — на месяц или полтора, после чего этот поезд вновь пропал. Казахстанское приложение к «Комсомольской правде» немедленно разразилось огромной статьёй под названием «Испанский идальго по имени „Тальго“ стоит на запасном пути»…

В свой самый первый раз я увидел этот поезд как раз и пришедшим из Чимкента на Алма-Ату II ранним январским утром 2002 года. В газете было написано, что каждый состав состоит из двадцати двух вагонов, однако реально их оказалось в том поезде всего семь. Крохотные вагончики постояли немного на первом пути и уехали куда-то на Алма-Ату I, где их прятали в специальном депо. Я полез на «испанские» странички сайта европейской железнодорожной фотогалереи «Рэйлфан Европы», в те времена ещё называвшегося «Меркурио», и, покопавшись в фотках, понял, что к нам привезли модификацию поезда «Тальго», называвшуюся «Talgo-200» — предпоследнюю по своей тогдашней новизне.

Так прошёл примерно год… И вдруг почти все казахстанские газеты написали о том, что эти поезда вновь запускают рейсами на Астану. Что испанцы наконец-то переделали свои вагончики под наш климат, и что Казахстан закупает по этому случаю ещё два таких же поезда. В летнем расписании железной дороги на 2003 год появился скорый фирменный поезд №1/2 «Жаңа Дәуiр» сначала один, а потом — и второй раз в неделю.

В августе мне наконец-то подвернулась возможность прокатиться на этом поезде до Караганды. Билетик пришлось брать аж за две недели, ибо несмотря на двойную от обычной цену, билеты на «Тальго» народ расхватывал «на ура». Дня за четыре до своего путешествия я прибежал на вокзал Алма-Ата II к отправлению такого же поезда, специально прихватив с собой фотоаппарат, чтобы сделать несколько снимков.

Состав «Talgo-200» появился на перроне минут за сорок до своего отправления. Привёз его аягозский тепловоз «ТЭП70» с заводским номером 0106. Состав состоял теперь из десяти вагонов: «технической головы» с дизель-генератором, купейного вагона, двух «СВ», ещё одного купейного, двух ресторанов-баров, двух «плацкартов» — межобластных вообще-то, с креслами внутри, и замыкался такой же «технической головой».

Состав ещё в Испании был назван «Fatima», но его вагончики были выкрашены немножко по-другому, чем в на своей родине: по окнам и сверху в серебристый цвет, сразу под окнами шла широкая ярко-оранжевая полоса, а ниже её вагон был тёмно-синий. На всех вагонах красовались надписи: «КР-2 ВРЗ ТАЛЬГО 18.11.01» и «220 км/ч».

Крохотные, не больше автобуса «ПАЗ-3205», вагончики были сцеплены друг с другом по принципу автомобильных полуприцепов — каждый вагон имел только по одной оси с двумя колёсами, расположенными как раз в том месте, где эти вагоны сцеплялись. Подлезть под такой вагон было невозможно, так же, как и выйти с него на «высокую» платформу. Тормоза у всего этого состава оказались не такими, как у наших пассажирских и грузовых вагонов, а больше напоминали автомобильные: тормозная колодка оказалась расположенной не сбоку колеса, а снаружи его — чуть выше и правее буксы, отчего у испанских вагончиков вся поверхность колёс, обращённая к перрону, оказалась натёрта до зеркального блеска.

Я стал рассматривать поезд, периодически делая снимки. Двери для выхода на перрон были не у всех вагонов. Первый купейный вагон такую дверь имел. Стёкла у всех вагонов были тонированными — заглянув через такое тонированное стекло внутрь купе, я увидел крохотную купешку с четырьмя огромными креслами по два напротив друг друга, спальные полки были сложены, а на вагоне было написано: «Мест для сидения 20, спальных 20».

Следующими двумя вагонами оказались два «СВ» с пятью двухместными купе — по десять мест в вагоне. Один из этих вагончиков имел только один выход на перрон, на другую сторону перрона. Потом стоял ещё один купейный, а за ним шли два вагона-ресторана. Выходов из ресторанов на перрон не было, а внутри они оказались разными: первый из них имел кухню на полвагона, а на другие полвагона — классическую барную стойку, расположенную вдоль вагона. В другом вагоне-ресторане оказалось десять столиков: пять двухместных с одной стороны и пять четырёхместных с другой.

Следующие два вагона оказались «межобластными», с креслами, как в самолёте, по двадцать пять мест в каждом из них. Однако по системе «Экспресс-3» они считались почему-то плацкартными — именно в такой вагон я и купил себе билет. Оба «плацкарта» имели по одному тамбуру с выходом на перрон в обе стороны. Все вагоны, кроме технических, имели точно посредине чуть торчавший из-под низа борта в сторону перрона патрубок с крайне недвусмысленной надписью на борту возле него — «WC».

Пока я рассматривал поезд, тот же самый тепловоз, что привёз состав на посадку, «обогнался» по соседним путям вокруг вагонов, и подъехал к составу с другой стороны. Ему так и предстояло бессменно лететь с испанскими вагончиками до самой Астаны. Когда он прицепился к составу «Тальго», и помощник машиниста полез соединять тормозные рукава, из «нерабочей» кабины тепловоза вдруг вылез ментяра в форме майора, с самой внимательной тщательностью пронаблюдал за всей этой процедурой, а затем снова залез в «хвостовую» кабину локомотива…

И вот через четыре дня я пришёл на вокзал, чтобы уже ехать. У двери моего вагона стояла обалденной красоты девчушка в шикарной сине-голубой форме и проверяла билетики. Язык не поворачивался назвать эту стюардессу проводницей! Я показал билет и влез в вагон. Ступеньки у двери не было, а порог оказался аж где-то у моих колен, но народ ничего, запрыгивал…

Из одного вагона в другой вёл междувагонный переход, который не закрывался дверьми, как в наших вагонах, и выглядел, как ощутимой длины прорезиненный «тоннель» с алюминиевым бандажом посредине. Резина по стенкам и потолку перехода оказалась гладкой, а пол — «в пупырышку». В этом же единственном «рабочем» тамбуре оказалось и место для курения — с прикреплёнными на стенках пепельницами и огромным огнетушителем.

Все двери, и ведшие из тамбура на улицу, и в салон вагона, оказались автоматическими на пневматике. Двери на перрон были выкрашены изнутри в ярко-оранжевый цвет, рядом с каждой из них оказалось сбоку по две кнопки — чёрная (закрывать) и зелёная (открывать). Автоматические серовато-прозрачные пластиковые двери с обеих сторон салона нашего «плацкарта» были с крохотной ручкой типа, как в купе наших вагонов. При лёгком наклоне этой ручки (одним пальцем!) дверь автоматически открывалась, и затем сама закрывалась за тобой. Наверху над этими дверьми со стороны тамбуров под самым потолком оказались красненькие кнопки аварийного отключения всей этой их пневмоавтоматики.

Сразу при входе в салон с обеих сторон оказалось по багажному отсеку в три полки от потолка до пола у каждого. Всё это очень напоминало хвостовой отсек самолёта «Як-42». Впрочем, там абсолютно всё больше напоминало самолёт, чем поезд! Багажные полки шли так же и над креслами; по их нижней поверхности были лампочки индивидуального освещения, на которых были написаны номера мест. Непременного авиационного атрибута — индивидуальных вентиляторов — не оказалось, однако кондиционер работал более, чем исправно — в вагоне было холодно.

Кресла стояли по три в ряду: два с одной стороны и одно с другой. Номера мест шли от 23—25 у тамбура до 1—4 у туалета. Кресла были достаточно широкие, в проходе поместилось бы по ширине ещё одно такое же кресло. Спинка кресла не откидывалась, но нажатием специальной кнопки сиденье вместе с нижним краем спинки заметно выдвигалось вперёд, и спинка таким образом становилась гораздо более пологой — можно было и вздремнуть. Расстояние между креслами оказалось почти в два раза больше, чем даже у самолёта «Ил-86», так что даже самые длинноногие не упирались коленями в уши впередисидящего.

В спинках кресел были откидные столики. Мы поехали 25-м местом вперёд, и все кресла были повёрнуты лицом по ходу, причём они наверняка легко разворачиваются при необходимости в другую сторону, но 23—25 места были всё равно «лицом назад». По краям и в середине салона висело под потолком четыре телевизора, два из них экраном к первым местам, и ещё два — экраном к последним. Там же, под потолком, шёл длинный «самолётный» светильник во всю длину вагона. В углу, у 2-го и 3-го мест, вместо титана, коим оснащены советские вагоны, оказался симпатичный диспенсер «евроводы» фирмы «Калипсо», какие так любят ставить в офисах: девятнадцатилитровая пластиковая бутыль с водой горлышком вниз, и два краника — один с кипятком, из другого почти ледышки падали. Рядом — стопка одноразовых стаканчиков.

