Кто хочет стать президентом?

Михаил Попов

Все развитые страны мира зависят от нефти. Но рано или поздно нефть кончится везде и что тогда? Между тем в небольшом уральском городе группа провинциальных гениев изобрела совершенно новый вид топлива – «чистая сила». За идею «альтернативной энергии» ухватились вездесущие американцы, направив в Россию своего агента. Цель американских спецслужб – не только завладеть сенсационным открытием, но и вступить в борьбу за политическое влияние в России накануне президентских выборов. В центре большой закулисной игры между Россией и США оказывается офицер ФСБ майор Елагин. Именно он, прибыв на Урал с особым заданием, становится обладателем сведений, которых ему знать не следовало. И теперь майор – живая бомба. Обезвредить его можно только одним способом – убить.

Глава вторая

Ненормальная американка

Г. Грин Ривер, штат Иллинойс

За час до авто-авиакатастрофы на Зеленой реке

Мистер Реникс собирался выйти из дома через кухню, где, как он знал, находится его дочь Джоан. Вот уже четыре дня, как она вернулась из поездки в Дафур в составе миссии мистера Клуни, и с ней было очень тяжело разговаривать. После смерти миссис Реникс пять лет назад отец и дочь сблизились, стали не только родственниками, но и друзьями, у которых нет тайн друг от друга. Джоан даже доверяла отцу свои сердечные переживания, что бывает не так уж часто. И мистер Реникс, несмотря на свое сугубо техническое образование, проявил себя человеком, способным понять тонкие движения девичьей души. Впрочем, эта сторона жизни — мальчики, вечеринки — не занимала в жизни Джоан не только главного, но даже заметного места. С течением времени это становилось все очевиднее. В колледже она уже сильно отличалась от сверстниц, что и радовало и пугало отца. Джоан не могла пройти мимо выпавшего из гнезда птенца, даже пыталась помочь дождевым червям, которых находила после ливня на дорожке, ведущей к дому… И росла бы хоть дурнушкой, заторможенной в развитии. Однако ее ай кью всегда был одним из самых высоких в школе, плюс стройные ноги, рыжая копна волос, зеленые веселые глаза. А поведение — монашки. Правда, довольно деятельной. Мистер Реникс не был чистопородным католиком, как его отец, максимум — неуверенным деистом, и, с уважением относясь к людям, избравшим духовную карьеру, не хотел бы, чтобы такую карьеру избрала его дочь.

И вот эта суданская поездка.

Мистер Реникс вначале надеялся, что Джоан больше интересует голливудская улыбка руководителя проекта, чем собственно страдания голодающих аборигенов. Но оказалось, что зеленые глаза ее тускнеют и туманятся как раз от мыслей о несчастных африканцах и чинимых против них несправедливостях. И тут дело не ограничивается одними лишь печальными впечатлениями, из них произрастают некие выводы. Да, надо обладать очень тонкой душой, чтобы из факта суданского голодомора выработать в себе, юной гражданке США, чувство персональной вины за происходящее. Может быть, все это пройдет с возрастом, но мистер Реникс уповал на это не сильно.

Джоан наливала диетическое молоко в зеленую керамическую миску с кукурузными хлопьями. При этом было отчетливо видно, что есть ей не хочется.

Мистер Реникс стоял некоторое время перед нею, перекладывая дипломат с конфиденциальными документами из одной руки в другую. В дипломате лежали планы последней серии опытов, с помощью которой доктор Реникс намеревался серьезно продвинуться со своей лабораторией по пути создания нового вида топлива, то есть в итоге еще больше укрепить промышленную и политическую мощь США. Перед ним сидела дочь, считавшая именно эту политическую и техническую мощь главной причиной всех несчастий, происходящих в мире. Не дико ли, что такая отвлеченная проблема может стать причиной разлада между людьми, по-настоящему любящими друг друга! Возможный успех мистера Реникса отчетливо попахивал Нобелевской премией, но ситуация лишала его нормальных в данном случае радостных предвкушений.

Господин инженер тяжело и длинно вздохнул. Джоан вяло улыбнулась. Отец понимал, что не может просто так взять и уехать. Хотя, казалось бы, все давно проговорено и выяснено, всегда остается ощущение, что в конце концов найдутся те самые главные слова, способные убедить, доказать…

— Папа, езжай, я тебя люблю, и я знаю наизусть, что ты можешь мне сказать. И ты знаешь наизусть, что я могу ответить тебе.

