Колыма ты моя, Колыма

Михаил Серегин, 2007

Побег из колымской зоны – дело смертельно опасное. Но Коля Колыма – парень рисковый. Вместе с друганом Черепом он ломанул в тайгу, к «зеленому прокурору». Беглецам повезло: они добрались до надежных людей, которые укрыли их. Знал бы Коля, что Череп предаст его, лишь только почует опасность. Череп так и сделал, когда за ними начал охотиться бывший лагерный «кум», а ныне владелец золотого прииска Лопатников. Теперь Череп богат, только ему страшно. Он знает – Колыма от Лопатникова ушел и рано или поздно найдет Черепа. И отомстит ему сурово, по-колымски…

2

В Магадане подавляющее большинство зданий, в которых располагаются сколько-нибудь серьезные конторы, относятся к первой половине двадцатого века. Классический сталинский ампир — потолки под три с половиной метра, барельефы с мускулистыми рабочими и колхозниками, широким шагом идущими к светлому будущему, на мощных фасадах, широкие окна, лестницы, по которым можно ходить по пять человек в ряд. Пятиэтажное здание, построенное в таком стиле, уступает по высоте хрущовской девятиэтажке всего метра два. Неудивительно, что солидные ведомства предпочитают обитать именно в таких домах.

Собственно, этим Магадан не очень отличается от прочих областных центров России. Разве что в европейской части страны многие конторы предпочитают здания еще более старые — начала века, иногда даже дореволюционной постройки. Но в Магадане таких попросту нет. При царе и в первые годы советской власти эти места были практически совершенно пустынными — здесь жили только исконные аборигены этих мест: чукчи, эвенки, якуты. Колымский климат считался слишком суровым даже для каторжников. И только когда Сталин по-настоящему крепко взял власть в свои руки, он обратил пристальное внимание на этот край и решил, что для его целей он подойдет наилучшим образом. Тогда и начали появляться на Колыме лагеря — один за другим, словно грибы после дождя. Тогда, собственно говоря, и построили сам Магадан: то, что было на его месте до тех пор, и городом-то назвать было нельзя. Именно с тех пор Колыма и стала местом отбытия наказаний — до тех пор эта незавидная участь приходилась на долю Сахалина.

Магаданское областное управление внутренних дел, разумеется, контора достаточно серьезная. Соответственно, поэтому и здание им досталось впечатляющее, даже по сравнению со своими собратьями и современниками. Это была здоровенная пятиэтажка, расположенная в самом центре Магадана, да притом так удачно, что вокруг нее метров на четыреста ни одного здания выше. И это не случайность, а следствие традиции, идущей еще с советских времен и тщательно поддерживающейся до сих пор. Кабинеты всех самых серьезных шишек располагались на верхних этажах, и если бы кому-нибудь пришла в голову мысль прицельно выстрелить по одному из таких окон из винтовки со снайперским прицелом, то осуществить этот замысел не удалось бы — снизу вверх, не видя толком цели, точно не выстрелишь. Пространство перед фасадом здания тоже открыто — так что и с помощью гранатомета или чего-нибудь еще в таком роде добраться до сидящих на верхних этажах чиновников не удалось бы.

Все эти предосторожности были отнюдь не лишними — вот уж где-где, а в Магадане чиновникам МВД и Минюста стоит особенно хорошо заботиться о собственной безопасности. Уж очень работа вредная. Хуже, пожалуй, только пост диктатора в какой-нибудь банановой республике. Власть-то есть, и нешуточная, но подумать страшно, сколько народу из-за этой власти страстно мечтает увидеть тебя в гробу и готово очень на многое ради того, чтобы эта мечта поскорее осуществилась.

У парадного входа в здание притормозил черный джип. Мгновенно выскочивший из машины шофер открыл заднюю дверь, и из джипа показался невысокий грузный мужчина в форменной шинели. Он неторопливо поднялся по ступенькам крыльца и, открыв дубовую дверь, вошел в здание. Сидевшие у входа менты в бронежилетах и с автоматами, едва увидев вошедшего, вскочили с мест, вытянулись в струнку и дружно рявкнули:

— Здравия желаю, товарищ генерал!

Вошедший ответил ленивым кивком и двинулся направо, в сторону лифта. Вообще-то изначально в этом здании лифта не было, но в восьмидесятых годах очередной начальник, разъевший пузо так, что на свой пятый этаж ему подниматься было уже впору только в паланкине, пробил в обкоме партии решение о реконструкции здания. Вот во время этой реконструкции лифт и появился, чему поднимавшийся сейчас в нем Константин Георгиевич Комаров, начальник УВД области, был очень рад.

