Большой ментовский переполох

Михаил Серегин

Казалось бы, наша великолепная шестерка прошла и огонь, и воду, и никакие испытания ей уже не страшны! Но судьба в лице главаря бандитской группировки Лысого подбросила им испытание не водой, а… водкой! И, представьте, юные курсанты не смогли его выдержать. С одной стороны, это свидетельствует об их высоком моральном облике, а с другой – стало причиной очень крупных неприятностей…

2

Мороз щипал уши, щеки, подбородок, оседал на ресницах тонкой ледяной корочкой и даже хотел пробраться внутрь тела, чтобы и там заморозить все своим ледяным дыханием. Но курсанты школы милиции, казалось, были совсем нечувствительны к его злобному натиску!

Однако все обстояло не совсем так. Курсанты не чувствовали холода из-за интенсивного и продолжительного бега, которым каждое утро их награждал инструктор по физкультуре Фрол Петрович Садюкин. Сейчас под его руководством на пробежку вышла та самая группа курсантов капитана Мочилова, о которой и шел разговор между начальником милиции и Мочиловым.

Впереди, как всегда, бежал русский чернокожий курсант Федя Ганга. Несмотря на то, что папа его был африканцем, Федя очень легко переносил мороз, даже лучше своих светлокожих сокурсников. Видимо, такая морозостойкость досталась ему от мамы, простой русской женщины. Да и физической подготовке Феди очень многие могли бы позавидовать — и завидовали, но только по-доброму. К Ганге просто невозможно было испытывать какой-либо неприязни. Безупречно честный, добродушный, улыбчивый и вежливый, он мгновенно вызывал симпатию у любого, будь то курсант, преподаватель или же обычный житель Зюзюкинска.

За Федей следовали Веня Кулапудов, известный в прошлом хулиган и забияка, а теперь старательный ученик школы, и Леха Пешкодралов, который, чтобы поступить в школу милиции, протопал от родной деревни много километров.

Далее, петляя от усталости и нежелания вообще шевелить ногами, бежали близнецы Шутконесовы. То есть по паспорту они были Утконесовыми, но за страсть к шуткам заработали такое видоизменение своей фамилии.

Предпоследним едва передвигал ноги Санек Зубоскалин, или Дирол. Прозвище свое он получил за никогда не сползающую с лица голливудскую улыбку во все тридцать два белоснежных — как в рекламе одноименной жвачки — зуба. В данный момент ему, пожалуй, приходилось гораздо хуже сокурсников. Дело в том, что, оказавшись на улице и по своему обыкновению улыбнувшись, Санек так больше и не смог закрыть рот, потому что мороз намертво сковал губы в растянутом положении. Так он и бежал, как новый русский Гуинплен, улыбаясь всем и вся.

Ну и последним в этой странной процессии двигался сам Фрол Петрович. Он, в отличие от своих, по его мнению, тщедушных курсантов, держался молодцом. Правда, рот замерз, отчего физрук потерял возможность отдавать своим ученикам приказания. Те немедленно этим воспользовались и вместо того, чтобы бегать вокруг школьного забора, выскочили на улицу и теперь явно двигались не в том направлении, в каком хотелось бы Садюкину, а именно, они бежали к кафе, где готовили самые лучшие в Зюзюкинске пельмени и заваривали самый вкусный чай. Фрол Петрович несколько раз пытался остановить их, размахивая руками и жестами приказывая вернуться обратно, но курсанты как будто и не видели своего физрука, продолжая методично перебирать ногами.

Садюкина сначала такое поведение учеников разозлило, но так как сделать он ничего не мог, то решил из этой ситуации извлечь и для себя пользу. Он прекрасно знал, что помимо пельменей и чая в кафе «Заходи — не пожалеешь» можно еще и тяпнуть водочки, которая продавалась здесь в розлив, а в данной ситуации граммов сто волшебного напитка были единственным спасением для окоченевшего ротового отверстия физрука.

Перед дверью кафе бегущий впереди Ганга остановился, обернулся, удостоверился, что остальные сокурсники хотят того же, что и он, и открыл дверь.

На курсантов тут же пахнуло теплым воздухом и умопомрачительным ароматом вареных пельменей и жареных котлет. Кафе было маленьким, можно даже сказать, крохотным: всего-то пять столов со стульями вокруг них и стойка бара. Естественно, в этот ранний час кафе пустовало: местные любители выпить еще не проспались, а работники близлежащих контор и предприятий, которые часто заходили сюда пообедать, еще не успели проголодаться.

Курсанты, тяжело переставляя ноги и двигая в такт шагам согнутыми в локтях застывшими руками, переместились к стойке небольшого бара и остановились, с наслаждением вдыхая ароматы русской кухни.

— Вы по делу или заказывать что-нибудь будете? — заметив новых посетителей в зимней форме курсантов милиции, без всякого выражения на усатом лице обратился к ним мужчина за стойкой.

У Феди рот тоже замерз, а отогреться еще не успел, поэтому он за всех сначала отрицательно замотал головой, а потом кивнул, тем самым отвечая сразу на оба вопроса. Усатый мужик жестикуляцию понял, а потому молча указал на висевшее рядом на стене меню, в котором значилось, что сегодня в ассортименте горячие пельмени с бульоном и без, чай, кофе, полдесятка разных напитков, включая алкогольные коктейли и водку, а также десяток различных салатов.

Курсанты как по команде уставились на меню, потом переглянулись и посмотрели на Гангу. Федя, который уже успел наладить контакт с барменом, ткнул пальцем в надпись «пельмени горячие» в меню и, повернувшись к бармену, показал растопыренную пятерню правой руки и один палец на левой руке.

— Так вас же семеро, — удивился заказу усатый, имея в виду еще и Садюкина. — И вообще, вы что, немые? — запоздало поинтересовался он.

— Они такие же немые, как я Клаудия Шиффер. Порой и не заткнешь их, поэтому можете пока порадоваться, что у них рты от мороза замерзли, — с огромным усилием разлепив скованные холодом губы, процедил Фрол Петрович. — Вот сейчас отогреются, и такой гвалт начнется.

— А вы что будете? — обрадовавшись тому, что хоть кто-то в этой странной группе наконец подал голос, спросил мужик за стойкой.

— А мне… — задумался Садюкин, потом взглянул на курсантов и шикнул: — Ну-ка, быстро за стол. Сделали заказ, и хватит. Сейчас вам все принесут. У вас ведь есть официанты? — Это он уже обратился к бармену.

— Конечно, — кивнул тот. — Так что будете? — повторил он вопрос.

Садюкин убедился, что курсанты уселись, занятые только ожиданием горячей еды, и сказал:

— Мне тоже пельменей с бульоном и, — он понизил голос до шепота, — водки. Только вы налейте мне, пожалуйста, ее в стаканчик для чая. Хорошо?

— Как скажете, — все с тем же безразличным выражением на лице пожал плечами усатый.

Садюкин развернулся и двинулся к одному из столиков, за которым разместились близнецы Утконесовы и Ганга. За другим столом уже сидели Зубоскалин, Пешкодралов и Кулапудов. Все они сняли шапки и теперь нетерпеливо потирали руки в предвкушении вкусного завтрака.