За перегородкой со второй автоматической дверью оказался выход в тамбур с туалетом и техническим отсеком. На двери в этот технический отсек была огромная красная кнопка для какого-то аварийного отключения с испанской надписью, и два манометра. А напротив оказался крохотный, как в самолёте, туалет. Унитаз стоял спинкой к борту вагона, над ним было небольшое матовое окошко. Между крышкой унитаза и окном оказалась откидывающаяся поверх унитаза полка, оклеенная изнутри розовастенько-желтовастеньким мягоньким пенопленом, пиктограмма на которой с наружной стороны означала «положи сюда младенца и смени ему памперс». Вода в кране над раковиной включалась нажатием кнопки вниз, рядом с которой был перекидывающийся вправо-влево рычажок «горячая — холодная».

Санитарных зон у такого поезда сначала не было — из него же ничего на улицу не выливалось! Но потом проводники стали закрывать туалеты во время остановок и на начальных станциях отправления — против безбилетников. Рядом с унитазом на стене была кнопка его смыва — когда нажмёшь, под ней загоралась зелёная лампочка, тут же было слышно, как начинает работать вся эта хитрая пневматика, в унитаз сливалось чуть-чуть воды, а затем, секунд через пять-шесть, всё это всасывалось в канализацию с громким «ухлюпом», как у хорошего моющего пылесоса. В момент всасывания из вентиляционной решёточки сверху начинал дуть ветерок свежего воздуха. Процедура повторялась дважды с тем же интервалом. И со мною чуть не случилась истерика, когда я вдруг не смог закрыть пущенную в кране воду — как потом оказалось, что она сама закрывается через 18 секунд.

Ну да ладно — мне хватило мозгов самому догадаться, а одному гражданину ФРГ, родившемуся в своё время в ГДР, и попавшему как-то со мной в купе нашего обычного вагона, пришлось показывать, как нажатием стерженька кверху открывается вода в нашем поездном умывальнике! Бедолага искрутил там все краны и понажимал на все педали, не понимая, как же пустить воду! В вагоне, сделанном в его Германии…

По вагонам раздался сигнал из электронных гудочков, очень похожий на тот, что звучит в «Ил-86», «стюардессы» закрыли двери на перрон, и наш состав очень плавно тронулся. Колёса начали стучать равномерно в унисон, и звук стал очень сильно напоминать тиканье старого ереванского будильника!

Вдоль каждого борта в пассажирском салоне было по пять вытянутых в длину окон из двойных тонированных стеклопакетов. Все окна были прикрыты шторками из плотной тёмно-синей ткани с изумительнейшей плиссировкой. Кто, интересно, их так отгладил?!! «Стюардессы» — две молоденькие и очень симпатичные девчонки — одна русская, вторая казашка — уселись после отправления у багажных отсеков, лицом друг к другу, на 22-м и 25-м местах.

Станцию Алма-Ата I мы проскочили без остановки — высокие платформы этого вокзала доставали нашему «Тальго» аж до окон, а третий путь от вокзала тогда ещё не был поднят до уровня низкого перрона. Тепловозик сразу же притопил километров 120 в час, а нам включили телевизоры, и стали показывать какой-то видик с Мелом Гибсоном. Часть пассажиров из нашего вагона тут же потянулась в вагон-ресторан, салон которого был виден мне через прозрачные двери в тамбур. Я же оказался из той половины народа, что попроще: мы откинули столики в креслах, подоставали кто — курицу, кто — колбаску, набрали кипятку в «Калипсо», сделали чайку и принялись смотреть телевизор.

Временами скорость нашего поезда стала доходить до 150 километров в час — 1 километр за 24 секунды. Но вагон вверх-вниз не болтался вообще! А как мотает в нашем поезде из обычных вагонов — рельсы вроде те же… Выйдя покурить, и глядя сквозь тамбур в вагон-ресторан, я понял, что вагоны испанского поезда, хоть и отклонялись друг от друга вправо-влево и вверх-вниз, но по отношению друг к дружке не кренились. Хотя весь состав скорее всего одновременно наклонялся на крутых поворотах, ибо летишь на такой скорости по тем же кривым мимо озера Балхаш, а тебя не кидает по всему тамбуру от двери до двери — лишь легонько качнёт вправо-влево и всё.

В тамбуре оказалось лишь ненамного громче, чем в салоне. При скорости в 150 км/ч в тамбуре и переходе между вагонами не дуло, грязи и пыли тоже не было, но дым от сигарет тем не менее куда-то всё же уходил — сколько бы человек не вышло на перекур, дым при этом не плавал слоями по воздуху, как в тамбуре советского вагона.

Ограничений скорости было довольно мало, только в тех местах, где нужно было уйти на боковой путь, или на крутом спуске с Ала-Айгира к Чокпару. После отправления нам успели показать три видика, в полночь телевизоры и яркий свет погасли. Освещение в каждом вагоне работало отдельно — его ходил и выключал сам бригадир поезда, открывая технические отсеки, и переключая там кнопки. Мужик был одет в шикарнейший костюм, и не расставался с трубкой какой-то крутейшей спутниковой связи, типа «Инмарсата».

Через три часа поезд остановился на Блок-посту в Берлике II — всё, что осталось от некогда огромной станции. Стоянка вместо пяти оказалась только в две минуты, и «стюардесса» не стала открывать дверь на улицу. Но бригады машинистов успели поменяться друг с другом даже за эти две минуты! Потом ещё три часа дороги, и мы остановились в Сары-Шагане. Почти весь народ вывалил на эти десять минут на улицу, кто набрал рыбки с пивом, кто — просто покурить… Видно было, как в кабину тепловоза залезают новые машинисты, а уже через пять минут нам снова включили «зелёный».

После Берлика II совсем стемнело, и за тонированным окном было практически ничего не видно. Я смог узнать лишь Чиганак по его характерной светящейся вывеске над зданием станции и перрону первого пути, Моинты — по стоявшим на этой станции между грузовых путей двухэтажным будкам для работников, занятых на сортировке вагонов, и Жарык. Агадырь что-то проглядел! О том, что близится Караганда, я понял тогда, когда вдруг снова заработал сотовый телефон.

Мы залетели на карагандинский перрон с небольшим опозданием, минут на восемь. Поезд стоял под самым мостом, радио по вокзалу орало: «Отправляется высокоскоростной поезд „Астана-Экспресс“, не подходите к краю платформы на расстояние ближе двух метров!» Из нашего вагона выходило человек пять, и я немедленно ломанулся к таксистам, один из которых тут же согласился в столь ранний час (5—20 утра) ехать в Майкудук всего-то за 500 тенге.

Мы поехали от вокзала по улице Новосёлов, шедшей вдоль железнодорожного полотна, ямы на которой достигали тогда такой величины, что наш «Жигуль-шестёрка», наверное, поместился бы в них целиком! Не прошло и пяти минут, как испанский поезд обогнал нас: тепловоз, уютно и сыто урча, и сверкая всеми своими огонёчками, протащил этот поезд через горловину станции с гораздо большей скоростью, чем обычные составы, и лихо унёсся в едва забрезживший рассвет…

Через два дня мне нужно было обратно в Алматы — с какой тоской в душе я влез после испанского вагончика в обыкновенный советский «плацкарт»…

115. Передислокация

Первые слухи о переезде нашей «Казахстанской компании по управлению электрическими сетями (KEGOC)» из Алматы в Новую Столицу Евразии поползли по её коридорам ещё в середине 1998 года…

Потом началось: сначала долго не могли передать на наш баланс административное здание, потом возник огромный объём работ по его ремонту и реконструкции. Время шло, а народ, каждый раз наполняя рюмашки, произносил тосты за то, чтобы следующий праздник встретить по-прежнему в Алматы…

И вот зелёною весной 2004 года наконец-то вышел вроде бы и долгожданный, но всё равно такой неожиданный приказ об этом переезде. Вскоре появился и внятный список тех сотрудников, кого компания желает забрать с собой на новое место. Нашему департаменту повезло больше остальных: мы попали в число переезжавших практически в полном составе — другие департаменты и управления этим похвастаться не могли. Специально к передислокации нам выплатили по три должностных оклада «подъёмных» и выдали коробки, в которые нужно было упаковать всю рабочую документацию. По всему зданию две недели стоял душераздирающий треск скотча…

Скинувшись всем департаментом, мы сами себе организовали «отвальную» на одной из летних площадок. Собрались почти все, кто в разные годы работал в нашем коллективе. Шашлычок был вкусным, а тосты — жаркими…

За пять дней до отъезда у нас забрали сначала компьютеры, а затем и мебель. Перед административным зданием компании выстроилось в ряд пять или шесть дальнобойщиков на огромных «шаландах». «Комендантский взвод» нанял где-то два или три десятка рабочих, которые двое суток грузили имущество компании на эти фуры. Огромное пятиэтажное здание вдруг полностью опустело, в полутёмных коридорах валялись обрывки картона и скотча, и в какой-то момент даже показалось, что вот прямо сейчас и налетят вдруг те самые зубастые Лангольеры!