— Да, молодец Карабутов был, — негромко сказал он сам себе, глядя на мигающую под потолком кабины лампочку. — А то до сих пор бы пешком ходили.

Лампочка с цифрой 5 ярко вспыхнула, и двери лифта разъехались в стороны. Комаров встряхнул головой, отгоняя посторонние мысли, и шагнул вперед, к двери кабинета, за которой его уже наверняка ждали. На сегодняшний день было назначено заседание областной коллегии, на котором ему полагалось председательствовать. У дверей кабинета маячило несколько знакомых лиц — кажется, репортеров, из тех, кто постоянно сотрудничал с УВД. Кто-то двинулся навстречу генералу, но тот решительно покачал головой:

— Официальное заявление после заседания. Подождите. — Он взялся за золоченую ручку двери.

— Константин Георгиевич! — раздался сзади голос личного секретаря Комарова.

— Ну что еще? — Генерал досадливо оглянулся.

— Захаровича еще нет. Когда он придет, что…

— Я тебе позвоню и скажу, — перебил его генерал. — Все остальное после заседания. — Он отворил дверь и перешагнул порог кабинета.

Разумеется, все остальные, кому по чину полагалось присутствовать на заседании, уже были в сборе. Комаров окинул присутствующих цепким взглядом — не мелькнет ли у кого на лице недовольства опозданием начальства? Нет, ни у кого. И правильно. Конечно, никаких мер он бы сразу принимать не стал, но запомнить бы запомнил. И припомнил при первом удобном случае — на таких вот мелочах всегда бывает видно, на кого из подчиненных можно положиться по-настоящему, а кто только и ждет, чтобы ты споткнулся.

Комаров занял свое место, откашлялся.

— Начнем, пожалуй. — Он кивнул притулившемуся в углу секретарю-стенографисту, в обязанности которого входило вести протокол заседания.

На лицах присутствующих отразилось должное внимание, и генерал начал вступительную речь. Говорить такие речи он терпеть не мог и поэтому всегда делал это практически не думая, механически. Ну что, спрашивается, его начальники отделов сами не знают, что задача УВД — это обеспечение законности, правопорядка и безопасности законопослушных граждан? Или что им нужно приложить все усилия к борьбе с организованной преступностью? Или… Ну, в общем, список общеизвестных истин можно было продолжать еще долго. Однако говорить обо всем этом было обязательно — видимо, считалось, что иначе стражи закона могут все эти вещи забыть.

–…таким образом я считаю, что за истекший квартал мы удовлетворительно справились с нашими основными задачами, — закончил Комаров. — Теперь заслушаем квартальную аналитическую справку-меморандум по криминогенной ситуации в крае. — Комаров кивнул толстому полковнику, сидящему справа от него, и откинулся на спинку кресла.

Полковник взял со стола какие-то бумажки и принялся скучным голосом зачитывать справку. Комаров почти не слушал его — содержание этого документа он и так прекрасно знал. Ничего принципиально нового за прошедшие три месяца в области не случалось. Да и вообще, с тех пор, как два года назад на Колыме закончилась война блатных с ингушами и спортсменами, жизнь шла относительно тихая. Лидером у местных воров и смотрящим по области был Вячеслав Сестринский, больше известный как Батя, — человек умный, серьезный, спокойный и совершенно не склонный к беспределу. Так что с тех пор, как всю теневую власть в области взяла его группировка, жить местным ментам стало намного легче.

Конечно, и сейчас бывало всякое — взять хотя бы недавнюю историю с «Алазанью», когда на стрелке с ее хозяином перебили восемь человек из охраны смотрящего, а его самого серьезно ранили. Но все же одно дело — такие стычки, которые случаются редко, и совсем другое — постоянное противостояние группировок, когда менты каждый месяц снимают урожаи по восемь-десять трупов с характерной причиной смерти: «передозировка свинца в организме». А иногда бывало и покруче — когда два года назад клуб спортсменов взорвали, там погибшим счет на десятки шел, причем чуть не половина из них была людьми совершенно посторонними.

Комаров почувствовал, что слишком сильно отвлекся. Он глянул на часы. Было десять тридцать. С начала заседания прошло уже двадцать минут. Надо секретарю позвонить, узнать, не появился ли Захарович. Хотя… Лучше уж подождать конца заседания, наверное. Комаров слегка покачал головой, отгоняя посторонние мысли, и попытался вслушаться в слова доклада.

