Формула добра. Приключения необычной собаки

Михаил Самарский, 2020

Если ты собака-поводырь, то привередничать на работе тебе не к лицу. Вот и лабрадор Трисон поступил на службу к весьма необычной подопечной. Со слепой старушкой не побегаешь, не поиграешь, но он отлично справлялся со своей задачей, несмотря ни на что. Правда, скоро все изменилось, судьба преподнесла сюрприз. И верный помощник попал к совсем другим хозяевам. Поводырь стал… охранником! Казалось, быть на страже в детском садике – легче легкого, пока там не произошло страшное событие. Однако Трисон не простой пес, поэтому даже в критической ситуации смог показать себя с лучшей стороны!

Глава 5

Справедливости ради скажу: и в писательском доме тоже однажды у меня случилась «катастрофа». Да-да, так всегда. Лежишь, балдеешь и никогда не знаешь, что с тобой случится через пять-десять минут. Не зря говорят: затишье бывает перед бурей.

А беда подкралась незаметно. Теперь, если меня отправят из поводырей на пенсию, попрошусь спасателем в МЧС. Ну, может, инструктором — буду юных щенков консультировать и натаскивать. Вы даже представить не можете, что со мной приключилось в тот день. И смех и грех.

Лежу себе, размышляю. Вдруг слышу, наша Кисуля кричит. Да-да, именно кричит, потому как мяукает она совершенно иначе. Люди, конечно, могут и не отличить мяуканье от кошачьего крика, но я в этом разбираюсь хорошо. Если вы, например, слышите вой собаки, это может быть и криком. Главное — внимательно прислушаться. Так вот. Чую, случилось что-то невероятное.

— Помогите, — вопила Кисуля, — помогите, люди! Снимите меня! Мя-яу-у-у! Мя-яу-у-у!

Ничего себе! Я резко приподнялся, выглянул в окно — смотрю, эта дурочка залезла на самую верхушку дерева, вцепилась в тонюсенькую ветку и качается. Я чуть в обморок не упал — если она оттуда навернётся, костей не соберёт. Хоть и говорят, что кошки умеют планировать, но какой из нашей Кисули дельтаплан? Ой-ой-ой! Нужно спасать её.

«Как тебя туда занесло? Чего ты там забыла?» — мысленно вскрикнул я.

А женщины и ухом не повели. Просто не услышали. Что же делать? Я поднялся на задние лапы, оперся на подоконник и гавкнул во всё горло. Вика от испуга едва со стула не свалилась.

— Трисон! — воскликнула Анна Игоревна. — Ты чего? На улицу хочешь?

— Ав-ав! — ответил, немного понизив голос, а сам пялюсь в окно.

— Успокойся, дружок, — ласково сказала Аннушка, — сейчас мы закончим с Викусей разговор и пойдём погуляем, потерпи немножко.

«Да какие уж тут гулянья, миленькая Анна Игоревна, прислушайся, как твоя Кисуля верещит на дереве. Вставайте, вставайте! Гав-гав! Срочно идёмте во двор!»

Видя, что женщины никак не реагируют, я взвыл волком:

— У-у-у-у-у-у-у!

— Господи боже мой, — ахнула Анна Игоревна.

— Он что-то на улице увидел, — тревожно произнесла Вика и подошла к окну.

«Открывай, открывай, скорее, — мысленно умолял я её, — сейчас вы поймёте, чего я тут растявкался!»

И что вы думаете? Нет, я ничего не имею против кошек. Не надо меня обзывать котоненавистником. Но, честное слово, иногда они бывают такими дурами! Извините, но эта… эта… Кис-с-с-суля неожиданно умолкла. Скажите, есть ли мозги у кошек? Вика открыла окно, я как дурак лезу на подоконник, а наша верхолазка словно в рот воды набрала — молчит, и всё тут!

Да что же это такое творится! Кисулечка, родненькая, да мяукни же ты, наконец, пока окно открыто! Почему ты в самый ответственный момент замолчала? Вот глупое животное!

Мольбы мои Кисуля, разумеется, не услышала. А может, просто онемела от страха. Вика посмотрела в окошко и снова наглухо затворила его. И тут наша акробатка снова завопила. Наверное, это и есть закон подлости, о котором так часто говорят люди. Мне ничего не оставалось, как начать скулить и метаться между дверью и окном. В конце концов женщины поняли, что всё это неспроста.

— Пойдём, выйдем на улицу, — предложила Аннушка и добавила: — Вик, позови Костю.

Выскочив во двор, я метнулся к дереву и принялся громко лаять.

— Ё-моё! — вскрикнул Константин Александрович, подняв голову вверх и увидев на макушке дерева Кисулю. — Вот это фокус!

