Тайна Элизабет

Михаил Радуга, 2016

Доблестные рыцари и кровожадные мутанты, преданная любовь и убийственная страсть, всепоглощающая месть и непредсказуемые приключения, удивительные люди и невероятные способности, странная война и загадочная принцесса, мучительные тайны и неожиданные потрясения – все это и многое другое ждет вас в фантастическом произведении Михаила Радуги.

Иллюстрации Андрея Гудкова

© Издательство ACT, 2016

© Михаил Радуга, текст, илл., 2016

* * *

Глава 1

Трагедия под Салепом

Сизый голубь приземлился на аккуратную плетеную изгородь у небольшого деревянного дома с соломенной крышей и своим острым клювом заботливо приступил к чистке перышек на крыльях и груди. Посреди ухоженного двора стояла запряженная гнедой лошадью телега, возле которой суетились двое босых ребятишек в рассчитанных на вырост длинных мешковатых туниках, и невысокий мужчина в потертой кожаной куртке. Всю ночь накрапывал благодатный дождь, и теперь, когда взошло теплое весеннее солнце, все принялись за свои насущные дела. Однако утренние процедуры несчастного голубя были внезапно прерваны коварной стрелой, пролетевшей буквально в дюйме от взъерошенной головы испуганной птицы, стремительно метнувшейся к небу с характерным урчанием.

— Мазила, мазила! — звонко закричала радостная девочка, пытаясь догнать несчастного голубя под задорный лай своего черного щенка.

— Больше практики, Томас, — тепло похлопал по плечу своего сына коренастый шатен с простыми деревенскими чертами лица. — Потом будет лучше получаться.

— Погоди…

Отважный юный охотник не сдавался и изо всех сил снова натянул льняную тетиву простенького лука из прута ясеня, но, выпустив одну стрелу, также безуспешно выпустил и вторую в далеко улетевшую к этому моменту потревоженную птицу. Он был на два года старше своей взбалмошной трехлетней сестры Ирэн, которая была как две капли воды похожа на него, если бы не разница в возрасте. Они оба росли крепкими детьми с длинными каштановыми волосами и зеленовато-карими глазами, но если спокойный мальчик по натуре своей был слишком сдержан, что сразу угадывалось по кроткому задумчивому взгляду, то веселая девочка никогда не сидела на месте и так и норовила сотворить что-нибудь эдакое.

Их увлеченный хлопотами отец, умелый охотник и рыбак, аккуратно складывал в промокшую телегу свою ценную добычу: внушительную связку сушеной рыбы, две лисьих и охапку заячьих шкур, а также целую тушу молодого оленя. Он готовился совершить свою еженедельную поездку на рынок в ближайший город Салеп, где намеревался выручить за свой достойный товар хотя бы пятнадцать серебряных монет или удачно обменять его на другие нужные для его семьи продукты и вещи. При этом четверть всего груза следовало отдать в виде дани для повседневных нужд и неприступной защиты великого Парфагона, чьим обширным территориям принадлежало их небольшое село и ближайший город. Не считая холодного и тревожного вулкана, дружное королевство занимало всю южную часть прекрасной Селеции, одиноко простирающейся в бескрайнем, всегда бушующем море с нагоняемыми ветрами то с запада, то с востока сокрушительными волнами.

— Мама ушла стирать и будет к обеду, — садясь на телегу, указывал своим детям охотник. — Томас!

— Да, пап.

— Остаешься за главного.

— Папулечка, обещаю, не буду обижать блатика! — опередила укоризненные наставления своим звонким и тоненьким голоском хитрая Ирэн, осторожно держа в пухленьких ручках ласкового щенка, который, быстро виляя маленьким хвостиком, пытался вылизать все ее довольное и широкое лицо.

— Ну, конечно! Я за себя не отвечаю на этот раз.

— Томас! Она же совсем еще маленькая, — охотник взглянул своим добрым взглядом на своего любимого сына и, нежно потрепав его по лохматой голове, заботливо добавил: — Я на тебя надеюсь.

— Хорошо, пап, — смущенно улыбаясь, смиренно ответил Томас, хотя непоседливая девочка уже оставила в покое собаку и теперь нагло пыталась отобрать его любимый самодельный лук, вцепившись острыми зубками в плечо и громко рыча.

Раздался легкий хлопок вожжей, скрипучая телега тронулась с места и веселые брат с сестрой, постоянно спотыкаясь и падая, радостными возгласами проводили рассмеявшегося отца через все их небольшое село. Целых полдня они были предоставлены сами себе — большего счастья юным сорванцам и не представить! Особенно это приводило в безудержный восторг Ирэн: теперь никто не сможет ее остановить бесконечно докучать своему старшему брату, который, в силу доброты душевной и любви к ней, никогда не мог поставить ее на место.

Когда счастливые дети бежали обратно к дому, то и дело, останавливаясь что-то откопать в слякоти дороги или напакостить у чужих изгородей, они встретили на центральном перекрестке плачущую пожилую соседку-ткачиху в бежевом платье с красным подолом и ярким цветастым платком на голове. Им стало любопытно, почему она горюет, и они решили тут же это выяснить:

— Тетушка, почему вы плакаете! — взволнованно окликнула женщину Ирэн, — что случилося такое?

— Вас кто-то обидел? — спросил Томас.

Однако растроганная женщина по какой-то причине громко засмеялась и начала назойливо обнимать и целовать отпрысков охотника, вытирая слезы на своем сияющем лице. У нее никогда не было своих детей, поэтому она испытывала глубокие чувства каждый раз, когда видела этих прекрасных ребятишек из соседнего двора или даже просто думала о них.

— Не волнуйтесь, мои сладкие, — начала она объяснять. — У нас праздник!

— Да что вы говолите! — выпучила глазенки Ирэн.

— Нам папа ничего не говорил про праздник.

— У нашего любимого короля Альберта родилась дочь и теперь у нас есть принцесса. Говорят, красивая, словно ангел. Радости-то сколько!

— Плинцесса? Ого-го!

— Сообщите всем, мои хорошие!

Несмотря на удивительную важность события, насупившийся Томас большой радости не испытал, хмуро глядя вслед быстро уходящей соседке. Хотя упоминание принцессы привело его к странным тягучим ощущениям в груди, он хорошо понимал, какой сильный натиск ему предстояло пережить в самое ближайшее время. И не ошибся:

— Невеста, невеста! — завизжала его сестра, прыгая на месте и размахивая руками во все стороны. — Мы нашли тебе невесту!

— Отстань ты.

— Жених, жених!

— Да если все девочки такие же, как и ты, то я вообще никогда не женюсь! Больно надо!

— Ну, и дулак. Это ж целая плинцесса. Целая!

Дойдя в изнурительных спорах до своего небольшого двора, брат и сестра развлекали себя как могли. Они играли то со своим неугомонным пузатым щенком, то с потревоженными, истошно хрюкающими свиньями, то со скудными деревенскими игрушками в виде самодельных деревянных кукол, стреляли из лука по мишеням из кухонной утвари на изгороди. Однако уже через четверть часа им все это смертельно наскучило, и они решили искупаться, а заодно и проведать свою маму. Тем более для того, чтобы добраться до источника, нужно было преодолеть всего лишь два небольших лесочка и поле с подсолнухами между ними, что довольно быстро и весело было пройдено в очередных спорах о будущей невесте.

Перед босыми малышами предстал залитый солнцем холмистый и вытянутый болотистый луг, с краю которого находился каменистый и слегка бурлящий ключ. Прозрачный ручей почти пополам разрезал пахнущую свежей травой и сыростью территорию, образуя два небольших озерца, больше похожих на глубокие лужи. У самого большого водоема их заботливая мама, как и еще несколько хорошо знакомых женщин из села, усердно полоскала скромную одежду и постельное белье. Она была молодой женщиной красивой полноты и взором безмерной сердечной теплоты. Именно ее каштановые волосы и зеленовато-карие глаза как в волшебном зеркале отражались в ее неразлучных детях. Одетая в простое подпоясанное льняное платье и чепчик, она долго смеялась своим нежным голосом, услышав весть о рождении принцессы и о том, что у нее уже есть жених.

— Это ж надо, как ты все ловко придумываешь, доча! — удивилась она. — Но невесту придется в другом месте искать.

— Почему? — вдруг предательски вырвалось у Томаса.

— Ага, попался! — взвизгнула Ирэн и столкнула его в воду.

— Эта нам не чета, Томас. Мы простые селяне, — объясняла женщина, пока ее дети брызгались в воде. — И они живут по другим правилам. Они… Они другие, милый.

— Так это правду о них говорят?

— Сложно объяснить. Вырастешь, сам все поймешь.

— Мам, а плавда, что они там все очень класивые, и у них там балы? — с любопытством спросила закружившаяся Ирэн, неуклюже изображая бальный танец по колено в воде.

— И что живут во много раз дольше нас? — добавил Томас.

