Сталинский сокол. Комдив

Михаил Нестеров, 2019

Попавший на Великую Отечественную войну подполковник ВКС Российской Федерации Олег Северов отлично выполнил специальное задание в Египте. Его успехи замечены самим Верховным Главнокомандующим, который поручает летчику командование соединением, занимающимся фронтовыми испытаниями новейших видов авиационной техники и вооружения и тактики их применения. Жертвами советских летчиков становятся корабли немецкого и итальянского флотов, но враг еще силен. Дивизию Северова ждет участие в операции по уничтожению верхушки нацистской Германии, что должно приблизить долгожданную Победу в Великой Отечественной войне. Но хватит ли у наших летчиков смелости и умения провести сложнейшее бомбометание в глубоком тылу противника?

Глава 2

К удару немцев готовились, но сила его все равно была велика. Северо-Кавказский и Южный фронты пока не могли остановить прорыв. Впрочем, Жуков не больно и пытался. Раскрывать карты было еще рано: немцы должны втянуться. Это было, наверное, несправедливо по отношению к тем, кого они сейчас утюжили своими танками в калмыцких степях, перемешивали с землей артиллерией в верховьях Северского Донца, это были огромные жертвы, но если их не принести, дальнейшие жертвы будут еще больше. Военное искусство вообще не терпит мягкотелости и, на первый взгляд, чуждо гуманизму, но когда твою Родину топчет враг, когда война ведется не до победного конца, а на полное уничтожение, то подлинное военное искусство заключается в умении принести меньшую жертву на алтарь Победы. Меньшую, но не малую, ибо на большой войне малых жертв не бывает. А стремление сохранить своих людей за счет других, таких же своих, но тебе не подчиняющихся, — это не гуманизм, не человеколюбие и не воинское искусство, это иначе называется. Как-то вечером в усталом мозгу Георгия Константиновича родилась мысль: а ведь упрекнут его после войны за эти жертвы, прошлые, нынешние, будущие, война не завтра кончится. Эх, раз не рассказывал никому, не печалился, как тяжело некоторые решения давались, как уснуть не мог, все думал, можно ли сделать так, чтобы людей меньше погибло, значит, все равно было? Обзовут как-нибудь, мясником, например. А уж после смерти… Интересно, много ли найдется тех, кто в защиту скажет? Впрочем, раз после смерти, то ему уже все равно будет. Потом Жуков почему-то вспомнил Северова и подумал: вот этот точно молчать не будет.

А Северов в это время летел на высоте шесть тысяч метров под огромным звездным небом. Его нынешним современникам космос казался чем-то бесконечно далеким, почти абстрактным, да и не до космоса им сейчас. А вот Олегу казалось, что он не плывет в безбрежном пятом океане, а уже вышел в космическое пространство и держит путь куда-нибудь в созвездие Гончих Псов. Голос оператора летающего радара вернул его в реальность. Направление на цель, дистанция, высота.

Сблизились на расстояние работы собственного радара, подобрались еще ближе, вот появилось пятно на тепловизионном прицеле, но он дистанцию не дает даже примерно. Опыт ночных полетов у Северова был приличный и поддерживался регулярно, а вот опыт ночных атак «на глазок» отсутствовал. В результате не рассчитал скорость и проскочил мимо, чуть не врезался. Разница в 50–70 км/ч невелика, когда ты далеко, а когда расходишься буквально в нескольких метрах… Хорошо, что в последний момент успел отдать штурвал от себя. Ларин всадил в двухмоторный самолет короткую очередь из своего пулемета, вся она пришлась на кабину. Сбить довольно большой самолет несколькими попаданиями удается редко, но Саша поразил пилота и штурмана, вражеская машина, заваливаясь на крыло, заскользила к земле. В эту ночь в небе было не очень оживленно, и больше никого встретить не удалось. Проведя в воздухе более четырех часов, Северов посадил «пешку» на своем аэродроме, когда небо уже начало светлеть.

