Лабрадор Трисон покоряет Голливуд

Михаил Самарский, 2021

Наверное, хотя бы раз в жизни за просмотром какого-нибудь потрясающего кино вы задумывались: а как же вообще снимают фильмы? Как подбирают актеров на роли? Кто пишет сценарий? И правда ли, что порой, чтобы снять сцену, которая длится несколько минут, уходит несколько часов, а то и дней? Лабрадору Трисону тоже все это очень интересно, и поэтому он отправляется в Голливуд! Пакуй чемоданы и улетай вместе с ним на другой континент – в далекую Америку.

Глава 2

Как только я уснул, над моей головой неожиданно прозвучал голос Елисеева.

— Трисоныч, подъём!

Я с трудом приоткрыл один глаз, приподнял голову и в недоумении уставился на него, не сразу сообразив, чего ему надо от меня в такую рань.

— Ну что ты смотришь на меня, будто первый раз увидел, — усмехнулся он. Его волосы, как обычно после сна, торчали в разные стороны. — Или ты забыл, что нас ждут великие дела?

Раз заговорил о великих делах — считай, уже поспал. Труба зовёт. А это означает одно — пора на службу.

В отличие от меня, собачонок при виде Макса подорвался с места, будто и не спал вовсе, и, прошмыгнув мимо него, пулей полетел на кухню, откуда тянуло яичницей с колбасой. Вот она, молодость. Спал ровно столько, сколько и я, а помчался как заядлый спринтер.

— Самый голодный уже побежал завтракать, — усмехнулся Елисеев, глядя ему вслед, затем снова посмотрел на меня. Я сел на задние лапы и широко зевнул. Эх, с каким удовольствием я бы поспал ещё часок-другой. — На всё про всё у нас с тобой полчаса, так что давай, выбирайся из берлоги, увалень, — сказал он и вышел из комнаты.

Тоже мне, нашёл увальня. Это ты спал, а я полночи работал массовиком-затейником. С тех пор как в нашем доме поселилось шоколадное чудо, я уже свыкся с этой ролью. Ну а что, говорят же: в жизни нужно всё попробовать. Поводырём был, почтальоном работал, спасателем, полицейским и по сей день служу, а теперь вот ещё по ночам подрабатываю культоргом, так сказать.

В начале нашего совместного проживания, когда Марсель был ещё совсем маленьким, мне приходилось изображать из себя циркового артиста. Он обожал, когда я показывал ему трюки, под видом которых учил его ходить на задних лапах, приносить игрушку, командам «лежать», «сидеть», «ко мне», «лапу» и другим. Иными словами, дал щенку начальное образование.

А теперь я переквалифицировался в рассказчика. В последнее время Марсианин полюбил слушать перед сном, когда люди уходили на ночлег в свою опочивальню, истории о моих приключениях. Если честно, для меня это не было затруднительным, я и сам с удовольствием вспоминал яркие и незабываемые моменты из жизни, а Марсель был готов слушать их бесконечно. Больше всего ему нравились истории о приключениях на Чукотке, в Израиле, в Альпах; о моей поводырской работе и о службе в полиции; о необычных животных, с которыми мне довелось познакомиться во время путешествий: о белой медведице и её медвежонке, о песце Снежке и еноте Ерошке, о дельфине Игоре Николаеве и его многочисленной семье; о разных породах собак и котов. Один только пёс-почтальон Фрэнки да мейн-кун по имени Лёлик чего стоят. Помните, этот тот кот, который работал администратором в израильском ресторане^[10]. Марсель слушал меня в буквальном смысле слова с открытой пастью, то и дело восклицая: «Да ладно!», «Вау, круто!», «Вот бы мне там побывать!».

Так было и этой ночью. Я рассказывал до тех пор, пока чудо не засопело, свернувшись в клубок у меня под боком. Хоть я и числился в семье старшим братом Марселя, но в душе я чувствовал себя его отцом.

На кухне ароматно пахло поджаренным хлебом и свежесваренным кофе. Заботливая Александра накрывала стол для мужа, а Марсель с аппетитом уплетал куриный паштет.

— Трисончик, иди кушай, дорогой, — увидев меня, сказала Александра. Она выложила из банки паштет в мою миску. — Твой напарник сказал, что вам сегодня предстоит непростой день.