Надо сказать, уже не первый раз Садюкин позволял курсантам подобную вольность. Обычно такое происходило, когда курсантам раз в месяц выдавали стипендию. Раньше ребята тратили свои небольшие деньги в основном на пиво и сигареты, да еще иногда ходили на дискотеку в местный клуб. Но теперь все изменилось, правда, не по желанию курсантов. Просто руководитель их группы, строгий, но справедливый Глеб Ефимович Мочилов, решил всерьез взяться за воспитание своих подопечных, причем не только физическое, культурное, профессиональное, но и нравственное. Рассудив, что, поглощая литрами пиво, курсанты портят не только свои почки, но и моральный облик всей школы, Мочилов попросил Садюкина о маленькой услуге, а именно, отводить курсантов в кафе. Мочилов знал, что от пельменей ребята отказаться не смогут, а потому с радостью будут ходить в кафе столько раз, на сколько хватит стипендии, то есть пять раз в месяц. Садюкин согласился на предложение Глеба Ефимовича с неохотой, но, раз посетив это кафе и согревшись здешней водкой, решил, что заведение весьма приятное, да и кормят здесь неплохо, а потому теперь даже с некоторой радостью таскал сюда группу капитана Мочилова.

Наконец, из подсобного помещения, служившего, по всей видимости, кухней, вынырнула официантка с подносом, на котором стояли тарелки с дымящимися пельменями. Официантка была очень симпатичной девушкой с длинными каштановыми волосами и зелеными глазками в обрамлении пушистых бархатных ресниц, густо накрашенных черной тушью.

Нисколько не смущаясь и слегка покачивая бедрами, обтянутыми синими джинсами, девушка расставила тарелки и чашки с чаем на столах, улыбнулась одновременно всем и вновь скрылась в кухне.

— Я ее люблю, — глядя вслед девушке, завороженно выдохнул Антон Утконесов, забыв, что рядом за столом сидит Садюкин.

— Курсант Утконесов, немедленно прекратите любить в учебное время, — цыкнул на него Фрол Петрович. — Иначе заставлю вас сделать сто прыжков через сугроб возле школьного крыльца.

Угроза немедленно возымела эффект, потому что заледеневший сугроб возле учебного корпуса школы милиции был метра полтора в высоту и сделать через него сто прыжков было выше всяких человеческих сил. Антон потупился и проговорил:

— Уже прекратил, теперь я ее ненавижу.

— Так-то лучше, — самодовольно усмехнулся Садюкин и, отпив из своего стаканчика, поморщился.

— Что, не вкусно? — тут же заметил наблюдательный Федя.

— Вкусно, — делая вид, что утирает рот рукавом, а на самом деле им занюхивая, откликнулся Фрол Петрович. — Я сморщился оттого, что чай горячий.

— А-а, — понимающе протянул Федя и принялся за еду.

Вскоре тарелки курсантов опустели, они наелись, напились, особенно в этом преуспел Садюкин, и, расплатившись, вышли из кафе. Однако при выходе они наткнулись на странную компанию. Четыре мужика явно бандитского вида вылезали из машины, припаркованной прямо у двери кафе. Однако, увидев парней в форме, бандиты переглянулись и полезли обратно машину. Веня это заметил и сказал Пешкодралову:

— Странные они какие-то. Может, документы у них проверить?

Пешкодралов внимательным взглядом оценил опасность странной компании и покачал головой:

— Нет, думаю, с документами у них все в порядке. Просто у таких типов рефлекс на милицию срабатывает, они сразу убежища ищут.

— Бегом марш! — отвлекая курсантов от разговора, скомандовал Садюкин, и тем ничего другого не оставалось, как подчиниться приказу.

На сытый желудок бежалось плохо, курсанты просто вяло перебирали ногами. Зато Садюкин после выпитого спиртного заметно повеселел и теперь уже бежал впереди всей группы, что противоречило собственным принципам Фрола Петровича: физрук считал, что всегда должен бежать позади группы, дабы видеть всех впереди бегущих. Естественно, переместившись вперед, Фрол Петрович не мог видеть, что делается позади него, а потому в скором времени убежал далеко вперед.

— Вот дает! — восхитился Леха Пешкодралов, наблюдая за тем, как все быстрее и быстрее удаляется от них физрук. — На него, видимо, еда действует не как отяжеление желудка, а как топливо для паровоза.

— Это не еда на него так действует, а водка, — пояснил пыхтящий позади Андрей Утконесов.

— Ой, а я-то все думал, чем это в кафе помимо пельменей пахнет, — подал голос Федя. — А это, оказывается, Садюкин опять надрался. И когда только успел? Я что-то не видел, чтобы ему водку приносили.

— Приносили, приносили, — усмехнулся Андрей. — В стаканчике под чай.

— Ни фига себе, — вступил в разговор Санек Дирол. — Я думал, только мы так обдурить можем, но теперь вижу, что Садюкин нас всех переплюнул.

— О, смотрите, возвращается, — указал рукой вперед Веня Кулапудов. — Видать, понял, что нас немножко потерял, вот и вернулся.

Садюкин действительно долго бежал не оглядываясь, а потом, оглянувшись и не обнаружив у себя за спиной курсантов, очень удивился и даже подумал, что те от него сбежали. Едва он собирался броситься на поиски ребят, как те уже показались вдалеке.

— Ну, курсанты, — зло процедил Фрол Петрович, когда группа приблизилась, — всем обеспечу прыжки через сугроб, чтобы лучше ногами шевелили.

— А мы расскажем, что вы водку по утрам пьете, — не подумав, пригрозил Санек.

Лицо Садюкина мгновенно побелело, потом покраснело, потом отчего-то приняло синеватый оттенок, и физрук просипел:

— Ладно, посмотрим еще, кто кого. А ну, все быстро в школу!

Курсанты переглянулись, поняв, что в этот раз победа осталась за ними, но спорить с Садюкиным не стали и, следуя приказу, побежали к школе милиции.

* * *

Несмотря на то, что ребята с утра уже поели, на школьный завтрак они все равно пошли. Дело в том, что каждая порция, которую выделяла каждому курсанту школьная повариха тетя Клава, была настолько маленькой, что ее бы не хватило, чтобы накормить котенка, не говоря уже о взрослом парне. А вот добавку у тети Клавы мог выпросить только Дирол, да и то потому, что он напоминал поварихе любовь ее юности, какого-то не известного никому Агафона. И вполне понятно, что курсанты вечно ходили полуголодными и радовались любой возможности поесть, причем поглощали все без разбора, лишь бы было съедобно.

— А здорово мы Садюкину рот заткнули, — радовался Леха за завтраком, то есть уже за вторым завтраком.

— Ага, только не мы, а я, — гордо поправил его Дирол, доедая последнюю ложку овсянки.

— А я думаю, он нам теперь мстить будет. Садюкин такое безнаказанным не оставляет, и тебе, Санек, больше всех достанется, — разумно предостерег Веня.

— Ничего, выкручусь, в первый раз, что ли, — беспечно отозвался Дирол и уже хотел было подняться из-за стола, чтобы отнести грязную тарелку, но тут на плечо его легла чья-то тяжелая рука.

Санек замер, боясь обернуться.

— Кажется, расплата уже пришла, — прошептал он. — Но почему так скоро?… Фрол Петрович, я не хотел вас шантажировать, я совсем не то имел в виду… — начал было лепетать Дирол, но повернулся и осекся на полуслове. Перед ним стоял вовсе не физрук, а руководитель их группы капитан Мочилов.

— Чем это ты, Зубоскалин, Фрола Петровича шантажировал? — немедленно начал выспрашивать дотошный Мочилов.

— Я? Э-э… ничем.

— Врешь.

— Вру, — согласился Дирол.

— Накажу, — пригрозил Глеб Ефимович.

— Не надо.

— Ладно, после завтрака жду в учительской, — высказал окончательное решение капитан и добавил: — Чтобы были все до единого.

— А нас-то за что? — обиженно воскликнул Пешкодралов. — Санек натворил дел, а мы все отвечать должны? Это несправедливо.

— Курсант Пешкодралов, вы не слышали приказа!? — немного повысил тон Мочилов, но тут же, смягчившись, пояснил: — Мне нужно видеть вас по очень важному и срочному делу.