— Ого-го! Плавда?

— Это все не важно, дорогие мои. И нам туда все равно нельзя. Да и счастье у нас другое, свое. Поверьте мне, здесь не хуже, чем в столице.

Вдруг обеспокоенные женщины обратили внимание на небо за верхушками деревьев. Где-то на юге, приблизительно со стороны Салепа, виднелся черный столб дыма. Затем появились другие столбы, словно гигантские ядовитые грибы, быстро растущие в глубине леса. Сердце заботливой матери учащенно забилось, и она предельно строгим голосом отправила своих удивленных отпрысков домой, а сама стала энергично достирывать вещи, напряженно обсуждая происходящее с взволнованными соседками.

* * *

Томас не понимал, что происходит, но он точно знал, что должен, во что бы то ни стало, добраться до дома вместе со своей маленькой и еще глупой сестрой, у которой из головы никак не выходила любопытная история про новорожденную принцессу и странных людей Парфагона. Она действительно не понимала, почему так распереживались взрослые из-за такого красивого и необычного дыма.

Однако, быстро пробежав ближайший лес и оказавшись на полном молодых подсолнухов душистом поле, они увидели леденящее душу зрелище. Поперек их пути беспорядочно бежали люди. Много людей. И старики. И взрослые. И дети. Кто-то кричал. Кто-то плакал. Кто-то держал в руках сундуки и свертки, а одна убитая горем женщина в прожженном сером платье несла на руках обмякшее тело грудного ребенка и рыдала. У многих была порвана одежда. У кого-то виднелись следы крови. Всех их объединяло одно: животный ужас в глазах и всепоглощающая бесконтрольная паника.

Они бежали с юга, из Салепа, куда беззаботные Ирэн и Томас проводили своего доброго отца. Маленькая девочка испуганно сопереживала пробегающим мимо людям, хотя и не связывала происходящее со своим родителем и уж тем более с самой собой, в отличие от старшего брата, у которого затряслись руки и ноги.

Потеряв дар речи и способность двигаться, они целую минут наблюдали происходящее. Наконец, осознав, что нужно что-то срочно делать, Томас очнулся. Крепко схватив за руку изумленную Ирэн, он побежал через истоптанное поле в сторону дома. Безумный поток спасающихся людей был столь напуган, что ни один из них даже не обратил внимания на пробегающих мимо них беспризорных сельских детей. Положение усложнялось тем, что Ирэн стала постоянно спотыкаться и падать буквально на ровном месте. К этому моменту она сама начала понимать, что происходит нечто жуткое, и потому ее маленькие толстенькие ножки едва ее слушались, постоянно заплетаясь друг за друга.

— Вставай, вставай! — отчаянно кричал Томас, когда девочка в очередной раз споткнулась. — Давай же!

— Встаю, — лишь успела ответить Ирэн, как снова упала.

— Ну, что ж ты такая неуклюжая!

Все же, перебежав беспокойное поле и оказавшись в темном влажном лесу, через который шел путь до спасительного дома, Томас побежал не протоптанной сельскими жителями извилистой тропой, а напрямую, чтобы сократить драгоценное время. От этого Ирэн еще больше спотыкалась и постоянно путалась в длинных ветках колючих кустарников. Но, несмотря на боль и многочисленные ссадины, она нисколько не плакала, а упорно пыталась молчаливо бежать дальше, то и дело с любопытством и волнением поглядывая на напряженное лицо своего раздосадованного ее медлительностью любимого брата.

Намучившись, дети все же выбрались из сырого леса и стремительно добрались до своего двора хорошо знакомыми тропами и улицами. Первым делом Томас спрятал маленькую Ирэн в стоге душистого сена в дальнем конце огорода с длинными грядками молодой моркови и капусты, а сам побежал дальше в сторону дома. При этом он обратил внимание, что по неизвестной причине совсем не чувствовал усталости, будто внутри него открылся источник дополнительной силы.

— Ты куда? — взволнованно окликнула его сестра.

— Сиди там и не выглядывай. Поняла?

— Мне стлашно очень, — плача, прошептала девочка и снова спрятала головку в сене.

— Я скоро!

Оказавшись у дома и найдя на крыльце свой самодельный лук со стрелами, запыхавшийся Томас столкнулся со сложной дилеммой: бежать в город за отцом или обратно к матери? В его голове не было варианта остаться дома и ждать. Несмотря на совсем юный возраст, мальчик не воспринимал себя ребенком. Отец приучил его принимать решения и нести ответственность, часто оставляя один на один с непоседливой сестрой и все чаще забирая с ночевкой на охоту или рыбалку. Именно пример отца, его решительность и контроль над любой даже самой сложной ситуацией подтолкнули его сына к необходимости дальнейших действий.

Более беззащитной ему показалась бедная мама, которая ничего не знала о пробегавших в панике людях. Все еще не чувствуя усталости, Томас тут же снова побежал к источнику. Вновь пробегая душистое подсолнечное поле, он все еще видел перепуганных людей, хотя их стало гораздо меньше. А когда он добрался до болотистого луга, его ждало удивление и разочарование: мать и другие женщины исчезли. Их корзины с опрокинутым в грязь бельем были беспорядочно разбросаны у водоема, часть недостиранной одежды лежала прямо в воде и уплывала вдаль медленным течением, а на горизонте уже все небо покрылось черной стеной уходящего ввысь дыма.

— Мама! Мама! — громко крикнул испуганный мальчик, сложив руки рупором у губ. — Мама, ты где?!

Он не знал, что разминулся с ней еще в лесу возле дома, вновь срезав путь по оврагу, и ему ничего не оставалось, как отправиться обратно. Вновь пробегая злосчастное поле, он заметил, что спасающихся людей стало совсем мало. В основном, это были немощные старики и раненные, которые просто не могли быстро передвигаться и часто падали. Также среди них были те, кто из последних сил тащил с собой слишком много вещей, рискуя жизнью ради своих скромных богатств в наспех набитых мешках и тюках. Тут и Томас начал чувствовать усталость, но старался не обращать на нее внимания.

Вскоре, вернувшись к дому, он сразу проверил стог сена, в котором оставил свою непоседливую сестру, но там уже никого не было.

— Ирэн! Мама! — закричал Томас, растерянно оглядываясь по сторонам. — Где вы все?! Мама!

С одной стороны ему стало совсем жутко. Да так, что внутри живота все сжалось и напряглось, а ноги задрожали. С другой стороны, он догадывался, что сестра должна быть уже с матерью и с ней, скорее всего, все хорошо. Но где они? Забежав в дом, Томас никого не обнаружил и потому снова вышел на проселочную улицу:

— Ма-ма! И-рэн! — прокричал он во все четыре стороны, но никто не отозвался, будто село полностью опустело.

Мальчик забежал в ближайший двор, но тоже никого не обнаружил. Потом он вспомнил про плачущую ткачиху и побежал в ее дом, но и там никого не было. Окликнув несколько раз своих близких, он вернулся на улицу. Только теперь он окончательно понял, что отныне вокруг вовсе никого не было, будто жители покинули село бегством, как и те испуганные люди, что перебегали подсолнечное поле.

Поняв, что остался совершенно один, он направился в сторону устрашающего Салепа. Хотя дорога вела в сторону загадочной опасности, она давала ему надежду встретить бесстрашного отца, который непременно решит все проблемы. По большому счету, мальчик просто не знал, что еще он мог сделать. Теперь он всего лишь хотел встретить хоть кого-то из своих близких.

Выжимая из себя последнее, взволнованный Томас бежал по извилистой и ухабистой дороге в ароматном хвойном лесу по направлению к зловещему черному дыму в небе. Теперь и он стал часто спотыкаться на ровном месте, а его взбудораженное сердце, казалось, вот-вот выскочит из маленькой детской груди.

— Ты куда?! — крикнула ему бежавшая навстречу пожилая заплаканная женщина с соседней улицы. — Стой же!

— Вы видели папу? — ловко увернулся от ее рук Томас.

— Беги обратно! Где твои мама и сестра?

Но Томас уже не слышал ее. Он снова бежал и бежал вперед, уже весь грязный и замученный, запыхавшийся и потерянный, не чувствуя ни времени, ни ног, ни тверди под ними. В какой-то момент он в очередной раз споткнулся и с шумными брызгами упал лицом вниз в огромную холодную лужу, намочив прилипшие к лицу длинные волосы, выронив из рук свой игрушечный лук и распугав жирных головастиков. Не в силах встать, он лишь смог немного приподняться на колени и снова упал, хлебнув взбаламученной воды полным ртом. Совершенно неожиданно в этот момент его схватили некие сильные руки и уверенно закинули на чье-то плечо. Знакомый солоноватый запах мгновенно успокоил потерявшегося малыша, и он тут же провалился в затягивающую темноту под ритмичные покачивания бегущего отца.

* * *

— Блатишка… Блатишка… — услышал Томас словно издалека.

