Князь Тур. Древлянская война

Михаил Нирут, 2019

Эта история о самом загадочном славянском князе. Его жизнь пришлась на ту эпохальную пору, когда Киевская Русь только обрела государственность, а страну захлестнуло противостояние язычества и христианства.

Эта история началась, когда Русь была языческим краем, а мир между людьми был недолговечен. Много крови лилось в те злосчастные годы, когда каждое племя старалось истребить соседей, дабы овладеть их землями и обрести новых рабов. Немало умирало от болезней и голода, а когда бед случалось больше обычного, то жрецы, чтобы умилостивить своих истуканов, приносили им человеческие жертвы. И зачастую это становились те, кто был неугоден волхвам и в ком они видели угрозу.

У каждой общины был свой бог и свой идол, и как не было покоя между людьми, так и не было покоя между их богами. По разным местам жили племена: кто в лесах, кто в полях, кто у рек. Но среди многих славян было одно особенное племя другувитов, жившее на болотах либо вблизи их. На топях невозможно сеять и выращивать, как на полях, а потому они питались от собирательства и охоты. Такой образ жизни сделал из них прекрасных лучников и очень хороших следопытов.

Однажды летом в эти земли забрели викинги. На своём драккаре, который вмещал двадцать два человека, они проплыли из варяжского моря в устье Вислы и вверх по течению добрались до Западного Буга. Эта река протекала через древнюю пущу. Их путь был долгим и утомительным, и, увидев наконец гигантские стародавние деревья, предводитель воинов Ульф велел высаживаться на берег и пополнить запасы пищи. Благородный викинг взял с собой своего друга и помощника Рагнара и трёх дружинников. Все вместе они пошли в глубь леса на разведку местности.

Небо было невероятно ясным и чистым. В пуще от высоких сосен пахло смолой, а в кронах деревьев пряталось бесчисленное множество птиц. Их песни были мелодичными, хотя уже и не такими громкими, как весной. Лёгкий ветерок колыхал ветви, из-за чего вся округа шумела. Огромное количество живности населяло эти места. Животные были разных размеров — от маленьких зайцев до громадных лосей.

Воины любовались этими красотами, пока не услышали страшный рык. Он доносился по ту сторону небольшого холма, и этот рёв был такой силы, что даже прославленные викинги пришли в смятение. Однако храбрые воины, превозмогая себя, поспешили взобраться на вершину пригорка, чтобы посмотреть на источник этого звука.

Аккуратно шагая и стараясь не издавать лишних звуков, они поднялись на верхушку холма. С высоты они увидели в ста шагах от себя у подножия огромного чёрного быка. Воины мгновенно легли на землю, чтобы зверь не заметил их, и, лёжа на своих животах, они стали рассматривать его. Этот дикий бык высотой в два человеческих роста был по праву самым большим зверем в этих местах. Его шерсть была ярко-чёрной, и только по хребту она была более светлая. Громадные рога имели изящную форму и представляли собой страшное оружие. Стоило быку слегка наклонить свою морду, как они тут же смотрели на врага своим остриём. Между рогами свисал косматый чуб. Увиденное настолько впечатлило Ульфа, что он был очень счастлив, ведь наконец он нашел того самого монстра, о которых слышал только в легендах. Однако его дружинники оцепенели от страха, и, посмотрев им в глаза, он понял это.

— Ульф, мы нашли быка, — сказал его первый помощник.

— Да, Рагнар. Я убью его, и отец признает меня.

— Хорошо, что ветер дует нам в лицо, иначе бы он почуял нас.

— Будем готовиться к охоте, — невозмутимо прошептал Ульф.

— Но как с таким монстром справиться? — удивлённо спросил Рагнар.

— Единственное, что мы можем, это устроить загонную охоту, — сказал Ульф тихо и спокойно, не прореагировав на интонацию Рагнара. — Нужно вырыть огромную яму и наставить кольев, чтобы мы смогли загнать зверя в ловушку.

Бык неожиданно поднял морду и посмотрел в их сторону. Викинги, заметив резкое движение зверя, моментально опустили головы и прижались к земле. Монстр стал принюхиваться и рассматривать холм, стоя на своём месте, а после быстро развернулся и помчал в глубь леса. Удары его копыт были столь сильными, что земля начала сотрясаться, а птицы, сидевшие в кронах взмыли в небо и, словно туча, закрыли его.

— Рагнар, возвращайся в лагерь и скажи, что спать мы будем только в драккаре. Иначе, если такой бык забредёт к нам ночью, то всех перебьёт. А на воде викинги всегда в безопасности.

— Хорошо, Ульф.

Рагнар и дружинники пошли обратно к своему кораблю. Когда он вернулся, то сразу сообщил остальным, что они обнаружили, и для многих это было настоящим открытием. Предводитель викингов стал искать удобное место для сооружения западни. Он пошёл вверх по реке, стараясь не отходить далеко от воды на случай непредвиденной встречи с монстром. Вскоре он обнаружил большую яму, которая имела высокий порог. Широкая и глубокая, она была идеальной для сооружения добротной ловушки. Засиживаться здесь в одиночку было опасно, и потому он добрался к берегу реки, вырубил небольшой кол и вбил его в землю, чтобы обозначить это место. После он пошёл вниз по реке к своему драккару.

К его возвращению дружинники уже успели завалить лося и собирались было его разделать. Однако подоспевший викинг потребовал немедленно грузиться в корабль и подняться вверх по течению. Воины, обернув тушу плотной тканью, чтобы мухи не испортили мясо, погрузили её на судно и поплыли к отметке, оставленной на берегу их предводителем. Причалив к отметине, Ульф встал у носа драккара и произнёс речь:

— Братья мои по оружию. Однажды мы услышали легенду о великом звере, который обитает в этих землях. Многие не поверили в это предание и сказали, что это всего лишь сказка, которой пугают маленьких детей. Тогда я поклялся, что стану первым викингом, который его убьёт, и объявил поход в эти земли. Вы, мои храбрые воины, — единственные, кто откликнулся. Мы долго шли по этим рекам, никого не грабя, и не занимались разбоем, чтобы сберечь силы до того дня, когда встретим этого быка. И наше терпение было вознаграждено богами. Сегодня мы его обнаружили, и теперь убьём и обретём вечную славу.

— Даааа! — дружно в едином порыве заревели викинги.

— Здесь недалеко я обнаружил большую яму, в которую мы загоним быка. Но прежде её надо подготовить и затравить туда зверя. К сожалению, нам придётся спать в драккаре, иначе мы рискуем умереть под его копытами, если он нас обнаружит, а днём мы будем выходить на сушу и готовиться к охоте.

— Даааа! — с ещё большим криком заорали воины.

Ульф спрыгнул с носа и пошёл вдоль своих дружинников.

— Ульф, Ульф, Ульф, — радостно выкрикивали воины имя своего предводителя и похлопывали его по плечу.

Так продолжалось несколько минут, после чего все успокоились.

День постепенно стал переходить в вечер, и викинги, высадившись на берег, начали готовиться к завтрашнему дню. Часть воинов принялась разделывать лося, дабы пополнить запасы пищи. Оставшиеся викинги нарубили дубовых ветвей с целью изготовить из них лопаты. Когда уже совсем стемнело, все воины собрались в драккаре. Они зацепили якорь за камень, вросший в илистое дно, и смогли зафиксировать судно посреди реки.

Проснувшись утром с первыми лучами солнца, викинги вновь пристали к суше. Ульф отвёл людей к воронке в земле и велел семерым норманнам раскопать яму ещё больше, а её берега сделать более крутыми. Ещё десять воинов сооружали частокол. Ставился он большим клином так, что чем дальше он удалялся от ловушки, тем шире было пространство между кольями. Оставшиеся трое патрулировали окрестности и на случай появления быка: они должны были немедленно сообщить своим товарищам о надвигающейся опасности.

Стадо быков бродило где-то рядом, ведь несколько раз в день воины слышали сотрясающий округу рёв, от которого все животные, почувствовавшие этот вопль, начинали судорожно разбегаться, а викинги спешно неслись на свой драккар. Когда проходило некоторое время, они опять возвращались на берег к своим работам. Через три дня яма была готова. Её замаскировали с помощью веток и дернины, и когда ничего не подозревающий бык стал бы копытами сверху, то провалился бы под тяжестью собственного веса.

Освободившиеся воины стали помогать сооружать частокол. Он представлял собой три ряда наклонных стволов необработанного дерева под углом к земле и заточенных в вершине. Первый ряд кольев был высотой до пояса, второй — уже по голову, а третий на вытянутую руку и отдалённых друг от друга в три локтя.

Спустя пять дней западня для быка была уже готова, и воинов ожидала последняя ночь перед охотой. Викинги доедали последние остатки мяса на своём судне, ведь последние пару дней все их силы были направлены на подготовку к охоте. Когда яркая луна была в самом зените, Рагнар увидел одиноко сидящего Ульфа у носа драккара и медленным шагом направился к нему.

— Комары в этом лесу просто огромные, — сказал Ульф и прихлопнул насекомое, усевшееся на щёку.

— Как и всё остальное, — насмешливо ответил Рагнар.

— А, Рагнар, это ты, — улыбнулся предводитель и посмотрел на своего помощника. — Готов к завтрашней охоте?

— Я пойду за тобой хоть в пекло. Меня беспокоит только то, что мы никогда не охотились на таких зверей. Смогут ли наши стрелы и топоры пронзить его шкуру?

— Как бы там ни было, он попадёт в ловушку, и там мы придумаем уже, как его убить. В конце концов, если топором лупить в одно место по кольчуге, то и она треснет.

— Будем надеяться, что это не потребуется.

— Напротив, от того, что если нам придется его долго убивать, то наша победа будет славнее, — Ульф захохотал, и вместе с ним засмеялся Рагнар.

Ульф развернулся и лёг на палубу. Сначала он пытался уснуть, но ему в голову приходили разные мысли, которые напрочь прогоняли всякий сон. Как пройдёт завтра охота? Сколько погибнет на ней людей и сколько останется в живых? Смогут ли они с выжившими пересечь варяжское море и вернуться домой? Будет ли ветер попутным? Не находя никаких ответов, он лишь ненадолго провалился в дремоту.

На рассвете дозорный стал всех поднимать, и воины начали готовиться к охоте. Два человека пошли вместе с Ульфом и Рагнаром. Они вызвались помочь предводителю загнать зверя в ловушку. Оставшиеся укрылись за кольями, чтобы пресекать попытки прорыва, хотя все понимали, что это практически бесполезно.

Спустя несколько часов Рагнар заметил стадо. Это были огромные коровы, которые являлись самками дикого быка. Цвет их туловища, в отличие от самца, имел коричневый оттенок. Они превышали на две головы любого из викингов, а их размеры превосходили домашних быков.

По счастью для викингов, одна корова стояла в стороне от остальных и ела ягоды. Три других были несколько дальше и мало-помалу отдалялись от неё.

— Это самка, дождёмся пока она отстанет от стада, и нападем на неё, — взволнованно прошептал Рагнар.

— Мы будем ждать самца, — буркнул Ульф. — И не станем размениваться.

— Ульф, разумнее было бы поймать сначала её и проверить, насколько наша ловушка способна удержать такого монстра. Да и парням после такой охоты было бы проще пойти на быка.

— Нет! Мы будем ждать быка!

Рагнар, понимая, что ему никак не удастся убедить Ульфа, решил прибегнуть к хитрости.

— Ульф, если мы поймаем самку, то с лёгкостью сможем выманить и самца. И тем самым сможем убить не одного, а целых двух быков.

На лице викинга появилось сомнение, он осознал, что, может, то, о чём говорит его друг, принесёт ему большую славу. Рагнар же, в свою очередь, надеялся, что, поймав в ловушку самку, они понесут меньший урон, и под давлением команды Ульфу придётся уступить и отказаться от охоты на гигантского зверя. Ведь Рагнар вообще не подозревал, что они найдут быка, а большинство воинов пошло за ним ради возможности поддержать одного из сыновей ярла, который и сам в будущем мог стать правителем и щедро их отблагодарить.

— Хорошо, Рагнар, сделаем так, — ответил Ульф, поддавшись на уловку друга.

Воины, не теряя времени и как полагается охотникам, стали заходить с подветренной стороны от коровы, — чтобы животное не почуяло их запаха. Викинги решили подождать с нападением, и постепенно её сородичи ушли дальше и совсем скрылись в лесу. С помощью нескольких угольков, которые дружинники притащили с собой, они подожгли четыре длинных палки, концы которых были обёрнуты в китовый жир. Наконец, когда факелы разгорелись, то ждать было больше нельзя, ведь корова могла почуять огонь.

— Вперёд! — рявкнул Ульф что есть мочи.

И викинги двинулись на огромную корову, махая перед собой факелами. Увидев надвигающихся на неё людей, она слегка наклонила голову, и два её рога смотрели своим остриём вперёд, а её тело приняло боевое положение, так что туловище вмиг покрылось большими мышцами, контуры которых проявились на шкуре. Животное собиралось дать бой непрошеным гостям и нисколько их не испугалось. Один из викингов, резво махая перед собой факелом, смог ударить её со всей силы в глаз, и в этот момент монстр, который секунду назад был готов стоять до последнего, дрогнул. Издав свирепый рёв, она бросилась нестись, не разбирая дороги, но, на счастье викингов, бежала она в ловушку. Воины стали её преследовать, развивая свой нечаянный успех.

Ульф протрубил в горн. Это был сигнал к началу охоты, и все, кто стоял у частокола, приготовились. Спустя несколько сотен метров показались колья, торчащие из земли, которые так старательно приготовили викинги. Они смотрели своими острыми концами прямо на бегущего зверя и направляли его точно в яму. Находились они по обе стороны от самки и ближе к западне этот коридор из кольев сужался и плотно прилегал к краям ловушки. Животное неслось, а за ним уже мчалось всё больше и больше викингов. Когда она передними копытами стала на дёрн, положенный на ветки, раздался треск, и она провалилась. Падение было настолько сильным, что от этого удара земля задрожала ещё сильнее, чем от её копыт. Уставшие викинги, сбившиеся по дороге в одну кучу, стояли над ямой и приходили в себя после такого забега. Кто-то из них смеялся, кто-то прыгал и кричал, а некоторые представляли себе будущий пир и будущую славу. Зверь уже не казался таким грозным, как несколько минут назад. Она пыталась выбраться из ямы, но ничего не могла поделать и лишь громко и жалобно мычала, словно обычная домашняя бурёнка, которую ведут на убой.