Леха, у которого после слов Глеба Ефимовича сразу отлегло от сердца, облегченно вздохнул и опустился на стул, а Кулапудов сказал:

— Хорошо, Глеб Ефимович, мы все будем через пятнадцать минут.

— Жду, — кивнул Мочилов и вышел из столовой.

* * *

От столовой до учебного корпуса курсанты добрались без особых приключений, если, конечно, не считать многочисленных падений на скользком льду.

— И почему нам зимой коньки не выдают? — ворчал Пешкодралов, в очередной раз поднимаясь на ноги. — Как хорошо бы было.

— Ага, можно было бы в хоккей играть прямо во дворе школы, — поддержал его идею Антон Утконесов.

— Нет, ребята, лучше не надо, — неожиданно воспротивился Дирол.

— Почему? — удивился Леха.

— Потому что я на коньках кататься не умею, — смутившись, признался Санек.

— Так мы бы тебя быстро научили. Хочешь, в воскресенье сходим на стадион, возьмем напрокат коньки и я с тобой позанимаюсь? — предложил всегда готовый оказать помощь ближнему Федя.

— Лучше не надо, потому что у меня патологическая боязнь коньков. Не будем усугублять и без того серьезную болезнь, — сделал Санек трагическое лицо и при этом улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба. — Хорошо, что Садюкин не заставляет нас на коньках кататься, а то мне туго пришлось бы.

Дирол и не подозревал, что Фрол Петрович, который в это время вывернул из-за угла учебного корпуса, все слышал и мотал на ус.

— Вот теперь-то я знаю, как тебе, Зубоскалин, отомстить, — себе под нос пробормотал физрук и, злорадно усмехнувшись, заспешил прочь.

Мочилов уже ждал курсантов в учительской. Когда те заявились и выстроились перед преподавателем, Мочилов начал свою речь:

— Курсанты, сегодня ко мне обратился с просьбой начальник Зюзюкинского отделения милиции уже известный вам полковник Стеблов.

— С какой просьбой? — не преминул вставить вопрос любопытный Дирол.

— Курсант Зубоскалин, не перебивайте преподавателя, — строго глянул на него Мочилов, и Санек виновато потупился. А Глеб Ефимович продолжал: — Нужно расследовать одно очень странное преступление, а именно убийство некоего гражданина Мартышкина. После занятий вы немедленно отправитесь в отделение, дабы получить от полковника Стеблова более точные сведения об этом преступлении, а также указания о возможных поисках убийцы. Все поняли?

— А почему они сами не могут расследовать? — разумно поинтересовался Веня.

— Вот у полковника и спросите, — отрезал Мочилов и махнул рукой, отпуская курсантов.

* * *

Стекольщики пока не пришли. Время уже близилось к обеду, а отделение милиции продолжало вымерзать вместе со всем личным составом. В коридорах было пусто, потому что все сотрудники, запершись в своих кабинетах и включив обогреватели, пытались хоть как-то согреться. Некоторые, особо смышленые, избрали способ согревания получше. Например, у Чаелюбова, вопреки его фамилии, в чайнике был вовсе не чай, а водка, которую капитан периодически подливал себе в чашку. Дежурный Васюков то и дело нырял под стол, прикладываясь к бутылочке с самогоном, конфискованным этим утром у одного пьяницы, которого задержали милиционеры в соседнем квартале.

Стеблов про все это знал, но упрекнуть своих подчиненных не мог, так как понимал, что в обстановке медленного, но верного оледенения продуктивно работать ну никак нельзя. Правда, накачавшись спиртным, работать тоже нельзя, но зато в этом случае исчезала опасность смертельного переохлаждения. «Лучше пьяный милиционер, но живой, чем трезвый, но мертвый», — сделал мудрый вывод полковник, поднялся из-за стола, открыл железный сейф, разместившийся в углу кабинета, достал оттуда презентованную ему неким благодарным милиции за хорошую работу гражданином бутылку коньяка и вернулся на место.

Он не спеша открыл бутылку, налил немного себе в чашку и с наслаждением отхлебнул. Через секунду он почувствовал, как в животе начало разливаться вожделенное тепло. Залпом допив содержимое чашки, Василий Наумович довольно крякнул и налил еще, на этот раз вдвое увеличив порцию.

В общем, через полчаса бутылка опустела, а полковник Стеблов, согревшись, скинул шапку, перчатки, куртку, которые до сих пор снимать не рисковал из-за опасности замерзнуть прямо на рабочем месте, подпер щеку ладонью и тихонько затянул свою любимую «Наша служба и опасна, и трудна…».

* * *

Едва курсанты вошли в отделение милиции, как сразу почувствовали неладное. Здесь было так же холодно, как и на улице, а может, и еще холоднее. Дежурного при входе не оказалось, а потому ребята в нерешительности остановились, не зная, кому доложить о своем приходе.

— Странно, что никого не видно, рабочий день все-таки, — покрутив головой по сторонам, сказал Веня.

— Может, у них еще обед не кончился, — предположил Федя, и тут из-под стола дежурного послышалось какое-то мычание.

— Что это? — насторожился Леха. — Кажется, я слышал звук из-под стола. — И он уже хотел было посмотреть на мычащее существо, но близнецы его остановили.

— Я знаю, что это, — сказал Антон. — На отделение напали террористы, взяли всех в заложники, а дежурного связали и запихали под стол. Я в одном американском кино такое видел. К тому же, заметили разбитые окна? Наверняка это террористы сделали.

— Глупости, — отказался от этой версии Веня. — У нас не Америка, нашего милиционера так просто не возьмешь.

— Врагу не сдае-ется наш го-ордый «Варяг»… — завыла под столом «жертва террористов», как будто подтверждая слова Кулапудова.

— Ну, что я говорил, — победно глянул на сокурсников Кулапудов, сделал шаг, осторожно заглянул под стол и протянул: — О-о, да тут дело еще покруче нападения террористов обстоит. Эй, товарищ, — позвал он, — вы не подскажете, где тут кабинет полковника Стеблова? Он нас вызывал.

Пьяный Васюков, а это был именно он, на секунду оторвался от почти опорожненной бутылки с самогоном, поднял замутненные глаза на склонившегося над ним Веню и глубокомысленно изрек:

— Никого дома нет, все ушли на фронт… то есть на задание, — и, отхлебнув еще немного, вдруг быстро заговорил: — Первый, Первый, прием. Я Второй. Прием. У нас кончается топливо.

— Как ушли? — не обращая внимания на странные действия дежурного, не поверил Кулапудов. — Но нас же вызывали.

Однако Васюков подтвердить этот факт категорически отказался, допил остатки содержимого бутылки и, подложив руки под щеку, улегся спать прямо под столом.

— Что делать будем? — поняв, что от дежурного ничего не добиться, обратился к друзьям Веня.

— Надо самим искать кабинет Стеблова, — предложил Федя, и все с ним согласились.

Ребята шли по коридору, внимательно вглядываясь в таблички на дверях, и удивление их возрастало с каждой секундой. Из-за каждой двери доносились пьяные смешки или обрывки песен.

— Странно, сегодня вроде не День милиции, — проговорил Леха, — а они все нажрались.

— Может, они заранее 23 февраля начали отмечать, — предположил Ганга и, бросив взгляд на очередную дверь, радостно воскликнул: — Вот мы и пришли!

Все посмотрели на табличку, где значилось: «Начальник отделения полковник В. Н. Стеблов». Веня решительно шагнул вперед и громко постучал.

— Кто там? — раздалось из-за двери.

— Это курсанты из школы милиции, — доложил Веня и толкнул дверь, но она не поддалась.