Нам объявили «амнистию» на целых три рабочих дня — заниматься своими делами. Мы понеслись по алматинским барахолкам — покупать всё то, что понадобится нам для жилья на новом месте: кастрюли, тарелки, чашки, постельное бельё и множество всяких прочих необходимых в хозяйстве мелочей. Утром накануне нашего отъезда к зданию компании подошла последняя «шаланда», куда мы сдали весь свой личный багаж…

Утром 17 июня мы собрались на вокзале Алма-Ата II за час до отправления нашего поезда. Там уже тусовалась огромная толпа провожавших: официальные лица, сотрудники других электроэнергетических предприятий, расположенных в Алматы, и члены семей переезжающих сотрудников. На ступеньках, шедших от здания вокзала к перрону первого пути, сидел ансамбль музыкантов в национальных одеждах, рядом был закреплён фалами огромный воздушный шар с надписями: «В добрый путь, KEGOC!», а когда подали состав нашего поезда, такие же плакаты укрепили на двух ближайших вагонах. Официальные провожавшие лица сказали нам несколько напутственных речей, затем среди отъезжающих было разыграно несколько бутылок «Шампанского».

Времени до отправления оставалось уже совсем мало, мы запустили в воздух разноцветные гелиевые шарики и быстренько рассосались по вагонам. Одиннадцативагонный поезд №3 «Астаналык» Алма-Ата II — Астана мы забили почти полностью, с третьего вагона по одиннадцатый. Поездная бригада сначала ничегошеньки не могла понять: полторы сотни пассажиров по всему поезду были друг другу как родные, и немедленно начали наливать, отмечая для скромного начала два дня рождения наших сотрудников, совпавших с днём отъезда…

Между верхними полками в каждом купе над окном, прямо над регулятором громкости радио был диагонально прикреплён жидкокристаллический монитор размером не то в пятнадцать, не то в семнадцать дюймов, ограждённый кожухом из дюралевых уголков и плексигласа, а поездное радио стало при этом «звуком телевизора». В нашем одиннадцатом вагоне телевизоры не работали — видеокабель между вагонами оказался повреждён, но это было не самым страшное, потому что у нас исправно работал кондиционер!

А вот парочка других вагонов по составу этим похвастаться не могла, хотя температурка на «улице» до вечера была в среднем плюс 35. Одним из таких «незамерзавших» вагонов оказался один из двух или трёх вагонов «СВ», и директорам нашего и соседнего департаментов пришлось там тяжко. Проходя периодически по составу, я видел, как поездной электромеханик включил по телевизорам сначала фильм «Иван Васильевич меняет профессию», а потом — клипы MTV…

Персонал вагона-ресторана на нас обиделся, ибо к ним никто из нас за весь рейс так и не пришёл: во-первых — весь наш народ набрал в дорогу столько продуктов, что потом даже осталось на астанинское новоселье; а во-вторых — желающих платить за бутылку «Казахстанского» коньяка аж тройную цену среди нас как-то не нашлось…

На станции Чу шымкентский филиал нашей компании устроил нам шикарнейшую встречу, накрыв огромный «шведский» стол прямо на перроне первого пути, на летней площадке прилепившегося к фруктовому базару небольшого кафе. Мы долго не могли выйти из своего вагона — часть мест в нашем одиннадцатом оказалась перебронирована по Шу, и целая орава челноков и грузчиков с тюками ломанулась в вагон!

— Мужики, дайте выйти сначала…

— Да пошёл ты!!!

Передо мною маячила мерзкая рожа очередного не совсем трезвого орла, пытавшегося перекинуть через мою голову очередной тюк. Один глаз его уже переливался шикарнейшим фингалом.

— Тебе сейчас и во второй глаз засветят. Нас едет в поезде полторы сотни человек с одной фирмы, так что выдрючиваться не советую!

Из вагона нас всё же выпустили. Мы прибежали к кафешнику. За двадцать минут стоянки нашего поезда отцам-командирам по старинному казахскому обычаю преподнесли на шикарном подносе варёную баранью голову, а нам выставили целую кучу блюд с бараниной, кониной и овощами-фруктами. Свежайшие лепёшки, горячий душистый чай, разные сладости — ВКУСНОТИЩА! Стоп-кран при отправлении из Шу наши сорвали дважды! Молодёжь продолжала потом гужеваться по составу почти всю ночь, знакомясь с попутчицами, а мы после Сары-Шагана улеглись…

На следующее утро поезд торжественно подкатил к первому пути столичного вокзала. Под звуки духового оркестра нас встречала огромная толпа народу, густо сдобренная «телевизионными деятелями искусств». После окончания торжественной церемонии нас рассадили по автобусам и повезли в общежитие.

Для того чтобы нас расселить, компания выкупила несколько десятков квартир в двух совершенно новеньких домах, стоявших рядышком, углом друг к другу. Один дом был пятиэтажный, второй — девятиэтажный, но построены оба были по одному проекту. В каждом доме было по два подъезда, но в высоком доме квартиры были одно — и двухкомнатные, в низком оказались только трёхкомнатные. В девятиэтажке уже работали лифты, но газа и домашних телефонов пока не было.

Нас стали расселять. «Комендантский взвод» перед объективами тех же телекамер стал раздавать ключи от квартир: однокомнатные — начальству, а двух — и трёхкомнатные нам, из расчёта — по одному человеку на комнату. Нам досталась трёхкомнатная общей площадью 96 квадратных метров, и мы поселились в этой квартире так же втроём, как и сидели в рабочем кабинете.

В квартире сразу стояли: брестская газовая плита «Гефест»; микроволновка «DAEWOO»; двухкамерный холодильник той же фирмы, который не надо было размораживать; стиральная машина «Самсунг» на три килограмма загрузки; кухонный гарнитур с обеденным столом и четырьмя стульями, несколькими шкафами, и мойкой из нержавейки; большой телевизор «LG». В каждой комнате стояло по большой двухспальной кровати, шифоньеру, столу и тумбочке — всё абсолютно новое. На окнах уже висели шторы из плотной тёмной ткани.

Постельное бельё, кухонную и обеденную посуду мы привезли с собой. Поняв, что газа не будет ещё довольно долго, прикупили себе ещё электроплитку на две конфорки, вёдра, щётки, и стали обустраиваться. Здание одного из моих клиентов, «Казахстан темир жолы», оказалось сразу же за нашими домами, и железнодорожники немедленно прибежали к нам с шампанским, соками и конфетами. Девчонки восхищённо бродили по нашим хоромам, а мы быстренько «сообразили». Доблестное племя властелинов стальных магистралей страны обзавидовалось нам «по полной»: когда их лет за пять или шесть до этого перевезли в Новую Столицу Евразии, то они два или три года до получения постоянных квартир снимали себе жильё где придётся, а для части их переселенцев для жилья вообще сначала поставили вагоны на станции…

Через час нас снова собрали в автобус и отвезли в наше новое административное здание. Там везде шли какие-то ремонтно-строительные работы, но столовая в подвальном помещении уже была полностью оборудована и исправно работала — всех нас торжественно и бесплатно накормили шикарным обедом.

Жара в тот день стояла почти под сорок, после обеда мы приползли домой и упали. Двое наших пацанов попёрли в город, где-то там заблудились и решили поймать такси, но при этом перепутали названия улиц: астанинские Московскую и Победы с алматинскими Советской и Правды:

— Шеф, на Советскую-Победы!

–?!!

— Да нет, на Московскую-Правды!

— Салам алматинцам, садитесь…

«Фура» с нашими домашними вещами заехала во двор только в восьмом часу вечера. Затащив в квартиру вещи и наскоро раскидав их по комнатам, мы пошли на Набережную…

Новоселье мы устроили через неделю. К этому времени наши вполне симпатичные с виду домики, построенные какой-то алматинской фирмой, начали показывать свой «характер»: в одной квартире сразу же возникли проблемы с сантехникой, в другой вздулся ламинат на полу, в третьей ещё что-нибудь подобное, а в нашей не работал дверной звонок — китайская пластмассовая коробочка на трёх батарейках, сразу встроенная в китайскую же металлическую дверь… Кроме этого, была разбита резьба на шланге душа, протекла канализационная труба к унитазу, и после первого же дождя водичка побежала между оконными рамами и потолком на кухне, и вся штукатурка с этого участка потолка немедленно обвалилась…

К нам на новоселье пришли сотрудницы из столичного филиала нашей компании, и принесли нам в подарок много всяких полезных хозяйственных мелочей — «И отплакали те, кто дождались…»

116. Фотоохота

Когда наша организация переехала из Алматы в Астану, народ, выдернутый из привычной семейной обстановки, рассосался по общагам, и какое-то первое время вообще не представлял, чем заняться в Новой Столице Евразии целых два долгих выходных дня. Прошёл, наверное, месяц, пока люди как-то адаптировались, и начали мотаться — кто на Боровое, кто ещё куда, а кто и просто ходил по городу: на Байтерек, в океанариум, или на лазерное шоу… Нам с Саматом было проще: и у него, и у меня было по целой куче родственников в такой близкой теперь к нам (210 км) Караганде, и мы на пару на несколько первых астанинских уикэндов уезжали туда.