— Согласно выводам аналитиков, за истекший период криминогенные структуры области начали осваивать новые сферы легального бизнеса, — бубнил полковник, уставившись в свои бумажки и сияя розовой лысиной. — В первую очередь промысловое рыболовство, лес, пушнину, а также импорт японских и корейских автомобилей. Имеются данные также об их попытках внедриться в ресторанный бизнес. Кроме того, они по-прежнему контролируют традиционную сферу своих интересов, а именно — природные ресурсы, в первую очередь золото. Предлагаются следующие меры противодействия…

Комаров еле слышно хмыкнул. Он уже давно понял одну довольно простую истину, а вернее две, но тесно связанные друг с другом. Во-первых, что полностью искоренить преступность не в человеческих силах. А во-вторых, что голодные мухи всегда злее сытых. Можно, конечно, если очень постараться, прихватить на чем-нибудь того же Батю, можно ценой больших усилий и немалой крови разгромить и пересажать его группировку. Но зачем? Ведь все равно не останется пустым свято место. Появятся какие-нибудь новые банды, и ничем они будут не лучше Бати. Наоборот — хуже.

Смотрящий — человек уже старый, умный, зря никого не трогает, а беспредельщиков сам терпеть не может. А придет на его место кто-нибудь вроде Медведя, которого как раз кто-то из людей смотрящего два года назад положил. И что тогда? Все заново — новые-то будут еще бедные, голодные. Вот и начнут заново с торговцев и со старателей три шкуры лупить. Нет уж, лучше пусть будет Батя. А то, что он в легальный бизнес полез, так это и вовсе хорошо. Ему не препятствовать надо, а если возможно, то чуть ли не помочь. Будут деньги из тени выходить, значит, будут с них налоги капать и новые рабочие места создаваться. А то, откуда эти деньги взялись, и что там в прошлом у респектабельного ныне бизнесмена Вячеслава Сестринского… Стоит ли в этом копаться? В конце концов, если внимательно присмотреться к истории какого-нибудь из нынешних американских или европейских миллионеров, выяснится, что или папа у них или дедушка бандитом был не лучше Бати. Вон Морган в Англии начинал с того, что под черным флагом плавал, а закончил губернатором немаленького острова. И не бедняком наверняка.

Прав был все-таки Карл Маркс, не добываются крупные состоянии честным путем. Но самое неприятное для общества время, это начало такого пути. Больше всего грязи и крови как раз в начале. Так стоит ли того, кто это начало уже прошел, назад тянуть? Хуже ведь только сделаешь. Можно, конечно, вспомнить про справедливое возмездие, но, как считал генерал, в таких случаях его лучше оставить на усмотрение высших сил. А самим заниматься беспредельщиками — от них большая часть зла, именно от них.

— У меня все. — Голос полковника, дожевавшего наконец свой доклад, прервал размышления Комарова.

Генерал кивнул, снова посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Все, пора закругляться.

— Кто-нибудь еще хочет выступить? — спросил Комаров.

— Константин Георгиевич, у меня тут есть просьба о содействии от областного УИН, — заговорил другой полковник, начальник РУБОПа. — Они нам передали список зэков, которые у них числятся в бегах, просят оказать содействие в поимке и обратить особое внимание на тех, кто у них сбежал за последний месяц. Там человек двадцать народу, а буквально вчера еще двое прибавилось, во время пересылки ушли.

— Беглыми пусть уиновцы сами занимаются, — подал голос заместитель Коробова. — У нас своих забот хватает. Наше дело преступников ловить, а уж уследить за посаженными их опера и сами могли бы.

Прочие присутствующие одобрительно зашумели — отношения между УВД и Минюстом, к которому теперь принадлежало Управление исполнения наказаний, были далеко не безоблачными.

— Сейчас же весна началась, у них постоянно кто-то сбегать будет, — раздался еще чей-то голос. — Что ж нам, все бросать и по тайге их ловить? Нет уж, пусть уиновцы свой хлеб сами отрабатывают.

— Содействие мы им окажем, — постановил Комаров. — В установленных законом рамках. Включим всех их новых беглецов в списки разыскиваемых лиц. Но особенно сильно людей из-за этого не напрягайте, нам и правда своих забот хватает. — Это было как раз то, что и хотели услышать собравшиеся, и шум быстро затих. — На этом объявляю заседание закрытым, — сказал Комаров, покосившись на часы. — Но попрошу пока не расходиться, мне нужно вам одного человека представить.