Сквозь веки он почувствовал кромешную тьму. При этом холод и сырость обволакивали тело с головы до ног, а ощутимый запах старых и затхлых овощей наполняли нос и рот. Мамины теплые руки гладили его по голове, лежащую на ее мягких ногах. На его груди лежала бормочущая себе под нос Ирэн, а взрослые напряженно и тихо обсуждали последние новости:

— Не буду говорить, что я видел. Тут дети, — говорил голос отца. — Но это точно мутанты Арогдора. Все снова повторяется.

Томас в своей жизни редко слышал слово «мутант» и потому не совсем понимал о чем речь. Единственное, он знал, что это некие жуткие чудища и в этом нет ничего хорошего. А вот про Арогдор он знал хорошо. Хотя взрослые редко произносили название этого места, среди детворы было принято пугать им друг друга. Зловещее государство находилось на вершине вулкана, который в ясную и прохладную погоду можно было рассмотреть строго на севере. Так как оттуда всегда шел дым, особенно зимой, Томас считал, что там в расплавленной лаве живут те самые чудовища в виде огромных огненных пауков. С этим все время спорила Ирэн, убеждая, что там живут почти обычные люди. Обычные, но без голов. И если туда попасть, то придется тоже жить без головы, что, по словам смышленой девочки, должно быть, не так легко, и, вероятно, создавало массу неудобств.

— А как же король? — спросила ткачиха, судя по голосу. — Где войска Парфагона?

— Я никого не видел. Там были только сборщики дани. Эти чертовы красавцы, сносящие головы всем нашим бабам. От них толку мало.

— Похоже, что-то неожиданное, — предположил некий знакомый мужской голос.

— А ведь когда-то за мной ухаживал один такой, — мечтательно произнесла пожилая женщина. — Было время!

— Сборщик дани? Не ври, — произнес все тот же мужской голос. — Хоть ты была и красивой бабой, но для них ты все равно страшна как бегемот.

— Правда!

— Не придумывай! Еще и дура.

— Что же нам делать теперь? — перебила спор мама Томаса.

— Либо бежать, либо дожидаться рыцарей, — стал объяснять отец. — Бежать опасно, так как мы не знаем, куда можно бежать. Никто ничего не знает, а мутанты могут быть везде. Салеп ведь ближе к Парфагону, чем мы. То есть, мы отрезаны.

— Остается ждать? Здесь?

— Мы не знаем, когда это закончится. А если Парфагон поражен и уже никакой армии не будет? Одно могу сказать точно: мы не должны попасть в руки мутантов. Это будет конец всему. Вы не представляете, что они делают!

Услышав эти слова, Томас почувствовал странную трансформацию внутри себя. Вдруг все, что существовало в его короткой жизни, ушло на второй план или совсем исчезло. Все стало неважно и незначительно, растаяло как лед на июльском солнце. Взамен появилась только одна ценность — просто жизнь, когда можно быть вместе со своими близкими. Не важно, где и как, но быть всем вместе. Главное — продолжать чувствовать нежные руки заботливой матери, звонкий голос веселой сестры и добрый взгляд умного отца. Все остальное стало не важно, когда все главные ценности вдруг оказались под неведомой угрозой, напугавшей даже взрослых, даже его храброго и сильного отца, который, как всегда раньше казалось, вовсе не способен испытывать страх.

Взволнованный Томас открыл глаза и заплакал, не сдержав нахлынувшие чувства. Приподнявшись, он крепко обнял мать и огляделся. Они сидели при очень тусклом свете свечи в чьем-то погребе. Вокруг были насыпаны небольшими горками прошлогодние сморщенные овощи, в основном, редька, капуста и морковь, а у стены аккуратно поставлены глиняные горшки и кувшины, очевидно, с ценным зерном и мукой.

— Блатишка! — обрадовалась Ирэн.

— Как ты себя чувствуешь? — забеспокоилась мама, но ее тут же успокоил отец:

— Просто перенапрягся. Дайте ему воды и покоя.

— Так что нам сейчас делать? — спросил старый плотник с проплешиной на голове, одетый в измазанную грязью расстегнутую рубаху, черные штаны и такие же, как у всех селян, коричневые кожаные башмаки на ногах. Именно его голос сначала не узнал Томас.

Отец низко наклонил голову и задумался. Только сейчас малыш обратил внимание на кровавые пятна на его серой рубахе, и что на руках и лице виднелись глубокие ссадины. При тусклых отблесках свечи была заметна опустошенность, даже какая-то обреченность в его глубоких глазах. Его любимая кожаная куртка согревала плечи матери и частично прикрывала маленькую Ирэн, которой приходилось хуже других.

— У нас, конечно, есть оружие, — указал он своим охотничьим ножом на арбалет и топор, стоящие в углу погреба. — Но это нам не поможет.

— Я могу еще найти что-нибудь, — предложил плотник.

— Нет. В этом нет смысла! — неожиданно повысил голос отец Томаса. — Даже всем селом мы не смогли бы справиться всего лишь с одним раненым и ослепшим мутантом. Они наверняка не пройдут мимо нас, и потому нужно тщательно подготовиться.

— Сколько у нас есть времени?

— Не знаю. Чтобы разграбить Салеп и все поселения между нами, у них уйдет еще несколько часов.

— Может, нам все же нужно бежать? — почти плача предположила ткачиха. — А?

— Куда? Мы отрезаны от Парфагона, а до Башни совершенства или Башни самовыражения целый день пути.

В этом отец Томаса был полностью прав. Атака мутантов оказалась самой масштабной и неожиданно глубокой за многие годы. Как обычно, ее целью было нанести максимальный урон снабжающей территории неприятеля и пополнить свой запас малолетними детьми, будущими мутантами или обычными гражданами. Собственная рождаемость в Арогдоре была на недостаточном уровне, чтобы компенсировать потери в постоянных войнах с Парфагоном и от высокой смертности.

Также Варнеру Эйзенбергу, многолетнему и жесточайшему предводителю примитивного государства на вулкане, плохая экономическая составляющая правления не позволяла производить достаточно пищи и любой другой продукции. А ведь мощь его армии, каждого мутанта в отдельности, упиралась лишь в количество потребляемой еды. Поэтому совершать такие набеги на врага было просто жизненно важно для самого Эйзенберга и возглавляемого им государства. Именно поэтому его полководец и безжалостный генерал Айвор Джавер совершил внезапную атаку, дерзко отрезав всю северную сторону территорий мирного и цивилизованного Парфагона. Стояла цель полностью опустошить эти земли и восполнить дефицит ресурсов. Также имелась надежда, что беспрецедентная по жесткости операция обескровит короля Альберта Третьего, и все его королевство окажется под угрозой существования.

Посоветовавшись друг с другом, обеспокоенные взрослые решили все же оставаться на месте, попытавшись максимально обезопасить себя в случае вхождения мутантов в родное село. Было решено прятаться в этом же погребе, так как он находился в единственном кирпичном здании селения, принадлежавшем известному на всю округу мастеровитому кузнецу Максу Ланку. Тот, судя по всему, поддался общей панике и бежал в неизвестном направлении. Другие деревянные дома выбирать не стоило, так как армия генерала Джавера всегда сжигала все, что только можно. Этот двухэтажный кирпичный дом они тоже легко разрушат, но зато существовал шанс оказаться живыми в погребе и потом выбраться из него наружу. Кроме того, насыщенный смрад попорченных овощей мог спасти от по-животному острого обоняния мутантов, которым они легко выискивали своих жертв по запаху человеческой плоти.

Пока имелось время, следовало максимально подготовиться к приходу врага, у которого не должно остаться причин задержаться в их небольшом селении. Согласно слухам, для этого нужно избавить его от всех преследуемых целей, поэтому взрослые мужчины вылезли из погреба и пошли сами поджигать все окрестные дома, уже давно в панике покинутые односельчанами. Перед тем, как совершить каждый поджог, они выпускали из загонов и амбаров скот и птицу, чтобы те разбежались от рук мутантов, и сохранялась надежда хоть кого-то найти потом, когда все наладится. Если это произойдет, конечно.

Тем временем обеспокоенные женщины суетились обеспечением более насущных проблем для укрытия. Например, следовало найти много одежды и тряпок, чтобы не околеть за ночь в холоде подземелья. Также следовало собрать как можно больше еды, воды и свечей. Поскольку село было относительно зажиточное, всего этого добра находилось предостаточно практически в любом жилище. В итоге, собрав все необходимое в большие мешки, они уже подходили к порогу дома кузнеца по выложенной от изгороди каменной дорожке, когда обе измученные женщины вдруг кинулись друг другу в объятия. Простояв так минуту, они вытерли слезы с покрасневших глаз и снова пошли к дому кузнеца. Тусклое солнце уже начинало садиться, и это была последняя вылазка за провизией. Однако на улице не темнело. Горящие с треском дома освещали и согревали небольшие улочки. Свиньи, коровы, лошади, бараны, кролики и куры разбегались во все стороны, но многие оказавшиеся на свободе животные не знали, куда бежать и потому оставались на безопасном расстоянии от полыхающих, но привычных для них домов и загонов.