— Что такое? — испуганно спросила Аннушка. — Что случилось?

— Спокойно, Аня, спокойно, — дрожащим голосом произнесла Вика, — кошка забралась на дерево, на самую верхушку, а слезть не может.

— Наша Кисуля?

— А то чья же? — сплюнул Константин Александрович. — И чего её туда занесло…

— Вон оно что, — выдохнула Анна Игоревна. — Опасно? Достать-то её можно?

— Попробуем, — ответил он и скомандовал: — Так, дамы, стойте здесь, сейчас я лестницу принесу. А ты Трисон, помолчи, не гавкай, не пугай её, а то свалится.

«Да теперь-то мне зачем гавкать? — фыркнул я. — Вы и сами всё видите. Тут теперь не до этого».

Константин Александрович вернулся с лестницей, приставил её к стволу и попытался на неё взобраться, да не тут-то было. Ствол дерева оказался слишком тонок.

— М-да, — он почесал затылок, — как же быть? Так-так-так…

И снова куда-то убежал. Через минуту приволок простынь и предложил женщинам соорудить из неё что-то наподобие ручного батута.

— Стойте здесь, никуда не отходите, — командовал он, — я попробую сейчас стряхнуть её.

— Ой, — вскрикнула Аннушка, — я боюсь!

— Не бойся, дорогая, — махнул рукой Константин Александрович, словно Аннушка могла видеть его жест. — Стойте на месте и не двигайтесь. Держите покрепче простынь.

Он принялся потихоньку трясти дерево, Вика вцепилась в уголки простыни и зажмурила глаза. Кисуля впилась когтями в ветку и завизжала, словно ей хвост отрывают.

— Боже мой, — прошептала Анна Игоревна. — Ну что там, Викусь?

Та открыла глаза и, взглянув на «циркачку», так же шёпотом ответила:

— Пока ничего, она боится.

Следующие десять минут не принесли никакого результата. Константин Александрович вспотел, но Кисулю так и не стряхнул — крепкая «груша» нам досталась. Я стоял в стороне и молча наблюдал за происходящим.

«Интересно, зачем она туда полезла? — думал я. — Наверняка за какой-то птичкой. Видел, как Кисуля не раз изображала из себя охотницу. Крадётся по газону к воробьям, спрячется в траве, ушки прижмёт, дескать, взгляните на меня, я не кошка, а рысь пятнистая. Умора просто! Но птицы всё время оставляли её в дураках. Решила, наверное, на дереве их достать. Вот дурочка! Видимо, увлеклась, воробьи улетели, а доморощенная рысь осталась на макушке. А теперь орёт во всю ивановскую».

Тут подоспела ещё одна помощница. Маша. Увидев на макушке Кисулю, она сразу расплакалась.

— Это ещё что такое? — нахмурился Константин Александрович. — Чего ты плачешь?

— Папа, а кто её туда затащил? — спросила Маша, вытирая кулаком глаза.

— Ветром занесло, — рассмеялся он.

— Торнадо? — вытаращила мокрые глаза девочка.

— Ага, тайфун, — закивал Константин Александрович. — Вместе с цунами.

— Папа, я серьёзно спрашиваю! — топнула ножкой Маша. — А тебе всё шуточки.

— Мария, — папа подошёл к дочери и взял её за руку, — я предлагаю тебе покинуть смотровую площадку. Иди в дом.

— Почему я должна идти в дом, когда здесь вся семья собралась? — возмущённо воскликнула девочка.

— Хорошо, — согласился Константин Александрович, — тогда не реви. Договорились?

— Да я не реву, папочка! Как ты не понимаешь, слёзы ведь иногда сами появляются.

— Так, всё, стой молча. Я, кажется, придумал…

— Молчу-молчу, — закивала Маша. — А вы спасёте Кисулю?

— Спасём! — нарочито бодро ответил Константин Александрович и нахмурил брови. — Только умоляю тебя, Мария, постой молча.

— Рыба! — воскликнула та, явно пародируя маму. Я слышал несколько раз такой возглас из уст Анны Игоревны.

Повисла какая-то нехорошая пауза. Предчувствие меня не подвело.

— Ну что, Трисон? — неожиданно обратился ко мне Константин Александрович. — Наверное, придётся тебе лезть на это дерево…

Вот это что-то новенькое! Извините, товарищи, но я собака-поводырь. В цирке не работал, по лестницам вовек не лазал, на спасателя меня не учили. Что вы от меня хотите?

— Справишься? — спросил Константин Александрович.