— Какие курсанты? — продолжал допытываться Василий Наумович.

— Из школы милиции, — терпеливо объяснил Веня. — Нас в к вам направил Глеб Ефимович Мочилов.

В кабинете послышалась какая-то возня, затем шаги, и через секунду дверь открылась. Василий Наумович, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на Вене, спросил:

— А ты Мочилова откуда знаешь?

— Я же говорю, что мы из школы милиции, а Глеб Ефимович является руководителем нашей группы.

— Скажи пароль, — вдруг выпалил Стеблов и сурово глянул на Кулапудова.

— Я его не знаю, — растерялся Веня и посмотрел на ребят: — Какой ему пароль нужен?

Остальные тоже не знали, а Стеблов, пьяненько хихикая, сказал:

— А раз не знаете, то я вас не пущу.

— Стойте, стойте! — неожиданно закричал Антон. — У нас топливо кончается.

Стеблов на минуту задумался, почесал в затылке и сказал:

— Ладно, сойдет и такой пароль, заходите.

Ребята победно переглянулись и прошли в кабинет, где было немного теплее, чем в коридоре.

— Чего надо? — усаживаясь за стол, спросил полковник.

— Нам ничего не надо, — покачал головой Кулапудов. — Это вы хотели, чтобы мы распутали убийство какого-то Мартышкина.

— А, так вот в чем дело, — наконец понял Василий Наумович. — Так бы сразу и сказали. Вы не обращайте внимания на мой непотребный вид. Хулиганы окна поразбивали, поэтому пришлось отделению, чтобы холодной смертью не погибнуть, согреваться народными средствами, — объяснил он повальную пьянку всего отделения.

Курсанты усмехнулись, но тут же вновь сделали серьезные лица, а полковник продолжал:

— Короче, этого Мартышкина убили, но его сначала надо найти.

— Как найти? — одновременно спросили Веня и Леха.

— А так, убили, а труп его украли, и теперь надо искать и убийцу, и труп, — вяло объяснил Стеблов. — Короче, я сам толком ничего не понял… — Он замолчал, вперив остекленевший вдруг взгляд в Дирола.

Санек от такого пристального взгляда немного смутился, но глаз не опустил.

— Молодец, — похвалил его полковник. — Мой взгляд немногие выдерживают… Так о чем это я? — спохватился он.

— О том, что вы и сами толком ничего не поняли, — подсказал Веня.

— Я все всегда понимаю, — строго глянул на него Василий Наумович. — В общем, вот вам адрес, идите к жене Мартышкина, она вам все расскажет, а я спать хочу. Да, и вот еще что, — вспомнил он. — О ходе расследования докладывать мне ежедневно.

— Есть, — хором ответили курсанты.

Ребята вышли из кабинета Стеблова в полной растерянности.

— Интересно получается, — возмущался Дирол, — найди то, не знаю что. Сами ничего толком не понимают, а нас на задание посылают.

— Оттого и посылают нас. Вот мы и должны не посрамить честь простого российского милиционера и при минимуме первоначальных сведений раскрыть преступление, — поучительным тоном проговорил Веня. — Знать бы еще только, с чего начинать…

По назначенному адресу курсанты добрались довольно быстро. Дом, в котором проживала гражданка Мартышкина, находился всего в нескольких кварталах от отделения милиции.

Дверь им открыли почти сразу же после того, как Федя постучал. На пороге предстала молодая и довольно симпатичная женщина с короткими светлыми волосами и большими карими глазами. Увидев перед собой чернокожего парня, она очень удивилась:

— А мне сказали, что придут курсанты из школы милиции, а не из Университета дружбы народов.

— А я и есть из школы милиции. Зовут Федором Гангой, — ничуть не смутившись, объяснил Федя.

— Он у нас сам дитя дружбы народов, — хихикнул за его спиной Дирол.

— Это как? — не поняла Наталья Александровна.

— Мама русская, папа африканец. Они подружились, влюбились, и получился Федя, — широко улыбнувшись, пояснил Санек.

— А-а, ну тогда проходите, дети дружбы народов, — распахивая дверь, пригласила женщина.

— Итак, что у вас произошло? — начал задавать вопросы Веня, когда все оказались в квартире.

Наташа, всхлипывая, но стараясь сдерживать слезы, рассказала о своем горе.

— Так вы говорите, милиция приезжала? — решил уточнить Веня. — Но почему они не взялись за это дело?

— Не знаю, — пожала плечами молодая женщина. — Это вы у их начальника спросите.

Мартышкина намеренно не призналась в истинной причине недоверия милиционеров к ее мужу, она очень боялась, что и эти ребята, узнав о проделках Николая, ей не поверят.

Но курсанты ни на миг не засомневались в словах Натальи Александровны. Через несколько минут в квартире Мартышкиных уже кипела работа по поиску следов преступления и улик, которые мог оставить преступник.

Курсанты исследовали каждый угол, осмотрели диван и пол перед ним, несколько раз прослушали будильник, звон которого так сильно напугал Наташу.

— Действительно, очень странное преступление, — посетовал Веня. — Ни тела, ни следов преступления, вообще ничего, что могло бы указывать на совершенное здесь убийство. А когда вы домой с работы возвратились, дверь была открыта? — обратился он к Наталье Александровне.

— Нет, закрыта, — покачала головой та. — Я ее своим ключом открыла…

— А ничего подозрительного не заметили? — продолжал допытываться Кулапудов.

— Да нет, — немного подумав, ответила женщина.

— Думаешь, преступник в квартире прятался? — понял ход Вениных мыслей Федя.

— Почти уверен, — подтвердил Веня. — А долго вы в обмороке были?

— Минут пятнадцать, — посчитала Наташа. — Пока милиция не приехала.

— За это время преступник вполне мог вынести труп из квартиры, — сделал вывод Кулапудов.

— Как? Это же труп! А если его кто-нибудь увидел бы? — подал голос Пешкодралов. — Да и тяжело, наверное, одному мужика вытащить.

— Значит, их было двое, а может, и трое. Двое тащили, а третий следил, чтобы никто их не заметил. Наталья Александровна, — обратился Веня к Мартышкиной, — а вы когда домой возвращались, не заметили перед подъездом какую-нибудь незнакомую машину?

— Нет, никакой незнакомой машины не было, разве что старый «Москвич» нашего соседа Сергея Филипповича. Так у того драндулета воры давно все колеса поснимали, на нем и метра не проедешь.

— Да-а, — протянул Веня. — Идеальное преступление. Никто ничего не видел, никто ничего не знает, ни одной улики, а самое главное — даже трупа нет.

В это время Андрей, взяв швабру, начал возить ею под диваном, надеясь на то, что, может, хоть какая-то улика закатилась под него. Через минуту он извлек оттуда старые вонючие носки, судя по всему, мужские, запыленный тюбик губной помады фирмы «REVLON» и помятую черную кепку.

— Ой, что это? — поднимая кепку, спросила Наташа. — Это не наше.

— Как не ваше? — насторожился Андрей. — Вы хотите сказать, что кепка эта не принадлежит ни вам, ни вашему мужу?

— Вот именно, — подтвердила женщина. — Я ее первый раз вижу. Коля вообще никогда головные уборы не носил, даже зимой, так что я понятия не имею, откуда это, — она ткнула пальцем в кепку, — появилось у нас дома.

Веня взял из рук Андрея кепку и внимательно осмотрел ее.

— Пыли на ней почти нет, — через минуту констатировал он, — а это значит…

— Что лежит она здесь совсем немного времени, — закончил за него Федя. — И следовательно, ее мог обронить преступник.

— В такой мороз в кепке ходить. Бр-р, — поежился Леха. — У него, видно, крыша оттого и съехала, что все мозги отморозил.