Подойдя к погребу и заглянув в него, ошарашенные женщины в ужасе обнаружили, что ни Томаса, ни Ирэн в нем нет. Также они не нашли их и в доме. Выйдя на улицу, ткачиха попыталась позвать их по имени, но внезапно откуда-то сбоку выскочил плотник, который заткнул ей рот руками и повалил на землю. Вместе с отцом Томаса они потащили ее ползком по земле в дом, где точно также повалили на пол вторую женщину, которая пыталась закричать и вырваться, но цепкие руки мужа изо всех сил сдерживали ее отчаянные порывы и упрямо тащили в сторону погреба.

Затащив находящихся в истерике женщин вниз, мужчины кинули следом их мешки с провизией и спустились сами. Быстро сообразив, что детей нет на месте, решительный отец Томаса шепотом обратился к плотнику:

— Лезь вниз и будь с ними. Я попробую найти сына и дочь.

— Сам только не попадись!

Используя все свои навыки бесшумного охотника, доблестный мужчина, где ползком, где на корточках вышел из дома кузнеца и обошел ближайший периметр, но был вынужден срочно возвращаться в погреб, так как чуткие мутанты уже находились в соседних дворах. Со слезами на глазах и в полном отчаянии он постучался в дверцу погреба в полу посреди кухни и живо ввалился вниз, как только ее открыли. Его жена не теряла надежду до последнего, но увидев растерянного мужа одного, ей осталось лишь крепко прижаться к нему и зарыдать в грудь.

За пять минут до этих событий Томас в полудреме почувствовал, как Ирэн зашевелилась и отошла от него. Сначала он не придал этому значения, но вскоре озадаченно обратил внимание, что уже совсем не слышит ее бесконечного бормотания и непоседливых движений. Открыв глаза, он к своему ужасу обнаружил, что находился в погребе совершенно один и потому тут же выбрался наружу, чтобы найти глупую сестру. Она уже как неделю буквально не отходила от привезенного из Салепа щенка, и поэтому Томас хорошо знал, где ее искать.

Он догнал Ирэн у калитки, где она с открытым ртом смотрела, как полыхает и потрескивает в слепящем ярком пламени родной дом:

— Песик!

— Пойдем обратно! Тебе кто разрешил уходить?

— Мне нужен Пузанчик!

— Он убежал или его забрали соседи.

— Плавда?

— С ним все хорошо.

— А кукла?

Деревянная игрушка в белом платье одиноко лежала на крыльце, которое хоть еще и не полыхало, но достать куклу не представлялось возможным из-за невыносимого и жуткого жара от горящих толстых бревен дома.

— За мной, быстро! — скомандовал Томас, схватив Ирэн за руку, но та упрямо не хотела идти:

— Кукла! Ей больно.

— Сестричка любимая, я тебе еще куклу сделаю потом, — почти со слезами на глазах умолял ее брат. — Пойдем?

Но упрямая девочка, не понимая происходящего, напрочь отказывалась идти, с пронзительным визгом цепляясь пухленькими ручонками за плетеную изгородь, роняя с нее черепки и сырые шкуры недавно разделанных животных. Томас понял, что у него есть только один выход. Несмотря на то, что огонь уже был на крыльце и почти подобрался к злосчастной кукле, он осторожно подбежал к ней и, схватив ее за ногу, вытащил из наступающего пламени, едва не подпалив свои длинные волосы. Затем вместе с обрадовавшейся Ирэн он торопливо побежал к кирпичному дому.

Вдруг Томас увидел вдали меж утопающих в пекле домов странное и непривычное движение на опушке леса, что примыкала к селу с юга. Недолго думая, он толкнул сестру на заросшую обочину дороги и сам упал рядом. Сквозь высокую траву и кусты они оба увидели то, что их сознание поначалу не могло воспринять. Это можно было сравнить с кошмарным сном, бредом сумасшедшего или больной фантазией. Но это происходило по-настоящему, словно привычного понятного мира больше не существовало, будто он — выдумка, которой, может, и вовсе никогда не существовало в природе. Такой парализующий и даже потусторонний страх вызвал у впечатлительных ребят первый настоящий мутант Арогдора, которого они к несчастью увидели в своей жизни.

Едва выехав из густого леса на странном широком коне, он остановился, осторожно разглядывая зрелище полыхающего села и тщательно внюхиваясь в воздух. Всполохи пламени освещали его невероятные габариты и потрясающее телосложение. Он был почти в полтора раза выше обычного человека, а его загорелое курносое лицо хоть и сохранило людские черты, но больше походило на звериное своей огромной выдающейся вперед нижней челюстью, массивными надбровными дугами, торчащими над верхней губой клыками и глубоко посаженными глазами. Огромное мускулистое тело с широченной грудной клеткой было покрыто плотными темными наростами в виде сплошных щитков поверх каждой из мышц. Эта полноценная броня являлась неотъемлемой частью его тела, так как она росла на нем. При этом кожу между щитками покрывал короткий и такой же темный мех, который значительно упрощал жизнь в экстремальных условиях вулкана. Но больше всего детский разум был поражен двумя парами абсолютно равнозначных мускулистых рук и длинными темными дредами на голове.

Из одежды на мутанте красовались помятые кожаные сапоги и штаны, а также перекрывающие грудь крест-накрест ремни, держащие торчащие за спиной ножны для меча и колчан для стрел. Массивный ремень на поясе держал ножны с двумя кинжалами, а на седле крепился увесистый дубовый лук, чехлы разных размеров и завязанные мешочки с провиантом. Двумя нижними руками мутант опирался на фигуристую деревянную ручку на седле впереди себя, а две другие руки держали устрашающе длинный топор с окровавленным лезвием и такой же большой слегка изогнутый и широкий меч с длинной рукоятью.

Оглядевшись, мутант решил медленно подойти немного ближе к ярко полыхающим домам. И тут Томас и Ирэн увидели, что он сидел вовсе не на лошади, как им сначала показалось. Если про мутантов они хотя бы уже слышали, то про это создание под необычным громоздким седлом они вовсе ничего не знали. С одной стороны, они видели, что это существо также имело некоторые привычные черты. Взгляд у него был какой-то понятный, свой, человеческий, может быть, даже добрый. С другой стороны, оно было похоже на что-то среднее между буйволом и конем, только немного выше и массивнее в мышечной массе, полностью лишенной жировых отложений. Лоснящаяся кожа этого странного существа была почти голая, лишь местами покрытая темными короткими волосками, особенно на груди и животе. На нем не было никакой одежды, если не считать седла со свисающими с боков и сзади плотными тряпичными накладками красного цвета, местами прожженными и забрызганными высохшей кровью. У него также как и у его наездника, выпирала еще более массивная нижняя челюсть, было круглое загорелое лицо с низким лбом и длинными волосами, заплетенными в две свисающие с плеч косы. При этом его рукоподобные копыта смотрелись немного странно, и у него напрочь отсутствовал хвост, ведь это был челоконь — человек, мутировавший в подобие коня.

— Говолила тебе, это не пауки!

— Молчи ты, — фыркнул Томас, зажав рукой рот своей говорливой сестре, и ползком потащил ее в укрытие по влажной земле с мелкими камнями.

Оказавшись в спасительном доме кузнеца Макса Ланка, они подползли к дверце погреба на кухне и тихо постучались в нее. Но им не открыли до тех пор, пока зарыдавшая Ирэн жалобно не позвала маму в узкую щель между массивными досками пола. Дверца тут же быстро приоткрылась и две пары мужских рук почти мгновенно затащила детей вовнутрь. Поддав детям крепких подзатыльников, взволнованные и обрадовавшиеся родители обняли их так крепко, как еще не делали этого никогда в жизни.

* * *

Дерзкие мутанты Арогдора, сидя на спокойных челоконях, постепенно и с подозрением заходили в опустевшее село с разных сторон. Их было всего два небольших отряда, около двух дюжин. Учитывая чудовищную боевую мощь каждого из них, этого было вполне достаточно для захвата и полного уничтожения небольшого города. Если, конечно, в нем не несли службу отважные рыцари Парфагона.

В сопровождении четырех мутантов из леса также выехал Айвор Джавер — полководец армии Арогдора, который всегда лично руководил жестокими рейдами против северных территорий неприятеля.

Внешне легендарный генерал был крупнее обычных мутантов и заметно выделялся среди них. Его всегда можно было легко узнать по умному и почти всегда обозленному взгляду, необычно толстым черным дредам, стальному шлему с широкими витыми рогами, а также кольчуге с блестящими стальными щитками под приятной глазу алой накидкой. В остальном он был похож на других массивных мутантов с клыками, наращенной темной броней, двумя парами рук и загорелыми лицами. Редкая целеустремленность и изуверская жестокость, помноженная на незаурядное мышление и отточенное умение контролировать свою мутацию, сделали из него невероятно успешного генерала, которого уже долгие годы не удавалось поймать или уничтожить страдающему от его рук Парфагону.