Мистер Реникс опять переложил дипломат из руки в руку.

— Меня угнетает странность ситуации. Как будто мы поссорились из-за квадратуры круга или магнитного поля Земли. Между нами нет лжи, нет недоверия, я стараюсь быть внимательным к тебе и не подавлять твою свободу…

— Не казнись, ты идеальный отец.

— Но тогда скажи, откуда этот лед?! Ведь все это одни пустые цифры, — он заговорил чуть другим, как бы цитирующим тоном: — «Америка имеет пять процентов мирового населения, но пожирает тридцать процентов мировых ресурсов». Почему сей факт, если он даже имеет место, в чем я сомневаюсь, мешает тебе испытывать прежние чувства к своему отцу?

Джоан повертела ложку в руках.

— Но я видела русло высохшей реки, устланное телами умирающих черных детей. Как будто реку вымостили битумом. Их были тысячи. А мух — миллионы.

— Ты считаешь, что я в этом виноват?

Джоан зачерпнула ложкой немного невкусной еды, но не донесла до рта.

— Ты работаешь на систему, которая делает возможным и даже вроде как бы законным такое положение дел.

— Но система, на которую я работаю, если брать ее в общем, глобальном, извини за выражение, виде, в свою очередь работает, скажем, и на создание новых средств борьбы с болезнями, с которыми раньше не знали что делать. Собственно говоря, она, эта бесчеловечная, на твой взгляд, система, создала самолеты и вертолеты, на которых вы с мистером Клуни доставили в Дафур еду и одноразовые шприцы. И многих спасли. Все в мире взаимосвязано не только в негативном, но и позитивном смысле. Все сильные страны в какие-то моменты истории поступали подобным образом. Самый наглядный пример из истории: британцы довели до голодной смерти десятки тысяч индийских ткачей, но одновременно уберегли с помощью вакцин сотни тысяч от оспы и холеры. На каких весах тут все взвешивать? Да, мы, американцы, в чем-то виноваты. Но, став на эту дорожку, в конце концов придется признать, что наша вина коренится в самом факте нашего существования. Возьмем хотя бы миссис Остин — вон она вышла за газетой и сейчас за чашкой кофе прочтет об ужасах в Африке, на Ближнем Востоке или в России. В ее доме восемь или десять комнат, он стоит несколько миллионов долларов. Можно было бы переселить миссис Остин в однокомнатную клетушку, продать ее дом и на эти деньги, наверное, некоторое время кормить небольшой народ в Амазонии или в пустыне Калахари. Но как ты практически представляешь себе превращение дома миссис Остин в помощь для африканцев? Начнем с того, что ее, неприятную на вид толстуху, владеющую своим имуществом не по естественному праву, а по американскому закону о наследстве, лишение дома — даже ради самых благих целей — лишит веры в справедливость и скорее всего просто убьет. А она ведь мать, бабушка, тетушка и любимая подружка своих подружек, вместе с которыми предается чудовищному греху — поеданию оладий с кленовым сиропом в заведении «Орфей», что за углом.

— Я никогда не говорила о том, что для счастья человечества надо замучить миссис Остин. Я не социалистка, ты же знаешь. Мне это противно: отобрать, раздать… Но мне противно и то, что я видела там, в Африке. Если мир глобален, как все твердят вокруг, если все так взаимосвязано, то, значит, голодный психоз дафурских африканцев и порция оладий в заведении за углом как-то соотносятся друг с другом.

Мистер Реникс шагнул к двери. Обернулся.

— Не надо все валить в одну кучу. Не оладьи миссис Остин спасут твоих голодных, а честные действия суданского правительства. Некоторые члены тамошнего кабинета, как я подозреваю, устроены в жизни намного лучше миссис Остин. Они обворовывают свой народ, полагая это своим должностным правом.

Джоан отодвинула керамическую миску, как бы демонстрируя голодную солидарность с беженцами Дафура.

— Теперь, папа, ты уже можешь переходить к тезису о том, что высокий уровень жизни в Америке — не самоцель. Наша великая экономика — это локомотив, который тащит за собой весь мир, придает смысл всему экономическому существованию на планете. Вдобавок скажи еще, что поддержание высокого уровня потребления в США является единственной возможностью обеспечить гражданский мир в стране, так как с падением этого уровня выйдут на поверхность чудища расовых, социальных и других конфликтов…

— Но это же правда! Мы тут, в Америке, должны работать на опережение, иначе всем будем заправлять не мы, пусть грешные, слабые люди, а дикие стихии. Так устроен наш американский мир.