Ульф стоял над ней и не знал, что теперь делать. С одной стороны, он хотел лично зарубить её своим топором, а с другой, он желал поймать того самого быка с её помощью. Ведь если он его не зарубит, то как он сможет сказать, что убил самого свирепого и большого зверя в мире? Ульф посмотрел на Рагнара и понял, что тот его провёл, ведь теперь поймать быка станет сложнее, поскольку яма уже занята. А если начать копать новую, то это займёт время, и кто знает, что их может ждать, пока они будут её рыть.

Внезапно земля вновь затряслась. Это был стук копыт, который превосходил тот, что они только что слышали, а далее послышался ужасающий рёв. Ульф обернулся и сквозь толпу своих воинов увидел огромную чёрную массивную тучу, у которой торчало два гигантских рога. В ту же секунду последовал удар, да такой силы, что все двадцать викингов просто разлетелись в разные стороны. Часть из них упала в яму к самке, где она вымещала весь свой гнев и насаживала на рога и копыта незадачливых охотников. Ещё несколько висело на кольях. Оставшиеся были разбросаны по округе. Ульф отлетел в сторону и свалился рядом с частоколом, едва не напоровшись на него. От удара в его глазах посинело, а ноги отказали. Он осознал, что ему нужно немедленно развернуться, и, опершись на руки, он перевалился на бок. Теперь он смог рассмотреть своего врага. Это был огромный бык, тот самый, которого викинги видели при первой встрече. Самец, который превосходил самку на голову и был примерно в два раза выше викинга. Шерсть его была ярко-чёрного блестящего цвета, словно за ним ухаживали. На хребте у него была более светлая шкура. Рога его расходились в две разные стороны у основания, а с середины изгибались вперёд. И, конечно, они были больше и шире, чем у самки. А между ними был длинный чуб, который лежал между глаз.

Ульф видел, как его друзья погибали под копытами чёрного быка. Вокруг разносился страшный вопль погибающих людей. Вся земля перед ямой была усеяна оторванными конечностями, которые вылетали из-под копыт обезумевшего зверя. Викинг понимал, что если он сейчас что-то не предпримет, то животное примется и за него. Он хотел было взять в руки хоть какое-то оружие, но тело словно не слушалось его. Руки стали невероятно тяжёлыми, а ноги и вовсе отказали. Бык прыгал и прыгал на трупах воинов, издавая ужасный рёв.

Ульф нигде не видел рядом своего топора, и единственное, что ему оставалось, это укрыться в безопасном месте. Он собрал все свои оставшиеся силы, вновь перевернулся, но уже на живот, и стал ползти к кольям, торчащим из земли. Монстр поднял морду, заметил волочащегося по земле викинга и бросился за ним. Для Ульфа замедлилось время, он слышал нарастающий стук копыт дикого быка, который рвётся уничтожить последнего выжившего. Ульф ухватился за заточенное остриё вкопанного в землю кола из нижнего ряда и попытался изо всех оставшихся сил подтянуться. Бык наклонил голову ниже к земле и готов был поддеть рогами уцепившегося викинга, лежащего к нему спиной. Ульф, почувствовав его уже за своей спиной, в последнее мгновение оттолкнулся в сторону и несколько раз перекатился. А зверь, не сумев остановиться, напоролся глазницей на пику, и по инерции его развернуло, повалило на оставшиеся ряды кольев, которые вошли ему неглубоко в тело и сломались, оставив свои острия в туловище. Животное издало пронзительный рёв, в разы мощнее и громче, чем тот, что был перед его атакой. Бык вскочил и начал от боли и ярости носиться из стороны в сторону, рыть землю, при этом продолжая страшно реветь.

Ясно осознавая, что в безопасности Ульф будет лишь за стеной кольев, и не дожидаясь, пока ослеплённый на один глаз зверь его настигнет, он из последних сил заполз в междурядье частокола. Не видя, что происходит за спиной, он всё же смог перевернуться и посмотреть на происходящее. Самка быка, пока крушила викингов, попавших к ней в яму, сильно повредила её стены. Они обвалились внутрь ямы, и корова смогла вскарабкаться по ним и выбраться. Поднявшись, она стала издавать жалостное мычание, словно верная жена, которая пытается успокоить своего разгневанного супруга, и медленно подходить к быку. Зверь начал постепенно успокаиваться и скоро совсем остановился. У Ульфа стало темнеть в глазах, и последнее, что видел викинг, это черный бык с покалеченным глазом. Истекающий кровью, тот стоял копытами на его мёртвых друзьях, а на его голове был обломан один рог. И в ту же секунду Ульф потерял сознание.

* * *

Очнулся Ульф спустя некоторое время. Он лежал на земле спиной и смотрел вверх на небосклон. Стояла ясная ночь, а небо озаряла огромная красно-жёлтая луна. Викинг был в недоумении, почему он не видит вершин деревьев. Его тело болело, а конечности не слушались, и лишь кончики пальцев несколько дёргались при попытке сжать кулак. Также его слух сильно притупился, и он практически не слышал происходящее вокруг.

Внезапно перед его лицом появилась зловещая тень, которая заслонила источник света, находящийся позади Ульфа. Она полностью накрыла раненого воина. Желая увидеть, что это, викинг попытался закинуть голову вверх, однако его шлем налез ему на глаза, не дав ничего разглядеть. Тень по-прежнему не сходила со своего места и никак не отреагировала на неловкое движение. Жажда посмотреть на неизвестного за его спиной была настолько сильна, что Ульф, собрав волю в кулак, уперся руками в почву и смог поднять туловище. Сидя на земле, перед его лицом предстал высокий курган, на котором отпечатывался человекоподобный силуэт. У этой тени из головы торчали рога, а из тела словно росли гигантские щупальца, между которыми пробивался свет. Позади кургана стоял палисад, за которым начинался лес. А на этом заборе были вырезаны какие-то непонятные письмена.

— Что это? — подумал про себя Ульф. — Чудовище подземного мира?

Ещё несколько мгновений викинг сидел неподвижно, а после упал на правое плечо и перевернулся. Лёжа на боку, он теперь отчётливо увидел, кто стоял перед ним. Это было антропоморфного вида существо, у которого, как и у тени, на голове были рога. Они начинались со лба, образовывали сильный изгиб, шли вдоль черепа и на макушке расходились в разные стороны. Вместо щупалец торчали костлявые, лишённые плоти и оперения крылья. Лицо его было чёрное, а глаза неестественно красные. Тело было обёрнуто в чёрные меха, а руки, оголённые от локтевых суставов, держали копьё. Вид этого существа был ужасен, а его рост превышал рост Ульфа на две головы.

За спиной монстра горел костёр, рядом с которым по правую сторону лежала куча из большого множества человеческих останков. Это была дружина Ульфа, точнее, то, что от неё осталось. Изуродованные тела лишь отдалённо напоминали людей, и если бы сверху на трупах не лежал относительно хорошо сохранившийся Рагнар, то Ульф вообще мог бы и не догадаться, что это его отряд. По левую сторону валялось туловище быка, на которого они охотились. Викинг сразу понял, что, видимо, они его либо добили, либо притащили уже мёртвого.

В нескольких десятках шагов от костра стоял резной идол из дуба, покрашенный чёрной краской. Это было лицо старика с золотой бородой и серебряными усами. Вокруг него толпы людей вели хоровод и что-то мычали себе под нос.

Для Ульфа стало ясно, что это было местное капище, где приносят жертвы богам. Наконец монстр сделал первый шаг к лежащему Ульфу, а викинг осознал, что это ещё не загробный мир и сейчас ему придётся умереть. Умереть не как воину, стоя с оружием в руках, но как немощному калеке, валяясь у ног чудовища. В этот момент он думал, что, будучи сыном ярла, проявил полную бездарность, погубив всю свою дружину.

Вдруг тишину ночи прервал трубный звук, исходивший из глубины леса. Рогатый демон, который уже простёр руку над лежащим викингом, резко убрал её и схватился за своё копьё. Это был сигнал к нападению, и в тот же миг ворота капища пробили тараном. В брешь стали врываться ратники, облачённые в чёрные пластинчатые доспехи и чёрные шлемы, вооружённые топорами и мечами. Воины капища пытались дать отпор, но в эту ночь они были не готовы к нападению. Тех, кто хватался за оружие, убивали на месте, а тех, кому не удавалось взять ничего под руку, брали в плен. В какой-то момент к Ульфу подбежали несколько воинов и, взяв его под руки, положили на коня. К этой минуте всякое сопротивление в лагере было подавлено, и лишь крылатый демон отчаянно сражался. В конце концов его окружила толпа воинов, но он вовсе не собирался сдаваться.

Неожиданно из этой толпы вышел один витязь. Как и все его воины, он был одет в ламеллярный доспех, под которым была серебристого цвета кольчуга. Пластинки доспеха были идеально чёрными и такими блестящими, что отражали огонь кострища. На голове его был шлем остроконечной формы с позолотой. Ратник достал из ножен одноручный меч, на котором были выгравированы буквы глаголицы, и стало очевидно, что это был предводитель отряда. Ему поднесли щит, но вместо него он взял другой точно такой же клинок. Викинг сразу понял, как мудро поступил этот ратник, ведь против огромного копья ни один щит долго не выдержит.

Воины подошли и стали друг против друга. Несколько секунд они смотрели в глаза, не говоря ни слова. Вдруг демон зашипел и в ту же секунду бросился на витязя. Он крепко сжал в своих кулаках копьё и несколько раз попытался нанести колющие удары витязю в голову. Но ратник лёгкими ударами меча снизу смог отбить копьё так, что оно проходило выше его головы. От этого монстр рассвирепел и с ужасающим криком начал наносить бесчисленные колющие удары, пытаясь хоть как-то задеть витязя. Однако ратник начал их отбивать с таким проворством, что, казалось, он словно находится в некоем танце. Движения его были чистыми, а клинками он размахивал так изящно, будто в руках его были длинные гусиные перья. Демон все более стервенел, и его шипение переросло в крик. Витязь отражал удары копья, и каждый раз оно отлетало в разные стороны — то вверх, то влево, то вправо, не оставляя на нём ни царапины. Наконец ратник стремительно сделал шаг вперёд правой ногой и, опустив меч вниз, парировал левым клинком удар копья. Опершись на эту же ногу, сделал разворот и правым мечом нанес удар в грудь. На ратника брызнула кровь, а со спины монстра упали костлявые крылья, крепившиеся к нему искусственно.

— Это вовсе не демон, а человек, — сразу подумал Ульф.

С грохотом его тело упало на землю. Витязь пнул копьё, чтобы пресечь попытку взять его. Оружие отлетело на несколько метров, после чего ратник приставил меч к горлу поверженного врага.

К этому моменту викинга вывели за территорию поселения, а оставшиеся воины приступили к уничтожению капища. Сначала воины повалили самого высокого идола, а потом стали разносить все бараки, попутно уничтожая палисад. Этот погром длился около часа, и когда витязи закончили, они стали собираться рядом с Ульфом. Они взяли с собой много пленников мужского пола и перевязали им руки верёвкой. Женщин и детей, которые находились в лагере, повели рядом с мужчинами, нисколько не ущемляя их и не насилуя, что было очень удивительно для викинга. Когда все собрались, они пошли в глубь леса, освещая путь факелами.

Шли они достаточно долго, и уже начало светать. К викингу постепенно стали приходить чувства — сперва это был слух. Ульф начал слышать шаги, которые издавали воины и кобыла под ним. Витязи говорили на незнакомом ему языке, и всё-таки викинг был рад, что уже хоть как-то может их слышать. Даже начинающееся пение птиц приносило в его душу утешение. Спустя некоторое время он почуял аромат хвои, наполнявший этот лес и который становился все сильнее и сильнее. Когда солнце уже стояло над лесом, викинг, лёжа на лошади, смог погладить её и ощутить кончиками пальцев нежную шкуру этого благородного жеребца. Это была, несомненно, лошадь дворянина, ведь настолько она была чистая и ухоженная.

Наконец Ульф услышал шум реки. Подняв немного голову, он увидел то самое место, где они охотились на гигантского быка. Земля вокруг была взъерошена от буйства дикого зверя, но самое жуткое, что спустя почти сутки она ещё не впитала кровь викингов и, словно багряная ткань, покрывала землю. Ульф закрыл глаза, чтобы не видеть это место. Его сердце переполняла горечь от осознания того, что они ничего не смогли достигнуть и так бесславно погибли, не совершив ни одного подвига. Больше всего ему не хотелось запомнить эту проклятую яму, и единственное, что он мог, это не разжимать своих век.

Через несколько минут они остановились, и викинг вновь открыл глаза. Его взору предстала огромная белая ладья, стоящая у берега. Ее борта были выше, чем у драккара, а на носу находилась огромная деревянная голова быка, подобного тому, что они пытались убить. На мачте стоял широкий красный парус, а на нём вытканы две голубые ладони, сложенные в пригоршню, держащую чёрную крепость. Сама ладья была разделена на две палубы, основную и немного приподнятую верхнюю у кормы, на которой располагался небольшой шатёр.

Воины начали постепенно заходить на судно. Два витязя стащили Ульфа с лошади и понесли его на корабль. Когда его подняли на ладью, на секунду он увидел с другого борта свой драккар, стоящий на якоре. К этому времени на нём находились несколько человек и готовили его к отплытию. Викинга сразу же занесли в палатку, раздели и уложили на невысокую деревянную кровать, на которой были постелены мягкие матрасы и красивые тканые покрывала. После чего воины развернулись и вышли из шатра.