Пройдя вдоль улиц с горящими домами и собравшись на ярко освещенном пламенем центральном перекрестке, недоумевающие мутанты поприветствовали друг друга:

— Виват, Арогдор!

— Виват, Эйзенберг!

— Кто здесь работал? — спросил глубоким басом генерал, оглянувшись на грохот обрушившегося вдали дома.

— Похоже, это местные, — ответил старший мутант, которого отличали от других красные повязки на плечах. — Снова.

— Почему?

— Ресурсы не собраны, скот по улицам ходит…

— Понятно, — прервал рапорт раздраженный голос Джавера. — Ищите другое место.

— Нет необходимости. Пройдемте за мной.

Так получилось, что после напряженного и смертельно опасного дня полководец выбрал именно родное село Томаса и Ирэн, чтобы отдохнуть до утра. Логика состояла в том, что поселение было настолько мало, что разведка Парфагона вряд ли бы искала генерала в такой дыре в случае внезапной контратаки или спецоперации по его поимке. Вся остальная варварская армия нападения, состоящая почти из тысячи мутантов, продолжала свою кровавую работу в сотне других обреченных поселений, где и оставалась на ночь разрозненными группами. В самом Арогдоре и на его территориях возле вулкана остались еще две большие группы воинов резервного и оборонительного назначения. Таким образом, общая численность боевых мутантов в руках Джавера была порядка двух с половиной тысяч, что, по меньшей мере, ровнялось тридцати или даже сорока тысячам обычных воинов. Учитывая концентрацию силы и скорость передвижения на челоконях, общая мощь армии Арогдора представляла собой невероятно страшную и разрушительную силу.

Мутанты выстроили оцепление вокруг дома кузнеца, единственного уцелевшего в поселении, а подоспевшая телега тыловой службы штаба подвезла провиант генерала и двух его подруг. Так как кровати были слишком малы даже для обычного мутанта, Джаверу постелили специальную перевозную мягкую постель прямо на полу спальни кузнеца, предварительно выбросив все ее содержимое в широкое окно. Для каждого арогдорца удобство сна и его количество были определяющим элементом успеха в жизни, поэтому данному вопросу уделялось так много внимания даже в боевых походах.

Наконец, все было готово к ужину. В центре кухни стоял прочный стол, а в дальнюю стену была встроена кирпичная печь с уходящей в потолок толстой трубой, добротные шкафы с деревянными дверцами и полки с аккуратно разложенными чугунными сковородами, глиняными горшками, деревянными кружками, половниками и прочей разнообразной кухонной утварью. На стол поставили большое количество еды в огромных мисках. В основном это были приготовленные на огне поросята и куры, а также множество хлебных лепешек и питательная перловая каша с зеленым луком. Стол был рассчитан на ужин лишь четырех мутантов, хотя четыре обычных человека могли бы этим питаться несколько дней, а может даже и неделю.

На кухню вошли утомленные Джавер, старший воин и две хихикающие подруги генерала, блондинка и брюнетка, громко стучащие туфлями по полу. Последние хоть и не имели столь агрессивного вида как боевые мутанты, но и нормальными женщинами их нельзя было назвать. Они были высокими, тонкокостными, но при этом невероятно фигуристыми. При тонких коленях и талии, их упругие невообразимо пышные формы вовсю выпирали из длинных облегающих и без того открытых цветастых платьев. Их счастливые лица были удивительно похожи и странно привлекательны, хотя заостренные подбородки, огромные губы и совсем маленькие носики смотрелись неестественно. Можно было подумать, что они выглядели именно так, как мечтают выглядеть многие женщины, дай им возможность иметь тело на свое усмотрение.

Молча усевшись за стол и жадно разглядев еду, боевые мутанты откинули свои длинные дреды за спину и, громко чавкая, начали жадно поглощать пищу, так как их тела всегда требовали много энергии и питательных веществ. Без этого им было невозможно сохранить свой устрашающий облик, ведь их внушительные размеры критически зависели от качества и количества питания. Это являлось их самым уязвимым местом, поэтому перебои с продуктовым снабжением и уж тем более голод могли стоить Арогдору поражения в многовековом противоборстве с самодостаточным Парфагоном.

Прямо под столом за происходящим наблюдали шокированные Томас, его сестра, их родители, а также пожилые ткачиха и плотник, едва живые от всепоглощающего ужаса. Они не только слышали звериное чавканье и хруст пережеванных костей, но и могли видеть часть помещения и всех присутствующих в нем в щелях пола, который едва выдерживал массивные тела мутантов, периодически поскрипывая, словно стоная от нестерпимого напряжения. Никто из выживших селян никогда в жизни не мог и предположить, что такое ужасное совпадение могло произойти. Из сотен поселений в охваченной атакой территории Парфагона кровожадный Джавер выбрал именно их родное и мало кому известное село, а прочный кирпичный дом вместо того, чтобы стать их верным спасением, в итоге до предела усугубил ситуацию, почти похоронив их надежды на благополучный исход. Мутанты были всего в трех футах над их головами, что не могло не предвещать скорой беды.

Отойдя от первоначального шока, дрожащий Томас опустил испуганные глаза с потолка и сквозь почти полную темноту стал разглядывать присутствующих в погребе, освещенных лишь тусклыми полосами проходящего сквозь доски потолка отблесков свеч. Отец был взволнован и предельно сконцентрированно смотрел то в одну, то в другую полосу света. В его лице совершенно не было страха, в отличие от бедного плотника, который едва держал наготове топор своими трясущимися пальцами рук, и тоже смотрел вверх, практически не моргая. Ткачиха, сжавшись в комок, закрыв глаза и рот руками, спряталась в углу. Мама и Ирэн лежали на одеяле почти по центру, спрятав свои головы под большой мягкой подушкой, чтобы случайные возгласы беспокойной девочки не выдали их уязвимого укрытия.

— Да что же это за вонь?! — вдруг прорычал своим глубочайшим басом Джавер, перестав есть и громко обнюхивая стол и воздух вокруг себя, отчего все замолчали и перестали есть.

— Я тоже больше не могу это терпеть, дорогой, — раздраженно подтвердила блондинка, вызвав пристальный взгляд брюнетки.

— Извините, генерал, — оправдывался воин. — У нас не было выбора. Видимо, это из погреба под столом.

— Гнилые овощи. Какая мерзость, — не успокаивалась блондинка.

— Там еще что-то… — внимательно внюхивался Джавер, повергая в панику несчастных селян под полом: испуганные женщины еще больше сжались и затряслись, а мужчины в растерянности начали переглядываться, будто пытаясь найти поддержку в отчаявшихся глазах друг друга. Плотник еще выше поднял топор, будто собираясь прямо сейчас вступить в неравный бой, а отец Томаса, надеясь, что его стрелы смогут пробить хоть одну кость массивных монстров, медленно направил свой арбалет на дверцу. Тем временем старший воин и Джавер решительно поднялись со стульев и обступили ее сверху. Дожёвывая куски мяса и сглатывая тягучие жилы, они смотрели на дверцу из-под самого потолка кухни, не рассчитанной на таких высоких гостей. Нижние руки Джавера спокойно уперлись в талию, а правая верхняя рука сжала рукоять меча за спиной, со скрежетом немного его вытащив. Верхними руками воин достал из ножен на кожаном поясе острые кинжалы и наклонился к дверце погреба:

— Посмотрим, что там у нас, — произнес он, потянув ручку дверцы нижними руками.

Селяне приготовились к самому худшему. Томас прижался к трясущейся матери и уткнулся лицом в ее бок, а его отец начал прицеливаться в проем из арбалета. Плотник же, наоборот, тихо положил топор на земляной пол, и обреченные слезы покатились по его обрюзгшим щекам. В эти бесконечные мучительные мгновения все были уверены в своем скором конце.

Наконец, послышался скрип и тяжелая дверца начала подниматься, заливая погреб светом:

— Стойте! — внезапно произнесла брюнетка.

— Что? — оглянулся на нее удивленный генерал.

— Вы выпустите оттуда этот ужасный запах.

— И?

— Может, сначала доедим?

— Она права, — блондинке с горечью пришлось признать правоту соперницы. — Дорогой, давай поужинаем сначала?

— Женщины! То вам одно, то другое. Как вы вообще живете? — только и произнес раздосадованный генерал, вставляя меч в ножны за спиной и возвращаясь за стол. Это повторил и старший воин, опустив злосчастную ручку дверцы, так и не открыв ее до конца, отчего измученные страхом селяне облегченно обмякли и медленно выдохнули, обнаружив, что не дышали всю последнюю минуту.