Часов до 9 можно было поспать, что Олег с удовольствием и сделал. Если понадобится, его разбудят, а пока с управлением вполне справлялись Синицкий и Вологдин. Штаб дивизии был увеличен по штату очень значительно, это позволяло обходиться без перегрузки работников. У Вологдина было несколько помощников, как оперативных, так и по направлениям деятельности. Одним из них оказался Пампушкин! Стас Пампушкин тоже был ранен, это случилось во время налета на аэродром. Ранение оказалось не очень серьезным, но лечиться пришлось довольно долго: рана заживала плохо. После выписки из госпиталя Станислав случайно увидел Владлена Железнова, немного поговорили. После этого Пампушкин настойчиво обивал пороги наркоматов, но так же, как и Цыплаков, умудрился перевестись в 1-ю ГСАД. Он с рвением включился в работу штаба и понравился Вологдину своей усидчивостью и аккуратностью. А заслужить похвалу Александра Алексеевича было нелегко: он тоже избавился от нескольких работников, которые своей ленью или глупостью и нежеланием учиться не соответствовали его весьма высоким требованиям. Надо сказать, что желающих служить в дивизии было достаточно, так что найти замену летчику, технику или штабному было просто. О ней шла добрая слава как о подразделении, где служить престижно и интересно, где заслуживших не обделяют наградами, где командование хорошо заботится о личном составе. В холодное время Булочкин и Кузнецов делали все, чтобы ремонтные работы проводились в как можно более комфортных условиях. Мастерские отапливались, у союзников были заказаны быстровозводимые ангары для проведения работ, которые также отапливались и в которых можно было разместить сравнительно небольшие истребители. Практически постоянно топилась баня, по крайней мере, всегда был приличный запас теплой воды, за этим строго следили. А уж о питании просто ходили легенды, Булочкин проявлял чудеса смекалки и изворотливости. В летнее время и в начале осени он везде, где служил, организовывал выходы свободного личного состава в лес, где собирали грибы и ягоды, которые потом сушили, а грузди и рыжики солили. На аэродроме под Мценском у Петровича было небольшое стадо коров, коз и овец. Их хозяйственный командир БАО подобрал еще во время отступления, когда немцы разбомбили колонну, в которой перегоняли скотину. Людей, умеющих обращаться со скотиной, в БАО хватало: многие парни и девушки были деревенскими. К тому же Булочкин взял несколько нестроевых пожилых солдат, которым можно было доверить такие работы. Олег Петрович умудрился заготовить сена и других кормов, аналогичным способом завел птицу. При аэродроме было целое подсобное хозяйство, зато у личного состава появился ощутимый приварок. Со всем этим прекрасно управлялся старшина Тарасюк, Булочкин не раз говорил, что того можно смело ставить председателем колхоза, справится отлично. Всю живность хозяйственный Петрович умудрился перетащить на новое место, а сейчас Тарасюк и Булочкин очень жалели, что не придется заводить здесь огород, поскольку до сбора урожая они тут вряд ли останутся. А земля была для огорода очень хорошая. Олег потом не раз был свидетелем, как люди с гордостью говорили, что они из седьмого гвардейского полка или первой гвардейской дивизии, и с благодарностью вспоминали своих командиров.

К началу мая новая живность Северова подросла: Рекс превратился в небольшого песика с короткой плотной черной шерстью и небольшими рыжими подпалинами. Ему было месяцев пять, он еще немного вытянется, но очевидно, что будет сантиметров около сорока в холке, не больше. Все думали, что это обычная дворняжка, но Олег в этом сомневался по двум причинам. Во-первых, у Рекса был купирован хвост. Зачем обрезать хвост беспородной собаке? Во-вторых, этот щенок был куплен или кем-то подарен Роммелю. Фельдмаршал не тот человек, который будет держать дворнягу. Рекс рос очень активным псом, много бегал по утрам вместе с летчиками, а потом и сам. Без устали играл с Валерой, и тот через некоторое время вынужден был спасаться от неуемного товарища на деревьях или других высоких местах. Когда у Рекса начали резаться зубы, Олег опасался, что тот погрызет ему сапоги или портупею, испортит еще что-нибудь: реглан или кожаную куртку. Но регулярно вручаемые щенку кости и твердое воспитание, а также присмотр кота позволяли пока обходиться без имущественных потерь. Еще у него прорезалась страсть лазать во всякие щели, ходы и трубы, а также стремление охранять хозяйские вещи. Если Северов снимал свою куртку или планшет и сажал рядом Рекса, никто другой к этой вещи уже прикоснуться не мог. При этом он оставался достаточно дружелюбным к другим людям, по крайней мере к тем, кого знал, а знал он многих. Но только если был не «на службе»! Когда не охранял вещи, то любил поиграть со свободными от полетов летчиками, побегать, принести палку. Но если кто-то проявлял излишнюю фамильярность, мог и цапнуть. А кусался он сильно, Олег сделал ему из резины от старых покрышек своеобразные эспандеры, которыми Рекс с удовольствием тренировал свои челюсти. К тому же у него проявилась способность к хватке. Он мог сомкнуть челюсти и повиснуть на чем — или ком-нибудь. Если это была какая-то чужая более-менее крупная живность, то, вцепившись в холку, мог, перебирая челюстями и не ослабляя при этом хватки, перебрать до горла. Вот тут-то Северова и осенило. В детстве один из знакомых деда увлекался охотой. Держать дома гончую или лайку человек не хотел и однажды привез то ли из Чехословакии, то ли из Венгрии, то ли из Германии ягдтерьера. Так вот собакен был очень на него похож! Насколько Олег помнил, породу вывели в Германии перед войной. Теперь все встало на свои места — Рекс никакая не дворняга, а породистый (а какой же еще может быть у фельдмаршала) ягдтерьер!

С приездом Синицкого у живности появился новый приятель, ведь Гоша взял с собой Степашку. Его знакомство с котом началось с того, что Валера настучал Степе по морде лапой, не выпуская, впрочем, когтей. Породистый дворянин был псом веселым и неконфликтным, так что права качать не стал, Рекса трепать не пытался, и вскоре все трое уже бегали вместе. В большинстве случаев разыгрывался сценарий «охота на снежного барса» с Валерой в роли добычи, но иногда собаки гоняли и настоящих зверьков.