В какой-то июльский выходной день я собрался съездить на фотоохоту в Павлодар и Екибастуз, чтобы порадовать железнодорожных фанатов, в изобилии тусовавшихся на существовавшей тогда почтовой YAHOO-рассылке «1520 мм», свеженькими снимками. Хмурым и редкостно холодным после нескольких суток изнуряющей жары субботним астанинским утром я поехал на вокзал и попросил себе билетик на самый поздний в те сутки павлодарский поезд. Купейных мест на этот проходящий не оказалось, но плацкартный билет с сакраментальной фразой «Номера мест указывает проводник» мне всё же достался.

А за обратную дорогу у меня голова не болела: мой соратник по нелёгкой работе, связанной с обеспечением электроснабжения всей «Казахстан темир жолы», тогдашний сотрудник предприятия «Темиржолэнерго» Ерлан Шакеев, ещё в пятницу уехал на личной машине из Астаны в Павлодар к родственникам, и на обратном пути пообещал забрать с собою и меня.

И вот, как и 14 лет назад, я снова ехал поездом в Павлодар, имея в качестве багажа один-единственный полиэтиленовый пакет, в котором вместо тогдашней книжки и пачки печенья лежал на сей раз фотоаппарат, запасные плёнка и батарейка к нему, а также парочка мягких чистых тряпочек: мало ли — свои очки или линзы фотика протереть. Годы берут своё — в пакете был ещё маленький запястный тонометр и комплект необходимых в случае чего таблеток от повышенного кровяного давления…

Ближе к полуночи я приехал на вокзал. Вскоре подошёл мой поезд, его поставили на второй путь, и немалое удовольствие доставила мне возможность доехать до него при помощи целой кучи новеньких эскалаторов. Состав пресногорьковского 340-го состоял всего из четырёх вагончиков — одного купейно-штабного, двух плацкартных и общего. Понятно, что в таком составе купейных мест не нашлось! Огромный грузовой электровоз, притащивший мой поезд из Кокшетау, сразу же отцепился, а на его место немедленно прибежал электровозик поменьше. Я зашёл в вагон.

Большую половину пассажиров плацкарта составляли детишки в возрасте где-то от десяти до тринадцати лет, которых везли домой в Павлодар с отдыха в детских оздоровительных пансионатах Борового. Малолетняя орава всё пыталась прорваться на ночной перрон («Хотим чипсов и Колы!»), а сопровождавшие их парень и девчонка (похоже, студенты педагогического), и проводница нашего вагона грудью встали у титана: «Не пустим!!!»

Мне кое-как нашли свободную нижнюю боковую полку, но чистого постельного комплекта у проводников, возвращавшихся домой, уже не нашлось. Пришлось укладываться так…

Поезд тронулся и поехал вдоль ночного города — детишки прильнули к окнам у боковых полок и подняли гвалт: «А вон Байтерек! А вон то что такое? А океанариум отсюда видно?..» Затюканные воспитатели отвечали что-то невпопад, лишь бы отвязаться! Поезд на их несчастье, чуть отъехав от Сороковой, встал прямо напротив огромной, ярко подсвечивавшейся мечети, расположенной при выезде из Астаны в сторону Караганды. Ещё было видно и Байтерек, и «зажигалку» здания Министерства транспорта и коммуникаций — всю эту десятиминутную стоянку рёв тридцати с чем-то детских глоток не умолкал! Машинисты электровоза сжалились наконец над бедными воспитателями, тронули состав с места и перетянули его через путепровод — огоньки Новой Столицы Евразии потихоньку исчезли за огромной насыпью, детишки успокоились и начали укладываться…

Ближе к Чидертам стало рассветать. Народ в вагоне зашевелился, и в Екибастузе человек десять или пятнадцать вышло. По небу плыли куда-то на восток тяжёлые облака, и в редкие просветы между ними пыталось светить утреннее солнышко. По пустому екибастузскому перрону бродил на холодном ветру одинокий полицейский. Бедолага укутался в свой плащ так, что даже лица не было толком видно. Астанинский электровозик убежал в безвестный экибастузский тупичок, вместо него к нашему поезду тихонько подкралась задним ходом «половинка» павлодарского тепловоза, продула тормоза, и мы поехали дальше.

Едва состав выбрался со станции на павлодарскую трассу, как за окошком вагона замелькали столбы, которых там раньше не было! Электрификацию строили ускоренными темпами, обещая запустить её уже к середине декабря. Кое-где на этих столбах уже висела и новёхонькая оранжевая «паутинка». Столбы кончались уже перед самым Павлодаром, в Жолкудуке. Там же нам навстречу попался пригородный на Дегелен — такая же «половинка» тепловоза и парочка плацкартных вагончиков. Странно — я думал, что туда ходят дизеля «ДР1А», коих немало водилось в своё время в Екибастузе…

У проводников нашего вагона почему-то не оказалось ни чая, ни сахара, ни печенюшек-шоколадок, хотя в поездах 45/46 Алма-Ата I — Павлодар, обслуживавшихся тем же резервом проводников, всё это было?!! Несолоно хлебавши, я быстренько выскочил на павлодарский перрон чуть раньше радостно галдящей оравы детишек, которых встречала ещё большая, и не менее радостно галдящая толпа их родителей, бабушек и дедушек.

На самом павлодарском вокзале опор контактной сети тоже ещё не было, однако в одном из тупиков уже торчал в гордом одиночестве обшарпанный электровоз. Это сразу напомнило мне одного моего алматинского знакомого, который прежде чем купить себе мотоцикл, обзавёлся сначала крутейшим и очень дорогим мотоциклетным шлемом…

В огромном и почти пустом вокзальном здании хоть и было несколько продуктовых ларьков и закусочных, однако горячего чая или кофе нигде не нашлось — сонные продавщицы предлагали только ледяную колу-минералку. Было бы на улице плюс тридцать пять, а то ж всего плюс пятнадцать! Я выскочил на улицу и тут же наткнулся на яркую разноцветную пиктограмму со схемой всех трамвайных маршрутов в этом городе, висевшую на самом первом же трамвайном столбе. Щелчок затвора, и первый кадрик для Ааре Оландера был готов!

Теперь следовало порадовать и Диму Сутягина, мечтавшего в те времена издать справочник по всем детским железным дорогам бывшего СССР, и как раз собиравшего тогда материалы для него. И я поехал искать павлодарскую ДЖД, которую я видел когда-то недалеко от кинотеатра «Баян-Аул». Трамваи ходили один за другим. Сфотографировав совершенно наугад парочку из них, и выбрав по пиктограмме маршрут, который проходил мимо «Баян-Аула», я упал в обшарпанное кресло старенького «71—605» и уставился в окошко.

Взвыли редукторы электромоторов, и чудо усть-катавской трамвайной техники поползло, никуда не торопясь, по кривым рельсам воскресно-пустынных городских улиц. Проезд в павлодарских трамваях стоил почему-то восемнадцать тенге — вот ни пятнадцать, и не двадцать?!! Однако кондукторши имели какой-то неограниченный запас однотенговых монеток, и исправно давали сдачу в эти самые две тенге! Впрочем, это всё равно была очень дешёвая цена проезда в городском электротранспорте — дешевле были только билеты в карагандинских троллейбусах и темиртауских трамваях.

Увидев «Баян-Аул», я выскочил из вагона и двинул напрямик через дворы примерно в ту сторону, где и должен был быть парк с этой узкоколейкой. Обходя огромные лужи с мутной водой, я конечно же вспомнил события девятнадцатилетней давности: трест «Электросредазмонтаж», служебную гостиницу, «футболиста» Петровича, балык, суп из грибов, и двух его «родственниц»… Парка всё не было видно, и на каком-то перекрёстке, подумав, что уже заблудился, я остановил какого-то мужика, прогуливавшего с утреца забавную собачушку, и спросил, где здесь детская железная дорога. Оказалось, что я шёл совершенно правильно, и ещё через пару кварталов показался тот самый парк.

«Затянулась бурой тиной гладь старинного пруда…» Ниточка ржавой узкоколейки по-прежнему тянулась по берегу заросшего камышом небольшого озерца. Увидев поодаль здание типа вокзального, я двинул по рельсам против часовой стрелки. Это действительно оказался вокзал павлодарской детской железной дороги имени Камзина, в котором теперь организовали кафешник с летней площадкой. Охранник этого кафе, мужичок бомжеватого вида в каком-то невообразимом головном уборе, выполз на улицу и внимательно наблюдал за мною, пока я фотографировал здание, но ничего не сказал…

Я пошёл дальше по рельсам. Облака к этому времени уже разогнало, и солнышко засияло вовсю. Дорога, огибая озеро, вновь повернула налево, а на самом повороте в прибрежных зарослях камыша образовалась приличная брешь — местные мальчишки устроили там импровизированный пляж, и с визгами и криками плюхались в мутноватой воде. Рельсы теперь шли прямо по самому берегу — количество комариков в кубическом метре воздуха немедленно увеличилось вдвое. Отмахиваясь от них, я шёл по шпалам, и вдруг увидел впереди стрелку с отворотом рельсов от основного круга вправо. Там оказались приоткрытые металлические ворота, за которыми виднелся голубенький пассажирский вагончик.