— Получается, что мы, американцы, хуже всех. Китайцам хватает миски риса, чтобы выстроить новую Великую стену — теперь из рубашек и курток, а нам надо обязательно объедаться, чтобы работать.

Мистер Реникс закатил глаза и тихо выругался.

— Ну да, да, ты попала в самую точку.

— Я не целилась ни в какую точку, папа.

— Но попала. Вспомни Новый Орлеан.

— Неприятное воспоминание.

— Вспомни кадры, снятые в разграбленных магазинах. С полок исчезло все. Хлеб, консервы, памперсы, бутылки с водой. Нетронутыми остались только стеллажи с DVD-дисками и компьютерными программами. При первой же опасности мы отказались от достижений высокой цивилизации и вернулись в самое настоящее варварство, где важны только еда, питье, тепло.

— Ты хочешь сказать, в затопленном Копенгагене было бы по-другому?

— Нет, нет. Дело в другом. Если одичает Копенгаген или Гонконг, это будет большая неприятность. Если рухнет в пучину варварства Америка, — это будет конец мировой цивилизации.

— Получается, что мы всех заставляем принимать наши ценности с помощью запугивания: не будете помогать нам быть самой богатой и сильной страной — вам конец.

Мистер Реникс вытер рукой усталое лицо, выражение которого было такое, будто он не уходит на работу, а только что вернулся с нее.

— Если хочешь, что-то в этом роде. В конечном итоге мы работаем ради всех. Ради всего мира.

— И все же получается, что мы всех запугиваем. Раньше ведь Америка была другой. Когда мир пугали Советы, мы казались на их фоне обаятельными.

Мистер Реникс утомленно кивнул.

— Как всегда, ни до чего не договорились. Сейчас я поеду к себе в офис, а потом на испытательный стенд. Я буду изо всех сил работать на систему, на нашу систему, в надежде сделать ее хотя бы чуточку менее прожорливой. Кажется, у меня получится. И наша страна сможет, оставаясь собою, объедать окружающий мир в несколько меньшей степени. Тебя устроит такое обещание?

Джоан вздохнула.

— Ну, хоть что-то, — помрачнев, сказал мистер Реникс и, резко развернувшись, вышел, помахивая своим злосчастным дипломатом.

Джоан следила через окно, как он прошел по дорожке между двумя полянами травяного газона, нервно открыл дверь «Лексуса», бросил дипломат на переднее сиденье.

Джоан любила своего отца. Она совершенно искренне считала его наименее виноватым в глобальных несправедливостях, которые наблюдала вокруг себя, и страдала, что именно ему вынуждена предъявлять претензии за все это. В глубине души она продолжала считать отца идеальным героем — именно поэтому ему доставалось.

Она вскочила со стула. Нельзя же расстаться в состоянии ссоры! Подхватывая на бегу домашние туфли, бросилась к выходу. Выскочила на дорожку, размахивая так и не пригодившейся ложкой. Но машина уже тронулась. Был отчетливо виден смуглый решительный профиль мистера Реникса. Вот он отвернулся, чтобы посмотреть, нет ли слева от машины велосипедиста или парня на роликах.

Уехал.

Не успела!

Джоан дошла до конца дорожки и остановилась там, задумчиво похлопывая ложкой по точеному колену.

— Вы только посмотрите! — услышала она неприятный голос. Это была миссис Остин — пухлая очкастая старуха с несколькими завитыми волосками на практически голом черепе. — Вы только посмотрите, они утверждают, что сделали это!

Джоан пришлось уделить внимание соседке, тыкавшей пальцем в статью на газетной полосе. Оказывается, какие-то «сибирские обманщики» придумали новый бензин стоимостью всего лишь цент за литр.

Джоан вежливо пожала плечами и облизала ложку. Комментировать такие сообщения — все равно что рассуждать об устройстве системы пищеварения марсиан. Но старушка не унималась. В ней было столько жизни! Даже если она по своей воле решит завещать все свое наследство голодающим Африки, те еще очень не скоро дождутся ее денежек.

— Из чего, из чего, скажите, они там собираются его делать? Из снега? По-моему, только снега там у них и в избытке.

— Извините, миссис Остин, мне надо позвонить. Джоан действительно надо было позвонить. Отцу.