Оставшись наедине с собой, Ульф стал размышлять, что с ним будет и как с ним поступят. Было ясно, что те люди, которые его вытащили из капища, ему не враги — по крайней мере, они его спасли. К нему долго никто не приходил, и из-за сильной усталости он провалился в сон.

Через несколько часов в шатёр зашёл тот самый воин, который дрался в капище с чудовищным человеком.

Ратник уже давно снял доспехи и облачился в красивую льняную рубаху с орнаментами. Это был немолодой витязь крепкого телосложения. Его кожа имела необычайно белый цвет, а белоснежные волосы были собраны в хвост. Сам он был ростом пониже, чем Ульф, но его грозный вид свидетельствовал, что перед ним настоящий славянский князь.

Воин взял небольшой стул, перенёс его поближе к кровати и уселся на него поудобнее. К этому моменту Ульф уже почувствовал, что после продолжительного отдыха ему стало заметно лучше. Руки и голова болели ощутимо меньше, однако ног он по-прежнему не ощущал. Витязь посмотрел в глаза викингу и спросил:

— Ты прибыл из варяжского моря? — спокойно спросил ратник на северном языке.

— Да, — смело сказал Ульф. — Ты знаешь северную речь?

— Знаю. Ответь, кто ты и что делаешь на наших землях?

— Я Ульф, сын ярла Харальда. Однажды я услышал легенду, что здесь водятся самые большие быки Заморья. Собрав дружину из двадцати человек, мы отправились на его поиски и забрели в эти земли.

— А откуда ты про них узнал? — удивлённо спросил князь.

— Один из йомсвикингов был изгнан из своего братства и нашёл пристанище у моего брата Ингевальда, — Ульф, немного помолчав, продолжил: — Как-то раз он поведал, что однажды с приятелями поплыл на восток. Там, войдя в устье реки Вислы, они поднялись вверх по течению. Через несколько дней они добрались до древней пущи и увидели, как на берегу паслось несколько гигантских быков. Решив не рисковать, йомсвикинги повернули обратно.

— Мы называем этого быка туром. Послушай Ульф, если даже эти головорезы наложили в штаны и решили не соваться в эти земли, то какого лешего ты надумал тут охотиться? — на лице воеводы отразилось полное недоумение от поступка Ульфа.

— Мой дед Фольке был ярлом одного из кланов, живущим за варяжским морем. Когда он умер, то между его сыновьями началась междоусобная кровопролитная война, пока мой отец Харальд не перебил своих пятерых братьев. Эта бойня дорого обошлась клану, ведь, пока мы убивали друг друга, часть наших земель была отнята соседями. Не желая повторения истории, отец решил, что единственным наследником станет мой старший брат Ингевальд. Всю жизнь я воспринимал это как унижение и нарушение моих законных прав. Возможно, если я совершу великий подвиг, то отец передумает.

— Ты желаешь занять место ярла? Не проще ли было бы убить отца и брата?

— Я не хочу захватить власть в клане и не желаю зла своим родным. Но своими действиями отец показывает, что видит во мне братоубийцу. Ведь получается, если он лишил меня права на трон, то мне незачем будет убивать Ингевальда.

— Теперь я понял, — сказал ратник немного помолчав, — Ты хочешь доказать Харальду, что даже если ты будешь иметь возможность убить брата, ты этого не станешь делать.

Ульф был поражен проницательностью князя, ведь не сказав ему ни слова о своих истинных намерениях, он полностью их разгадал.

— По моему мнению, твой отец сам подсказал, как совершить подвиг. Это быть рядом с братом и поддерживать его, — добавил беловолосый воин.

— Кто ты? — удивлённо спросил викинг, желая понять, с кем говорит.

— Меня зовут Кабрун, я князь этих земель. Моё войско шло, чтобы разгромить то племя, которое тебя пленило, и тебе повезло, что мы тебя встретили.

— Если твоей главной целью были они, то почему ты меня спас?

— Понять, что викинги здесь делают. Для грабежа твой отряд был слишком малочисленным, а значит, вы могли быть лазутчиками и собирать сведения для последующего вторжения. Но теперь я вижу, что ты пришёл сюда не за этим, и та ловушка, что вы устроили, прямое тому доказательство.

— А кто эти люди, которые удерживали меня в плену? И кто тот воин, с которым ты бился?

— Эти варвары называют себя ятвягами. Живут они к северу от моих земель и постоянно мне докучают. Их речь неразборчива, а сами они не терпят иноплеменников. Они верят в перерождение после смерти, а потому в бою они никогда не отступают, — князь выдохнул и, немного помолчав, продолжил. — Тот громила, с которым я дрался, — один из их вождей.

— Но если они так опасны, зачем же ты их провоцируешь?

— К востоку отсюда объявился князь, который уже покорил множество лехитских племён, и в скором времени он может вынудить ятвягов напасть на нас.

— Ты думаешь, что он покорит их и они вместе нападут?

— Нет. Думаю, с этими варварами никто не договорится. Но я боюсь, что под натиском ляхов они попробуют двинуться на юг, и чтобы пресечь это, я вынужден предупредить их, чтобы они даже не смели помышлять об этом.

— Наверно, ты прав. Когда мы плыли по Висле, то все местные говорили, что эти земли, по которым течет эта река, принадлежат одному из их князей, но я, правда, не помню его имени.

— Отдыхай, Ульф.

Кабрун встал со стула и быстро ушёл из шатра, а следом за ним явился лекарь. Не говоря ни слова на северной речи, он стал переворачивать Ульфа и давить ему на спину в определённых точках, проверяя реакцию викинга. Затем он приступил к массажу спины, ног и рук, намазав их вонючими травами. Ульф сразу почувствовал сильное жжение, а на ногах — лёгкое пощипывание. Поначалу он хотел было прекратить процедуру, но хоть какая-то реакция ног его даже обрадовала. Лекарь вновь положил его на спину и дал выпить лекарство из трав на меду и квасе, после чего ушёл, а Ульф снова провалился в сон. Так повторялось несколько раз, и ему становилось всё лучше и лучше. А вскоре он смог спокойно сидеть и даже, опираясь на лекаря, стоять.

* * *

За всё время плавания Ульф так ни разу и не вышел из шатра. Но спустя несколько дней викинг услышал шум топоров и гул пилы, которая разрезала дерево. Огромное число чаек кричали вперемешку с людьми, и Ульф сразу понял, что они приближались к городу. Ладья остановилась у причала, и воины стали выгружаться на берег. В шатёр зашёл Кабрун и два витязя. Князь кивнул головой, и ратники взяли викинга под руки и вынесли его из палатки. На палубе Ульф увидел израненную турицу, скованную толстыми канатами и цепями. Эта была та самая турица, которую они загнали в яму и которую хотели убить. Вокруг неё толпилось множество людей и пыталось вытащить её на пристань.

Ульф обернулся и увидел за ладьёй свой драккар, стоящий у самого пирса. После чего он окинул взглядом город. Крупное поселение строилось на острове посреди речки, впадающей в Буг. Часть срубов были уже полностью готовыми к проживанию, у части стояли только стены, а некоторые только имели деревянные фундаменты. У самого берега стояла верфь, в которой собирались суда. Сам остров был огорожен деревянной стеной, вплотную прилегающей к береговой линии и пресекающей всякую возможность десанта с воды.

В центре города возвышалась огромная башня высотой тридцать метров. Изготовленная из сосновых брёвен, уложенных горизонтально в лапу, она была покрыта раствором глины и известняка. Эта смесь придала ей белый цвет. Четырёхугольная в основании, она покоилась на бутовом камне, и венчала её широкая гурдиция с крышей, покрытой красной деревянной черепицей.

Кабрун сказал воинам, чтобы они отнесли раненого Ульфа в башню, а сам пошёл осматривать захваченный драккар. Витязи послушно выполнили приказ князя и подняли его на самый верхний ярус, где были княжеские покои. С помощью ключа они открыли дверь и положили викинга на кровать, после чего немедленно ушли. В комнате отсутствовало освещение, и для человека, который только что прибыл с улицы, сложно было что-либо различить дальше двух шагов. Спустя несколько минут, когда глаза немного попривыкли к темноте, он увидел копьё, лежащее на подставке, закреплённой на стене над головой. Он протянул руку, снял её и, опершись на копьё, как на посох, попытался встать на ноги. Ему это нелегко далось, но в конце концов, превозмогая боль, Ульф пошёл к окну. Потянув за задвижку, он распахнул ставни настежь.

Комнату заполнил яркий вечерний свет, озаривший самые тёмные углы. Несколько мгновений викинг вновь привыкал к солнцу, хлыщущему его по лицу. Перед ним предстал город во всей своей необычайной красе. Сверху он казался словно сделанным из мела, обнесённый таким же белоснежным частоколом, за которым простиралась водная гладь. Сам остров был треугольным, и так как он стоял посреди устья, его с противоположных сторон окружало три берега. На них не было никаких поселений, и лишь огромная древняя пуща раскинулась до горизонта.

Налюбовавшись видами, викинг обернулся и увидел прекрасные княжеские покои. Стены комнаты были ровными и гладкими. Их смастерили из хороших досок и приколотили к полукруглым брёвнам, но настолько искусно, что между ними отсутствовал малейший зазор. На досках висело всевозможное оружие начиная от топоров и заканчивая метательными ножами. На стене, что стояла напротив окна, была нарисована огромная фреска. Картина впечатляла своей чёткостью и прорисованностью, особенно викинга, который никогда ничего подобного в своей жизни не видел. На ней была изображена дружина из тридцати семи воинов, стоящих в три ряда, которые располагались позади одного ратника. Одетые в те самые чёрные доспехи, что носили витязи, его спасшие. Ульфа поразила картина, и, несмотря на свою боль, он захотел рассмотреть её поближе. Он медленно направился к фреске и стал разглядывать впереди стоящего воина. К своему удивлению, викинг обнаружил, что ратник идеально похож на князя. Ульфа озарило, что вся эта фреска и есть полное изображение княжеской дружины. Викинг долго рассматривал её и нашёл ещё воинов, которых успел увидеть вживую.

Неожиданно он услышал шаги, доносившиеся с нижних ярусов башни. Ульф подумал, что это лекарь, и пошёл обратно к кровати, однако дверь отворилась раньше, чем он успел в неё лечь. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл князь.

— Ты уже стоишь на ногах, это добрый знак, — сказал обрадовавшийся князь, чем изрядно удивил викинга.

— Да, — ухмыльнувшись, ответил Ульф, — я уже могу стоять, опершись на палку.

— Хорошо, что кости не задеты, иначе от мазей было бы мало толку.

— Скажи, князь, вот ты узнал, что я здесь делал со своей дружиной; зачем я тебе ещё нужен? — Ульф посмотрел в глаза воеводы и ждал честного ответа с его стороны.

— Откровенно говоря, я не знаю, как воюют викинги на море, и мне необходим опытный мореход, который возглавит мой речной флот, — Кабрун тяжело вздохнул. — Я думаю, если сюда прибудут войска ляхов или русичей, они без сомнения приведут с собой наёмников, набранных из твоих соплеменников.

— Но зачем им это будет нужно? — Ульф развернулся и сел на кровать.

— Дело в том, что из варяжского моря в Грецию можно попасть не только через Волхов и Днепр, но и через Вислу и Припять. Русичи полностью контролируют путь «из варяг в греки», и если они узнают, что здесь есть другой путь, половина которого не будет им принадлежать, то они попытаются отнять его силой. А ляхи, когда соберутся под властью одного князя, без сомнения, обратят свой взор на нас, и тогда нам придётся воевать против них.

— Но чем путь через твои земли лучше пути через земли русичей?

— Наши реки на несколько дней раньше оттаивают, чем в их землях, по ним пока что не плавают лишь из-за ятвягов, которые периодически нападают на путников.

— Так почему же ты не истребил ятвягов и сам не захватил их земли?

— Одолеть их всех у меня не хватит сил, и если я попытаюсь так сделать, то останусь обескровленным. Наш единственный шанс — построить здесь мощную крепость и не давать никому пройти.

— Наверно, ты прав, князь, но, судя по всему, тебе скоро предстоит много битв.

— Видимо, да, — обречённо вздохнул Кабрун.

— А где ты так научился владеть оружием?

— Знаешь, я не люблю бахвалиться и потому не стану отвечать на твой вопрос, — отшутился Кабрун.

— Прекрасный город ты построил, воевода.

— Благодарю тебя. Если это заметил даже северянин, то, наверно, это так. Когда-то на этом самом месте было поселение ремесленников. Кроме берёзы на острове никакие деревья не растут, а потому местным мастерам пришлось всё делать только из этого дерева: корзины, лапти и горячительные напитки, оттого и пошло название — Берестовой остров, или просто Берест. Но когда я покорил эти земли, то для лучшей защиты построил здесь вежу, — Кабрун не заметил, как случайно сказал последние слово на старославянском.

— Вежа? — попытался повторить викинг, не понимая смысла этого слова.

— Вежа — это на местном языке означает «башня». А поскольку башня оказалась белой, то эту древнюю пущу стали называть белобашенной. На здешнем наречии это звучит как Беловежская.

— Беловежская, — вновь попробовал воспроизвести Ульф.

— Именно, — сказал князь и улыбнулся. — Лекарь будет приходить и врачевать, насколько это возможно, твои недуги. А пока ты не можешь нормально за собой ухаживать, я приставлю к тебе помощника.

— Благодарю тебя, князь.

Воины пожали друг другу руки, после чего князь встал со стула и удалился. Ульф собирался было лечь на кровать, но как только он положил свои ноги на койку, дверь снова распахнулась, и в комнату вошла молодая девушка. Она была одета в белое платье, обвязанное роскошным красным поясом. На груди у неё был вышит красный узор в виде дерева. Центральный ствол был выткан в виде трёх тоненьких полосок, а на вершине — три маленьких квадрата. К стволу подходили шесть роскошных узорных линий, символизирующие собой ветви, — по две на каждом ярусе. Лицо девушки было красивым, а на голове из-под платка торчали длинные желтоватые волосы. В одной руке она держала глиняный горшок, закрытый сверху полотенцем, а в другой — деревянное ведро.