— Как бы не так, — не согласился Веня. — Скорее всего, он ездит на машине, так что теплая шапка ему и не нужна. Вот, понюхай, чуешь, как бензином воняет?

Пешкодралов понюхал кепку и действительно почувствовал «неповторимый аромат» смеси бензина, машинного масла и еще чего-то, чему курсант не смог дать определения.

— У нас машины нет, — сообщила на всякий случай Наталья. — Коля и водить не умел.

— А как же мы найдем владельца этой кепки? — сразу ко всем обратился Дирол. — Знаете, сколько в городе владельцев машин и точно таких же кепок?

— Я знаю, как его найти, — подал голос Федя. — Надо привести Ирму.

Ирма, немецкая овчарка, была собственностью школы милиции и проживала на ее территории, то есть в общежитии, вместе со своим тренером и инструктором кинологом Шариковым. Собакой она была непростой. Будучи единственной служебной собакой в школе, она вполне уяснила себе собственную значимость, а потому и вела себя в соответствии со своим привилегированным положением. Чтобы заставить Ирму взять чей-то след, порой приходилось сильно потрудиться, применяя всевозможные уговоры, уловки в виде кусочков мяса или намазанного маслом хлеба. Но зато если уж Ирма соглашалась немного поработать, то делала это со всем пылом, на какой только способна собачья душа.

Федя с близнецами отправились за Ирмой, а остальные продолжили осмотр квартиры.

* * *

Кинолог Шариков как раз в это время вывел свою питомицу на прогулку. Ирма, поводя из стороны в сторону треугольным черным носом, важно шествовала впереди своего хозяина. Когда Федя и близнецы приблизились, собака незлобно зарычала.

— Тихо, Ирма, это свои, — погладил ее по спине кинолог.

— Здрасте, — поздоровались Федя и близнецы и вкратце объяснили, что им нужно.

— Конечно, Ирму я вам дам, — не стал вредничать Шариков. — Но хочу предупредить, что она с утра не в самом лучшем расположении духа. На всех ворчит, злится.

— Может, ее покормить? — предложил Антон.

— Только что кормил, — сообщил кинолог. — Гулять ее еле вывел, упиралась.

— Ладно, давайте нам поводок, а там разберемся, — успокоил преподавателя Федя, взял поводок и сел рядом с Ирмой на корточки, приговаривая: — Кутя, кутя, славная Ирмочка.

Ирмочка славной, по всей видимости, себя не считала или, может, не хотела принимать комплименты от курсанта сомнительного внешнего вида. Она демонстративно отвернулась и легла на снег.

— Ну вот, еще лучше, — огорчился Ганга. — И как ее теперь поднимать?

— Отойди, я знаю, как с ней обращаться, — отстранил его Антон, взял Ирму на руки и потащил.

Однако едва он сделал пару шагов, как Ирма вырвалась из его рук и бросилась на спину идущего впереди Феди. Ганга такого коварного нападения не ожидал, он вскрикнул и грохнулся на четвереньки, а Ирма, удобно разместившись на его спине и вцепившись когтями в куртку, застыла с блаженным выражением на черно-коричневой морде.

— Эй, собака, ты что это удумала? — возмутился Ганга. — Слезай немедленно.

Но Ирма и не думала подчиняться приказу, наоборот, она еще пошевелилась, поудобнее устраиваясь, положила голову Феде на плечо и лизнула его в ухо.

— Вот видите, — извиняющимся тоном сказал Шариков. — Я же говорил, что она сегодня очень странно себя ведет.

— И что же мне делать? — все еще стоя на четвереньках, спросил Федя.

— Ну… — задумался кинолог. — Я бы вам посоветовал нести Ирму на спине.

— Гав, — сказала Ирма, соглашаясь со своим тренером.

— Все время? — испугался Федя.

— Не волнуйтесь, скоро ей это развлечение надоест, — успокоил его Шариков.

Федя вздохнул, понимая, что ничего другого ему не остается, как последовать совету Шарикова, осторожно поднялся и в полусогнутом положении медленными шагами направился к воротам. Близнецы, покатываясь от смеха, двинулись следом.

Однако, несмотря на обещание Шарикова, что Ирме скоро наскучит подобное развлечение, этого не произошло. Мало того, Ирма стала воспринимать Федю как личного извозчика, потому что, когда он замедлял шаг, она явно начинала нервничать, пинать его задними лапами в спину и тихонько поскуливать, мол, давай, вези быстрее. Прохожие с интересом посматривали на странную троицу курсантов, один из которых, чернокожий парень, тащил на своей спине огромную немецкую овчарку. Феде было очень неприятно от этих взглядов, хотелось скинуть со спины собаку, но он подбадривал себя тем, что милиционер ради поимки преступников должен выдерживать любые испытания, какими бы смешными или нелепыми они ни были. Так они и дошли до квартиры Мартышкиной.

Перед дверью квартиры, поняв, что до места назначения уже добрались, Ирма наконец соизволила слезть со своего «извозчика» и гордо вошла в предусмотрительно открытую перед ней Антоном дверь.

— Ура! Ирма пришла! — обрадовался их появлению Дирол. — А мы так ничего больше и не нашли, — уже менее радостным тоном сообщил он.

Ирма тем временем важно прошествовала в гостиную, окинула презрительным взглядом всех присутствующих и улеглась на пол, вытянув вперед мощные лапы.

— Она сегодня не в духе, — заранее предупредил уже пострадавший от капризного настроения овчарки Федя. — Так что советую вести себя с ней поосторожнее.

— Хорошо, — понимающе кивнул Веня, взял кепку, подошел к Ирме и начал говорить: — Уважаемая Ирма, не соизволите ли вы помочь нам в одном маленьком, но очень важном для нас деле.

— Р-р, — ответила Ирма.

— Это она так согласилась? — спросил Федю Антон, наблюдая за действиями Вени.

— Скорее, сказала, что подумает, — тихо предположил Ганга.

— Нам нужно найти хозяина вот этой кепочки, — продолжал уговоры Кулапудов. — Может, вы понюхаете хоть чуть-чуть?

Ирма повернула голову, втянула носом воздух, чихнула и снова отвернулась.

— Не действует, — печально констатировал Антон.

— Может, ей колбаски дать? — несмело предложила Наталья, которая тоже с интересом наблюдала за действиями Вени.

— Нам кинолог сказал, что она недавно поела, — покачал головой Федя.

— Эх, не умеете вы с женщинами обращаться, — умудренным тоном заметил Дирол. — Дайте я попробую.

Он подошел к Ирме, сел перед ней на колени, сложил руки как для молитвы и на манер восточных сказителей затараторил:

— О, несравненная и распрекраснейшая Ирма… э-э… Шариковна. Твои глаза как ясные звезды, щеки твои словно бархатное покрывало теплой ночи, нос твой подобен черносливу, наливающемуся соком… Пожалуй, это я уже загнул, — себе под нос пробормотал он, но тут же продолжил: — Тело твое такое гибкое и сильное…

— Э-э, Дирол, по-моему, ты увлекся, — всерьез начиная опасаться за душевное здоровье сокурсника, остановил его Веня. — Смотри, даже Ирма удивилась.

Собака действительно подняла голову и уставилась на Зубоскалина. На морде ее явно отражалось недоумение, что привело Дирола в полное отчаяние.

— Ну, Ирмочка, пожалуйста, помоги нам, — не зная, что еще сказать, взмолился он. — Если мы не найдем владельца этой кепки, Стеблов нас в порошок сотрет, а Мочилов этот порошок по ветру развеет. Не дай погибнуть во цвете лет.