Сейчас кот где-то пропадал, а Рекс был на месте. Северов улегся на кровать, щенок тут же заскочил и пристроился у хозяина под мышкой, уткнувшись носом в шею, — это было его любимое место. Под уютное сопение летчик уснул. Когда Северов проснулся, ягдтерьера рядом уже не было. Выйдя из дома, Олег пошел на стоянку самолетов, откуда раздавались веселый смех и урчанье Рекса. Антон Соколов играл со щенком, но, видимо, переборщил: теперь тот висел у него на рукаве летного комбинезона.

— Что, додразнился?

— Очень он у тебя едкий, командир, как дуст! — засмеялся Антон и помахал рукой — Рекс висел качественно, прикрыв от удовольствия глаза. — Отцепи, а то он со мной полетит.

Пришлось отцеплять. Вернувшийся после своих похождений по окрестностям Валера в это время сидел неподалеку и внимательно следил за происходящим, опекал собачьего «вьюношу».

Дивизия продолжала боевую работу. Пары и звенья истребителей вели охоту по наводке радара, целыми эскадрильями вылетали на прикрытие своих позиций и перехват формаций вражеских бомбардировщиков, вели воздушную разведку, прикрывали самолеты бомбардировочного и штурмового полков, ударные машины утюжили позиции и ближние тылы немцев. Обстановка четко отображалась на планшете, ее давали наземный и воздушный радары и посты ВНОС. Имеющиеся радиолокационные станции были еще несовершенными, их работа зависела от погоды и еще многих факторов, они плохо видели низколетящие самолеты. Немцы, имеющие хорошую радиотехническую промышленность, тоже не сидели сложа руки, пытались ставить помехи, вести радиоэлектронную борьбу. Но Олег в ней понимал намного больше, поскольку имел опыт и знания последующих шестидесяти лет, хотя и не являлся инженером-радиоэлектронщиком. При встрече с Бергом еще в 1941 году он сумел намекнуть на кое-какие идеи в этом направлении, как бы случайно поговорив с инженерами, отвечающими за радиооборудование в специальной Комиссии по перевооружению РККА. Сделал это, как всегда, ненавязчиво, в основном путем наводящих вопросов. Но стержневые радиолампы начали появляться и использоваться в устройствах военного назначения, Берг намекал на какой-то прорыв в области полупроводников. Ну да, то, что Северов учил в средней школе на физике, сейчас еще не должно было быть изобретено, пришлось чуть-чуть помочь. Однофамилец инженера Аксель Иванович Берг был прекрасным ученым-радиотехником и все новые идеи схватывал на лету. Да и общение с ленинградскими товарищами должно приносить свои плоды.

И вот результат: в дивизии добавилось звено из шести самолетов радиоэлектронной борьбы. Первоначально предполагалось разместить аппаратуру на «ТБ-7» или «ПС-84», но благодаря применению новейших ламп удалось сделать достаточно компактные устройства, которые прекрасно разместились на «Ту-2». Эти самолеты, «Ту-2РБ», и стояли на вооружении звена. Видимо, радиооборудование летающих радаров тоже собираются перевести на новые лампы — об этом и говорил раньше Румянцев. Впрочем, вроде бы часть элементов пока была импортной, организовать новое производство нелегко даже в мирное время, а сейчас и подавно.

В штабе Олег ознакомился с обстановкой. Ситуация складывалась интересная. Дивизия уже плотно мешала немцам и их союзникам жить. Использование радиолокаторов позволяло быстро концентрировать силы на нужном участке, информация оперативно доводилась до командования воздушной армии, на КП постоянно сидел один или несколько работников штаба армии, командиры авиадивизий. Красовский обязал и командиров авиаполков посетить 1-ю ГСАД, посмотреть на ее работу. Как только намечалось сосредоточение вражеской авиации, Красовский тут же реагировал, наращивал силы. Попытки пробомбить аэродромы неизменно проваливались, подобраться к ним скрытно немцам не удавалось ни днем, ни ночью. Попытка задействовать диверсантов также провалилась, пройти незамеченными через систему секретов Аверина у немцев не получилось.

Между тем стали дотягиваться и до Северо-Кавказского фронта. Кстати, выделять цель на фоне земли советские ученые научились намного раньше и лучше своих иностранных коллег. Поэтому летающий радар с хорошим прикрытием и на большой высоте находился над линией фронта, что позволяло отслеживать перемещения вражеской авиации вплоть до Ростова-на-Дону. Наличие истребителей с дальностью полета в тысячу километров позволяло эту авиацию основательно трепать.

Еще одним направлением ночной деятельности стало блокирование аэродромов противника. «Пе-5МР» обладал достаточной дальностью, чтобы достичь вражеских авиабаз и находиться около них достаточно длительное время. Самым простым было пристроиться к садящемуся или взлетающему самолету и сбить его. Гансы пытались ставить помехи радарам, работали своими ночными истребителями, но на всякую немецкую хитрость находился русский хитровыгнутый лом. Частоты бортовых РЛС истребителя, «Ту-4РЛ» и наземного РУС-3 были разными, поставить помехи всему сразу у немцев не получалось. А наши «Ту-2РБ» основательно осложняли работу вражеских радиотехнических устройств. Стали не просто сбивать вражеские самолеты, а засыпать их аэродромы мелкими осколочными бомбами и даже минами. В общем, пакостили как могли. В результате активность вражеской авиации в ночное время также ощутимо снизилась. Вражеские пилоты боялись подниматься в воздух даже ночью, даже в сложных метеоусловиях.