— Здравствуй, — сказала она на языке викингов.

— Ты тоже знаешь нашу речь? Откуда? — спросил поражённый красотой девушки викинг.

— Князь велел мне её учить. В скором времени к нам прибудет несколько корабельных мастеров из варяжского моря, и им понадобится переводчик.

Девушка направилась к столу, стоящему посреди комнаты, и поставила ведро рядом с ним. После она поставила горшок на столешницу, взяла в одну руку черпак, а второй подняла полотенце. Всю комнату наполнил аромат свежей ухи. У Ульфа заурчал живот, ведь походная похлёбка — это совсем не то, что вкусный суп, приготовленный в печке. Услышав звуки, издаваемые брюхом голодного викинга, она улыбнулась краем губ и стала зачерпывать уху в деревянную тарелку.

— Меня зовут Лада, я буду помогать тебе, пока ты не окрепнешь.

До викинга только теперь дошло, что именно она и есть тот помощник, о котором говорил Кабрун.

— Ты? Но ты же…

— Девушка? — резко оборвала Лада. — Только дружинники знают твой язык, но они всегда при князе. А мне, он сказал, будет полезно попрактиковаться.

— Ты, наверно, много для него значишь, раз он обучает тебя иноземной речи и ты вхожа в княжеские палаты.

— Я выросла сиротой, и князь с детства обо мне заботится, — обречённо вздохнула она.

Лада, уже наполнившая тарелку до краёв, поставила её на полотенце и, обхватив двумя руками, понесла викингу. Ульф, чтобы ему было удобнее есть, вновь поставил свои ноги на пол. Он взял тарелку и стал медленно уплетать суп.

— Ваш князь — удивительный человек. В своих землях я был лучшим воином, но даже я бы с ним не справился, — восхищённо сказал Ульф. — Пожалуйста, расскажи мне о нём.

— А что тебе рассказать?

— Кто он такой? Откуда у него такая отборная дружина? Где он научился говорить на варяжском языке?

— Какой ты любопытный. Сам он не любит о себе рассказывать, так что не знаю, стоит ли тебе об этом знать.

— Лада, кому я что могу рассказать в своём состоянии? Я лишь хочу знать, кто меня спас.

— Эх… — девушка тяжело вздохнула. — Ладно. Всё началось давным-давно на юге варяжского моря. Те земли стали наводнять христиане латинского обряда. Они распространяли свою веру и своё суеверие среди местных жителей, и постепенно к ним начинало примыкать всё больше и больше людей. Местной знати это не понравилось, и тогда они стали истреблять пришлых иноверцев, но ни к чему хорошему это не привело. Более того, их стало ещё больше. Понимая, что с таким противником им не справиться силой оружия, они решили создать некое братство, которое будет противостоять пришлым иноверцам. От каждого знатного рода было решено взять по одному младшему сыну до пяти лет. Для этих детей выстроили большой замок и набрали со всего света наставников, которые обучали их всевозможным мудрствованиям и искусству спора с христианами. Но чтобы они могли постоять за себя и вложения бояр не пропали прахом, детей стали обучать владению оружием. И так прошло десять лет, пока однажды Кабрун и его тридцать семь воинов не сбежали оттуда. Ища спасения от погони, они ушли на юг и наконец набрели на наши земли. Опасаясь, что за ними могут прийти, они объединили под своим началом местные племена. Так князь и стал владетелем этих земель, и наступил мир. В благодарность люди построили ему замок к востоку отсюда, который и поныне носит его имя — Кабрун.

Пока Лада говорила, Ульф успел съесть уху, и к концу её длинной речи уже сидел с пустой тарелкой.

— А что вы за племя?

— Наше название тебе мало что скажет, да и тебе будет сложно его выговорить. Поэтому для всех мы — другувиты, как привыкли называть нас греки.

— Другувиты? Но почему они так вас называют?

— Несколько веков назад нас попытались захватить обры. Тогда наш князь Хотимир собрал ополчение и разгромил их. Впечатлённые военной хитростью князя, обры предложили ему захватить город Солунь и тем самым ослабить их вечного врага — греков. Хотимир согласился в обмен на обещание обров больше никогда не нападать на нас. Он собрал большое войско другувитов и отправился на юг. Когда князь осадил город, греки, узнав имя нашего племени переиначили его на свой лад. С тех пор греки помнят нас под этим именем — другувиты. А наши земли постигла трехсотлетняя междоусобица, закончившаяся с вокняжением Кабруна.

— Я думал, кроме нас, викингов, нет на свете сильнее воинов. Удивительно! — вскрикнул Ульф. — Кто бы мог подумать, что в этих местах живут такие могучие воины.

— Ты наелся? — буркнула девушка и опустила на землю витавшего в облаках викинга.

— Да, — сухо ответил Ульф и протянул тарелку девушке.

Лада взяла из рук викинга утварь и поставила её на стол. Затем она завернула в полотенце горшок так, чтобы он ещё долго оставался горячим на тот случай, если Ульф снова проголодается. Когда всё было готово, она повернулась к нему и посмотрела в глаза.

— Викинг, ты хоть сам в туалет сможешь сходить? — спросила Лада и подняла ведро.

— Смогу, смогу, — смущённо ответил Ульф, понимая, насколько нелепой будет вся эта ситуация, если девушка начнёт помогать ему справлять нужду.

— Хух… — выдохнула девушка с облегчением и поставила ведро у кровати. — Я тогда пойду, а то у меня дел много?

— Иди, конечно. Доброго тебе дня.

— Ага, — кокетливо ответила девушка и быстро умчалась прочь.

Лада пошла к двери и собиралась было покинуть комнату. Однако в последний момент она резко развернулась и посмотрела на викинга. Это было настолько неожиданно, что Ульф не успел даже поменять своё выражение лица и так и сидел с блаженной улыбкой. Он попытался скорчить свою грозную гримасу, но было уже поздно, и Лада поняла, что она понравилась викингу. Девушка ухмыльнулась и направилась к двери.

Она закрыла её за собой и решительно направилась по своим делам. Ульф остался в одиночестве переосмысливая всё, что с ним произошло.

* * *

Так викинг прожил под кровом князя до зимы. Он поправил своё здоровье, однако уже не обладал той необыкновенной ловкостью, которая была до встречи с быком. Ещё у него осталась хромота на правую ногу, и ему приходилось всё время ходить с тростью. Всё это время каждый день он видел тренировки Кабруна и его старых витязей во дворе башни. Он надеялся, что однажды к нему вернётся его сила и он научится так же владеть оружием, как князь и его дружинники. Викингу позволили занять один из новеньких домов в городе.

Одной из зимних ночей, когда весь город уснул и сам Ульф уже мирно лежал в топчане, он услышал голоса мужчин, которые с каждой секундой становились всё громче. Викинг решил посмотреть, что происходит, но жуткая метель могла моментально наградить его букетом болезней, если бы он вышел в полуголом виде. Тогда, чтобы не рисковать, он накинул тёплую шерстяную рубаху, а поверх своего брэ надел толстые льняные штаны. Быстрым шагом он подошёл к входной двери и откинул задвижку, запирающую дом. Распахнув дверь, Ульф увидел в трёх шагах от своего дома двух княжеских дружинников. Витязи, заметив его, махнули рукой, явно давая ему понять, что ему необходимо следовать за ними. Их лица были суровы, а намерения более чем ясны, и ждать они точно не собираются. Викинг схватил свою трость и, выйдя на улицу, пошёл следом за дружинниками.

Пробираясь сквозь стену снега, Ульф понял, что его ведут прямо к белой башне, и, видимо, его ждёт аудиенция у князя. Чего именно Кабрун хотел от викинга, было загадкой, но, вероятно, дело было неотложным, раз князь его требует с такой срочностью. У самого основания вежи стояло много воинов, и все они почему-то смотрели на него с презрением и постоянно перешёптывались между собой. Викинга начали осматривать, пытаясь проверить, не утаил ли он какое скрытое оружие, и пока его обыскивали, он смотрел на витязей князя. Для Ульфа было непонятна их странная перемена отношения, ведь до этого они никогда не проявляли к нему такой враждебности, а временами даже, наоборот, старались выказать заботу об иноземце.

Викинг зашёл в башню и вместе с двумя воинами стал подниматься по лестнице на самую вершину, где жил Кабрун. Спустя несколько минут они уже стояли перед дверью в княжеские покои. Из щелей двери изливался еле заметный свет, а за ней слышались два голоса, из которых один принадлежал князю, а второй — его верному воеводе. Переглянувшись между собой, воины постучали кулаком в косяк и, услышав окрик, отперли двери. Ульф увидел сидящего за столом Кабруна с удручённым выражением лица. Правой рукой он придерживал голову, опершись локтем на столешницу, а левая придерживала колено. Перед ним стоял подсвечник с тремя горящими свечами, языки пламени которого, словно отражая состояние своего хозяина, оживлённо колебались в разные стороны. Тем временем воевода Каригайло спокойно стоял за спиной князя с абсолютно невозмутимой физиономией.

Воины повернулись к Ульфу и пальцем указали на Кабруна. Викинг понял, что витязи хотят, чтобы он вошёл в покои, тем самым представ перед князем. Отбросив все сомнения, Ульф решительно переступил порог и последовал в середину комнаты. Оказавшись в трёх шагах от князя, он остановился, а воины стали за его спиной.

— Я прибыл, как ты и велел, — сказал Ульф на северной речи.

Однако князь даже не повернул голову, словно не слыша голоса викинга. Ульф был очень уязвлён таким пренебрежительным отношением к себе, но сейчас он ничего не мог сделать, ведь это было чревато последствиями. Решив, что сейчас лучше всего будет просто дождаться, пока сам князь не придёт в себя, он потупил голову и замолчал.

Тишина, воцарившаяся после слов викинга, продолжалась несколько минут, пока её не прервал скрип ступеней лестницы. На самый верх поднималось несколько человек, но Ульф пока даже не догадывался, кто это. Когда в дверном проёме показалась его ненаглядная Лада, а за ней два воина, он понял, что теперь князь знает о его связи с ней.

Он был очень рад увидеть свою возлюбленную, ведь последнее время она всячески старалась его избегать. Девушка хоть и обрадовалась, увидев Ульфа, но выглядела она очень подавленно. Ее красивое лицо сильно осунулось и даже появились маленькие морщинки. Кабрун при виде Лады немного оживился и наконец оторвал свой взгляд от свечей и посмотрел на девушку.

— Лада, деточка, скажи, это правда что ты и викинг… — дрожащим голосом сказал князь на варяжском языке.

— Правда, — резко перебила Лада, не дав договорить князю.

Ульф теперь убедился наверняка, что князь в курсе его отношений с Ладой, и то, что их вызвали глубокой ночью, было именно следствием этого. Теперь на его физиономии была растерянность, а девушка стояла с достоинством и полной решительностью.

— Ты беременна от викинга?

— Да.

Для викинга беременность Лады была полной неожиданностью. Теперь для него стало понятно, почему Лада его избегала, — ведь она таким образом пыталась скрыть своё положение. Ответ другувитки его и обрадовал, и испугал: ведь в этих землях благословение на брак давал лично князь, и, учитывая, что они нарушили его запрет, то их могла ждать суровая кара.

— Ты же знаешь, что это запрещено! — прокричал князь.

— Знаю, — робко ответила Лада.

Князь опустил голову и закрыл лицо руками. Он был настолько разочарован Ладой, что впервые за долгое время испытал чувство досады и обиды.

— Что происходит? — неожиданно вмешался Ульф. — Почему это запрещено?

— Я это запретил, — выкрикнул Кабрун, — и тебе бы следовало уважать наши законы, чужак!

— У вас запрещено брать себе жену?

— Так ты ему не сказала? Ну так будь добра, расскажи ему теперь.

— Потому что я люблю тебя. Я… я… я просто хотела с тобой быть… — у Лады брызнули слёзы. Другувитка стала захлёбываться от плача. Ульф собирался было подбежать к ней и уже сделал первый шаг, но витязи стремительно выхватили свои мечи и приставили их к его горлу. Викинг остановился и немного приподнял подбородок, чтобы не напороться на лезвия. Кабрун от горечи закрыл лицо правой рукой и опустил голову.

— Когда князь объединил другувитов, — неожиданно вмешался Каригайло, — то оказалось, что при первой же возможности племена вновь готовы взяться за оружие и начать убивать друг друга. Ссоры между родами никуда не исчезли, хотя их и стало заметно меньше. Управлять ими было очень трудно, и местных нужно было как-то сплотить. А в этих землях ничто не объединяет людей так, как кровное родство. И тогда князь решил, что все неженатые юноши одного поселения смогут брать в жёны незамужних девушек из другого. Для того раз в год в Перунову ночь мы собираемся у безымянного озера и проводим игрища, на которых молодые воины сражаются за право выбрать себе супругу. Самый сильный первым выбирает себе жену, а самые слабые выбирают из тех, кто останется.

— И как это помогло? — недоумевая спросил Ульф.

— Когда ты знаешь, что в соседней деревне живёт твоя дочь или твои внуки, то желание грабить или убивать единоплеменников резко уменьшается. И как только этот обычай был установлен, раздоры полностью исчезли. Можно даже сказать, что теперь это единое племя.

— Так вот почему ты запрещала мне идти к Кабруну и просить тебя. Ты боялась, что из-за своей травмы я не смогу одолеть противников, которых будет, видимо, очень много, учитывая, что ты ему почти как дочь.

Услышав слова Ульфа, Лада с ещё большей силой стала рыдать. Её слёзы капали с ладоней и образовали на полу небольшую лужицу.

— И как теперь мне поступить, Ладушка? Ты же знаешь, что мы делали с теми, кто противился этому закону, — сказал возбуждённо князь.

— А что вы делали? Чтооо? — прокричал викинг, искренне недоумевая, что могло произойти с теми, кто воспротивился.

— Тех девушек, которые бежали или самовольно вступали в брак, мы отлавливали и обращали в рабов. А если им помогали отцы, матери или братья, то их ждала более суровая кара! — воскликнул Каригайло.