Хм, а разве у нас когда-нибудь были простые дни? С тех пор как я начал служить в полиции, я с тоской вспоминаю то время, когда работал поводырём. Конечно, и там хватало трудностей. Среди моих подопечных встречались разные люди: кто-то во мне души не чаял, как, например, мой первый подопечный Иван Савельевич или Сашка, это тот парень, которому впоследствии вернули зрение^[11], кто-то забывал меня покормить. Честно сказать, я и тогда, и сейчас не держу зла на Полину Фотеевну^[12]. Разве можно обижаться на старушку? Тем более только она называла меня сынком. И, несмотря на все трудности, работать поводырём было гораздо легче, чем ловить преступников.

— Трисон, а можно мне пойти с вами на службу? — Вопрос Марселя вывел меня из задумчивости.

— А что ты там будешь делать? — поинтересовался я.

Его грустные глаза с надеждой смотрели на меня.

— То же, что и ты, — хмыкнул он, облизав морду после трапезы, и добавил: — Хулиганов ловить.

Тоже мне, охотник за головами нашёлся. Сам от горшка два вершка, а уже рвётся в бой. Видимо, хорошая смена у меня подрастёт.

— Ну, для этого ты ещё слишком мал, плюс ко всему у тебя нет образования, чтобы служить в полиции, — объяснил я.

— Неправда, я уже большой, — возразил Марсель. — Я уже почти с тебя ростом. — Он встал рядом, посмотрел на меня, задрав голову, и спросил: — А что, разве нельзя служить без образования?

— Может, у людей такое возможно, но только не у собак, — ответил я. — Чтобы помогать человеку, мы должны быть хорошо обучены и знать много различных команд.

— Так я уже их все знаю, ты же сам меня научил, — важно заявил он и стал перечислять команды, сопровождая каждую соответствующими действиями, чем вызвал интерес домочадцев. Они с улыбками наблюдали, как собачонок сначала улёгся на полу, затем сел, потом вскочил на задние лапы, следом подал голос, снова сел и протянул мне лапу.

— Марсик, это что за пантомиму ты сейчас изображал? — спросила Александра.

— Сань, не приставай к ним. Это он показывал, чему Трисон его научил, — догадался Макс.

Мы с напарником так много времени провели вместе, что понимали друг друга без слов, а иногда будто и вовсе читали мысли.

— К сожалению, Марсель, того, что ты сейчас продемонстрировал, очень мало, — сказал я. — Прежде всего ты должен научиться правильно использовать свой нюх и разбираться в запахах.

— Так это проще простого! — воскликнул он и от радости снова вскочил на задние лапы. — Я даже за закрытыми дверями могу определить, что хозяйка готовит на кухне.

— Отлично, но и этого мало.

— Ну а что ещё я должен знать? — не унимался собачонок.

— Вот пойдёшь учиться, там и узнаешь, — уклончиво ответил я.

— А когда я пойду учиться? — опять спросил Марсель.

Честное слово, устал я отвечать на его вопросы. Оказывается, возраст почемучек есть не только у человеческих детей, но и у четвероногих.

— Когда Макс решит, тогда и пойдёшь.

— Быстрей бы уже это время настало, — грустно вздохнул Марсель. — До чего же утомительно целый день на коврике валяться.

Закончив завтракать, я подошёл к Шуре и с благодарностью лизнул её руку. Домочадцы рассмеялись, когда Марсель точь-в-точь повторил за мной.

— Ты не собака, а мартышка, — усмехнулся Елисеев, глядя на него.

— Максим, ну какая он мартышка? — возразила Шура. — Он учится у Трисона не только командам, но и хорошим манерам.

Марсель подошёл к Максу, встал на задние лапы, а передние поставил на его колено.

— Марсель, ну ты и подлиза, — усмехнулся Елисеев, погладив щенка по голове, тот вытянул шею, точно гусь, и заглянул в тарелку. — Ах вон что тебя интересует, — звучно рассмеялся он, заметив, как собачонок косит голубым глазом на недоеденную яичницу. — Француз, с тобой точно не соскучишься. Ну ладно, так уж и быть, угощу тебя. — Он отрезал кусочек и, положив его на ладонь, протянул попрошайке. Марсель смахнул его с руки одним движением языка.

Четвероногие все одинаковые. Заглянуть на стол или в хозяйскую тарелку — дело святое. Даже если питомец сытый, такой возможности он никогда не упустит. Интересно же узнать, чем люди питаются.