Северов теперь летал больше ночью, чем днем, хотя и одномоторный истребитель не забывал. Если ночью приходилось действовать в одиночку, то в дневное время Олег сначала больше внимания уделял управлению подразделением, чем круговерти с истребителями противника. Но, убедившись, что комэски и командиры звеньев сами вполне способны управлять своими подразделениями в бою при любом изменении обстановки, а не просто вести их за собой, Северов стал поручать комэскам управление работой полков, а командирам звеньев — работой эскадрилий, надо было дать возможность людям расти дальше. Сам в это время с Цыплаковым исполнял роль верхнего прикрытия, вмешиваясь в бой, когда кому-то грозила опасность. Но время от времени приходилось ввязываться в драку: если немцы подтягивали крупные силы, орлы Красовского не всегда успевали быстро прибыть на разборку.

Завоевание господства в воздухе не преминуло сказаться и на наземной обстановке. Через десять дней после начала наступления немцы и их сателлиты основательно увязли в обороне Северо-Кавказского и Южного фронтов, Жуков обрушил на их левый фланг мощный удар, отсекая всю группу армий «А», одновременно он начал избиение группы армий «Б», увязших на Харьковской дуге.

Ставка гитлеровцев на более совершенную технику не оправдалась. Новые противотанковые пушки калибром 57, 85 и 100 мм, танки «Т-34М» с длинноствольными 76 мм орудиями, противотанковые САУ, широкое использование пехотой гранатометов, завоеванное «По-3», «Як-1б» и «ЛаГГ-5» господство в воздухе, самоходная артиллерия, маневр силами благодаря механизации стрелковых подразделений, применение инженерной техники и многое другое не позволили немцам захватить инициативу в начавшихся масштабных сражениях. Вместо Курской дуги в этой истории случилась Харьковская дуга, и ее результаты для немецкого командования намечались гораздо более печальными.

К исходу второй декады мая Северов, анализируя обстановку и данные последних воздушных боев, сказал Синицкому и Вологдину:

— Товарищи командиры, а нет ли у вас ощущения, что наша дивизия первую волну вражеского наступления выдержала? Оперативная пауза, которую мы сейчас имеем, очень скоро кончится, все завертится по новой и, боюсь, с гораздо большей силой, но она возникла из-за того, что мы сточили то, что они имели.

Начальник штаба и заместитель с этим выводом согласились. Потери в полках были минимальными, у 2-й воздушной армии они были гораздо более серьезными, но об утрате боеспособности речь не шла.

Между тем командир 7-го ГИАП получил-таки вожделенную должность в Москве, в инспекции ВВС ВМФ. Сам артист Больших и Малых театров Эммануил Мирославович Музыка гастролировал со своими номерами по всему фронту. Сначала он находился в штабе 2-й воздушной, «совершенствовал взаимодействие». Потом ехал на КП армии, корпуса или дивизии и делал вид, что контролирует работу авиации. Его «виллис» был с радиостанцией, поэтому выходил в эфир и слал требования в стиле «обеспечить прикрытие», «немедленно уничтожить» или «трамваю принять вправо и остановиться». Апофигеем этой комедии стал приезд товарища Музыки в родную дивизию вечером 20 мая. Поздоровавшись с командованием соединения, майор ушел с Ташновым и что-то обсуждал до глубокой ночи, а около полудня 21 мая в полку появился генерал-майор Бартновский со свитой, который вручил Музыке орден Кутузова 3-й степени «за старое». Такой же награды был удостоен и 7-й полк. Весь вечер в дивизии прошел под общим вопросом «что это было?», но особенно рефлексировать по этому поводу было некогда, ночные полеты никто не отменял. Зато теперь спокойно был решен вопрос о назначении Ларионова командиром 7-го ГИАП, а Брянцева его замом.

Впрочем, новоиспеченный полководец без приключений не остался. Майор поздно вечером принялся скрестись в дверь небольшого домика, где жила Валентина Степановна. Олег шел к себе за экипировкой, ему предстоял ночной вылет, когда он заметил Музыку за этим занятием. Северов был далек от мысли, что этот орел заинтересует Гризодубову как мужчина, поэтому с удовольствием шуганул ловеласа. Приложения колена под зад, к сожалению, не состоялось, майор скрылся быстрее, зато дверь открылась, оттуда выскочила Валентина Степановна в куртке, надетой прямо на ночную рубашку, и с размаху звезданула Северова в ухо. Вернее, попыталась, поскольку Олег голову убрал и удар пришелся по двери.

— Ай! Что ж ты делаешь, паразит! Ой!

Увидев своего первого зама, она сначала опешила, потом разглядела поспешно удаляющегося Мимосраловича и засмеялась.

— Ну, спасибо, Олег. Извини, чуть не прибила, рука у меня тяжелая!

— Не больно?

Женщина поморщилась:

— Больно, конечно. Об угол стукнулась.

— Давайте посмотрю.

— Да ладно, иди, сама разберусь.

Было безоблачно, и в свете полной луны Северов заметил на ее руке кровь.

— Перевязать надо.

— Да иди уже, без тебя справлюсь.

Не успел Олег повернуться, как за спиной Валентины Степановны появился Бринько:

— Я помогу.