Немногословная и всегда голодная компания снова приступила к остервенелому поглощению всего съедобного за столом, запивая еду ведрами жирного молока или воды. Вдруг, сквозь возобновившееся громкое чавканье и грохот посуды, раздалось очень тихое трехкратное постукивание пола со стороны стола, где сидела брюнетка. Отец Томаса переглянулся с плотником. Сначала мальчик не понял, что все это значит, но потом его осенило: эта странная женщина осознанно спасла их от своих сородичей. И действительно, в это время на широком лице брюнетки можно было заметить легкие признаки улыбки, а в глазах явное облегчение. Сами же прожорливые мутанты были слишком заняты своими ликующими желудками, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Наевшись до предела, сытые и довольные мутанты то ли забыли про погреб, то ли умышленно не хотели об этом вспоминать. После тяжелейшего дня все хотели лишь добраться до какой-нибудь постели и быстрее уснуть. Джавер понимал, что у него не так много времени. Разведка доложила, что озверевшие рыцари Парфагона уже активно атакуют по всем возможным направлениям, но имеют большие проблемы с успешностью своей контратаки, так как мутанты привычно рассеялись небольшими группами по множеству мелких селений. Хотя собственные потери генерала совершенно его не заботили, у него было не больше одного невероятно плотного до событий дня, чтобы завершить в любом случае уже удачный рейд и гарантированно живым отправиться обратно домой в Арогдор.

Страдальцы в погребе с облегчением обрадовались, услышав как мутанты, напоследок погремев опустошенной посудой, наконец, успокоились и, еле передвигая ноги, стали медленно расходиться по спальням, придерживая руками свои раздувшиеся огромные животы, покрытые наростами брони и коротким мехом. Немного пошептавшись, из кухни последними вышли обе женщины, громко стуча по полу каблуками.

При этом Ирэн, не выпуская куклу из рук, так и уснула под подушкой в объятиях матери еще во время громкого ужина арогдорцев. Несмотря на страх и крайне рискованное положение дел, эмоционально выхолощенный Томас, как и сестра, теперь тоже быстро и глубоко уснул вместе с остальными взрослыми. Лишь его мужественный отец окончательно измучился, всю ночь без устали внимательно следя за тем, чтобы никто не храпел и нечаянно не создавал слишком много звуков во сне, которые могли стоить им жизни.

* * *

На следующий день всем жильцам дома кузнеца пришлось проснуться прямо с рассветом. Хотя в обычной жизни мало о чем заботящиеся мутанты спали непомерно долго, во время рейдов они не могли себе этого позволить, опасаясь быть пойманными врасплох умелыми рыцарями. Поэтому спасшиеся в погребе несчастные селяне уже ранним утром услышали тяжелые шаги, когда на кухню зашел снова изголодавшийся Джавер, за которым поспевали другие, менее массивные мутанты:

— Где завтрак?

— Обоз попал в засаду, а вчерашний провиант закончился.

— Что за бред?! — послышался раздраженный голос генерала и скрежет вытащенного из ножен кинжала.

— Простите! Мы не ожидали, что село будет разграблено, — сдавленно произнес старший воин, горло которого уже прижимало холодное лезвие. — А здесь ничего в загонах не осталось.

— В вонючем погребе наверняка еще остались продукты. У тебя полчаса, чтобы стол был накрыт, пока мне докладывают обстановку. Понятно?

— Конечно!

— Может, не надо, Айвор? — услышали обомлевшие люди в погребе знакомый, и теперь такой дорогой, спасительный голос брюнетки. — Мы можем потерпеть.

— Я не буду терпеть, женщина.

— Куда такая спешка? В другом месте можем поесть.

— Не слушать ее. Выполнять приказ!

Сонные и промерзшие Томас с сестрой вновь прижались к побледневшей матери, которая осторожно отвела их в дальний угол к ткачихе. Мужчины обреченно взяли свое оружие в руки и приготовились к тому, чтобы отчаянно попытаться дать отпор превосходящему врагу. На глазах женщин быстро появились большие слезы и растерянное отчаяние. Они испуганно стали смотреть то на охотника, то на плотника, всей душой пытаясь искренне поверить, что они смогут хотя бы что-то изменить в этой обреченной ситуации.

Сначала селяне услышали, как из кухни все вышли, и воцарилась спасительная тишина, давшая надежду, маленький шанс на выживание. Но уже через минуту эти тщетные ожидания растворились в небытии, словно лопнувший мыльный пузырь. Послышались не предвещающие ничего хорошего быстрые и тяжелые шаги двух мутантов, которые все ближе и ближе неумолимо приближались к их головам. Они остановились возле дверцы, после чего последовали несколько адских мгновений тишины, тихой паники и смертельной неопределенности.

Вдруг с громким рванулась дверца, и опущенный вниз светильник в нижней руке мутанта осветил погреб, предательски выдавая всех его жильцов с искривленными от ужаса лицами. Меткая стрела из отцовского арбалета вонзилась точно в центр массивного лба мутанта, а брошенный наточенный топор плотника глубоко вонзился в его бронированный нарост на левой груди. Издав дикий звериный вопль, но, не сделав даже шагу назад, он вместо этого вытащил топор из груди свободной нижней рукой и смело спустился по ступенькам в погреб, держа в верхних руках сверкающие смертью кинжалы. За ним следом кинулся точно также вооруженный сообщник, наполняя помещение исходящей от них вонью. Потерявшие рассудок отец Томаса и плотник с ножами в руках с отчаянными криками бросились на огромных воинов, но длинные и натренированные руки мутантов, облаченные в толстый слой мышц и наросты брони, молниеносно расправились с мужчинами на глазах истошно кричащих детей и женщин, прижимающихся к углу.

С торчащей из головы сломанной стрелой, согнувшись почти по пояс из-за низкого потолка, обозленный арогдорец снова и снова наносил чудовищные мощные удары кинжалами в бездыханное тело отца Томаса до тех пор, пока оно не превратилось в обезглавленную и расчлененную кровавую массу. Весь погреб и все находившиеся в нем были с ног до головы обрызганы теплой кровью и склизкими ошметками человеческой ткани. Женщины продолжали орать во все горло и прижимать к себе рыдающих детей. Хотя они и пытались закрыть им глаза своим телом, сраженный Томас видел все произошедшее от страшного начала и до тошнотворного конца, не веря в происходящее. Ему казалось, что все это не по-настоящему, что ему это кажется или снится. Его не по возрасту серьезные глаза, пристально следившие за любимым отцом, заливались слезами, а внутри все обломилось и обмякло от невозможности что-то изменить и вернуть назад.

На шум и громкие крики быстро сбежались другие мутанты, включая генерала и его женщин. Обступив вход в смердящий погреб, они внимательно смотрели на представшую перед их равнодушным взором кровавую картину побоища.

— Убить баб! — послышалась команда, заставившая Томаса вцепиться в свою измученную трясущуюся мать изо всех сил.

— Да сколько можно?! Прекратите! — пыталась заступиться брюнетка, но получила гулкий удар в живот и тут же упала под стол, рыдая и от безысходности дергая свои роскошные волосы на голове. — За что? Уроды вы все!

Раненый старший воин и его помощник молча и с чудовищной силой отдернули за шеи беспомощно скулящих детей от матери и ткачихи, кинув их об стену. Затем они нанесли ошеломленным женщинам, отчаянно тянущим руки к детям, несколько глубоких ударов кинжалами в грудь и голову, вонзив лезвия по самые рукояти, после чего вдруг стало резко тише и спокойнее. Лишь тихие и охрипшие крики выживших мальчика и девочки нарушали безмятежность сельского утра.

Но на этом генерал не успокоился.

Все мутанты замерли, когда он вытащил из ножен свой широкий меч и спустился в и без того тесный, залитый кровью погреб. Дрожащие Томас и Ирэн прижались друг к другу, будучи полностью уверенными в том, что пришел их черед. Однако хладнокровный Джавер молча подошел к впавшему в ступор старшему воину и с хрустом вонзил ему меч под нижнюю челюсть, пробив голову насквозь и прибив ее к низкому потолку. Воин выронил светильник, выпучил удивленные глаза, быстро обмяк и с глухим ударом свалился на колени, повиснув массивным подбородком на крестовине меча, утопающего в пульсирующем потоке стекающей густой бордовой крови.

— Тупорылый предатель, — грубо и зло прокомментировал свое безжалостное действие Джавер и тут же дал приказ другим мутантам: — Недоносков — в ресурсный обоз и уходим на север. Доложите обстановку по пути.