— И как мне теперь быть? Самому нарушить закон, который я же и установил, или предать тебя суду вместе с викингом? На что ты надеялась?

— Князь, я думала, что скрою свою беременность зимой за тёплыми и толстыми зимними одеждами, а по весне мы вместе с викингом… — вновь зарыдала Лада, так и не договорив.

— Казни меня, только оставь Ладу в покое! — заорал викинг, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Деточка, кто-нибудь знает, что ты беременна?

— Нет.

— Каригайло, возьми Ладу, езжай в восточный замок, и пусть рожает там. Ульфа держите под замком. Попытается бежать — отрубите ему руку.

— Повинуюсь, князь, — сказал воевода из-за спины князя.

В комнате началось движение. Каригайло взял под руку девушку и повёл её прочь из княжеских покоев. Проходя сквозь дверной проём, она обернулась, чтобы в последний раз в жизни увидеть своего милого Ульфа. Викингу только и оставалось, что проводить свою другувитку взглядом, и через секунду она исчезла. Он обернулся, чтобы попросить князя о милости, но тот словно не реагировал на окружающую обстановку. А угроза Кабруна отрубить ему руку ещё больше свела на нет всякую просьбу о милосердии. Для князя осознание того, что Лада предала его, было куда более страшно, чем огласка нарушения закона. Гнев жрецов и вождей можно будет унять, а изгладить чувство от измены куда сложнее.

Кабрун поднял ладонь над головой и пренебрежительно махнул ей. Воины убрали свои мечи в ножны, положили руки на плечи викинга и сжали в своих кулаках его рубаху. Силой они потащили Ульфа прочь из покоев князя. Его волокли вниз по лестнице, не обращая внимания на его травму. Викинг еле успевал перебирать ногами по ступеням, даже не касаясь их тростью, что приносило ему сильную боль.

Его вывели из башни и потащили к его избе. Витязи, толпившиеся вокруг вежи, при виде Ульфа схватились за оружие и, словно волки, готовые наброситься на добычу, злым взглядом смотрели ему в глаза. Викинг понял, что как князю, так и его дружинникам Лада была очень дорога. А в их глазах он теперь выглядел как человек, соблазнивший и подставивший их дорогую другувитку. Они стояли смирно, и если бы не приказ князя, то они бы, безусловно, выхватили мечи и тут же порубили его на куски. Однако, к его счастью, они быстро исчезли из виду, скрываемые за стеной осадков.

Когда Ульфа привели к его дому, то воины бесцеремонно швырнули его в сугроб снега. Боль в коленном суставе была такая сильная, что первые пару минут викинг просто лежал, дожидаясь, пока она хоть немного стихнет. Витязи стояли позади него, дожидаясь, пока он встанет и пойдёт в свою избу. Ульф понимал это, и дабы лишний раз их не провоцировать, он схватил свою трость двумя руками и, нащупав сквозь толстую снежную шубу землю, начал подниматься. Сначала он встал на колени, а после уже и на ноги. Медленным шагом он пошёл к дому и, войдя в избу, закрыл за собой дверь.

* * *

Наступила весна. Реки освободились от ледяной коры, и воды потекли от своих истоков в бескрайние океаны. Деревья избавились от белых доспехов и освободили свои ветви от тяжести. Немногочисленные поля покрылись зелёными покрывалами. Воздух нёс ароматы молодой травы и свежести. Солнце своим теплом согревало всё живое, и первые птицы пели свои восхитительные песни.

Каригайло со всех сил мчал на своей лошади из восточного детинца к белой веже на западе, чтобы сообщить вести князю. Его лошади пришлось преодолеть пятьдесят вёрст, и она очень устала. Наконец он прибыл к устью Мухавца, на котором стоял треугольный остров с возвышающейся на нём башней. Воевода спрыгнул с коня и побежал к причалу, где была пришвартована маленькая долблёнка для личных нужд князя и его дружины. Он быстро развязал все узлы и продел вёсла в уключины. Когда всё было готово, Каригайло сел поудобнее на банку и стал грести к острову.

Преодолев реку, воевода вытащил лодку на сушу и, не теряя времени, побежал к белой башне, где его уже с вестями ждал князь. Не обращая внимания на своих друзей, он стремился на самую вершину вежи, чтобы Кабрун первым узнал о срочных новостях. Перед самой дверью воевода остановился, чтобы перевести дух, закрыл глаза и попытался отдышаться. Кабрун услышал его шаги и просто стал дожидаться, пока он войдёт.

Восстановив дыхание, воевода решительно открыл дверь и вошёл в покои. Он увидел, что князь уже стоит посреди комнаты.

Лицо князя было очень скорбным, а глаза — намокшими. Он понял, что если бы Каригайло принёс добрые вести, то он ворвался бы как ураган, но раз он замялся перед дверью, значит, произошло что-то недоброе. Воевода, опасаясь, что из его глаз брызнут слёзы, решил, что лучше бы князю не видеть их, да и сам он не желал наблюдать печаль повелителя. Он встал на одно колено перед Кабруном и склонил голову, дожидаясь, пока к нему обратятся.

— Говори, мой друг.

— Лада, она… она мертва.

— О нет, — обречённо сказал князь.

— Она не перенесла родов.

— А что дитя?

— Ребёнок выжил, но без матери я не решился его доставить сюда.

— А чем же мы его будем кормить?

— Турица, что мы захватили в битве с ятвягами, недавно родила молодого бычка, но он не выжил, и я распорядился вскармливать дитя её молоком.

— Его отец пытался убить тура, а он сам вскормлен молоком турицы, — сказал Кабрун, немного помолчав. — Видно, сами боги связали его жизнь с этим зверем. Назовём отныне его Туром.

— Как пожелаешь, князь, — смиренно сказал Каригайло. — Но как быть теперь с викингом?

— За то, что он сделал с нашей Ладой, его следовало бы убить. Но, видимо, в этом есть и наша вина, — обречённо буркнул князь.

— Но какая? — Каригайло поднял голову и взглянул Кабруну в глаза.

— Видимо, когда мы взяли власть в этих местах, стоило насадить здесь христианство, от которого мы бежали тогда. Христианское целомудрие смогло бы уберечь её больше, чем страх наказания.

— Но разве мы не наказывали всех тех, кто пытался самовольно жениться или выйти замуж? И почему это не помогло с Ладой?

— Как бы мы ни старались, но богов люди боятся больше, чем себе подобных.

— Но тогда бы здесь началась вновь война. Одни бы принимали христианство, а волхвы бы их резали, и так до тех пор, пока бы ситуация не поменялась.

— Ты верно говоришь, мой друг. Насильно сводя между собой другувитов, мы предотвратили многие беды, но потеряли Ладу. Ведь она не хотела силком выходить замуж.

— Может, теперь, когда наша другувитка умерла, стоит дать возможность невестам воспрепятствовать супружеству, если суженый не мил?

— Отныне, когда невестам возложат венок на голову, если не пожелают выходить замуж, то пусть положат его на воды безымянного озера и уходят прятаться в лес. Если до утра их там никто не обнаружит, то будут свободны от всякого брака или выйдут за того, кого сами выберут.

Князь развернулся и пошёл к своему столу, где лежал кожаный чехол. Кабрун поднял его со столешницы и, просунув руку внутрь, вытащил из него огромный белый рог для вина. Каригайло сразу понял, что этот кубок был сделан из рога дикого быка, которого убил Ульф, — ведь сосудов таких огромных размеров никто не делал. В его горло мог спокойно пройти кулак взрослого мужика, а сам он был украшен золотым мундштуком в виде тура. Окантовка была посеребрённой и связана с мундштуком платиновой цепочкой. Рог предназначался только для питья и имел закрывающуюся крышку, так что в него можно было смело налить вина себе в дорогу.

Кабрун подошел к Каригайло и протянул ему белый рог. Воевода почтительно вытянул руки и взял дорогой сосуд в свои руки.

— Что мне с ним делать?

— Скажи викингу, что мать и дитя погибли, и отдай ему этот рог. После чего отвези его к йомсвикингам, что живут в устье Одера. Если воспротивится или попытается вернуться, скажи, что я прикажу убить его и всех, кто последует за ним.

— Но, князь, это очень дорогой подарок. Разве он заслужил его? — возмутился Каригайло.

— Нет, не заслужил. Но он убил быка, а значит, у него должно быть хоть какое-то доказательство его силы. А кроме того, я сделал из другого рога зверя точную копию, и когда дитя подрастёт, возможно, он захочет найти своего отца. С помощью этого рога он опознает его.

— Как всё у тебя мудро, князь.

— Ступай, мой добрый друг.

— Я повинуюсь.

Кабрун склонился над головой своего верного воеводы и поцеловал его в лоб. Каригайло почувствовал намокшую бороду своего повелителя и понял, что князь пролил очень много слёз. После поцелуя князь направился к окну, откинул задвижку и распахнул настежь ставни.

Воевода аккуратно поднялся с колена, стараясь не обронить рог. Он подошёл к столу, взял кожаный чехол и стал засовывать рог внутрь. Когда всё было готово, он поклонился стоящему к нему спиной князю и пошёл прочь из комнаты, чтобы немедленно выполнить его приказ.

* * *

Мальчик рос под кровом князя в его восточном замке. Поскольку ни у кого из ратников не было детей, в том числе и у Кабруна, то все витязи относились к нему как к собственному сыну, во всём помогая и поддерживая. Всё же князь, понимая, что это может разбаловать ребенка, воспитывал его в строгости и аскетизме. Спал он на охапке сена, поверх которой ложилась тонкая простыня и небольшая подушка. Будили мальчика с первыми петухами, после чего начинались тренировки. К обеду ему вновь разрешали поспать, а вечером его еще раз ожидали тренировки.

С раннего детства его обучали владеть различными видами оружия. Однако с наибольшим успехом ему дался скандинавский боевой топор. С луком у Тура были проблемы, тем не менее это компенсировалось прекрасной техникой метания ножей.

Когда мальчик немного возмужал, то Кабрун, видя невероятную ловкость парня, стал обучать ловле стрел. Поначалу кончик стрелы оборачивали шкурой животного, чтобы урон, который она наносила, был сведён к минимуму; также это замедляло стрелу и делало практически неопасной. Со временем мальчик стал хватать их настолько проворно, что кожаный наконечник убрали, оставив только древко, а спустя время нацепили и затупленные боевые. Но Тур и их с ловкостью ловил руками, так что они не касались его и не причиняли вреда.

Когда Тур превратился в юношу, то стал очень коренастым парнем. Плечи он имел широкие, а руки — мускулистые. Черты лица у него были правильными, а глаза настолько карими, что при чуть приглушенном свете зрачки полностью сливались с роговицей, образуя единые чёрные круги. Волосы на голове росли тёмными, а со временем он отпустил небольшую бороду с усами.

Большой топор Тур использовал без щита. Это давало много преимуществ, однако были и недостатки, самый существенный из которых — это то, что он может застрять в щите соперника, и тогда враг может, уводя щит с застрявшим в нём топором в сторону, вспороть брюхо другувиту. Дабы не допустить подобного, Тур должен был отводить руку к поясу и доставать меч, чтобы хоть как-то прикрыть себя. Такие размашистые действия приводили к потере времени и поражению, а в реальном бою привели бы и к смерти.

Стараясь этого избежать, Кабрун предпринял попытку улучшить конструкцию секиры. Так был изготовлен первый особый топор, в хвосте топорища которого стал размещаться небольшой кинжал длиной с одну ладонь. Черенок в данном случае использовался не только как вставка для обуха, но и как своеобразные ножны. Идея была в том, что если топор Тура увязнет в щите противника, то, выхватив клинок, он сможет быстрее отразить удар. А пока враг будет ошеломлен этим фокусом, Тур перережет ему горло. Однако тонкое лезвие ножа, которое помещалось в черенок, не выдерживало удара меча и либо ломалось, либо выбивалось из руки. Также во время боя из-за того, что рукоятка кинжала по оси совпадала с осью прямого топорища, то, хватаясь за хвост топора, нож отсоединялся от остальной части, что приводило к разъединению оружия. Тогда князь принялся изготавливать новый топор, чтобы юноша не мог нечаянно схватиться за кинжал во время схватки. Сначала изменили конструкцию ножа, поставив клинок под тупым углом к рукоятке. Теперь и сама рукоятка клинка торчала из топорища под некоторым углом, отогнутая вперёд, и Тур уже мог чувствовать, если схватил топор не в том месте. Сам клинок тоже претерпел изменения: он стал длиннее на пол-ладони, шире и немного изогнутым. Затачивался он только с одной стороны, а с другой уже имелся обух для придания прочности.

Такой причудливый клинок немного напоминал собой греческий копис, отчего и Кабрун, и Тур стали его так называть. Это потаённое оружие несколько снижало твёрдость топорища, и компенсировать потери пришлось использованием в качестве черенка прочного ясеня.

Изменение конструкции топора привело к изменению стиля боя Тура. Металл, который стал находиться с другой стороны головы топора, стал создавать ему противовес, и благодаря этому Тур смог вращать оружие с большей ловкостью, а у самого молодого воина появился непобедимый приём. Другувит старался нанести удар противнику топором сверху в правое плечо. Оппоненту, чтобы парировать этот удар, приходилось заводить щит справа над головой, тем самым он оголял свой левый бок и закрывал щитом для себя обзор. Тем временем Тур выхватывал из рукояти копис и делал выпад, после которого разил противника в корпус либо в лицо, если противник был хорошо защищён доспехами.

После такого подарка князя Тур стал непобедимым. Однако Кабрун запрещал ему пользоваться этим приёмом, чтобы у Тура всегда оставался эффект неожиданности, и применять его лишь в крайнем случае.

В одно летнее утро Тур вышел на пробежку. Его путь лежал по тропинке вдоль реки Мухавец, что протекала по центральным землям князя Кабруна. По другую сторону тропы лежал древний реликтовый дубовый лес. В воздухе стоял запах мха и сырости. Птицы заливали своим пением всю округу, и лишь небольшой туман застилал пространство вдоль реки. Тур долго бежал, но не знал, сколько преодолел вёрст, потому что просто наслаждался окружавшей его природой.