Я спокойно прошёл туда: у самого начала тупичка валялись прямо в траве списанные тележки от узкоколейных пассажирских вагонов, а два самих вагона, выпускавшихся когда-то в Польше, лежали на боку в кювете у ворот. В тупике стоял на рельсах состав из четырёх голубеньких пассажирских вагончиков уже советского производства, увенчаный тепловозиком «ТУ2—106», а перед локомотивом болтался ещё один пассажирский вагончик тёмно-зелёного цвета.

Я достал фотоаппарат и начал снимать состав, но тут вдруг залаяла какая-то дворовая шавка, и из домика, расположенного в самом конце тупика, появился пожилой мужик. Он приветливо поздоровался, и стал рассказывать про своё житьё-бытьё… Оказалось, что на всю детскую железную дорогу осталось два пенсионера: первый из них — директор, бухгалтер и машинист тепловоза в одном лице, и этот, второй — кондуктор, механик по двигателю локомотива и охранник-смотритель:

— Я говорю шефу: сегодня воскресенье, давай заведёмся и выедем на линию в одиннадцать, а он говорит — в три…

— А сколько рейсов делаете?

— Пока народ есть…

Оказалось, что ДЖД какое-то время вообще не работала, прежний тепловозик (типа «ТУ-7») вместе со старыми польскими вагонами списали, и шеф ДЖД поехал куда-то в Подмосковье, договорился, и привёз эти вагончики, потом «развёл» с павлодарским судоремонтным заводом, где заменили старый двигатель локомотива ТУ2—106 на почти новый, снятый с какого-то катера…

Мило побеседовав с этим механиком с полчасика, я двинул обратно на вокзал. Можно было бы и ещё полазить по Павлодару — забраться, к примеру, в их трамвайный парк — но мне хотелось попасть и в Екибастуз. Позвонив по «сотке» Ерланчику, я договорился с ним, что они зарулят за мной туда, и вышел обратно на Кутузова.

Первым в сторону вокзала шёл «71—608КМ». Сняв его для Оландера, я запрыгнул в следующий за ним «71—605» и вернулся к вокзалу с автовокзалом. По кольцу разворачивался старый трамвай с гордым бортовым номером «1» — напоследок я сфоткал и его.

Захотелось горячущщего чаю и чего-нибудь жевнуть. Целая куча малых предприятий местного общепита, густо облепившая павлодарский автовокзал, наперебой предлагала свежие и горячие чебуреки-беляши с непонятно каким мясом и жареные на непонятно в каком масле, а также манты, усыпанные почти полусантиметровым слоем красного перца. Тут же дымилось и не менее десятка мангалов со «щенятами-табака» в виде мяска на палочках.

Вспоминая с тоскою славный город Шымкент, я не рискнул угоститься этим гастрономическим разнообразием, зашёл внутрь здания, и там забрёл в один из кафешников, попросив себе пару обычных сладких булочек и две пиалки чая с молоком. И буфетчица налила мне в чай так много этого молока, что его цвет почти не посветлел! Не став ругаться с этой мерзкой бабой, я наскоро проглотил всё это, занёс её себе в «чёрный список» и выскочил к автобусам.

Екибастузский рейс стоял на платформе, ведомость уже была там, я заплатил деньги посадчице, и нашёл себе место на самом последнем ряду. Автобус назывался «Ван-Хул», и, хотя и был уже в преклонном возрасте, он тут же, «встряхнув сединой», рванул с павлодарского автовокзала как перепуганный! Трасса «А-17», особенно за Майкаином, была в приличных ямах, но, к моему немалому удивлению, «шведский пенсионер» добежал до Екибаса всего за два часа — на полчаса быстрее, чем «Икарусы» в советские времена!

И самое первое, что поразило меня в Екибастузе — полное отсутствие автомобильного моста через рельсы напротив местного железнодорожного вокзала! Мост этот в былые времена шёл над почти десятком рельсовых путей с вокзала Екибастуз I на железнодорожную сеть Минуглепрома, к угольному разрезу «Северный» и дальше, на ТЭЦ и угольный разрез «Богатырь». Теперь, после объединения «Северного» с «Богатырём» все рельсы были разорваны и превращены в тупики, сам мост и насыпи к нему исчезли, а проспект Ленина упирался свеженьким асфальтом прямо в здание вокзала.

Забравшись по старой памяти в автобус пятого маршрута, ставший теперь вместо расклеивавшегося по всем швам «ЛиАЗа-677» тоже не новым, но ещё вполне бодреньким с виду «Вольво», я сразу же поехал в город. Ближайшую к бывшей экибастузской детской железной дороге остановку я угадал сразу, и пошёл дворами в сторону местной телевышки.

Экибастуз не изменился — те же дворы из голой глины, обросшие редкими жиденькими деревцами облупленные панельные дома, и летающий по ветру мусор между ними. Возле одной из общаг-малосемеек сидело четверо местных, явно с хорошего похмела. Им явно не хватало на «догнаться» — они проводили меня, прилично одетого, с фотоаппаратом, и явно при деньгах, очень недобрыми взглядами, но поскольку я — человек отнюдь не мелкой комплекции, докопаться не рискнули…

Экибастузскую детскую железную дорогу закрыли где-то пару лет назад, когда единственный её тепловозик сгорел вместе со своим железным ангаром, в котором его прятали на ночь. Денег на его ремонт не нашли, рельсы со шпалами сняли, и насыпь бывшей ДЖД терялась теперь в густых зарослях полыни и ковыля. Лишь подойдя поближе, я увидел, что трава так и продолжает расти там, как и прежде — «между шпал»! В бывшем здании вокзала теперь очень уютно разместились спекулянты разной офисной и прочей мебелью, а асфальтированные подъезды к зданию были укатаны прямо по насыпи бывшей узкоколейки. Сделав там несколько кадров, я пошёл пешком на станцию Екибастуз II.

Жители Екибастуза, по всей видимости, очень не любили ходить по магазинам в воскресенье — огромный универмаг «Дария» оказался закрыт. Я прошёл мимо гаражей на посадочную платформу «ГРЭСовских» электричек. Только самих электричек там теперь не оказалось! У двух высоких бетонных перронов с парочкой незатейливых металлических навесиков от дождя на каждом из них стоял один-единственный пассажирский вагон из павлодарского депо, причём он был почему-то купейным и зелёного цвета! И это при том, что последние зелёные пассажирские вагоны на казахстанских железных дорогах перекрасили в синий цвет минимум три года назад!

Заглянуть внутрь вагона не удалось — его окна были аккуратно зашторены весёленькими занавесочками «в цветочек». Под металлическими навесами болтались лишь потрёпанные листики бумаги с распечатками цен на проезд — расписания поездов не было! Зато у соседнего перрона стоял огромный грузовой электровоз с одним «межобластным» вагончиком «за спиной». В том вагоне уже сидели пассажиры, а у открытой его тамбурной двери болтался мужичок, ну прямо как алматинские автобусные кондукторы, разве что только не крича через каждые пять секунд: «Аптоффка-барахолка!». Это был проводник и кондуктор в одном лице, который и рассказал мне, что «вон тот зелёный вагончик пойдёт через сорок минут на ГРЭС», а его колымага скоро отправляется на… станцию Коржункуль! Во как — такого пригородного рейса не было даже в книге «Служебных расписаний «Казахстан темир жолы»!

Сделав кадрик с коржункульским «скорым», я пошёл пешком вдоль путей в сторону электричешного депо. Оно было очень далеко, автобусы городских маршрутов до него уже «не доставали», и я мчался вприпрыжку по шпалам минут сорок. Забравшись на автомобильный мост над южной горловиной станции, по которому шла трасса в работавший когда-то экибастузский аэропорт, я увидел, что в депо стоит целая куча вагончиков от дизелей и электричек. Время подходило к четырём часам дня, Ерлан уже подъезжал на своей лайбе к Екибасу, чтобы забрать меня на вокзале Екибастуза I, и я понял, что дойти до депо и обратно уже не успею. Сделав кадрик депо издали, с моста, я двинул по трассе обратно в город.

Машины по этой дороге теперь почти не ходили, поэтому мне просто чудом подвернулся мужичок на убитом «Жигуле», который за вполне божескую цену повёз меня через весь город обратно на «первый» вокзал. Минут на пять позже меня на привокзальную площадь залетела и шакеевская «Мазда». Ерлан ехал обратно в Астану ещё с одним своим давним кентом, тоже Ерланом и, сидя между двумя Ерлами, оставалось только загадывать желания! Мы тут же помчались в Новую Столицу Евразии.

Дорогу на перегоне до Шидертов чинили. Почти половину этого расстояния мы пропылили просто по степи рядом с нею. Пару раз мы даже увидели какие-то бульдозеры, асфальтоукладчики и катки! Не работавшие, правда… Астанинская трасса после шидертинского отворота дороги на Караганду, уже не так сильно убиваемая бесконечными чимкентскими, узбекскими и джамбульскими «арбузными» «КамАЗами», стала гораздо ровнее.