— Так, — насупилась комдив, — заходи давай.

В свете керосиновой лампы Петр перевязывал ей руку, а Северов с улыбкой наблюдал за этой сценой.

— Осуждаешь? — Гризодубова искоса поглядывала на Олега.

— Нисколько! — честно ответил подполковник. — Вы люди взрослые, сами разберетесь. Не мое это дело. И трепаться об этом никому не дам. Но ты, Петя, не вздумай Мимосраловичу морду бить! Если он язык вытянет, я с ним сам управлюсь. Спокойной ночи.

Когда Северов вышел, женщина задумчиво посмотрела ему вслед.

— Странный он.

— Чего странного? — удивился Бринько. — Я его с сорок первого знаю, под Ленинградом воевали. Знаешь, Валя, про некоторых говорят «летчик от Бога». А если еще лучше, то как сказать? Вот он такой и есть, а еще командир отличный. Мне под его началом ходить нисколько не обидно, хоть я и старше его.

— Да я не только об этом. Ты, Петя, извини, но не поймешь, наверное. Для этого бабой надо быть, а ты мужик, настоящий, сильный. Он ведет себя как человек, которому лет сорок, а то и больше. В себе уверен, много чего как будто наперед ведает. Думаешь, не знаю, как его все без меня зовут? Командир.

Гризодубова села на кровать, усмехнулась печально.

— Муж, Виктор, сейчас 832-м ИАП командует, от матери моей попреки слышал. Мол, жена Герой Советского Союза, а ты кто? Ты вот дважды Герой и третью Звезду скоро получишь. Самый лучший летчик Советского Союза. Никто моими успехами тыкать не будет.

Летчик сел рядом.

— Валюша, ты о чем?

Женщина ткнулась лицом ему в плечо.

— Извини, несу невесть что. Мне тоже иногда хочется просто бабой побыть. С таким, как ты, это легко.

Поскольку майор Музыка появился в дивизии в качестве представителя наркомата, то уже на следующий день он принялся совать везде свой нос. Потеревшись немного на КП, важно покивал на распоряжения Северова и отправился на летное поле, где принялся наблюдать за работами по подготовке самолетов к вылетам, временами давая ценные советы. Возникшая при этом легкая суета была погашена Булочкиным, который, пока совершенно не в курсе нового высокого статуса Эммануила Мирославовича, послал его на хер и прогнал от самолетов. Ничуть не смущенный Музыка отошел на край поля, заложил руки за спину и принялся с важным видом там прохаживаться.

Живность все-таки что-то чувствует на своем подсознательном уровне. По отношению к Музыке Олег никакой внешней агрессии не позволял, хотя иногда очень хотелось. Но Рекс и Валера невзлюбили его сразу всеми фибрами своих щенячье-котячьих душ. Впрочем, взаимно. Ягд пристраивался тяпнуть майора за ногу или за руку, но Северов не давал ему это сделать, а бегать по аэродрому в присутствии Музыки он ему не разрешал. На этот раз Эммануил обнаружил щенка, что-то увлеченно вынюхивающего у куста, скорее всего мышь, тихонько подошел к нему и уже занес ногу для хорошего пинка, но рядом очень вовремя оказался старшина Тарасюк. Михаил Степанович прекрасно понял, что собирается сделать майор, и тоже как бы случайно оказался рядом. Когда тот замахнулся, Тарасюк подставил ногу, и Музыка чуть не улетел в кусты. Но в старшине погибал не только председатель колхоза-миллионера, но и великий артист! Он бережно поймал Музыку за локоток:

— Товарищ майор, разве можно этак скакать! Расшибиться же недолго!

При этом смотрел так преданно и туповато, что Мимосралович не нашел чего сказать и, тихо матерясь, удалился. Но в душе преданного друга Рекса, гвардии кота Валерия Матроскина, видевшего все это безобразие, родился протест. Сшибать лапой фуражку с головы майора он посчитал недостаточным и просто нагадил ночью Музыке в сапог. А на следующий день повторил. Ситуацию усугубил все тот же Тарасюк, который глубокомысленно заметил, что если кот повадится куда гадить, то это надолго. Буянить Музыка побоялся, он зеленел от злости и вынашивал план ужасной мести, а Валера, видя, что майор спрятал сапоги, навалил ему в фуражку. Фуражку майор вытребовал себе новую, а Олегу пришлось провести с котом работу и убедить его, что месть вполне состоялась.

С гораздо бо́льшим удовольствием, чем появление Музыки, личный состав воспринял приезд артистов. Олег с удовольствием посмотрел бы концерт, но у него был запланирован очередной ночной вылет, и отказываться от него Северов счел неудобным. Если он не полетит, то надо посылать кого-то другого, но тогда тот экипаж будет лишен заслуженной небольшой радости. Саша Ларин со своим командиром согласился.

Артистов встречали Гризодубова и Булочкин как командир авиабазы. Гостям показали базу (в пределах разумного, конечно), накормили ужином, за это время подготовили место для проведения концерта. Решили провести его в свободном ангаре, самом большом из имеющихся. Весь день явно собирался дождь и после ужина он наконец начался, причем усиливался. Тем не менее в 20:30 в воздух ушел летающий радар, Северов на КП разобрался с обстановкой и в 23:00 поднял свою «пешку» в воздух, несмотря на посыпавшийся мелкий дождь. Артистов, большинство которых были женщинами, оставили ночевать, но спать они еще не легли. Вологдин стоял под навесом у здания штаба, рядом стояла одна из певиц, молодая симпатичная женщина лет двадцати пяти. Она находилась под впечатлением от увиденного: ради гостей хозяева надели свои награды, так что зал выглядел внушительно.