Вскоре он увидел песчаный остров. Его золотые берега обнимали два рукава широкой реки, посреди которой он стоял. По его периметру располагался частокол, а внутри находился деревянный детинец, стоящий на холме. Крепость представляла собой большую четырёхугольную башню, к стенам которой примыкали четыре башенки пониже. Крыша была простой и сделана из деревянной черепицы. Это крепость была домом, в котором жил Тур, Кабрун и его витязи.

Вдалеке показался силуэт всадника, скачущего на лошади. Он никуда не сворачивая мчался прямо на Тура. Когда он приблизился на расстояние в несколько сотен шагов, юноша узнал в нем Каригайло — одного из самых храбрых и сильных воинов князя. Это был седовласый мужчина, одетый в серый плащ, лицо которого было покрыто морщинами. Он подъехал к Туру и остановился.

— Тр-р-р-р, — громко заревел воевода. — Тур, вот ты где, я тебя ищу. Прыгай немедленно на лошадь, тебя желает видеть князь.

— Что-то произошло? — встревоженно спросил Тур.

— Почти. Князь решил тебя испытать.

Тур, ничего не понимая, вскочил на коня, и они вдвоём помчались к переправе. Всё это время он думал, что за испытание ему приготовил князь и почему его никто заблаговременно не предупредил. Кабрун учил Тура к любому важному событию готовиться заранее, а теперь сам князь словно позабыл свои наставления.

Они очень быстро спустились к реке и сели в лодку. Доплыв до противоположного берега, где стоял замок, Тур и Каригайло поднялись на холм.

Пройдя ворота стены, молодой воин увидел, как витязи устанавливали огромную платформу. Ее форма походила на четырёхлистный клевер, части которого были сложены из четырёх частей без малейшего зазора. Диаметр его был около четырёх метров. Поверх платформы положили настил из кожи, так что теперь его высота в сумме была около полуметра.

— Что это? — спросил Тур.

— Это тинг, который служил нам местом проведения поединков.

— А почему я раньше его не видел?

— Если я правильно помню, последний раз мы его устанавливали более десяти лет назад, — Каригайло посмотрел на Тура. — Если какой-либо из местных смельчаков хотел вступить в дружину Кабруна, то он должен был вызвать на поединок одного из дружинников князя и одолеть его. Только тогда он получал право вступить в дружину.

— Я так понимаю, что никому так и не удалось пройти испытание?

— Никому, — ухмыльнулся воевода.

— Его установили для меня? — робко спросил Тур и посмотрел на Каригайло.

— Да.

— И кто же будет моим соперником?

— Это буду я, — иронически ответил Каригайло.

Воевода махнул рукой придворному слуге, и тот немедленно направился к нему. В руках он нёс длинную кольчугу с капюшоном, поверх которой лежал шлем-полумаска. Слуга остановился в шаге от воеводы, склонил голову и протянул ему доспех. Каригайло взял в руки кольчугу и тут же передал её Туру. Как и положено, он начал натягивать её поверх своей льняной рубахи, тем самым отделяя металл от кожи.

Через минуту хауберк плотно прилегал к рубахе и закрывал ноги до колен, а руки — до локтей. В поясе он был обвязан кожаным ремнём, а на голове был надет шлем-полумаска.

Красивая кольчуга отлично сидела на юном воине. Туру стало очевидно, что её сделали специально для него — ведь воинов с похожей комплекцией среди дружинников не было, а значит, князь уже давно задумал его испытать.

Один из витязей принёс Туру его топор. Другувит взял его и почтительно поклонился витязю. Не теряя время, юноша направился к тингу. Подойдя к нему на расстояние в один шаг, он вскочил на помост.

Через секунду на тинг забрался и Каригайло. На воеводе была точно такая же кольчуга с капюшоном, только вооружён он был одноручным топором и круглым щитом. Вокруг платформы собралось множество народа, начиная от дружинников князя и заканчивая крестьянами. В первых рядах стоял Кабрун и наблюдал за всем происходящим. Воины повернулись к нему и поклонились.

— Тур, сегодня мы испытаем твою силу и ловкость. Сражайся храбро, и ты станешь одним из нас. Постарайтесь не причинить друг другу вреда. Тот, кто не устоит на ногах или выйдет за пределы помоста, будет считаться поверженным. Вам всё ясно? — громким голосом сказал Кабрун.

— Да, князь, — сказал Каригайло.

— Да, — сухо повторил Тур.

Поединок начался, и Каригайло мгновенно замахнулся и попытался нанести удар топором сверху, но Тур ловко увернулся в сторону. Тогда юноша контратаковал ударом в корпус, однако витязь шагнул назад. Тур остановился и решил беречь свои силы, ведь он устал после пробежки, а Каригайло, осознавая это, начал методично наносить удары в голову другувиту.

Молодой воин проворно отбивал все удары так, чтобы лезвие топора дружинника не попадала по пальцам Тура. Каригайло превосходил другувита в росте и, собрав всю свою мощь, нанёс ему со всей силы удар сверху. Тур блокировал удар воеводы своим топором, однако его сила была так велика, что юноша, не выдержав натиска, упал на одно колено. Витязь зацепил топорище юноши пяткой своего топора и резким движением попытался вырвать его из рук Тура. Другувит, предвидя это, быстро прыгнул на корточки и, уткнув ногу в живот Каригайло, швырнул его назад через голову. От такого приёма витязь отлетел на несколько шагов и, перевернувшись в воздухе, упал на спину. Он попытался быстро встать, но Тур вновь стремительно атаковал, и воевода еле парировал удар щитом. Но как только он блокировал один удар, на него летел уже второй, с другой стороны, в корпус, от которого он также защитился щитом. Тогда Тур схватился рукой за топор Каригайло и ударил его ногой в грудь. Мощь, с которой приложился другувит, была столь велика, что воевода вмиг вылетел с ринга и упал в нескольких шагах от князя.

Витязь, кряхтя, пробовал подняться на ноги. Он поднял своё туловище и тут же рухнул на землю. На лицах всех собравшихся было недоумение, ведь до этого момента Каригайло считался непобедимым воином Кабруна, а теперь он с полным ртом земли не может самостоятельно встать. Некоторые дружинники бросились помогать своему товарищу подняться. Каригайло, лёжа на спине, посмотрел на стоящего на ринге Тура и кивнул ему головой; в ответ юноша улыбнулся.

— Ты достойный воин, отныне тебе принадлежит право называть себя моим дружинником, — громко сказал Кабрун.

— Благодарю, князь, однако мне ещё далеко до твоего мастерства, — ответил Тур, искренне полагая, что он всё же ещё слабее Кабруна.

— Братья, уберите с помоста кожаный настил и поставьте на него хлеба, мясо, рыбу, различные плоды и квас. Пусть сегодня все угощаются, потому что за всё то время, что мы здесь пребываем, у нас появился новый великий воин.

— Благодарю, добрый князь, — торжествующе сказал Тур и поклонился.

Вокруг началась суета. Часть воинов принялась срывать кожаное покрытие с ринга, а часть побежала в кладовую замка за припасами. Крестьяне поспешили ловить рыбу и забивать кабанов, а также помчались в лес за грибами и черникой.

— Тур, зайди ко мне. Нам надо кое-что обсудить, — тихо сказал князь.

Кабрун развернулся и пошёл в крепость. Другувит тем временем стал снимать свои доспехи и аккуратно складывать их. После чего, выпив кружку воды, он побежал следом за князем.

Когда он вошёл в его комнату на вершине центральной башни, то увидел, что на стойке для брони висят чёрные латы — точно такие же, какие носили его дружинники. Ламеллярный доспех, собранный из множества чёрных пластинок, закреплённых на кожаной подкладке и соединённых между собой верёвкой.

— Сынок, это тебе, — заботливо сказал князь, показывая ладонью на доспех.

Когда они оставались наедине, то Кабрун не стеснялся называть Тура сыном, а юноша называл князя отцом. Князь всегда был скуп на эмоции и, лишь оставаясь наедине, мог дать волю своим чувствам. Тур, глядя на Кабруна, поступал так же.

— Спасибо, отец. Надеюсь, я буду достоин их носить.

— Ты уже достоин, сынок.

— Но позволь, отец. Ты всегда учил меня тщательно готовиться к битве, почему же сейчас поединок с Каригайло произошёл так внезапно?

— Сынок, для любой битвы ты должен готовиться заблаговременно, но в жизни не всегда представится возможность так поступить, а потому старайся быть готовым всегда. После утренней пробежки ты был уставшим, я это знал и потому распорядился проверить тебя. И ты прошёл испытание. Кроме того, через два дня наступит Перунова ночь, и я бы хотел, чтобы ты там присутствовал в качестве дружинника и охранял священную рощу.

— Почту за честь! — приподнято воскликнул Тур. — Когда наиболее доблестные воины другувитов соберутся со всех окрестных деревень и будут сражаться за право обрести жену.

— Вот и хорошо. Теперь иди и набирайся сил, скоро мы выступаем.

Тур поклонился и стал собирать свои доспехи в большую кожаную сумку, которая стояла рядом со стойкой. Кабрун тем временем подошёл к юноше, погладил его по голове, после чего направился к выходу. Когда воин полностью упаковал доспех, то также вышел из помещения и побрёл к себе в комнату в другой башне. Его спальня была очень маленькой, и в ней помещалась лишь охапка сена и небольшой столик. Он распаковал свои доспехи и разложил их на столешнице. Оказалось, что доспехи заняли весь стол. Осознав, что в таком случае ему просто будет негде принимать пищу, Тур направился к местному плотнику. Тот на скорую руку смастерил для него стойку для доспехов, и юноша вернулся к себе в комнату. Он установил стойку в углу и повесил на неё свою броню. От усталости Тур прилёг на сено и проспал до самого вечера. Пробудившись, он сразу же помчался к помосту, где праздник продолжался уже несколько часов, а все собравшиеся успели достаточно опьянеть. Те, кто ещё сохранял капли рассудка, чествовали другувита с победой. Тур принимал поздравления с благодарностью, но в его душе было некое беспокойство. Нутром он понимал, что в его жизни грядут перемены, и это напряжение всё усиливалось. Побыв ещё немного со всеми, он пошёл к себе в комнату и вновь уснул.

* * *

Спустя два дня Кабрун со своей дружиной прибыл в священную рощу у безымянного озера. Сама она находилась на юге от замка Кабруна в тридцати верстах. К этому месту всегда относились с великим почитанием, потому что по странному и необъяснимому стечению обстоятельств в этой роще рядом росли разнообразные деревья. Старинный дуб мог стоять рядом с берёзой, а вблизи с ними высилась сосна. Ещё в нескольких шагах рос вяз в обнимку с каштаном. И так вместе сосуществовало великое множество деревьев: осина, ясень, тополь, клён, ива, ель и т. д. Все деревья были разные и непохожие друг на друга, молодые и старые, пышные и скудные, высокие и низкие, яркие и тусклые. Всё это производило сильное впечатление на всех, кто там хоть раз бывал. По этой причине Кабрун и решил, что именно этот смешанный лес лучше всего подойдёт для объединения всех настолько не похожих друг на друга родов.

Наступил вечер, и на песчаном пляже разожгли огромный костёр. Около него собрались князь, жрецы и вожди племён другувитов. С каждым вождём были юноши и девушки, которых они привели с собой, причём девушек было вдвое меньше, чем ребят, что очень удивило Тура. Князь подошёл к вождям, и они все как один поклонились ему до земли. После чего Кабрун, пожав каждому руку, стал с ними что-то обсуждать. Спустя несколько мгновений вожди пошли обратно к своим соплеменникам, а Кабрун направился прямиком к Туру.

— Сынок, твоя задача будет стоять по периметру рощи и охранять этот участок леса от диких зверей и непрошеных гостей, так что одевать доспехи не стоит. Возьми с собой только топор и, если хочешь, два-три метательных ножа. Если что-то случится, просто подуй в свистульку, — князь вытащил из кармана дудку и протянул Туру. — Если мы услышим её звук, то немедленно придём тебе на помощь.

— Да, отец, — ответил юноша и взял в руки свистульку.

— Хорошо, теперь ступай вместе с Каригайло, и он покажет тебе твой пост.

Тур кивнул, и князь спешно удалился прочь. Каригайло, наблюдавший за их разговором, после того как князь ушёл, схватил чёрный плащ и поспешил к Туру. Остановившись в шаге от другувита, он посмотрел ему в глаза.

— Тур, возьми плащ, а то мало ли дождь пойдёт, — витязь протянул юноше мантию.

— Благодарю, — Тур взял подарок Каригайло и положил под мышку. — Ты как? Цел?

— Да, — воевода, выдержав паузу, продолжил: — Пострадала только моя гордость. Ведь я теперь не первый среди равных, — засмеялся Каригайло. — Идём со мной. Я покажу тебе твоё место, где ты будешь стеречь лес.

Тур накинул мантию, и они пошли по роще, проверяя её на наличие возможных хищников. Воевода брёл молча, предаваясь своим мыслям и не особо смотря под ноги. Тур тем временем, пока шёл рядом с Каригайло, размышлял о своих родителях, ведь они как-то были связаны с этими игрищами. В основном всё, что он о них слышал от князя, так это то, что его мать отказалась участвовать в этих состязаниях и влюбилась в иноземца. За это Перун покарал её, и она умерла, но её сыну по молитвам Кабруна громовержец сохранил жизнь.

Это наложило на юношу огромный отпечаток. Он пытался понять мотивы своей матери и с ужасом для себя обнаружил, что полностью согласен с ней. Его душа начала сопротивляться подобным порядкам. Ведь любая жена должна быть своему мужу словно родная сестра, а её преданность должна быть больше, чем у самого близкого друга. А как ты можешь быть уверен, что человек, которого ты абсолютно не знаешь, после этой ночи станет разделять твои взгляды на жизнь и будет тебе хорошей женой? Как дети от такой матери, которую разыграли, словно скотину на рынке, будут любить своего отца, если их мать безразлична и чужда ему? И почему Перун так жестоко её наказал? Все эти мысли не выходили из головы Тура, и он сам не заметил, как уже прибыл на место своего дежурства.