Как ни странно, искренняя мольба возымела так долго ожидаемый положительный эффект. Ирма хоть и с неохотой, но все же поднялась, понюхала кепку, повела носом из стороны в сторону и засеменила к входной двери.

— Ура, сработало! — разом закричали курсанты и побежали за овчаркой.

Ирма след взяла моментально. Что ни говори, а работу свою она знала превосходно. Собака спустилась по лестнице и выскочила из подъезда на улицу.

— Главное, ее не упустить, — приговаривал на бегу Веня.

— Надо было сразу ее за поводок хватать, — поучительно пробасил Пешкодралов.

— Не учи, без тебя знаю, — не совсем вежливо буркнул Кулапудов, замечая, как Ирма свернула за угол дома.

Курсантам пришлось ускорить бег. Через секунду они свернули за угол и тут же наткнулись на остановившуюся Ирму. Собака растерянно тыкалась носом в снег и скребла лапами.

— Смотрите, она что-то нашла, — проговорил Веня и принялся помогать Ирме откапывать находку.

Вскоре неизвестный предмет обнаружился. Это была бутылка из-под водки, причем на дне еще плескалось немного жидкости, а жестяная крышечка была плотно завернута на горлышке.

— Ага, значит, преступник пил водку и бросил бутылку в сугроб, — констатировал Кулапудов и, сунув бутылку под нос Ирме, приказал: — Искать, Ирма, искать.

Овчарка не заставила себя упрашивать, понюхала бутылку и понеслась дальше. Однако на этот раз Андрей Утконесов успел удержать поводок и первым понесся за собакой. А Федя между тем припрятал найденную бутылку в карман в качестве вещественного доказательства.

Ирма, опустив голову к земле, петляя и иногда останавливаясь, бежала долго. Курсанты, занятые погоней за Андреем и Ирмой, даже перестали обращать внимание на то, куда ведет их собака. Они и не заметили, как пересекли несколько улиц и оказались в частном секторе. Поняли они это только тогда, когда овчарка остановилась у калитки одноэтажного, чуть покосившегося деревянного дома и громко гавкнула.

В ответ ей раздался лай из-за калитки, и огромная кавказская овчарка кинулась на забор, едва не повалив его. Ирма неожиданно испугалась, заскулила и спряталась от врага за спину не менее напуганного Андрея.

— Значит, преступник живет здесь, — оглядывая дом, проговорил Веня и хотел уже было постучать в калитку, как входная дверь на крыльце дома открылась и из нее вышла полная женщина лет пятидесяти.

— Вам кого? — спросила она, но ее вопрос потонул в неистовом лае кавказской овчарки. Тогда женщине пришлось прикрикнуть на своего питомца: — Пупсик, заткнись!

— Ничего себе пупсик, — усмехнулся Пешкодралов. — Этот пупсик любого из нас проглотит и воды запить не попросит.

Однако Пупсик, по всей видимости, хозяйку уважал, а потому быстро замолчал и полез в свою конуру. Женщина тем временем приблизилась к калитке и повторила свой вопрос:

— Вам кого?

— Милиция, откройте, — сделав суровое лицо, потребовал Веня.

— Ой, господи, неужто снова за кренделем моим пришли? — испугалась женщина. — Чего он опять натворил?

— Вы на какого кренделя имеете в виду? — растерялись курсанты, переглядываясь между собой.

— Да мужа моего, Ваньку Недоделова.

— Вот-вот, именно его нам бы и хотелось увидеть, — тут же подтвердил Веня. — А это случайно не его кепка? — решил уточнить он, протягивая через забор найденную в квартире Мартышкиных кепку.

Женщина взяла протянутую ей вещь, покрутила в руках, зачем-то понюхала и, сощурив глаза, прошипела:

— Точно его, гада. А где нашли-то?

— У одной женщины…

— Ага, я так и знала, — злорадно воскликнула Недоделова. — Мало того, что бандит бандитом, пьяница, так еще и по бабам шляется. А ну-ка, проходите в дом, — воинственным тоном приказала она курсантам и открыла калитку.

Ребята один за другим просочились мимо конуры Пупсика к крыльцу. Однако Ирма входить во двор категорически отказалась. Она села возле калитки и, подняв голову, жалобно заскулила. Пришлось Феде снова взваливать Ирму на плечи и таким образом переносить к крыльцу.

— Собаку в дом не ведите, — сразу предупредила Недоделова.

— Но ее одну тут нельзя оставлять, — расстроились ребята.

— Она вашего Пупсика загрызет, — сделав страшные глаза, предостерег Федя.

Однако на хозяйку дома предостережение не возымело никакого действия, она уперла руки в бока и сказала:

— Хоть я и переживаю за Пупсика, но в дом вашу собаку все равно не пущу. Пускай лучше кто-нибудь здесь останется.

— Тогда, Федя, придется тебе с Ирмой тут побыть, — вынес решение Веня. — Видишь, она тебя уже почти полюбила.

Ирма действительно прижалась к ноге Ганги и жалобно взглянула в глаза курсанта. Федю этот взгляд так растрогал, что он молча согласился защищать собаку от страшного Пупсика.

В доме было тепло и пахло пирожками с капустой.

— Прямо как у нас в деревне, — блаженно принюхиваясь, пробормотал Пешкодралов.

— Так где ваш муж? — приступил к делу Веня, оглядывая небольшую прихожую, в которой было несколько дверей.

— В комнате, дрыхнет. Где же ему еще быть, пьянице проклятому, — махнула рукой хозяйка в направлении одной из дверей.

— Проводите нас, — строго приказал Веня, и женщина повиновалась.

Она провела курсантов в комнату, где на диване лежал тщедушный пьяный мужичонка в замасленных брючках и такой же замасленной рубашке.

— Вот он, гад, напился, меня побил и спать завалился, — с ненавистью глянула на супруга женщина.

— Хр-р, — как будто в ответ на упреки всхрапнул Недоделов.

В этот момент на крыльце раздался жуткий лай, и Недоделова, бросив курсантам: «Я посмотрю, что там», бросилась в прихожую.

Близнецы Утконесовы общими усилиями усадили Недоделова на диване, от чего тот немного пришел в себя и даже приоткрыл один глаз, а Веня начал допрос:

— Это вы Иван Недоделов?

— Я, — мотнул головой мужик.

— А вот эта кепка ваша?

— Моя, — снова согласился Недоделов, даже не взглянув на головной убор.

— Тогда скажите, вы знаете Николая Мартышкина? — продолжал допрос Кулапудов.

— Не знаю, — на этот раз отрицательно мотнул головой мужчина.

— Притворяется, что был не знаком с жертвой, — объяснил его ответ Андрей.

— Точно, — согласился с ним Веня и задал новый вопрос: — Тогда как вы нам объясните то, что ваша кепка оказалась в квартире убитого сегодня ночью Николая Мартышкина?

— М-м, — сказал Недоделов, закрывая глаза и начиная заваливаться на бок, но близнецы вновь вернули его в сидячее положение.

— Отвечайте, — потребовал Веня. Но Недоделов снова уснул, о чем возвестил тоненький храп.

В этот момент вернулась его жена.

— Там ваша собака с моей гавкаются, а так ничего страшного, — объяснила она.

— Надеюсь, Федю они не тронут? — забеспокоился Веня.

— Это черненького, что ли? Нет, Пупсик его боится, — успокоила хозяйка дома. — Он таких людей никогда не видел.

— К сожалению, от вашего мужа мы ничего не добились, так что придется поговорить с вами, — обратился к женщине Кулапудов.

— Что ж, говорите, я разговоры люблю. А может, чаю с пирожками? — неожиданно спохватилась она.

От такого предложения курсанты не смогли отказаться и вскоре уже сидели за кухонным столом, поглощая пышные, румяные пирожки с капустой.