Вскоре бесчувственный генерал вместе со своей молчаливой свитой покинул обугленные останки родного села Томаса на резвых челоконях. А к единственно уцелевшему дому кузнеца подоспели гремящие награбленным богатством старые поскрипывающие телеги из ресурсного обоза, запряженные обычными лошадьми. Большая их часть была отдана под бесконечные мешки с продуктами, металлолом, а также различные полезные инструменты и домашнюю утварь. Одна из телег, построенная в виде вместительной клетки из прочных прутьев, была битком набита совсем маленькими детьми, сидящими буквально друг на друге, в грязных, оборванных и окровавленных туниках, многим из которых было не больше года. Все они, зачастую порезанные и избитые, беспрерывно плакали и стонали, отчаянно зовя охрипшими простуженными голосами своих потерянных матерей и умоляя прохожих дать хоть каплю воды и крошку еды.

Тошнотворно пахнущий смесью пота и какой-то отвратной кислятины мутант подвел обреченно молчавших Томаса и Ирэн к скулящей деревянной клетке и уже собирался погрузить их в нее, но ответственный за ресурсы воин с красными повязками на плечах, рыжими дредами и такой же густой бородой вдруг остановил его:

— Так, а это что такое?

— Что еще не так?

— С девкой все понятно. Она пока еще подходит, — сказал старший воин, переводя раздраженный взгляд на Томаса, — а вот его я не возьму. Не видишь, безмозглый, что он уже слишком взрослый?

— Мне приказали — я выполняю.

— Хорошо. Вот тебе новый приказ: девку — в клетку, а пацану перерезать глотку.

Рыжий монстр произнес это настолько хладнокровно, что сразу почувствовалось, насколько часто ему приходилось отдавать такие безжалостные и бессмысленные приказы. Поскольку рядовой воин впал в ступор, он сам лично оторвал завизжавшую Ирэн от отчаянно вцепившегося в нее брата и грубо закинул ее в телегу поверх других стонущих детей. После этого обоз сразу же двинулся в сторону леса, проезжая обугленные останки села в сопровождении истошно лающего пузатого щенка, откуда ни возьмись выбежавшего на шум. Девочка высунула свои пухленькие ручонки из клетки и, отчаянно крича, тянула их в сторону тихо рыдающего брата, которого за волосы крепко держал мутант, медленно и неуверенно вытаскивая кинжал из ножен на ремне.

Было видно, что держащий Томаса воин очень молод и неопытен. В отличие от многих других мутантов, его нижние руки были несколько недоразвиты, худы и коротки, будто еще не успели до конца отрасти. В непосредственных боях, видимо, он пока еще никогда не участвовал, а лишь помогал собирать ресурсы на захваченных территориях. Судя по всему, убить человека, а уж тем более ребенка, ему было явно сложно. Оглядываясь по сторонам и будто ожидая чьей-то поддержки, он долго не мог решиться на выполнение приказа, боясь даже взглянуть на измученного и невинного юного селянина.

Когда телега с утихающими визгами Ирэн окончательно скрылась из вида на опушке леса, Томаса неожиданно накрыли необузданная злость и распирающий изнутри жар. Вдобавок к оставленной без защиты любимой сестренке, в его глазах всплыла чудовищная кровавая картина убийства беспомощных родителей. Вдруг совершенно пропал страх, и всем его телом начали управлять лишь животные эмоции и позывы, наглухо затуманившие его рассудок и разум. Откуда-то появилась невиданная ранее сила, бесконечный прилив которой можно было осязаемо почувствовать, и которую нельзя было не использовать немедленно, чтобы не разорваться на части от распирающих эмоций.

Резко дернувшись, ценою густого клока своих густых каштановых волос, озверевший Томас вырвался и ловко нырнул между ног у опешившего мутанта с недоразвитой парой рук. Пока неповоротливый и неопытный воин разворачивался, мальчуган уже скрылся за углом обугленных останков соседнего дома, а несколько других воинов с грубыми проклятьями кинулись за ним в погоню. В отличие от вторгнувшихся арогдорцев, ребенок хорошо знал свое родное село и мог ориентироваться в нем даже с закрытыми глазами. Быстро и юрко бегая от одного забора или пожарища к другому, он в какой-то момент почти добрался до спасительного леса и уже почувствовал шанс живым и невредимым сбежать от безжалостных монстров. Но, пробегая последний огород, отделяющий село от леса, он вдруг почувствовал сильный удар в заднюю сторону бедра и последовавшую за ним резкую нестерпимую боль.

Беспомощно упав на грядку с молодой капустой и оглядев себя, Томас увидел как необычно толстая и длинная стрела застряла в его ноге, пройдя ее насквозь. Туника стала быстро пропитываться кровью, а страшная боль не давала ему не только возможности встать, но и сделать хотя бы одно небольшое движение ногой. Поэтому, пока он обозленный, плача и крича, безуспешно пытался вытащить увязшую в плоти стрелу, его не спеша окружили довольные мутанты. Они весело смеялись, глядя на своего неопытного товарища, и беспрерывно над ними подтрунивали:

— Этот селянин храбрее тебя будет!

— Посмотри на его руки. Тебе бы такие, а?

— Они толще твоих в два раза!

— Хоть кого-то сможешь убить в этом рейде!

— Пошли вон, крысы, — растерянный и запыхавшийся молодой мутант подошел к истекающему кровью Томасу, замахиваясь через плечо приготовленным для быстрого и верного удара громадным топором. Однако последний из селян так просто не сдавался и продолжал делать, что было в его силах: он метко бросил острый камень в глаз мутанта и ползком на руках кинулся кусать его за ноги сквозь кожаные штаны под истеричный смех других арогдорцев. Конечно, молодой воин легко увернулся от молочных зубов малыша, но тут же, с внезапно оборвавшимся коротким криком неожиданно рухнул на землю рядом со своей жизнелюбивой и так и не покорившейся жертвой.

В первые мгновения удивившиеся мутанты, да и сам Томас, замерли, не в силах понять, что произошло. Однако вскоре они заметили стрелу в затылке опозорившегося воина в неловкой позе распластавшегося в свекольном молодняке. Тут же послышался свист других пролетающих мимо стрел и их удары в плоть и броню. Еще два мутанта сразу упали замертво, так и не поняв, откуда их атакуют, а один с жалостливым криком схватился за пробитую насквозь ногу. Затем послышался злой ор, сотрясающий землю топот копыт и угрожающее бренчание тяжелых доспехов: с леса на огромной скорости в село ворвался небольшой отряд рыцарей Парфагона.

До этого момента Томас видел их только на старых потрепанных и неуклюжих рисунках, в воображении и во снах. Он обожал слушать посвященные им истории, сказки и легенды от взрослых, а с соседскими ребятами часто сражался на импровизированных деревянных мечах, играя в рыцарей. В этом не было ничего удивительного, так как все мальчишки королевства мечтали ими стать во взрослой жизни, хотя это было невозможно для селян, о чем дети просто не подозревали.

В отличие от мутантов, доблестные воины Королевской рыцарской армии ездили на обычных лошадях, хотя и самых мощных и высоких мастей, и имели привычное человеческое строение тела. От обычных людей их отличали невероятная мускулистость и неестественная сила, а также выдающийся рост. Хотя, будучи на две или три головы выше обычного мужчины, в этом показателе они все же уступали любому четырехрукому мутанту. Под прикрывающей спину синей накидкой до земли их торсы были облачены в плотные рубахи, поверх которых красовался фигурный стальной панцирь с кольчужными рукавами, воротником и короткой юбкой. Голову они защищали округлым шлемом, прикрывающим не только голову и шею, но и почти все лицо, оставляя лишь овальные отверстия для глаз, переходящие в проем для носа и рта. Их ноги покрывали штаны из плотной темной ткани и до блеска начищенные кожаные сапоги выше колен. Для защиты у них также имелись выгнутые прямоугольные щиты, которые вместе с копьями крепились на сбруе. Из вооружения они использовали крепящиеся на поясе меч с кожаной синей рукоятью, небольшой кинжал, а также внушительных габаритов арбалет, способный пробить особо прочные наращенные броню и черепные коробки мутантов.

На глазах пораженного Томаса завязался молниеносный бой. Рыцари с разгона вонзили свои длинные копья и острые мечи в еще живых пеших мутантов, окруживших раненого и беспомощного мальчика. Кто-то из них пытался отчаянно сопротивляться или даже умолял о пощаде, но парфагонцам удалось легко и без потерь раскромсать пойманного врасплох противника, никого не жалея и не обращая внимания на стоны и причитания.

Едва не раздавив Томаса, разгоряченные и обозленные рыцари сходу рванулись дальше вглубь руин его села. Всего их было не больше дюжины, но это была очевидная колоссальная сила, которая произвела незабываемое одухотворяющее впечатление на мальчика. Он впервые испытал те невероятные и особые чувства, которые взрослый человек охарактеризовал бы как гордость за свое любимое королевство. Ощущение было настолько сильным, что, казалось, на одних этих эмоциях можно было легко жить без еды и воды целую неделю.

Забыв на мгновение о потерянных близких, раненый и истекающий кровью Томас воодушевленно и с открытым ртом наблюдал, как бронированные воины короля Альберта Третьего добивали оставшихся в его селении мутантов, пока внезапно не потерял сознание.