Даже не знаю, что ответить. А если я сам оттуда свалюсь? Что будете делать? Нет-нет, я не отказываюсь. Просто размышляю. За свою подопечную я и жизнь готов отдать. Буду защищать её до последнего вздоха. Но как-то не хочется погибнуть из-за какой-то глупой кошки. Может, пожалеете меня?

— Давай, дорогой. — Константин Александрович подвёл меня к лестнице. — Аккуратненько взбирайся, попробуй снять эту идиотку.

Что делать? Так уж я приучен — команды человека выполнять. Тут не поспоришь. Да и не могу я прослыть трусом. Это ж какой позор! Скажут: вот тебе и отважный лабрадор — на лестницу испугался залезть. Нет, надо так надо. Прощайте, если что! Жутко, но породу свою не подведу, не опорочу! Вздохнул я тяжело и полез на эту треклятую лестницу. Не стану кривить душой. Страшно было до ужаса. Лезу, дерево качается, Кисуля орёт. Скажу вам по секрету: у самого лапы дрожат, сердце куда-то в хвост ухнуло, язык вывалился, в горле пересохло.

Всё, думаю, вот и пришёл мой конец, отправили меня на верную гибель.

Преодолев несколько ступенек, я мельком взглянул вниз — дыхание перехватило. В школе я никогда на такую высоту не забирался. Кому там могло взбрести в голову, что я, работая поводырём у слепого человека, буду лазать по лестницам.

Ну, думаю, Кисуля, если всё обойдётся, задам я тебе трёпку, когда хозяев не будет дома. Я тебе устрою и цирк, и дельтаплан — будешь у меня летать по дому как угорелая…

Я даже не заметил, как добрался до середины лестницы. Ещё две-три ступеньки, и можно будет ухватить дурёху за загривок. Но тут самому бы не свалиться. Внизу под нами — растянутая простынь, но она кажется такой далёкой и крошечной, что попасть в неё просто невозможно.

— Давай-давай, Трисончик, — подбодрил меня Константин Александрович, — давай, дорогой, ещё чуть-чуть.

«Да даю-даю, — мысленно рявкнул я, а из пасти вырвалось только жалобное поскуливание, — нашли спасателя…»

Поравнявшись с мордой Кисули, я тихо произнёс:

— У тебя мозги есть? Ты зачем сюда забралась?

— Мяу-мяу, — запищала Кисуля, вся дрожа.

Потянулся к ней, чтобы ухватить за шкирку. И вдруг эта неблагодарное создание природы начало на меня шипеть:

— Ш-ш-ш-ш! Не трогай меня!

— А как я тогда отсюда тебя сниму? — возмутился я. — Ты в своём уме?

— Ш-ш-ш-ш! — повторила Кисуля.

А снизу мне крикнули:

— Хватай её, Трисон, хватай!

— Попробуй только прикоснись ко мне, — пригрозила Кисуля, — я тебе всю морду поцарапаю.

Ну что ты будешь с ней делать. Я чуть не плакал. И кто тебя послал на мою собачью голову…

Меня это стало злить.

— Знаешь что, дорогуша, — прорычал я. — Если ты сейчас не отцепишься от ветки, я её отломаю, и мы вместе рухнем вниз. Будь что будет.

— Трисончик, мяф-мяф, — взмолилась Кисуля, — я боюсь! Я боюсь!

— А ты думаешь, я не боюсь? Но что-то ведь нужно делать. Ты жить собралась на этом дереве? Ну-ка отцепись от ветки, прыгай на меня и крепко держись.

— Не могу! Мя-а-а-а-ав! Не могу, мне страшно!

В этот момент лестница дёрнулась и крутанулась вокруг хлипкого ствола. Я рефлекторно вцепился зубами в ветку, на которой сидела Кисуля. Ветка громко треснула, и я почувствовал себя космонавтом в невесомости — мы летели вниз. Неожиданно всё моё тело пронзила страшная боль. Сначала подумал, что мне оторвало лапу — так было больно. У меня в глазах всё потемнело. Пришёл я в себя только в доме. Оказывается, перед самым приземлением на рукотворный батут я угодил лапой в рогатину.

Приехавший ветеринар наложил мне какие-то деревяшки, туго обмотал бинтом, сделал болючий-преболючий укол и приказал, чтобы я не двигался. Юморист. Какие тут движения? Уснул мгновенно.

Проснулся от чего-то тёплого. Открываю глаза — не поверите: сидит это чудо рядом со мной и умывает мне лицо. Мурлычет на весь дом, словно у неё праздник какой. Ничего не стал говорить, закрыл глаза и продолжил дремать. Сквозь сон только расслышал:

— Мур-р-р-р-р, пр-р-рости, др-р-р-руг! Спасибо тебе, Тр-р-р-рисончик.

— Ух, подлиза, — проворчал я и снова уснул.