Машинка бодренько побежала по ленте красноватого асфальта со скоростью в сто двадцать, и мы через какой-то час уже добрались до Ерейментау. Моим попутчикам захотелось покушать. Мы подрулили к придорожному кафешнику. Шакеев заказал себе лагман, а мы со вторым Ерланом ограничились мантами. Жрачка оказалась на удивление отвратной, и мы очень быстро свалили оттуда. Асфальт снова убегал под колёса нашей машинки, а чуть дальше ерейментауского придорожного кафешника мы проскочили по мосту над железной дорогой, шедшей из Ерейментау в сторону Степногорска.

В былые времена там ежедневно ходил пригородный поезд Ерментау — Айсары, а теперь его заменили на пассажирский Астана — Айсары, ходивший два раза в месяц. Тем не менее рельсы «айсаринской ж. д.» оказались натёрты до ярчайшего блеска! Позже окажется, что там заложена в график всего одна пара грузовых в сутки.

Ближе к Астане асфальт на трассе вдруг поплыл крупными волнами, и у самого въезда в Новую Столицу Евразии мы плелись с черепашьей скоростью. Но всё равно через четыре часа после выезда из Экибаса мы оказались почти в центре Астаны. Шакеев поставил свою машину на стоянку, и я потащил обоих Ерланов на летнюю площадку. Мы с его другом взяли себе водочки, а Шакеев почему-то не стал «дезинфицироваться» после ерейментауского «ужина», и ограничился только кружечкой пивасика. Меня не удивило потом, что глубокой ночью не залитый спиртом придорожный лагман попросился из него обратно — нам с другим Ерлой прокатило…

117. «Лесная Сказка»

Через месяц со дня передислокации в Астану нашей Компании исполнилось семь лет с момента её создания, и по такому случаю уже традиционно устраивался праздничный банкет. Пока «KEGOC» находился в Алматы, такие банкеты устраивались в развлекательных комплексах «Алтын Алма» и «Metro», и один раз — в Театре Оперы и Балета. А на этот раз грандиозное гульбище вдруг решили устроить не в Новой Столице Евразии, а в пансионате на одном из озёр Национального парка «Бурабай».

В пятницу, к концу рабочего дня, когда весь народ уже переоделся почти по-пляжному и заранее прихватил из дому сумочки с барахлишком, туристическая фирма, у которой купили путёвки, подогнала к нашему зданию три автобуса. Два были междугородними «Ван-Хулами», но почему-то аж с павлодарскими номерами, а третий — обычный старенький «MAN» с какого-то астанинского городского маршрута.

Полчаса потребовалось на то, чтобы народ рассосался по местам, и начал доставать заранее припасённые «комплекты бортового питания» с одноразовыми стаканчиками. Наша колонна тронулась, наконец, с места, и не спеша покатила по Астраханке в сторону выезда из города на Костанай. Экскурсоводша нашего автобуса, исправно отрабатывая потраченные на неё деньги, тут же взяла в руки микрофон и начала пересказывать нам всю историю Астаны со времён Царя Гороха до наших дней.

Не стреляйте в пианиста — он играет, как умеет…

Колонна из автобусов турагентства и парочки наших «Тойот» тем временем добралась до развилки окружной дороги и повернула направо, к Петропавловску. Автобусики побежали чуть быстрее. Барышня с микрофоном минут через сорок выдохлась, и водила включил нам телевизор, висевший у него над головой экраном к нам. Не успел начаться какой-то видик, как «MAN», приплясывавший на трассе сразу перед нами, вдруг начал останавливаться. Мы и один из микроавтобусиков тут же остановились следом, а остальная колонна проскочила чуть дальше. Откуда-то из-под днища старенького автобуса потянуло едким серым дымом, и народ выскочил из него, как ошпаренный! Осмотрев свою лайбу, экипаж «MANа» принял решение вернуться обратно в Астану. Пассажиров там оказалось немного — человек восемь, их рассадили по другим автобусам, и наша колонна покатила себе дальше.

По телевизору начался какой-то новенький российский видик про депутата Госдумы с семьёй, захваченного в заложники «мусорщиком» Гуськовым, а Великая Казахская Степь за окном автобуса потихоньку стала сменяться деревьями. Середину нашей дороги ознаменовала собою огромная автостоянка у поворота на бывшую Алексеевку, которая теперь называлась Ак-Кулем. На площадке стояла целая куча автомашин — от «официальных» междугородних автобусников до огромных фур дальнобойщиков, вдоль шоссе расположилось в ряд с десяток кафешек, и вышедшая из наших автобусов толпа моментально разбрелась по «точкам».

Идя вдоль ряда этих кафе, я внезапно остановился у одного из них, с названием «Ак-Коль». Это оказался снятый с колёс и установленный на фундаменте из бетонных блоков вагон от достаточно редкого на советских железных дорогах электропоезда «ЭР-22»! Я метнулся назад к автобусу за своим фотоаппаратом. Сделав пару кадров, я зашёл внутрь кафе. Вход был через среднюю дверь вагона, здесь же, посредине, поперёк салона стояла стойка с раздачей и прилавок. В одной половине уместилась вполне просторная кухня с большой электроплитой, а в другой половине вагона стояло шесть четырёхместных столиков для «пассажиров». За прилавком крутились две симпатичные барышни:

— Девчонки, а заводских табличек с номером этого вагона внутри нигде случайно не осталось?

Девчушки посмотрели по всем углам своего заведения:

— Не-а…

Номер, ЭР22—5607, всё же нашёлся снаружи, на торцевой стенке вагона. Неоднократно закрашенную надпись удалось вычислить по выпуклым слоям старой краски, потому что солнышко уже стояло низко и светило идеально сбоку. Чуть позже железнодорожные фанаты с «Рассылки-1520 мм» выдали мне всю родословную сего изделия: электропоезд, выпущенный в конце 60-х годов рижским вагоностроительным заводом «RVR», попал с завода сначала в депо имени Ильича в Москве, через пару лет его передали оттуда в депо Перерва, где он лет двадцать мотался из Москвы в сторону Подольска. После развала СССР уже изрядно убитую электричку продали на степногорский Целинный Горно-Химический комбинат, где вскоре, годика через два или три, списали. Кто-то ж не поленился нанять потом трейлер и перевезти списанный вагон ещё почти сто километров до этого Ак-Куля! Вот такая судьба…

Наши автобусы поехали дальше. Через час дороги впереди показалась высокая тёмная гора под названием Синюха, у подножия которой стоял посёлок Бурабай. А ещё через полчаса, когда усталое светило уже сбежало от нас за горизонт, мы подъехали к кольцевой развязке, дорога от которой уходила с главной трассы в курортную зону. На развязке маячило трое или четверо ГАИшников, но нас они останавливать не стали, и наша колонна, перебравшись через мост над железной дорогой, оказалась на улицах Щучинска.

Барышня-экскурсоводша снова вцепилась в микрофон, начав рассказ о курортной зоне, а наша колонна тем временем свернула на первом же городском перекрёстке вправо с дороги на сам Бурабай и, быстро проскочив по тихой улочке микрорайончик из облупленных пятиэтажек, оказалась на абсолютно безлюдной узенькой асфальтовой дорожке, петлявшей в сосновом лесу. Минут через пятнадцать стали попадаться повороты с этой дороги к разным детским лагерям и пансионатам, о чём любезно сообщали разномастные таблички на развилках.

Наконец нашлась табличка и с названием «Приозёрный» — наша колонна нырнула в узенький просвет между соснами и вскоре оказалась у главного здания этого пансионата. Нас уже встречал наш «комендантский взвод», чуть раньше примчавшийся туда на микроавтобусике. Они велели нам оставить всё наше шмутьё в автобусах и немедленно бежать на ужин. Столовая пансионата выдала нам по тарелке гречневой каши и чай с печенюшками. Тем временем нас расписали на житьё по двум пансионатам: примерно половина народа оставалась там, куда мы приехали, а вторая половина должна была переехать в другой пансионат — «Лесную Сказку».

«Лесных сказочников», и меня в том числе, снова усадили в один из автобусов, который в кромешной темноте, с трудом продираясь по узеньким и кривым просекам в густых зарослях, минут через десять подвёз нас к воротам другого пансионата. Мы выбрались из автобуса и пошли к светившемуся чуть вдалеке двухэтажному корпусу.

Свежеотремонтированное здание встретило нас почти стерильной чистотой. Толпу тут же стали расселять, и нам достался двухкомнатный номер на втором этаже здания. В одной из комнат был огромный двухместный «сексодром», а в другой комнате — 5 обычных кроватей. Кроме этого, там ещё была туалетная комната с душевой кабиной и умывальником. Из кранов даже потекла почти горячая вода — корпус пансионата имел собственную электрокотельную. Мы с Рустамом и Саматом заселились втроём в пятиместной комнате, а двухместную дежурная потом закрыла на ключ.