— Трисон, иди ко мне, — позвал Максим. — Тут твоя порция осталась.

Хоть я и поел, но от яишенки грех отказываться. Я проглотил аппетитный кусочек, как вишенку с торта, даже толком не почувствовав вкуса.

После завтрака Шура ушла собираться на прогулку с Марселем, напарник — на службу, а я прилёг на коврике в прихожей. Пока Елисеев будет одеваться, искать ключи по карманам, я смогу десять раз выспаться. Ага, раскатал губу. Как назло, Марсель притащил резиновую утку из гостиной и, развалившись у меня под боком, начал её с остервенением грызть. Видимо, он представлял себя молодым львом, расправляющимся с добычей.

— Марсель, вот скажи, ты это нарочно делаешь? — Я оторвал голову от коврика и посмотрел на него.

— Что? — Тот в недоумении уставился на меня.

— Обязательно грызть её у меня под ухом? Ты не мог заняться этим в гостиной? — Я нахмурился.

— Тебя же там нет, а одному неинтересно. — Он, как всегда, выдвинул железное обоснование своего поступка.

Ну что тут скажешь? Я промолчал, снова уронил голову на коврик и закрыл глаза в надежде вздремнуть. Но разве тут уснёшь, когда под ухом жуют и при этом ещё порыкивают.

Из квартиры мы вышли все вместе. Марсель сломя голову летел вниз по лестнице, Елисеев едва поспевал за ним. Щенку не терпелось побегать за мячиком, погоняться за голубями и поиграть с другими собаками. В парке Шура разрешала ему гулять свободно, а по улицам приходилось водить на поводке. Она боялась, что маленький разгильдяй может попасть под машину: он никак не хотел соблюдать правила дорожного движения. Каждый раз, когда они стояли на светофоре, чтобы перейти через дорогу, он так и норовил рвануть на красный свет. Вот она — самонадеянная, бесшабашная молодость.

На улице ярко светило солнце. Птицы с ума посходили: щебетали на все голоса, будто соревнуясь между собой. На смену затяжной зиме пришла долгожданная весна. Это моё любимое время года. Больше всего я радуюсь, когда тает снег. Можно наконец-то спокойно ходить по тротуарам и не трясти лапами, как нервнобольной пёс, чтобы избавиться от прилипшей соли. Людям проще, они в ботинках, а четвероногим зимой приходиться ох как нелегко. Конечно, предприимчивые хозяева уже давно нашли способ бороться с этой проблемой. Я часто вижу моих соплеменников в собачьей обувке. До чего же уморительно смотреть, как они переставляют лапы. Помню, во время гонки на собачьих упряжках на меня надели специальные носки, так я их умудрился потерять на первом вираже^[13]. Наверняка, если на вас нацепить то, что вы никогда не носили, вы тоже будете испытывать дискомфорт. Вот так же и я. Однажды Шура заикнулась насчёт собачьих ботинок, обосновав это тем, что мне приходится много ходить по улице. Услышав её предложение, я возмущённо гавкнул, и она сразу поняла — я не в восторге от её идеи. Вы только представьте меня, неуклюже шагающего в этих валенках по отделу. Согласитесь, я буду смотреться нелепо и смешно. Я же не какая-то там изнеженная болонка или принцесса на горошине, а полицейский пёс. Александре пришлось забыть о своей идее, а я продолжал стойко переносить зимние неудобства.

Едва мы вышли из подъезда, Марсель рванул вперёд.

— Француз, тормози! — Елисеев заставил его остановиться, натянув поводок. Марсель в недоумении обернулся на нас, у него на морде было написано: «Так вроде же гулять вышли».

— Марс, погоди, — рассмеялась Александра, глядя на его физиономию. Она забрала у мужа поводок. — Давай проводим папу и твоего братика до машины, а потом пойдём гулять.