— Ну, что произошло? — первой заговорила Недоделова, которую, как оказалось, звали Валентиной Петровной.

— Понимаете, сегодня ночью произошло убийство на соседней с вами улице. В квартире убитого Николая Мартышкина мы нашли кепку вашего мужа, привели собаку, а уж она, в свою очередь, притащила нас сюда, — начал говорить Веня, а остальные согласно закивали.

— Вот это да! — вытаращила глаза Валентина Петровна. — А как кепка этого ирода в доме убитого оказалась?

— Вот это мы бы и хотели узнать, — вздохнул Веня и взял еще один пирожок с огромного блюда. — Кстати, а кем ваш муж работает?

— Да слесарем, раньше, правда, шофером был, но как пить начал, его и выгнали с работы, — пожаловалась хозяйка.

— Так вот почему кепка бензином пахнет, — догадался Дирол. — Она, наверное, за то время, пока он шофером был, так запахом бензина пропиталась, что теперь уже никогда не выветрится.

Недоделова слушала, а в голове ее тем временем зрел коварный план устранения ненавистного супруга. Валентина Петровна очень устала от пьянства мужа, но еще больше устала от его побоев. Сколько раз соседки говорили ей, чтобы бросила она своего Ваньку. Недоделова соглашалась, кивала, но продолжала терпеть. Она боялась, что если сбежит, то муж ее найдет и тогда совсем убьет. А тут вдруг шанс избавиться от проклятого мучителя сам собой представился. В самом деле, почему бы не сказать милиции, что Ванька ее и убил этого Мартышкина, авось и посадят ненавистного муженька в тюрьму, а она хоть поживет спокойно на старости лет.

— А скажите, пожалуйста, ваш муж сегодня ночью дома был? — прожевав, спросил Кулапудов.

Услышав этот вопрос, Валентина Петровна поняла, что вот он, решающий момент. Сейчас должна определиться ее дальнейшая жизнь, а вот насколько она будет счастливой и спокойной, это уже зависит от нее самой. Размышляя над этим вопросом, коварная женщина ни на минуту не задумалась о судьбе собственного супруга. Единственным чувством, которое овладело Недоделовой, была жажда мести за свою, как она считала, погубленную молодость и красоту.

Валентина Петровна тяжко вздохнула, приложила ладонь к груди и грустно посмотрела на Веню. Того реакция женщины очень удивила, и он спросил:

— Вы что-то знаете?

Недоделова снова вздохнула и попыталась пустить слезу, но у нее ничего не получилось. Тогда женщина потупила взгляд и тихо сказала:

— Ой, милые, даже и не знаю, как сказать-то…

— А вы говорите как есть, — попытался морально поддержать ее Дирол.

— А есть так, что Ванька мой еще вчера вечером ушел куда-то, а вернулся только сегодня утром пьяный. Где он все это время шлялся, я не знаю. А теперь вот вы говорите, что его кепку в доме убитого нашли. Господи-и-и, — неожиданно завыла Валентина Петровна, — да что ж это за жизнь така-ая.

На этот раз Недоделовой наконец удалось заплакать, и она принялась старательно лить слезы, всхлипывать и сморкаться в кухонное полотенце.

Курсанты жутко растерялись, увидев слезы женщины. Им еще не приходилось допрашивать плачущих свидетелей. Первым пришел в себя Дирол. Он, вспомнив, как это обычно делают в кино, вскочил, налил в стакан воды и сунул его под нос Валентине Петровне со словами:

— Выпейте, вам легче станет.

Недоделова на минуту замолчала, взглянула на Дирола, потом на стакан, видимо, решила, что пить ей не хочется, и снова закатилась в плаче.

— Да как же тут легче станет, — рыдала она. — Он ведь пришел весь…

— Пришел весь — что? — тут же ухватился за последнюю фразу Кулапудов.

— Или весь в чем? — подхватил Дирол.

— В крови, — неожиданно выдала Недоделова.

— В чем?! — в один голос закричали курсанты.

Возглас Валентину Петровну так испугал, что она не то что плакать, даже всхлипывать перестала и уставилась на ребят.

— Простите, в чем, вы сказали, он пришел? — решил уточнить Веня.

— В крови, — честно глядя в глаза курсанта, соврала женщина.

В комнате на несколько секунд наступила полная тишина. Недоделовой это не очень понравилось, она даже подумала: не надо было говорить, что муж весь в крови пришел. Сказала бы, что кровь только кое-где на одежде виднелась. И тогда женщина решила исправить положение. Однако только она собралась заявить, что не все так страшно было, как вдруг Антон Утконесов громко выразил общую догадку:

— Ну вот, кажется, мы и нашли убийцу Мартышкина.

— Где же он? — не поняла Недоделова.

— А он, уважаемая Валентина Петровна, спит в соседней комнате, — пояснил Антон. — Ваш муж, судя по всему, этой ночью совершил убийство. И улики все против него.

— Он не мог этого сделать, — всхлипнула хитрая Валентина Петровна, которая решила играть роль несчастной жены убийцы, чтобы никто не догадался о ее коварном замысле.

Курсанты, естественно, на эту уловку купились, и им стало очень жаль хозяйку дома, но поделать они ничего не могли, ибо, как учил их капитан Мочилов, закон для настоящего милиционера должен быть превыше всего, и уж тем более превыше жалости. Веня вспомнил об этой заповеди первым, а потому немедленно заявил:

— Нужно начинать допрос подозреваемого.

— Ага, нужно, только он сейчас и двух слов связать не может, — охладил его пыл Антон. — Разве что его методом телепатии допрашивать.

— Чего? — вытаращила глаза Валентина Петровна. Она очень испугалась нового для нее слова и решила, что оно означает какую-то новомодную пытку, придуманную милиционерами для допроса особо упорных преступников. — Вы только его не очень мучайте, — попросила она.

— А с чего вы взяли, что мы его мучить будем? — в свою очередь удивился Дирол.

— Ну, вы же сами сказали, что будете его пытать, то есть допрашивать методом этой… летепатии, что ли, — пояснила Недоделова.

Близнецы Утконесовы так и прыснули, Веня только слегка улыбнулся, Леха, не стесняясь, захохотал во весь голос, а Санек, покрутив пальцем у виска, принялся объяснять:

— Телепатия — это не пытка, а чтение мыслей другого человека. Понятно?

— Понятно, чего уж тут не понять, — пожала плечами женщина. — Только вы в Ванькиной голове все равно ни одной мысли не прочитаете, потому что их у него просто нет. Мозги-то он свои давно про-пил, а без мозгов какие могут быть мысли…

— Так, хватит, — прервал эти ни к чему не ведущие рассуждения Кулапудов. — Вы, Валентина Петровна, согласны подтвердить свои показания в письменном виде?

— А это как? — подозрительно глянула на курсанта Недоделова.

— Ну, сейчас вы напишете на бумаге все, что нам рассказали, и поставите свою подпись, — пояснил Веня.

— Хорошо, — согласилась хозяйка. — Только я с ошибками пишу.

— Это неважно, — успокоил ее Кулапудов. — Главное, чтобы вы все подробно написали и поставили свою подпись.

На дачу показаний в письменном виде у Валентины Петровны ушло добрых полчаса. То ей не нравилось какое-нибудь слово, то Веня находил в ее предложениях недопустимые выражения.

— Валентина Петровна, ну зачем вы обзываете своего мужа иродом и супостатом? — в который уже раз наставлял Веня женщину. — Так в показаниях писать нельзя.

— А как же еще? — искренне недоумевала Валентина Петровна. — Ирод он и есть ирод. Мне даже по имени его назвать-то стыдно.