Собственной столовой наш дом отдыха пока не имел, но персонал пансионата где-то разжился парой десятков пластиковых столиков и стульчиков, которые и расставил прямо на песке под огромными соснами у входа в здание. Весь народ вскоре собрался там, площадку осветили фарами двух или трёх легковых автомашин, в одной из лайб врубили на всю мощь магнитофон, и народ начал гудеть.

Шёл первый час ночи, и я собрался всё-таки найти озеро, чтобы искупаться — ночью же это особый кайф! Но составить мне компанию в столь поздний час согласился лишь Жанибек Куанышбаев. Мы вышли на ту дорогу, по которой подъехали к «Лесной Сказке», и пошли неспеша под уклон, резонно рассудив, что вода и должна быть где-то внизу. Вскоре показался следующий дом отдыха, имени С. Сейфуллина, возле него был поворот направо, к «Приозёрному». В дальнем конце дома отдыха у дороги оказался ещё работавший несмотря на столь поздний час шашлычник, а потом начиналось и само озеро Катарколь. Я бегом разделся, залез в воду и долго-долго шёл по тёплому мелководью, покуда не дошёл до глубины хотя бы в метр…

Через час мы вернулись к «Лесной Сказке» и целая орава, до которой дошло, наконец-то, что мы уже и искупаться успели, вдруг тоже решила идти на пляж! На сей раз собралось уже человек пятнадцать или двадцать желающих, которые, обгоняя нас, понеслись с криками и песнями к водоёму. Я второй раз купаться не стал и просто стоял на берегу, глядя, как народ плюхается и барахтается в воде. Огоньки санаториев на другом берегу озера то и дело взлетали над водой мириадами разноцветных брызг-искорок. Лишь ближе к трём часам ночи мы вернулись к своему пансионату, и ещё час или полтора сидели за пластмассовыми столиками, припиваючи и припеваючи…

Наутро взошло долгожданное солнышко, и оказалось, что наш пансионат оказался бывшим пионерским лагерем «Ракета» Таинчинского районного комитета профсоюзов. Среди сосен виднелось несколько бывших одноэтажных коттеджей, в которых теперь вёлся капитальный евроремонт. Чуть вдалеке за соснами виднелся трёхэтажный корпус «Приозёрного». Граница между пансионатами представляла собою дырявый металлический забор-сетку возле футбольного поля.

Желающих позвали в «Приозёрный» на завтрак, а после него запихнули в автобус и повезли показывать Бурабай. Два наших автобуса выбрались через сосновый лес на трассу, доехали до Щучинска, и уже на знакомой развилке повернули направо к заповеднику. Дорога пошла через ещё более густой лес, посреди которого вдруг оказалась развилка. Короткую дорогу на курорт перекрыли ГАИшники и ждали проезд какой-то делегации, а нас заставили снова повернуть направо, и мы поехали по какой-то объездной трассе. Вскоре лес сильно поредел, мы проскочили какой-то посёлок с полуразрушенными пятиэтажками и через полчаса добрались до Бурабая.

Проехав по его главной улице добрую половину посёлка, мы остановились у местного турбюро, возле здешнего зоопарка, и наша экскурсоводша побежала за своими коллегами. Через полчаса в оба наших автобуса село по сотруднице заповедника, и колонна покатила дальше. Выйдя из посёлка через специальный экологический пост со шлагбаумами, наши автобусы оказались на очень узеньком асфальтовом шоссе, чудом уместившемся на узенькой прибрежной полоске, и почти в точности повторявшем контур береговой линии. Выше дороги сначала тянулись дома отдыха, санатории и пансионаты, а затем начался густой лес.

Перед совсем недавно построенным монументом-памятником Аблай-Хану мы переехали по мосту коротенькую речку с названием Громотуха, вода по которой должна была перетекать из озера Боровое в озеро Большое Чебачье, так как озеро Боровое подпитывалось подземными источниками. Несмотря на то, что Астану, находившуюся в двухстах километрах отсюда, заливало дождём почти через день, во всей бывшей Кокчетавской области уже второй месяц стояла великая сушь! Грибов и ягод в лесу не было. Озёра зацвели мельчайшими зелёными водорослями и обмелели. Из-за засухи эта речка пересохла, и местная экскурсоводша сказала, что такого не было уже пятьдесят лет!

Экскурсия доехала до смотровой площадки, которая была чуть дальше аблайхановского мемориала, наши автобусы там развернулись, и экскурсоводша потащила всю толпу по выложенной камушками ступенчатой дорожке, вёдшей на вершину холма. Одновременно с нами сюда же подъехала пара свадебных кортежей, на смотровой площадке моментально образовалась какая-то невообразимая сутолока, и мы со Славиком Аксёновым как-то сразу же решили в эту гущу народа не соваться. Взяв по бутылочке пивасика, мы присели поодаль на густо усыпанном старой хвоей огромном замшелом валуне, где и дождались благополучно окончания осмотра.

К моему изумлённому разочарованию, хвалёно-легендарные окрестности Борового оказались совсем не такими красивыми, как все до этого путешествия мне рассказывали! До баянаульского озера Джасыбай Боровому было так далеко, что об этом даже и говорить не стоит! Колонна автобусов подвезла нас обратно к монументу Аблай-Хану. На горе за монументом виднелось огромное пятно выжженного леса, а вокруг монумента расположилась целая куча «коробейников» со столиками, на которых были разложены всяческие сувениры. Парочка торговцев потчевала народ кумысом. Жалко, что в этом месте не догадались поставить и летнюю площадку кафешника с шашлычками и пивасиком — лично я бы не отказался…

Прослушав ещё один сорокаминутный рассказ «курортно-боровской» экскурсоводши, мы снова расселись по автобусам и, сделав короткую остановку в Боровом, чтобы высадить экскурсоводов местного заповедника, минут через сорок вернулись в наш пансионат.

Надвигалось время торжественного обеда, посвящённого семилетию фирмы. «Комендантский взвод» купил где-то целую лошадь и, пока мы катались на экскурсию, сварганил нам из этой лошадки бешбармак совершенно обалденной вкусноты! В столовой «Приозёрного» накрыли праздничный дастархан с коньячком и всяческими салатиками-овощами, а чуть позже на каждый столик официанты принесли по огромному деревянному блюду с варёным мясом — в таком количестве, что мы даже не смогли всё это съесть! Оставшийся бешбор нам потом подали на ужин…

Народ, прихватив с собой коньячку и закуски, потянулся на пляж. На почти пустынном берегу Катарколя сразу же стало весело. Солнышко через пару часов стало уходить за лес, а все окрестности пансионатского пляжа к тому времени облепила целая куча легковых машин с кокшетаускими «дикарями». Они стали ставить палатки между сосен и готовить себе еду, а мы пошли ужинать.

Едва стемнело, как напротив пансионатской столовой началась импровизированная дискотека. «Лабух» с синтезатором, явно приглашённый из какого-то близлежащего кабака, врубил на всю громкость музон, площадка быстро заполнилась желающими подрыгаться, а в самом её центре уже гарцевал Самат Аришев, периодически выкрикивая: «Eruption» давай!»

В третьем часу ночи Славик Аксёнов уболтал уже натанцевавшуюся к тому времени Иру Даумову снова пойти на озеро. К нашей компании «ночных купальщиков» немедленно присоединились Наталья Витальевна Леонтьева и Абиль Абдукаримов. Мы спустились к пляжу, и полчаса поплюхались в теплейшей воде. Найти дорогу назад оказалось не так просто: тропинка причудливо вилась между огромными соснами и, чтобы её найти, я включил подсветку экрана в своём телефоне «Siemens MC60» — света вполне хватило, чтобы не заблудиться сначала между «дикарских» палаток, а потом — и между сосен.

Женщины пошли спать, а мы подошли к бассейну «Приозёрного», где продолжали сидеть мужики с других департаментов. На пластиковых столиках возле них стояло ещё прилично всяких разных бутылочек, и мы протарахтели почти до рассвета…

После воскресного завтрака народ снова расселся по автобусам и поехал плюхаться в озере Боровом. У меня не было сил переться куда-то в в такую рань и, встав только ближе к одиннадцати, я пошёл в «Приозёрный». За столиком у входа в бар напротив пансионатской столовой сидело человек пять и потягивало пивасик. Возглавлял компанию вице-президент нашей фирмы Дуйсеке Нурбаевич Турганов, который, едва взглянув на меня, тут же спросил:

— Как здоровье?

— Никак…

— Ну тогда угощайся! — перед Дуйсеке Нурбаевичем лежал огромный свёрток с копчёной пелядью.

Я зашёл в бар, взял пару бутылок пивасика российского производства со странным названием «Велкопоповский козел», и присоединился к ним. Пивасик оказался вполне ничёшным, а рыбка — вообще божественной! Дуйсеке Нурбаевич вскоре ушёл куда-то по своим делам, а мы вчетвером прикупили ещё пивасику и спустились на пляж. Через пару часиков стало совсем хорошо, а там подоспел и обед. Как раз к этому времени вернулись автобусы с Борового, и вся толпа покатила в столовую.