Шура — юмористка ещё та. Вы, небось, подумали, что она пошутила, когда сказала, что они с Елисеевым должны заменить Марсианину родителей, а я — старшего брата? Ничего подобного. Вот с того самого дня она стала называть себя его мамой, Елисеева — папой, ну а меня — братом. Это ж надо такое придумать! Всё-таки человеческая фантазия неиссякаема. Кстати, я уже давно заметил; многие хозяева, особенно женщины, зачастую называют себя родителями своих питомцев. Помню, однажды во время прогулки услышал, как девушка кричала здоровому алабаю на весь парк: «Тимоша, беги скорей к мамочке». Я сначала подумал, что она зовёт ребёнка. А когда на горизонте появилась большая чёрно-белая гора по имени Тимоша, клянусь, я чуть дар лаять не потерял. Правда, несмотря на свои габариты, пёс оказался милейшим созданием, из тех четвероногих, которые и мухи не обидят. Одним словом, Тимоша. Не зря говорят: как корабль назовёшь, так он и поплывёт.

Машина приветственно моргнула фарами, когда Елисеев нажал кнопку сигнализации. Он открыл для меня пассажирскую дверь и скомандовал:

— Ныряй, приятель.

Шура потрепала меня по холке и, наклонившись, чмокнула в нос.

— Трисончик, пожалуйста, береги моего мужа, — попросила она.

Прости, дорогой читатель, но я вновь вынужден вспомнить тот случай со взрывом бытового газа в доме подруги Александры^[14]. Надеюсь, тебя не раздражает, что я постоянно возвращаюсь к былому. Веришь, прошлое весьма упрямо и никак не хочет отпускать. Да и не получится без него рассказать о настоящем.

Так вот, после того случая, когда я спас Шуре и её подруге жизнь (только не подумайте, что я хвастаюсь, просто говорю, как случилось на самом деле), домочадцы стали считать меня чуть ли не своим ангелом-хранителем. И если вдруг я с кем-то из них уезжаю из дома, меня просят оберегать его.

— Ав, — ответил я, что на моём языке означает: «Я готов жизнь отдать за своего напарника».

Марсель оказался самой настоящей мухой-повторюхой. Он копировал не только мои действия. После того как Шура поцеловала меня, он подбежал ко мне и тоже лизнул в нос.

— Трисон, возвращайся скорей, а то мне скучно без тебя.

— Ну это, дорогой, уже не от меня зависит, — сказал я и мысленно усмехнулся, наблюдая за ним. Сам стоит рядом со мной, а голова, как на шарнирах — круть-верть, круть-верть в разные стороны, чтобы, не дай бог, ничего интересного не пропустить.

— Вот я скоро вырасту и тоже стану полицейским, — уверенно заявил он.

Хм, а кем ты ещё можешь стать с Елисеевым? Однозначно не диванной собакой.

— Непременно станешь, я в этом нисколько не сомневаюсь, — поддержал я братишку и добавил: — Если будешь хорошо учиться.

Пока мы общались между собой, Елисеев поцеловал жену и, пригрозив Марселю пальцем, строго сказал:

— Будешь себя плохо вести — хвост откушу.

От его хмурого взгляда Марсианин сразу сник, сел на задние лапы и, опустив голову, стал поглядывать на него исподлобья.

— Трисон, почему он постоянно нам угрожает что-нибудь откусить? Он что, и правда может это сделать? — насторожённо спросил Марсель.

— Да успокойся ты, это он так шутит. — Я мысленно улыбнулся, удивляясь его наивности.

— Фух, — облегчённо выдохнул Марсель. — А то мне было страшно оставаться с ним дома: мало ли что у него на уме, — признался он. — Ты думаешь, почему я тогда залез в стиралку? — спросил он и сам же ответил: — Он на меня так посмотрел, что я чуть в обморок не упал.

— А ты хотел бы, чтобы он тебя по головке погладил за порванные кроссовки?

— Я до сих пор не понимаю, чего он взъелся, они же не его были, — хмыкнул собачонок. — А мужик тот сам виноват. Это всё равно что я бы пришёл к нему домой и положил на его кровать… — Марсианин замолчал. По его глазам было видно, как в голове у него крутятся шестерёнки. — Ну, например, свой ошейник, — наконец придумал он.

Только я хотел открыть пасть, чтобы сказать: «Вряд ли ты сможешь положить ошейник, его ещё надо умудриться снять», как раздался голос Елисеева:

— Так, собаки, хватит лясы точить. Нам пора ехать. Трисон, залезай в машину, — скомандовал он.

Примечания

10

Из книги «Морские приключения Трисона».

11

Из книги «Радуга для друга».

12

Из книги «Формула добра. Приключения необычной собаки».

13

Из книги «Тришка на Севере».

14

Из книги «Приключения Трисона в Альпах».