Он ткнул в кнопку селектора и спросил:

— Игорь, Захарович подошел?

— Да, Георгий Константинович.

— Пусть заходит.

Через минуту дверь открылась, и на пороге появился среднего роста мужчина в штатском. Генерал встал и шагнул вошедшему навстречу. Сам он видел его первый раз — до этого они только разговаривали по телефону — и потому смотрел на вошедшего с интересом. Впечатление тот производил странное и, на первый взгляд, скорее неприятное. Бледная ноздреватая кожа на его лице была покрыта какими-то странными розовыми пятнами, то ли оспинами, то ли следами от угрей, то ли полузажившими прыщами, которым вроде бы уже в таком возрасте и неоткуда взяться. Крупный нос картошкой нависал над толстой верхней губой, украшенной редкими белесыми усиками, подбородок был совершенно прямоугольным, но мужественности облику вошедшего это почему-то не придавало. Глаза светло-синие, водянистые, очень близко посаженные, а общий вид лица почему-то вызвал у генерала вполне определенные ассоциации с обыкновенным красным кирпичом.

Пожимая гостю руку, Комаров почувствовал, что ладони у того влажные.

— Позвольте представить вам старшего следователя Генпрокуратуры по особо важным делам, советника юстиции Захаровича Андрея Михайловича. Его прислали к нам из столицы в долговременную служебную командировку. Кстати, родом он из Магадана, наш, можно сказать, земляк. Прибыл к нам с самыми широкими полномочиями. Нам предписано оказывать Андрею Михайловичу оперативное обеспечение и любую другую необходимую помощь. Это касается вас всех. Короче, товарищ советник юстиции, сразу ввожу вас в курс дела: это мой первый зам Виталий Юрьевич Зимин, это начальник РУБОП Дорошенко Игорь Савельевич…

Комаров по очереди представил московскому гостю всех присутствующих, а потом вернулся на свое место.

— Ну вот, теперь вы всех знаете, если будет что-нибудь нужно — обращайтесь.

— Спасибо, — низким, утробным голосом ответил Захарович. — Я очень рад познакомиться с вашим коллективом. Сам я действительно родом отсюда. Правда, в Москву еще ребенком переехал. Но очень рад, что теперь получил задание, связанное с работой здесь. Сами понимаете — малая родина. А меня сейчас вообще сюда тянет. Пенсия скоро. Я решил, что, как выйду на пенсию, переберусь из Москвы сюда. Домой. Поэтому мне сейчас особенно важно…

Говорил Захарович короткими предложениями, делая после каждого из них почти секундную паузу, словно хотел, чтобы сообщаемая им информация как можно лучше закрепилась в памяти благодарных слушателей. Учитывая, что понес он дальше жуткие официозные банальности про истоки, корни и свое горячее стремление защитить малую родину от бандитских посягательств, звучало это довольно комично.

— Герой, мать его так. Рыцарь без страха и упрека, — негромко шепнул начальник отдела по незаконному обороту драгметаллов, сидевший неподалеку от Комарова, своему соседу, начальнику СКМ. — Знаем мы таких рыцарей. Сначала долгосрочная командировка у него с широкими полномочиями, а там и вовсе сюда переедет, кого-нибудь из наших сковырнет и на его место сам сядет. Со столичной помощью-то это нетрудно, плавали, знаем. Приисками будет заниматься, не иначе.

— Точно, — кивнул начальник СКМ. — В Москве менты уже все между собой поделили, а теперь вот те, кому куска не досталось, за нас взяться решили.

Комаров, который слышал этот разговор, замечания своим людям не сделал. В основном потому, что в глубине души был вполне с ними согласен. В его практике такие случаи уже бывали — прилетит такой вот столичный орел, ни за что не отвечающий, но с широкими полномочиями, поживет недельку-другую, а потом начинает на голову гадить. И с преступностью-де здесь плохо борются, и сами все писаные правила через раз нарушают, и если сажают, то не тех, и вообще, дорогу — и то на красный свет переходят. В общем, все тут плохо, но вот если поставить его, столичного орла, на какой-нибудь ответственный пост, то моментально станет все хорошо. И оборот левого золота кончится, и с зон зэки бежать перестанут, и рыбу японцам толкать никто не будет, а по периметру Магадана пальмы вырастут. И ведь что самое обидное, иногда такие номера проходили, садились столичные гости на здешние теплые места.

«Ну уж нет, на этот раз номер не пройдет! — подумал Коробов, пристально рассматривая разглагольствующего москвича. — Еще такого подчиненного мне не хватало».