После обеда начались всякие спортивные соревнования. Большинство народа ссосалось у футбольного поля, где и разыгрались самые жаркие события того воскресного дня.

К семи вечера мы расселись по автобусам, чтобы возвращаться в Новую Столицу Евразии. «Комендантский взвод» выдал нам в дорогу «сухой паёк»: несколько упаковок кокчетавской минералки в пластиковых бутылках, и огромную картонную коробку со свежими булчонками, испечёнными в пансионатской столовой. Воду по дороге выпили почти всю, а булчонки как-то не пошли, и с десяток их мне пришлось забрать из автобуса домой вместе с этой коробкой, которая простояла всю дорогу на соседнем со мною автобусном кресле.

Несмотря на то, что в Боровом стояла великая сушь, Астану все эти выходные исправно заливало дождями, и наш автобус влетел поздно вечером в город, поднимая обильные фонтаны грязных брызг…

118. «Глоток свободы»

Надвигалась совершенно знаменательная дата: целый один год со дня рождения моего сынишки Денисёнка. «Каникулы» в нашей организации давали в 28 календарных дней, но нашему отделу из-за цикличности производимой в начале месяца работы, отпусков целиком никогда не давали. Зато поэтому разрешали делить их на две или три части. Супруга наотрез переезжать в Астану отказалась, и, чтобы приезжать к своей семье хотя бы три раза в год, я стал делить свой отпуск на три части: по 9, 9 и 10 дней. Откусив вторую по счёту «девятидневку», я собрался на день рождения к сыну…

14 апреля рано утром через Астану должна была проезжать на своём сорок четвёртом скором поезде из Кустаная на Алматы старая моя знакомая проводница Лёлька, и я сначала хотел уехать с ней. Но что-то там у них в графике вдруг поменялось, и она на этот рейс не попала. Узнав об этом за двое суток, я стал думать, как же мне уехать из Астаны вечером 13 апреля.

Незадолго до этого самый дешёвый 10 скорый поезд из Астаны в Алматы вдруг перестал быть ежедневным. Вместо него ежедневным стал испанский скоростной поезд «Тальго» с билетами в три раза дороже. И вот как раз на вечер среды «червонца» в расписании уже не было, а «испанец», из которого к тому времени тоже исчезли дешёвые вагоны, которые были с сидячими «межобластными» местами, был мне не по карману.

Оставался только один поезд, уходивший в тот вечер из Астаны на юг: 56-й скорый «Кокшетау I — Кзыл-Орда». Можно было доехать на нём до Чу, но посмотрев расписание, я выяснил, что пересесть в Чу из 56-го на какой-нибудь другой поезд в сторону Алматы тоже не получится: придётся тогда ждать при этой пересадке аж восемь часов! И я решил тогда доехать сначала до Сары-Шагана, а там пересесть на автобус. Купейных и нормальных плацкартных билетов на кызылординский скорый в кассе за сутки уже не было — оставались только плацкартные боковые, и я взял себе самое ближнее к купе проводников нижнее боковое место.

Вечером той среды, когда мне уже нужно было ехать на вокзал, в Астане вдруг зарядил мелкий и нудный холодный дождик. Дождик или снег «в дорогу» примета-то очень хорошая — хоть в этом повезло! На вокзале в ожидании этого поезда собралась какая-то совершенно невообразимая толпа народа и, когда состав остановился у перрона, в мой второй плацкартный вагон ломанулось столько людей, что я и не понял сначала — как они все там поместятся?

Поместились, однако! На 52 пассажира с билетами оказалось ещё минимум два десятка «левых», которые вскоре рассосались почти по всем третьим полкам. Странно — не праздник ведь, и не август?!! Я при этом не понял только одного: а почему же тогда в этом поезде всего-навсего десять вагонов, а не пятнадцать или двадцать?!!

Дождик за окошком моросил почти всю ночь, только ближе к Мойынтам небо чуть-чуть посветлело. Спортивная команда, ехавшая в Кызылорду, и занявшая первые двенадцать нормальных мест только в нашем вагоне, проснулась и принялась шумно завтракать. Из соседних вагонов к ним подтянулось ещё примерно столько же человек, тренера достали из-под полок целую кучу коробок с порошковым картофельным пюре, полукопчёной колбасой, конфетами и прочим, и принялись потчевать своё воинство.

В другом конце вагона в это время началась какая-то «политинформация»: пожилой мужик в беленькой мусульманской тюбетеечке, размахивая свёрнутой газетой в руке, что-то рассказывал, а два полукупе молодых, по-южному смуглых парней, судя по всему — строительная бригада, возвращавшаяся домой с очередной астанинской новостройки — внимательно его слушали…

В Сары-Шагане было, как всегда: сильнейший ледяной ветрюган и куча рыбы на перроне во всех её видах. Напротив крохотного пассажирского здания на этой станции стояло такое же крохотное здание местной автостанции, имевшее достаточно плачевный вид. На пятачке между зданиями отиралось три или четыре местных таксиста, «заряжавших» народ до расположенного в десятке километров отсюда суперсекретного в советские времена города Приозёрска.

Несмотря на то, что через Сары-Шаган проходили маршрутные автобусы из Балхаша, Караганды, Джезказгана, Астаны, Павлодара, и многих других мест, выяснилось, что утром и днём ни одного автобуса отсюда в сторону Алматы нет — они всем своим гуртом проходили там под вечер! Неужели весь контингент современных автобусных пассажиров — это сплошные «челноки», которым нужно попасть на алматинские барахолки именно под утро?!!

Ну да ладно — я вышел на автотрассу, являвшуюся одновременно самым главным «проспектом» этого городка, встал у придорожного кафешника, на котором только-только растапливали огромный уличный мангал, и принялся голосовать «за развитие» остального автотранспорта…

К моему немалому удивлению машин на трассе оказалось совсем немного! А с учётом того, что ловить лайбы с чимкентскими и джамбульскими номерами смысла не было, то их оставалось совсем чуть-чуть. Мужики на легковых машинах с местными карагандинскими и российскими военными номерами периодически маяковали мне, показывая руками влево — на Приозёрск. Я в ответ показывал прямо на юг, и они проносились дальше.

Примерно через час у мангала придорожного кафе, на котором к тому времени догорало уже второе огромное не то осиновое, не то тополиное бревно, остановился грузовик «MAN» с павлодарскими «государственными» номерами. Напарник его водителя убежал в киоск за «Кока-Колой», а я подошёл к «рулевому»:

— Вы в Алма-Ату?

— В Алма-Ату, но у меня третьего места в кабине нет…

Автобусов или маршруток — ни государственных, ни частных — и в самом деле ни одного так и не прошло! Несколько автомашин с алматинскими номерами проскочили мимо, не останавливаясь. Я, честно говоря, этому удивился — автостоп, он и в США автостоп… Наконец один из местных таксистов, проехав мимо меня уже не то в пятый, не то в шестой раз, сказал: «Иди на пост ГАИ! Там ты быстрее поймаешь машину!»

Пост находился при выезде из Сары-Шагана на юг. Прошлёпав пару километров вдоль трассы через весь этот городок, я увидел слева от дороги огромную АЗС, а чуть дальше неё и сам пост ГАИ. Дорожные знаки предписывали снизить скорость в этом месте, и я встал сразу за постом.

Сотрудник ГАИ останавливал грузовые фуры и автобусы, шедшие с юга, и легковые автомашины с российскими номерами, шедшие на юг. Не знаю уж, что он проверял у первых — их отпускал быстро, но с россиян требовал предъявить таможенную справку о временном ввозе автомашины. Я намозолил глаза менту примерно через полчаса — он подошёл и спросил, куда мне, после чего вернулся на свой пост.

Ещё сорок минут совершенно пустой трассы. К этому времени разъяснилось, но поперёк трассы дул такой сильный и холодный ветер, что мне порою стоило немалых трудов устоять на месте, а все заклёпки на моей куртке хлопали на ветру с самым страшным своим грохотом. Один остановился — в Приозёрск… Ещё один — в Шымкент… И тут, наконец-то, мне повезло: мужик на «Мерседесе-190Е» с карагандинскими номерами ехал в гордом одиночестве в Алматы.

— На одну заправку дашь?

— Полторы тысячи хватит?

— Хватит, поехали…

Водитель, посадивший меня, тоже удивился, что я простоял на трассе четыре часа, и тут же надавил на педальку. Машинка лихо побежала со скоростью почти в сто сорок. Я третий раз в жизни ехал по этой трассе, причём в первый раз — засветло. И не успел я ничего сообразить, как мы пронеслись мимо трёх старинных железнодорожных семафоров! Оказалось, что через несколько километров от поста ГАИ, сразу перед кольцевой развилкой на тот самый Приозёрск, под автодорогой проходит и железнодорожная линия туда же. Прямо у моста рельсы куда-то раздваивались, и у стрелки стояли три самых настоящих семафора, совсем не облезлых и не ржавых с виду! Фотоаппарат я достать уже не успел — беседовал в этот момент с водителем — и увидел эти раритеты, когда мы их проскочили!

Конец ознакомительного фрагмента.