— Товарищ майор, неужели в такую погоду кто-то летает? — изумилась певица. — Ночь, дождь!

— Летают те, у кого метеоминимум позволяет. А это наш командир взлетел.

— Булочкин? Я же совсем недавно его видела!

— Олег Петрович — командир авиабазы, а взлетел первый заместитель командира дивизии.

Самолет изрядно поболтало, пока Олег не поднялся выше облаков. За последние дни радары несколько раз фиксировали пролеты немецких самолетов на большой высоте. Это были дальние разведчики, которые пытались вскрыть перемещение стратегических резервов. По данным разведки, немцы могли испытывать аппаратуру, позволяющую фиксировать объекты, имеющие температуру выше температуры окружающей среды. Если это так, то имелся шанс зафиксировать, например, ночное перемещение танковых подразделений и выявить места их сосредоточения. Характеристики аппаратуры не были известны пока даже приблизительно, так что перехват таких разведчиков был важной задачей. В идеале хотелось бы принудить его к посадке на нашей территории или хотя бы взять в плен членов экипажа. Пока пролеты случались достаточно далеко для перехвата самолетами полка. Информацию передавали в штаб 2-й воздушной армии, но результата не было. В конце весны 1943 года «МиГи» стали большой редкостью, на южных фронтах не оставалось ни одного, а имеющиеся машины не обладали необходимой высотностью, да и ночных летчиков не только в линейных, но даже в гвардейских полках почти не было. Основным шансом был перехват на Пе-5МР. Просечь систему в полетах разведчиков пока не удавалось, может, ее там и не было, поэтому экипаж решил положиться на удачу.

Северов и Ларин висели на высоте одиннадцати километров уже час. Летающий радар фиксировал немногочисленные полеты немцев с довольно удаленных аэродромов на запад, но вот пришло сообщение о приближении к линии фронта объекта на высоте десять тысяч, и высота продолжала увеличиваться. Получив данные о параметрах цели, «пешка» легла курсом на перехват. Немцы тоже использовали радиолокаторы, поэтому могли зафиксировать перехватчика и предупредить экипаж своего разведчика. Шел дождь, что снижало эффективность работы радара, но Северов не стал надеяться только на погоду, поднял «Ту-2РБ» и приказал определить каналы, на которых общается ганс. На немецких самолетах начали ставить устройства предупреждения об облучении радаром с задней полусферы, но, по данным разведки, работали они не очень хорошо, наша аппаратура была совершеннее. Перехватчик вышел на цель, когда разведчик углубился за линию фронта более чем на четыреста километров и, по-видимому, собирался поворачивать обратно. Летающий радар вывел на цель довольно точно, и когда Олег уже хотел включить бортовую аппаратуру, тепловизионный прицел зафиксировал объект почти прямо по курсу. Гансы забрались уже на высоту чуть более двенадцати тысяч, маневрировать приходилось очень осторожно, чтобы не осыпаться вниз. Северов хотел попытаться повредить вражеский самолет одной очередью и принудить его к посадке. Неизвестно, может ли немец уйти еще выше, по некоторым данным, его потолок достигал четырнадцати и даже пятнадцати километров, как для Junkers Ju 86R, так и для Henschel Hs.130a, хотя, судя по скорости, это был последний. «Пешка» шла чуть ниже, поэтому на фоне земли была незаметна, да и обзор назад у немца был никакой. На фоне звездного неба вражеский самолет неплохо выделялся, поэтому Олег, уравняв скорости, осторожно к нему подобрался и короткой очередью из 23 мм пушек сделал дыру в крыле. Немец заскользил вниз, Северов пошел за ним, одновременно выходя в эфир на канале, которым обычно пользуются вражеские бомбардировщики. Немец сохранял радиомолчание весь полет, поэтому Олег решил связываться на частотах, которые они чаще всего использовали. Ганс пока не отвечал, но с «Ту-2РБ» передали, на какой частоте тот стал передавать, что на него напали и он пытается уйти.

— Эй, Ганс! — очередь поверх кабины. — Не ори так, я тебя только слегка повредил!

— Пошел ты!

Очередь впритирку к кабине.

— Будешь хамить, сделаю дыру в кабине! Включи аэронавигационные огни, если хочешь жить! За линию фронта я тебя не пущу, придется прыгать, а когда вас поймают, то замордуют в НКВД. Думай быстрее, мне эта возня надоела.