* * *

Отряд рыцарей Парфагона, состоящий из самых отборных воинов и находящийся под командованием Нильса Дора, расположился на поросших мхом стволах старых поваленных деревьев вокруг полыхающего пламени в ночном лесу, из глубин которого то и дело доносились чьи-то едва слышные истошные крики, а также отчетливые уханья совы, разносящиеся эхом на всю округу. Все были измучены и задумчивы, наслаждаясь запахом запекающегося дикого кабана. Только два раненых воина, что лежали возле потрескивающего костра, иногда тихо стонали или кряхтели, меняя положение. Сам Нильс уже почти целый век служил королю и стремился стать большим военачальником, но, несмотря на удивительную живучесть, продвижения по службе ему давались с большим трудом. Хотя он был на хорошем счету у главнокомандующего, на броне его груди со стороны сердца красовался всего лишь бронзовый жетон с гербом Парфагона в виде двух пересекающихся колец. Этот, похожий на срез угловатого яблока, знак отличия говорил о том, что его носил низший офицер в звании центуриона, который мог командовать сотней воинов, то есть, центурией, но чаще одной или несколькими дюжинами.

Желтое пламя освещало его брутальное лицо с широкими скулами на большой круглой голове, внушительным мясистым носом и задумчивым взглядом. На вид ему было чуть больше тридцати лет, он не особо стремился к безукоризненной внешности, в отличие от большинства жителей Парфагона. Он считал, что мужчине это совсем не обязательно иметь, чтобы получать все нужные радости жизни. Хотя такая позиция вызывала насмешки, в его случае она действительно была эффективной.

— Не волнуйся, Нильс, — пытался его приободрить красавец Ричард Фейн, длинноволосый блондин с утонченными благородно вытянутыми чертами лица и светло-голубыми глазами. — Ты его точно поймаешь в следующий раз.

— Если бы на несколько минут раньше…

— Будем еще ближе. Ему не уйти.

— Что я опять скажу легату? Как я буду смотреть в глаза нашему королю? — нервно перебирая палкой бревна в костре, спросил Нильс. — Опять та же самая история. В который раз.

— Постой, это ведь не наша вина. Мы были быстры как могли.

— Эта всегда наша вина.

Чуть в стороне, укрытый синей рыцарской накидкой, простонал и снова затих Томас. Взволнованный Нильс тут же встал и быстро подошел к нему. Увидев, что несчастный мальчуган все еще без сознания, он лишь плотнее прикрыл его и снова молча вернулся к костру, где уже что-то весело обсуждали рыцари.

— Я все-таки не понимаю, зачем ты его взял с собой, — кивнул Ричард в сторону Томаса.

— В нем что-то есть. Его нельзя там оставлять.

— От него даже мутанты отказались. Мы уже ничего не сделаем с ним. Он слишком взрослый.

— Ничего. Прорвется. У него нет выбора.

— Ты серьезно?

— Да, — Нильс пристально посмотрел в глаза Ричарду. — Ты же сам видел, как он один и еле живой, но все равно пытался биться с мутантом.

— И?

— Сам знаешь, что даже не все из нас на такое способны. Мы, тренированные и взрослые мужики, можем сдаться, потеряв все видимые шансы на спасение. Но ты видел его? Ты видел его смелость?

— Ну, делай, как хочешь. Ты ж сам понимаешь, что ему будет сложно освоить фазу. Какой бы он ни был храбрый, ему будет уготована низшая участь в стенах Парфагона. К тому же, кто его туда вообще пустит?

— У него есть шанс, Ричард.

— Он пришлый, селянин. Ты знаешь наши законы.

Нильс с заботой взглянул в сторону Томаса.

— Я все понимаю. Но мы должны дать ему шанс. Если у короля внезапно объявилась дочь, то почему мне нельзя?

— Очередная странная история нашего королевства, конечно, но у тебя немного иная ситуация, — Ричард весело ударил друга кулаком по плечу. — Да и с великим Альбертом себя не сравнивай. Как они ее назвали, кстати? О ее матери хоть что-то известно?

— Назвали Элизабет. Одна из его тайных фавориток разрешилась, но умерла почти сразу же. Сама, наверное, дитем еще была. Ты ж его знаешь.

— Хм, печально. И у нее все равно титул принцессы?

— А как еще быть в его ситуации? Поэтому и будет добрее. Нашему храбрецу это на руку в любом случае.

— Ну, ты и авантюрист.

Сытно перекусив недожаренной свининой и затем немного от души посмеявшись над предельно пошлыми байками расслабившихся рыцарей, Нильс отдал приказ идти на отбой. Проверив караульных, он осторожно лег рядом с Томасом, прикрыв его от холода своей могучей рукой, и мгновенно уснул, как это хорошо умели делать практически все жители Парфагона.

В это время обессиленному Томасу в больном беспамятстве снилась бесконечная череда насыщенных кошмаров, в которых то раздавались крики погибающих родителей, то за ним гнались остервеневшие мутанты, то плакала убегающая Ирэн. Он то внезапно просыпался, то моментально глубоко засыпал, так и не понимая, что с ним происходит и где он находится. Чувство голода и жажды все время настигали его постоянно усиливающимися волнами. А еще периодически возникала острая боль в левом бедре от постоянных скачков и покачиваний. В какой-то момент к этому бредовому состоянию добавился яркий свет сквозь веки и радостные трели лесных птиц на фоне звонкого постукивания копыт о каменную дорогу.

С трудом открыв затекшие глаза, Томас обнаружил себя сидящем в седле впереди огромного, как гора и удивительного на вид, русого рыцаря без шлема, с выдающимся носом, круглым лицом и добрым задумчивым взглядом. Рядом также спокойно шагали еще несколько лошадей с рыцарями. Через поле они все вместе приближались к огромным деревянным воротам уходящей за горизонт древней каменной стены с узкими бойницами на вершине. Эта стена поросла во многих местах мхом и даже кустами по всей высоте, и была выше любых самых высоких деревьев. За ней виднелись грозные башни и коричневые черепичные крыши удивительно высоких и красивых зданий. Томас никогда не видел Парфагон, но он сразу понял, что это именно он: тот самый город, где живут невероятные люди, о которых ходило так много легенд и слухов. Именно в его стенах стоит тот самый знаменитый замок, в котором живет любимый король Альберт Третий и его новорожденная принцесса, которой его так настойчиво дразнила сестра.

— Привет, храбрец, — улыбнулся ему рыцарь, пристально смотря в глаза.

— Здравствуйте! — смутившись, ответил Томас.

— Меня зовут Нильс. А тебя?

— Томас. Меня зовут Томас Юрг.

— Эй, соня!

Оглянувшись назад, спасенный селянин увидел рядом улыбающегося белокурого Ричарда, который аккуратно держал в своей большой руке мирно спящего щенка Ирэн.

— Это случайно не твой? Тоже спит все время.

— Здравствуйте! Да, дяденька, это мой.

— Можно я себе возьму?

— Конечно, забирайте Пузанчика.

— Небось, женушке подаришь, подкаблучник? — нарочито презрительно буркнул Нильс, хмуро разглядывая вытащенные из кармана солнечные часы размером в пол-ладони. — Как вообще таких в армию берут?

В этот момент расхохотавшиеся воины прошли мост над болотистым рвом, и перед ними медленно открылись толстые скрипучие двери Северных ворот, охраняемые с двух сторон приветствующими своих товарищей рыцарями:

— Да здравствует король!

— Да здравствует Парфагон! — дружно ответил отряд.

Навстречу Томасу дунул теплый ветер с тысячей новых для него насыщенных запахов и удивительных звуков. Прямо от исполинских ворот начиналась бесконечная аллея с сотнями прогуливающихся людей, по краям которой росли пышные зеленые деревья и аккуратные двух — и трехэтажные здания. Куда его взгляд не падал, везде что-то происходило и кто-то суетился, а на лицах опрятно одетых людей были исключительно довольные и счастливые улыбки. Оказавшись в таком радостном буйстве жизни, он вдруг вспомнил свою сестру Ирэн, маму и отца, которые никогда этого не увидят, а также родное село, которого больше не существовало, как и всей его прошлой жизни. Горечь и счастье смешались в невиданную им ранее непосильную смесь, которая застряла как ком в горле. Изо всех сил он пытался не заплакать перед спасшими его могучими мужчинами, особенно перед Нильсом. Но когда его приняла на руки и тепло обняла некая ароматная женщина с короткими рыжими волосами и немного заостренными ушками, он не выдержал. Его детские губы горестно искривились и большие круглые слезы безудержным потоком полились из покрасневших зажмуренных глаз, одна за другой капая на сиреневое платье местной красавицы.

— Добро пожаловать в Парфагон, бедный малыш, — лишь смог он расслышать из ее уст.