— Тур, тут тебе и придётся стоять до самого утра, — неожиданно прервал его мысли Каригайло. — Если что-то пойдёт не так, то просто подуй в неё, и все дружинники явятся в это место.

— А почему просто нельзя прокричать?

— Охраной священной рощи занимаются только дружинники князя, но чтобы охватить весь массив, нам приходиться стоять на некотором удалении. Если использовать крик в качестве сигнала, то так нас любой недруг может заманить в ловушку, а звук свистульки ни с чем не спутать.

Тур пожал руку старому витязю, после чего Каригайло развернулся и ушёл прочь. Чтобы юноше в голову вновь не начали лезть разные думы и ими он ненароком не прогневил Перуна в священном лесу, молодой воин взял свой топор и начал отрабатывать свою технику.

Спустя несколько часов в лесу наступила поздняя ночь. Погода была абсолютно безоблачной, а в роще было достаточно тепло. Кругом разносился шум от гудения сов, кваканья лягушек, стрекотания кузнечиков и жужжания комаров. Высоко в небе сиял яркий полумесяц, возвышающийся над живописным Млечным путём. Звёзды своим серебристым светом освещали всё настолько ярко, что от деревьев отбрасывались чёрные тени.

Тур по-прежнему тренировался со своим оружием и к этому времени уже немного устал. Топор всегда требует от своего владельца огромной силы и выносливости, из-за чего тело всегда начинает обильное потоотделение, и чтобы немного остыть, молодой дружинник снял накидку. В ту же минуту его атаковал огромный рой комаров. Чтобы хоть как-то себя защитить от назойливых кровососов, Тур накинул свой плащ и достал из маленькой сумки бутылочку с берёзовым дёгтем. Он намазал себе им щёки, лоб, шею, руки и ноги. В этих местах эта жидкость была самым лучшим средством для защиты от насекомых, и самый лучший дёготь добывали именно в Бересте. Отпугнув от себя надоедливых комаров, он положил дёготь себе в карман рубахи и вновь принялся махать секирой.

— Отстаньте от меня! — донёсся из глубины леса женский крик, отчего Тур обернулся и стал всматриваться в рощу, пытаясь отыскать источник звука.

— Помогите, аааа! — вновь раздалось из леса.

Тур растерялся и не знал, как поступить. Он не мог понять, что происходит. Возможно, кто-то попал в беду и просил о помощи, а возможно, это была ловушка. Если он пойдёт в глубину леса, то оставит свой пост, и через это место может проникнуть дикий зверь или, того хуже, — недруг, а если позовёт на помощь посредством свистульки, то сбежавшиеся к нему витязи оставят свои места, и это поставит под удар безопасность всех собравшихся.

— Спасите кто-нибудь! — прозвучало из леса, за которым последовал девичий плач.

— Молчи, тварь, — грубым голосом, полным ненависти, прокричал некто из леса.

От этих слов Тур пришёл в ярость. Он схватил свой топор и помчал в рощу, туда, откуда доносилась мольба о помощи. Спустя несколько минут юноша был уже на месте. То, что он увидел, поразило его до глубины души.

Три парня зажали между собой молодую девушку. Тур сразу узнал их. Это были одни из тех молодых людей, которых он видел с вождями на берегу безымянного озера.

Тело девушки было абсолютно голым, а платье висело в области колен, мешая ей двигаться. Все трое собирались её изнасиловать, но прежде решили поиздеваться над обессиленной. Один из насильников стоял позади девушки и держал её за руки, второй приставил нож к её горлу, а третий с такой прытью снимал штаны, что через мгновение был уже с голым задом. Обезумевшие от своей похоти, они совсем не заметили, как позади них стоял Тур с секирой.

— Оставьте её в покое, — решительно сказал витязь, и насильники мгновенно обернулись к нему лицом.

— Кто ты такой? — возмущённо спросил мучитель с ножом. — Проваливай отсюда, пока жив.

— Я повторяю! Убирайтесь, иначе я вас убью.

— Слышали, ребята? А ну давайте завалим эту скотину, — насильники бросили на землю девушку и стали доставать свои ножи из-за пояса. После чего начали окружать Тура с трёх сторон.

— Но у него топор, — встрял один из них.

— Сегодня я утолю похоть и никто мне не помешает.

— Если вы нападёте, я вынужден буду защищаться.

— Вали его! — прокричал насильник, стоящий за его спиной, и с криком побежал на витязя.

Тур подпрыгнул и в воздухе развернулся корпусом к нападавшему. В мгновение ока лезвие секиры чисто вошло в шею противника и остановилось в районе груди. В тот же миг в шаге от Тура за его спиной стремительно приближался ещё один разбойник. Времени вытащить топор у юноши не было, и тогда он молниеносно выхватил копис. Он шагнул в сторону и, увернувшись от удара ножа, резким движением снёс голову с плеч душегуба. Его атака была столь быстра, что оставшемуся в живых разбойнику показалось, словно меч появился у Тура из воздуха, а отделившаяся голова приятеля через секунду привела его в оцепенение. Наконец, взяв себя в руки, он помчался прочь, забыв про свои штаны. Тур хотел помчаться за ним, но, вспомнив про девушку, остановился. Он развернулся и увидел, как она сидела на земле и горько плакала.

— Тебя не обидели? — сорвалось у Тура с губ.

Он хотел спросить, не изнасиловали ли её, но не знал, как деликатнее задать вопрос. Девушке его вопрос показался странным, но в данный момент её переполняло чувство благодарности и стыда.

— Пусть хранят тебя боги, отважный воин, — от переживания она закрыла лицо руками и заревела, захлёбываясь.

Тур достал из-за пояса небольшую глиняную флягу с водой и протянул ей.

— Выпей немного воды, и тебе станет легче, — она взяла ёмкость и попыталась поднести к губам, но её руки так тряслись, что часть воды она пролила на себя. Сделав несколько глотков, девушка немного успокоилась. Тур попытался её приподнять, чтобы освободить её платье и она смогла его надеть вновь.

— Благодарю тебя, воин, благодарю, — обессиленная, она повисла на шее юноши, пока тот натягивал её платье.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Тур.

— Мил… лиц… Милица, — захлёбываясь, ответила девушка.

— Милица, постарайся успокоиться и поведай, что случилось? — ровным голосом спросил юноша.

Девушка ещё несколько минут просто плакала, но с каждой секундой к ней возвращалось самообладание. Её слёзы убывали, а дыхание выравнивалось. Наконец она пришла в себя и посмотрела Туру в глаза.

— Меня пытались здесь изнасиловать, — обречённо вздохнула Милица.

— Но как? В священной роще? — возмутился дружинник.

— А ты ничего не знаешь? — удивлённо спросила незнакомка.

— Нет! Я с этим обрядом вообще не знаком.

— Всё, всё началось у озера. Мужчины состязаются между собой и выбирают себе жён. Самый сильный должен взять венок и положить на голову понравившейся ему девушке. Следующий выбирает уже из оставшихся, и так до самого последнего. Но если девушке не нравится тот, кто её избрал, или она вообще не хочет идти замуж, то она может отказать ему. Для этого она снимает с головы венок и пускает его в озеро. Вот так поступила и я.

— И что это означает?

— То, что теперь ей придётся пережить ночь, полную страха. Каждой, кто так поступил, разрешатся уйти в рощу. Там она должна спрятаться, и если никто её не найдёт до рассвета, значит, сами боги укрыли её. В этом случае она будет свободна от брака до тех пор, пока сама себе не выберет кого пожелает.

— Я всегда думал, что женщин должно хватать на всех.

— Так, наверно, должно быть, но уже не первый год всё по-другому. Некоторые, самые сильные, приезжают сюда по нескольку раз и каждое лето берут себе ещё по одной жене, из-за чего девушек на всех не хватает. Оттого их меньше, чем мужчин, и единственная возможность для таких неудачников хоть как-то утолить свою похоть — это пойти, когда догорит костёр, в рощу и искать беглянку.

— Если ты всё это знала, то как согласилась прийти в это место? — удивлённо спросил Тур.

— Я надеялась, что боги меня скроют. Я надеялась на их милосердие, — вновь зарыдала Милица горькими слезами.

Чтобы согреть бедную девушку, Тур скинул с себя свой плащ и накрыл им другувитку. Рассудив, что тепло костра должно согреть её, он стал собирать хворост, валявшийся вокруг. Он планировал развести огонь с помощью дёгтя, что был у него в кармане рубахи, но неожиданно в глубине леса он услышал голоса.

— Вон они. Вот там. Вон они…

Из леса раздались крики, перемешанные с лаем собак. Тур поднял голову и прислушался. Все звуки доносились с запада, со стороны безымянного озера. Неожиданно с севера к нему стал приближаться конник. Кроме его лошади, за ним скакал ещё один жеребец без всадника, поводья которого он удерживал в своей левой руке. Приглядевшись повнимательнее, Тур узнал во всаднике Скиргайло — самого быстрого наездника из витязей князя. Он остановил лошадей в пяти шагах от юноши и спешился.

— Тур, прыгай на лошадь и скачем отсюда, — спешно сказал всадник.

— Я никуда не поеду без неё, — решительно заявил Тур.

— Но тогда ты можешь погибнуть.

— Не для того я её защищал, чтобы теперь её убили.

Скиргайло подбежал к Милице и взял её на руки. Вместе с ней он подбежал к свой лошади и усадил её на коня, после чего и сам вскочил в седло. Тур понял, что витязь на его стороне, и так же оседлал второго скакуна. Вместе они помчали прочь на восток, стараясь как можно скорее покинуть пределы священной рощи.

— Как ты узнал, что я здесь? — громко прокричал Тур, чтобы его наверняка услышал Скиргайло.

— В лагерь примчал один из людей вождя Будая и сказал, что на него напал некий молодой воин с топором. Он зарубил двоих из племени Могуты. Князь сразу понял, что это ты. Он велел мне найти тебя и как можно скорее увести отсюда, пока он задержит всех.

— Куда мы направляемся?

— Для начала из священной рощи, а после в замок Кабруна.

На их пути показался одиноко стоящий воин в плаще. Услышав удары копыт о землю, он развернулся и обнажил свой меч и щит. Ратник полагал, что сейчас его немедленно атакуют, и встал в боевую стойку.

— Немедленно остановитесь, кто бы вы ни были! — заорал изо всех сил ратник.

Скиргайло поднял правую ладонь вверх, тем самым предупреждая воина, что он не враг ему.

— Корибут, Корибут, это я, Скиргайло.

— Скиргайло, ты? — сказал Корибут вопросительной интонацией. — Но что ты здесь делаешь?

— Нет времени объяснять. Кабрун велел мне срочно вывезти отсюда Тура и эту девушку, так что немедленно нас пропусти. Если о нас будет кто спрашивать, то всем, кроме князя, отвечай, что ты нас не видел. Понял?

— Понял.

— Нооо, — прокричал Скиргайло и ударил поводьями.

Встреча с Корибутом означала, что троица достигла границы священной рощи, а далее простирался бескрайний сосновый бор. Спустя час беглецы остановились, чтобы перевести дух и дать лошадкам немного отдохнуть. Скиргайло осознавал, что девушка будет балластом для них обоих, а потому решил вернуть её обратно. Кроме того, князь ничего не знал о ней, и это в будущем могло бы сыграть против Тура. Ведь теперь он в глазах всех был не только убийцей, но и похитителем. Витязь махнул рукой Туру, и они отошли на несколько десятков шагов в сторону, чтобы обсудить дальнейший план действий.

— Тур, её надо вернуть, — встревоженно заявил Скиргайло.

— Почему?

— Это может создать неприятности Кабруну.

— Но её убьют!

— Князь, видимо, опасался, что Могута и Будай попытаются немедленно тебе отомстить, и чтобы избежать кровопролития, моей задачей было увести тебя из священной рощи и доставить к охотничьему домику, что стоит восточнее замка. Если ты пообещаешь мне, что сейчас же туда отправишься, то я последую к князю с твоей девушкой и сделаю всё возможное, чтобы защитить её.

— Ты обещаешь, что её никто не тронет?

— Обещаю, что до тех пор, пока князь не решит её судьбу, волос не упадёт с её головы.

— Хорошо, тогда я буду ждать в охотничьем доме.

Тур побежал к своей лошади и вскочил на неё. Милица сразу поняла, что Тур собирается их оставить, и её охватило отчаяние. Она прекрасно осознавала, что только Тур будет её защищать до последнего, а без него никто за неё не заступится.

— Прошу, не оставляй меня, мой защитник! — прокричала девушка голосом, полным отчаяния, и зарыдала с новой силой.

— Я должен, иначе будет только хуже. Тем более о тебе позаботится самый быстрый воин этих земель.

— Удачи тебе, — Скиргайло кивнул юноше.

Тур вскочил на своего коня и ещё раз посмотрел на девушку и старого витязя. После чего развернул коня и помчал в сторону замка.

* * *

К вечеру следующего дня Тур был в охотничьем домике Кабруна. Это был небольшой одноэтажный сруб с камышовой крышей. Брёвна были изготовлены из сосны и выполнены рубкой в обло. Избу окружал невысокий плетёный забор.

Юноша вошёл в дом и увидел на стене перед кроватью головы животных, которых превратили в чучела. В центре была огромная морда быка-тура, у которой не было рогов. Это был самый крупный экземпляр, который имелся в этой комнате. Слева торчала морда зубра, но она по размерам было вполовину меньше бычьей. А справа висела голова большого медведя, но на фоне этих двух морд она казалась просто крошечной. Вокруг так же торчали олень, лось, кабан, косуля, волк и лиса.

От усталости Тур свалился на кровать. Он хотел уснуть, но его отягощали мысли, почему быку отрезали рога и в таком виде повесили на стену. Не находя рационального объяснения, другувит положил топор у топчана и уснул, пролежав так до самого утра. На рассвете в дом зашёл Каригайло и тихо прокрался к кровати Тура. Обычно он спал очень чутко и при малейшем шорохе просыпался, но в этот раз, после бессонной ночи и тяжёлого дня пути, он спал крепким сном. Каригайло наклонился, взял Тура за плечи и стал трясти его.