— И тем не менее лучше написать его имя и даже отчество. Хотя… отчество можно и не писать, — немного подумав, решил курсант.

Вскоре показания общими усилиями все-таки были закончены. Веня аккуратно сложил бумагу вдвое и убрал в карман, потом повернулся к своим сокурсникам и сказал:

— А теперь надо подумать, что нам с Недоделовым делать.

— А чего тут думать, — решил за всех Пешкодралов. — Заберем его с собой, отвезем в отделение, а они уж пусть его и допрашивают.

— Ты забыл, что в отделении ни одного трезвого не осталось, — разумно напомнил Веня. — Кому мы его сдавать-то будем? Пьяному дежурному, который, наверное, под своим столом до сих пор «топлива» ждет?

— Но ты же не предлагаешь его здесь оставлять? — с подозрением посмотрел на него Санек. — А вдруг сбежит?

— Не сбежит, — успокоил его Кулапудов. — Валентина Петровна ему сбежать не даст. Так ведь? — повернулся он к хозяйке дома.

— Истинный крест, не дам, — перекрестилась Недоделова. — Хоть и тяжко мне, что муж убивцем стал, но раз уж такое дело, то придется послужить Родине и отдать бандита властям.

— Во дает бабулька, — шепнул на ухо Антону Андрей. — Говорит даже лучше, чем Мочила. А сколько патриотизма!

— Значит, на том и порешим, — подвел итог Кулапудов. — Вы, Валентина Петровна, своего мужа ни на миг из поля зрения не выпускайте. Понятно?

— Понятно, — неистово закивала Недоделова. — Уж я ему покажу…

— А вот показывать ничего не надо, — остановил ее Веня. — Он не должен знать, что подозревается в убийстве, иначе он может и не посмотреть, что вы его жена.

— Ой, и правда, — согласилась Недоделова. — Еще чего доброго и меня порешит.

— Вот именно, так что ведите себя как обычно, а утром за ним приедет наряд милиции. И не отходить от него ни на шаг. — Сказав это, Веня повернулся и направился к выходу.

— Стойте! — крикнула ему вдогонку Валентина Петровна. — А если он в уборную пойдет?

— Я же сказал, не отпускать ни на шаг, — отрезал Веня и вышел из дома.

Остальные ребята, попрощавшись с хозяйкой, тоже вышли. То, что ребята увидели во дворе дома Недоделовых, повергло их в крайнее изумление. Нет, ничего страшного лицезреть курсантам не пришлось, наоборот, представшая их взору картина заставляла умиляться чуть ли не до слез. Возле будки Пупсика на корточках сидел Федя, поглаживая живот хозяину собачьего жилища, распластавшемуся у ног курсанта. Ирма же, положив лапы на плечи Ганги, сладострастно вылизывала его левое ухо, не прикрытое шапкой. Видимо, занималась она этим давно, потому что Федино ухо сверху уже покрылось тоненькой корочкой льда, образовавшейся из собачьей слюны.

— Вот это любовь! — хихикнул Дирол и крикнул Ганге: — Федя, вам теперь хоть шведскую семью образовывай.

— Спасибо, но я пока семью заводить не собираюсь, — откликнулся Федя. — Мама говорит, сначала выучиться надо, а потом и о женитьбе думать.

— Правильно твоя мама говорит, — согласился Веня. — Но скажи нам, Федя, чем вызвана такая метаморфоза в поведении этих зверей?

Федя наконец выпрямился и, потупившись, признался:

— Я их вещественным доказательством напоил.

— Каким еще доказательством? — не сразу поняли курсанты.

— Ну, водкой, которую Ирма в сугробе нашла, — пояснил Ганга. — Они тут гавкались, гавкались, а потом Ирма у меня вырвалась и как кинется на Пупсика. Я ее стал оттаскивать, но какое там, бесполезно. Они бы точно друг друга загрызли, если бы у меня из кармана эта бутылка не вывалилась. Ну вот я и подумал, что если плесну на них, то, может, они хоть на секунду успокоятся, а я в это время Ирму и оттащу подальше. Только эффект оказался совершенно неожиданным. Я же плеснул им прямо на морды, они и хлебнули, теперь у них, кажется, любовь друг к другу открылась.

— Ага, друг к другу, а заодно и к тебе, — хмыкнул Пешкодралов. — Только как мы теперь пьяную Ирму Шарикову сдавать будем?

— Скажем, что она сама нечаянно хлебнула, — отмахнулся Веня.

— А почему Ирму сдавать надо? Разве мы больше не будем улики искать? — удивился Федя.

— Нет, нам теперь улики ни к чему, потому что мы уже убийцу нашли, — обрадовал друга Дирол. — Представь себе, им оказался пьяница и дебошир Недоделов, — объявил он и передал Феде весь разговор с Валентиной Петровной.

— Вот это новость, — поразился Федя. — Все так просто разрешилось.

После этого курсанты, поразмыслив, решили не ходить пока в отделение, так как там все равно до завтрашнего утра невозможно найти ни одного трезвого сотрудника, а пойти сначала к Наталье Мартышкиной, рассказать, что убийцу ее мужа нашли, а потом предстать перед Мочиловым и объявить об успешном раскрытии дела.

Однако едва ребята направились к калитке, как тут же обнаружилась новая проблема. Хлебнув пьянящего напитка и под его воздействием влюбившись в своего недавнего заклятого врага, Ирма теперь категорически отказывалась расставаться с Пупсиком, и все попытки курсантов оттащить собак друг от друга заканчивались оглушительным воем и лаем обоих животных.

— Ну что теперь с ними делать? — развел руками Федя.

— Может, попробовать пообещать Ирме, что мы ее еще раз сюда приведем? — предложил Дирол.

— Не думаю, что она на это согласится, — покачал головой Веня. — К тому же она сейчас пьяная, а пьяные женщины такие непредсказуемые.

— Кто это тут еще пьяный?! — застегиваясь на ходу, выскочила на крыльцо Валентина Петровна, которой показалось очень странным, что курсанты так долго не уходят. — Мало мне муженька, что ли?

— Да вот собачки нечаянно водки хлебнули из бутылки, которая является вещественным доказательством, и влюбились. Теперь мы нашу Ирму увести не можем.

— Знаете, а вы не хотите из вашего Пупсика служебного пса сделать? Наш кинолог Шариков его быстро всему обучит, — неожиданно высказался Федя.

— Еще чего, — возмутилась Недоделова. — Я своего Пупсика на службу не отдам и тем более не позволю водиться со служебными собаками. Ваша Ирма моему Пупсику не пара, и все тут.

Услышав это, Ирма неожиданно подняла голову, тоскливо взглянула на Недоделову, потом повернулась к Пупсику, лизнула его в нос и засеменила прочь со двора.

Курсанты кинулись за ней, боясь, что Ирма от расстройства чувств может чего доброго и сбежать. Однако овчарка и не думала убегать. Понуро шла по улице, и вид у нее был такой несчастный, что всех ребят пронзило острое чувство жалости.

— Ирма, не расстраивайся, — успокаивал собаку Федя. — Подумаешь, ты этому Пупсику не пара! Да кто он такой, этот Пупсик? Так, домашний прихвостень, дворовая собачка. А ты у нас настоящая героиня, любой пес за один твой взгляд последнюю кость отдаст. Ты же не только Шарикову служишь, ты всей стране пользу приносишь, а не то что этот доморощенный увалень.

Ирму, по всей видимости, такая длинная тирада очень впечатлила. Она остановилась, посмотрела на Федю, немного подумала, потом сказала: «Гав» и лизнула Ганге ладонь.

— Ну вот и замечательно, — обрадовался Федя и погладил Ирму по голове.