Немного страшилок еще никому не вредило. Еще одна очередь из всего оружия сразу — и немец включил огни. До Москвы оставалось около пятисот километров, здесь была только небольшая облачность, и Олег решил идти к столице, чтобы сразу доставить трофей куда надо, топлива у него должно было хватить. Немец попался спокойный, вменяемый, не фанатик. Сказал, что его зовут Конрад и что он обер-лейтенант, а второго члена экипажа зовут Вальтер. Просил не отдавать его НКВД, Северов обещал, что замолвит словечко, но они должны вести себя разумно. Тем временем Ларин связался с дежурным зоны ПВО Москвы, объяснил ситуацию, Северову пришлось отвлечься от общения с немцем, назвать себя и разъяснить, что будет со всеми, кто его сейчас слышит, если они начнут тупить. Наконец ему дали курс на один из подмосковных аэродромов, куда они и посадили свою добычу и сели сами. Олег, как и обещал, разъяснил приехавшим сотрудникам разведки ситуацию, а немцам еще раз посоветовал вести себя разумно. Немецкий самолет сразу откатили на угол летного поля и взяли под усиленную охрану. Дальше началась обычная мутотень: взяли подписку о неразглашении, попытались вести пространные беседы за сохранение государственной тайны и нудно стращать карами за ее разглашение, потом помогли Олегу и Саше устроиться на ночлег. Неплохо поспав несколько часов и позавтракав, экипаж на заправленном самолете вылетел обратно.

Вернувшегося Северова ждала очередная новость: Гризодубова вновь уехала в Москву. Олега это нисколько не удивляло, мемуары Голованова он неплохо помнил, но помнил и то, что она возглавляла Антифашистский комитет советских женщин и входила в состав комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Помнил он и о ее роли в судьбе Королева, о почти пяти тысячах человек, восстановленных в правах при ее непосредственном участии. А здесь она была явно не на месте и ощущала это. Северов подумал, что Валентина Степановна может решать вопрос о своем переводе — промелькнула такая мысль у нее в одном разговоре, но он, по понятным причинам, переспрашивать ничего не стал.

А еще через день немцы подтянули резервы, и битва на Харьковской дуге разгорелась с новой силой. Противник не стал долбить советскую многослойную оборону на участке Донецк — Мариуполь — Таганрог, а усилил давление на южный фланг Харьковской дуги с одновременным ударом с противоположной стороны. На что рассчитывало руководство Третьего Рейха, понять было трудно. Даже если бы все сложилось для них удачно, то ничего, кроме затягивания неизбежного исхода, это бы не принесло. Ни о какой победе в войне речи быть не могло, но на что-то рассчитывали! И обреченностью это было еще не назвать. С другой стороны, а если бы нам в конце сорок первого сказали: все, ребята, сопротивление бесполезно, почему же вы не сдаетесь, — куда бы мы их послали? Во всем этом была какая-то бессмысленность, но, видимо, тот, кто платил и заказывал музыку, еще не был доволен результатом, а может, ситуация у заказчиков тоже вышла из-под контроля.

В это время немцы в котле сидели довольно тихо. Северо-Кавказский фронт был ликвидирован, Южный — переформирован. Южным фронтом командовал маршал Буденный. Его задача заключалась в укреплении обороны на достигнутых позициях на случай, если немцы найдут силы на попытку деблокады и подготовку к наступлению на юге Украины. Наступление должно было начаться после того, как завершится грандиозная битва на Харьковской дуге, которая по своим масштабам была не меньше, чем известная Северову битва на Курской дуге. Остальные части вошли во вновь сформированный Донской фронт, который объединял все силы, что образовывали кольцо вокруг окруженной вражеской группировки. Командовал им Малиновский, пока еще генерал-полковник. В Ставке прошло обсуждение дальнейших действий, предусматривающее два варианта развития событий: активные действия по уничтожению окруженного врага либо блокирование и выжидание, пока не сдадутся сами. Дальняя авиация по наводке фронтовой разведки уничтожила значительные запасы их топлива и боеприпасов, так что долго воевать окруженным было нечем. Да и толщина кольца была уже очень приличной — около ста километров в самой «тонкой» части. Так что окруженная группировка сидела тихо, ожидая помощи извне и обещанного снабжения по воздуху.