— Тур, вставай. Вставай. Тур, все уже собрались.

— А? Что? — юноша очнулся и увидел перед собой старого витязя. — А, Каригайло, это ты. Что ты здесь делаешь?

— Меня прислал за тобой князь. Все уже ждут.

— Кто ждёт? Чего?

— Могута и Будай потребовали, чтобы тебя судили. Все уже собрались в янтарном зале и дожидаются твоего появления.

— Так ты уже всё знаешь?

— Только то, что мне рассказал Скиргайло, а ему — твоя девушка. Что её пытались изнасиловать, а ты её спас.

— Что с девушкой?

— Она жива и выступит на суде как свидетель.

— Хорошо. Я готов держать ответ.

Тур встал с кровати и перво-наперво взял свой топор. После чего он вышел на улицу, где его уже дожидался воевода. Увидев юношу, Каригайло вскочил на своего коня и стал дожидаться, пока другувит последует его примеру. Тур подошёл к лошади и стал её гладить по морде. Таким образом он пытался себя хоть немного утихомирить перед грядущим судом, который мог стоить ему жизни. Успокоившись, он запрыгнул на коня, и вдвоём они помчали к переправе. К той самой переправе, где Тур и Каригайло переправлялись на остров, когда его принимали в княжескую дружину. У пирса стояла долблёнка, и, забравшись в неё, они преодолели реку.

Обычно воины сразу отправлялись на холм, где стоял замок, но теперь их путь лежал к южному укреплению, в котором Тур никогда не был. Тын высотой с три человеческих роста, сделанный из толстых дубовых брёвен, закрывал собой всякий вид на это сооружение. Частокол окружал глубокий ров, заполненный водой. Через этот канал пролегал небольшой мост, упирающийся в подпорку перед воротами палисада. Когда воины подошли вплотную, то увидели, что врата уже были открыты. Тур быстро преодолел мост, прошёл через врата и там увидел то, что его поразило до глубины души.

За воротами он увидел тот самый янтарный зал, в котором ему ещё ни разу не удавалось побывать. Это было вытянутое овальное здание длиной в сто шагов и шириной в двадцать. Стены были сделана из врытого в землю бруса и покрыта лаком и смолой. Конструкция была очень искусно сложена, и создавалось впечатление, что это единая деревянная плита. Что удивительно, в стенах не было окон, лишь одна невысокая дверь в торце постройки. Кровля, выложенная из ствола камыша, словно толстая белая шуба покрывала сооружение.

У входа в здание стояли два дружинника князя. Тур сразу достал свой топор и передал одному из них. Витязи почтительно поклонились и пропустили другувита с воеводой. Когда Тур вошёл внутрь, то понял, почему его называют янтарным. Это был большой зал с единым пространством. Стены и потолок были полностью отделаны красным янтарём и сложены мозаикой. Драгоценный камень был настолько качественно обработан, что впитывал в себя свет от горящих свечей и отражал его назад, алым цветом освещая лица всех присутствующих. Также на стенах висели щиты и подсвечники, сделанные из рогов оленей. Вдали зала находился роскошный резной трон, стоящий на трёх ступенях — каждая высотой с две ладони. На нём восседал князь, а вокруг него толпились люди. По правую руку от него стояли строем витязи, одетые в свои чёрные доспехи и держащие в руках свои шлемы, а по левую — племенные вожди, каждый с двумя дружинниками.

Каригайло решительным шагом направился к трону Кабруна. Когда вожди увидели приближающегося воеводу, то Могута и Будай также поспешили подойти к князю. Воевода стал с правой стороны в шаге от трона, а вожди с левой. Когда они остановились и всякое движение прекратилось, всё внимание полностью сконцентрировалось на Туре. Молодой воин стоял у входа и ждал, когда его пригласят. На несколько мгновений всё застыло в таком состоянии, пока Кабрун с той стороны зала не встал.

— Тур! Дитя, подойди к нам, — громким голосом сказал князь и махнул рукой.

Тур посмотрел на Могуту и уверенным шагом стал приближаться. Он нисколько не боялся вождей, его больше беспокоило, что он создал проблемы своему князю. Подойдя на расстояние трёх шагов, он остановился и склонил голову.

— Я прибыл по твоему приказу, — спокойно сказал Тур, не поднимая головы.

— Тур, тебя обвиняют в страшном преступлении. Убийство в священной роще. Это правда?

— Да, князь! Я убил двух разбойников, которые пытались изнасиловать несчастную девушку.

— Наглая ложь! — встрял вождь Могута. — Как мне сказал Воята, ты…

— Тихо! — грубо оборвал Кабрун. — Сначала Тур ответит на мои вопросы, а потом ты его допросишь, тебе ясно, вождь? — угрожающе прокричал князь.

На лице Могуты отразилось презрение к правителю, но он отвернул голову, чтобы не провоцировать князя. Он давно не привык к такому обращению, но открыто грубить князю могло стоить ему головы.

— Продолжай, Тур, — коротко бросил Кабрун.

— Я стоял и дежурил в роще, как мне велел Каригайло. Спустя некоторое время я услышал крики о помощи, доносившиеся из глубины священного леса, и, схватив свой топор, я немедленно помчался на выручку попавшей в беду.

— Почему ты не стал дудеть в свистульку?

— Я не знал наверняка, кто там, и боялся, что это может быть засадой. Я подумал, что кто-то смог проникнуть в рощу и добивается, чтобы я подал сигнал, и ко мне прибежали близстоящие дружинники, и тем самым оставили часть леса без охраны. Поэтому для начала решил проверить, что там.

— Хорошо. А дальше что?

— Когда я прибыл, то увидел, как три амбала зажали молодую девушку и издевались над ней. Я попытался их уговорить оставить её, но вместо этого они напали на меня. И я, защищаясь, зарубил двоих, а этот третий убежал.

— Теперь выслушаем, что говорит Воята, — князь посмотрел на насильника и ткнул в него пальцем. — Говори.

— Этот душегуб сам пытался её изнасиловать, а теперь стремится скинуть всю вину на нас. Да ещё так нагло врёт тебе в глаза, княже. Я мирно шёл по лесу в поисках для себя жены, неожиданно я услышал крики и пошёл посмотреть, что там происходит. Когда я приблизился, то увидел, как этот разбойник, угрожая топором, пытается воспользоваться девушкой. Я хотел воспрепятствовать этому, но у него был топор, а у меня, кроме небольшого ножа, ничего не было. Тогда я пошёл искать помощи и наткнулся на двух людей из племени вождя Могуты. Мы подумали, что троим нам хватит сил его одолеть, и пошли на помощь несчастной. Завязалась драка, и он убил этих двоих, но мне удалось бежать.

— Почему ты сразу не побежал ко мне? — строго спросил князь. — А сначала сам хотел вызволить её?

— Я боялся, что мы потеряем время и он уйдёт.

— Если ты не насиловал её, а хотел ей помочь, как вышло, что ты оказался без штанов? — ехидно подметил Тур.

— Я… я… я так бежал, что, видимо, потерял их по дороге… — в зале воцарилась полная тишина.

— Потерял по дороге штаны? — сказал кто-то из строя витязей и засмеялся, а следом начал заливаться весь отряд. Они так сильно хохотали, что Воята покраснел, а на лице его вождя Будая отразился стыд за своего соплеменника.

— Вам обоим есть что добавить? — спросил князь, но в ответ в зале вновь все замолчали. — Введите её! — воскликнул Кабрун.

В янтарный зал вошла молодая девушка, та самая, которая была той ночью в священной роще. На её шее был небольшой порез, а на руках синяки. За её спиной следовал Скиргайло, также одетый в чёрные доспехи. Они вдвоём стали подходить всё ближе и ближе к княжескому трону. Тур посмотрел в это время на лицо Вояты. Оно было невероятно бледное и удивлённое. Для Тура стало понятно, что он явно не ожидал, что девушка вообще жива.

— Как? Ведь все говорили, что ты мертва! — прокричал Воята, и все присутствовавшие одновременно посмотрели на него. — Нет, этого не может быть! — завопил Воята.

Когда Тур услышал его стенания, то стал догадываться, что произошло. Ложь Вояты была столь очевидна, что первый же допрос Милицы сразу бы её обнаружил. Кроме того, он был уверен, что девушка мертва. Значит, кто-то пустил слух о её убийстве, но кто это мог быть и зачем, он не знал. Скиргайло остановился рядом с Туром, а другувитка подошла к первой ступени трона и сделала поясной поклон.

— Что вы задумали? Почему этот насильник думал, что Милица умерла? — тихо шепнул Тур Скиргайло.

— После того, как ты нас покинул, я сразу же помчался с ней к князю. Он велел мне всем сказать, что по дороге девушка умерла от горя. Мы даже соорудили ей могилку и привели её родителей, чтобы все поверили в её смерть, — ответил шёпотом дружинник.

— Но зачем? — удивился Тур.

— Кабрун сразу понял, что Воята хотел опорочить её, но разве бы он сознался в этом? Никогда! Более того, если бы он думал, что Милица жива, то стал бы действовать осторожно и сочинил складную версию, чтобы избежать обвинения и наказания. Князь, желая предупредить эту возможность, велел мне всех ввести в заблуждение, дабы и Воята поверил в это. Теперь его уловят на вранье.

— Но зачем всё это?

— Скоро ты узнаешь.

— Дитя, что стало той ночью в священной роще? — громко спросил князь Милицу.

— Княже, — девушка подняла голову и посмотрела в глаза повелителю. — Тем вечером один из другувитов возложил мне на голову венок. Но мне он был противен, и моё сердце говорило мне, что ему не суждено стать моим мужем. Потому я положила венок на воду и пошла прятаться в священном лесу. Я долго молила Перуна, чтобы он спас меня, но когда я услышала приближающиеся голоса этих ублюдков, то поняла, что единственный мой шанс спастись — это взобраться на растущий рядом дуб и укрыться в его кроне. Но я даже не успела толком вскарабкаться на дерево, как они меня настигли. Они долго издевались надо мной, ждали, чтобы я выбилась из сил, а после этот сказал, что пора приступать, и снял штаны. Я стала кричать что есть мочи, хотя в душе понимала, что, наверно, меня никто не услышит. И в тот момент, когда помощи ждать было неоткуда, появился он, — Милица обернулась и показала рукой на Тура. — Твой витязь велел им отпустить меня, но они лишь посмеялись. Тогда они напали на него, и в схватке он зарубил двоих. А этот побежал прочь без своих штанов.

— Воята! — прокричал князь и повернулся к нему. — То, что она говорит, это правда?

— Я… я… я не…

— Видно, что правда, ибо в тот вечер только она отпустила венок на воду, и в роще, кроме неё, из дев никого не было. Она полностью подтвердила слова Тура, а твои опровергла. Более того, ты посмел обвинить моего витязя. За это ты умрёшь.

Воята понял, что его уловили на лжи и теперь ему грозит виселица. В панике он грубым движением оттолкнул рядом стоящего человека и быстро побежал к выходу из янтарного зала. Никто даже не стал его догонять. Тур хотел было броситься в погоню, но в этот момент в помещение вбежало ещё два витязя князя. Беглец решил прорваться через них, но воины схватили его и удержали. Воята стал кричать и пытался выбраться из их объятий, но дружинники дотащили его до трона, а затем повалили на колени.

— За то, что ты солгал князю, ты приговариваешься к смерти. Но ты можешь умирать долго и мучительно, либо твоя кончина будет быстра и легка. Уже много лет ты приходишь к озеру в купальскую ночь и ни разу ещё не смог выиграть для себя жену. Так зачем же ты приходишь?

В зале вновь наступила полная тишина. Всем было интересно услышать объяснение этого человека. Воята ещё несколько минут молчал, всё ещё не веря, что для него всё кончено, но, собрав свои остатки мужества, он посмотрел в лицо князя и начал говорить.

— С тех пор как ты, князь, перестал вести войны, число мужей поравнялось с числом женщин. Но по общему закону за одним мужем может быть несколько жён, а потому их на всех не хватает. И единственный шанс для таких слабых, как я, унять своё вожделение к женщине — это нападать там в священной роще на таких строптивых, как Милица. Ведь ты знаешь, князь, что каждый год появляются такие, как она. Князь, смилуйся, князь…

Воята упал на колени и пополз к трону. Он стал целовать ступени, а после попытался поцеловать сапоги Кабруна, но его вовремя остановили дружинники. Из его глаз лилось так много слёз, что капли упали на каждую пядь пола перед князем. Жалкий вид насильника, раскаивающегося в своих грехах, не оставил никого равнодушным. У одних он вызвал жалость, а у других чувство брезгливости.

— Князь, закон не запрещал там брать девушек, и за это нет кары! — вновь завопил Воята.

— Ты прав, я не карал за это, но ты обвинил моего витязя и бросил тень на меня.

— Но я не знал, что он твой витязь, я лишь не хотел позора.

— Вывезите его в лес и отрубите голову, — жёстко прервал мольбы князь и махнул рукой своим дружинникам. Витязи, не колеблясь, потащили Вояту к выходу. Он истошно кричал и пытался вырваться, однако это было бесполезно. Люди безмолвно наблюдали за тем, как волокут преступника навстречу смерти.

Тура это зрелище привело в смятение. Из слов князя он понял, что тот знал о творившихся насилиях в лесу, но ничего не предпринимал. Такая позиция Кабруна ему была непонятна, ведь любой правитель должен делать всё, чтобы защитить своих поданных. Для Тура князь был образцом мудрости, и потому, хоть его действия и противоречили логике, Тур нисколько не смел допускать внутреннего осуждения князя.

— Тур также заслуживает смерти, — злобно сказал Могута, а на его лице отразилась ненависть. — Ты установил, что в священной роще не быть убийствам от руки человека, но твой дружинник зарубил там двух мужиков. За это он должен быть предан смерти как нарушивший закон.

Конец ознакомительного фрагмента.