2-я воздушная армия понесла значительные потери, но сохранила свою боеспособность, была частично пополнена и переброшена северо-западнее для действий на южном фланге дуги. Красовский расположил свой КП неподалеку от аэродромов, где находилась 1-я ГСАД. Ее решили не перебрасывать, поскольку, с одной стороны, она вполне дотягивалась до района наиболее активных действий, с другой стороны, действовала на коммуникациях снабжения окруженной группировки. Немцам было не так кисло — все-таки не зима, но мысль, что лучшее ПВО — это свои танки на аэродромах противника, Буденному понравилась. Он быстро организовал конно-механизированные группы, которые пустил в глубокие вражеские тылы, благо сил для затыкания дыр на южном фланге своего фронта у немцев пока практически не было. Эти мобильные соединения, пользуясь тем, что немцы держались только в опорных пунктах, зачастую достаточно удаленных друг от друга, просачивались глубоко во вражеский тыл и своими действиями с удовольствием поддерживали страшилки о нашествии орд Чингисхана на цивилизованную Европу. Это не могло не осложнить жизнь Люфтваффе, ведь буденновцы не только нападали на аэродромы, но и уничтожали склады с горючим и боеприпасами. Тем не менее за счет ограбления более северных участков фронта, максимального напряжения собственной промышленности и промышленности стран-сателлитов и оккупированной Европы немцам удалось сконцентрировать значительные силы, в том числе авиационные. И это не было простым увеличением количества самолетов, новые модификации «Ме-109» и «ФВ-190» и прибывшие с других участков фронта эксперты Люфтваффе сильно осложнили жизнь нашим ВВС. Разведка докладывала об итальянских, румынских, венгерских и словацких летчиках, летавших на немецких самолетах в составе национальных авиаполков. В воздухе была настоящая мясорубка, потери обеих сторон значительно возросли. Немецкое командование использовало РЛС гораздо менее эффективно: оно располагало несколькими радарами «Вюрцбург» на железнодорожных платформах, а также менее мощными радарами с аналогичным названием, но другой модификации, то есть попробовало развернуть «небесный полог». Проблема для них заключалась в том, что система не была предназначена для работы днем, в рамках массированного использования авиации противником. К тому же благодаря «послезнанию» Северова были известны некоторые характеристики немецких радаров. Советские же системы были более совершенными, наличие наземных РЛС и самолетов ДРЛО позволяло нашему командованию более эффективно распределять силы и средства, а наличие самолетов радиоэлектронной борьбы — значительно снижать и без того не очень высокую эффективность «небесного полога». В прежней истории действия немецких ночных истребителей были направлены в первую очередь против бомбардировщиков авиации дальнего действия, а также против легких ночных бомбардировщиков «У-2» и «Р-5», хотя здесь имелись сложности из-за их малой высоты и скорости полета. Тогда немцы не реализовали планы развертывания двух эскадр ночных истребителей — NJG100 и NJG200, однако, по данным разведки, на этот раз Третий Рейх это сделал.

Поскольку информация стекалась в первую очередь на КП 1-й ГСАД, штабы воздушных армий расположились неподалеку, в дополнение ко 2-й ВА на данном участке фронта действовали 16-я и 17-я армии. Генерал-полковник Сергей Игнатьевич Руденко и генерал-лейтенант Владимир Александрович Судец получили четкие указания от командующего ВВС РККА и сразу же прибыли в дивизию для изучения ее работы. Оба генерала были прекрасными организаторами и имели значительный опыт руководства большими авиаподразделениями, поэтому быстро схватили суть и развернули объединенный командный центр. Булочкин поставил новый быстровозводимый ангар, где и разместился центр. Вся информация о воздушной обстановке на более чем пятисоткилометровом участке фронта стекалась сюда, а севернее, между Белгородом и Новым Осколом, был установлен еще один РУС-3. Использование «Ту-4РЛ» в дополнение к этим радиолокаторам, а также развернутая сеть постов ВНОС и наличие авианаводчиков на линии боевого соприкосновения позволяли достаточно хорошо контролировать воздушную обстановку и координировать авиаудары по войскам противника. В действия дивизии никто из командующих не вмешивался, если им требовалась поддержка, такие вопросы решали быстро и без какого-либо взаимного неудовольствия. Наличие высшего полководческого ордена на груди заместителя комдива, прямое подчинение управлению ВВС ВМФ и внимание Верховного к действиям 1-й ГСАД заставляли командующих армиями быть осторожными, даже если они были чем-то недовольны. Впрочем, ни Северов, ни командармы к выяснению отношений не стремились, были людьми разумными и ответственными, поэтому всегда находили компромиссные решения, напряженности во взаимоотношениях, несмотря на значительную разницу в званиях, не возникало. А многие вещи им просто очень нравились, и они направляли своих подчиненных для изучения опыта. Что касается летного состава, то уже было решено провести конференцию по обмену опытом после того, как закончатся активные действия на этом участке фронта.

26 мая в полк неожиданно заехал Буденный. Семен Михайлович был вызван в Москву и решил по пути заехать в штаб дивизии, который стал командным центром сразу трех воздушных армий. Семен Михайлович был уверен, что Сталин спросит его и об этом тоже. Экипаж его «ПС-84» сразу стал любезничать с девушками из аэродромного персонала, а маршал в сопровождении Северова прошел в ангар и стал наблюдать за работой командного центра. Проведя внутри около часа, вышел на улицу и присел на лавочку под деревьями. Свита почтительно стояла в сторонке, Семен Михайлович что-то обдумывал, иногда качал головой каким-то своим мыслям. Когда Олег вышел из центра, Буденный знаком подозвал его к себе и усадил рядом, но разговор начинать не спешил. Потом вдруг сказал:

— Посмотрел я, как твои работают. М-да-а… Умственная штука! — Потом снова помолчал и продолжил: — Вот мне уже шестьдесят, а я себя стариком не чувствую. Сила есть, да и бабами еще интересуюсь! — маршал усмехнулся. — Но вот сейчас вдруг старым себя почувствовал! Да нет, не то чтобы старым — устаревшим. Раньше проще воевали… М-да-а… Иосиф Виссарионович не зря себя молодыми генералами окружил. Тем, кто эту войну заканчивать будет, сейчас лет сорок — сорок пять. И я теперь понимаю почему.

Маршал вздохнул. Дед Северова с Буденным на войне и после сталкивался и в своих рассказах всегда отзывался о нем с уважением. Когда Олег учился в военном училище и еще раньше, когда занимался с дедом, сражения Великой Отечественной войны разбирались весьма подробно. Основная мысль разборов действий Буденного сводилась к простым вещам. Во-первых, никто лучше него не справился бы. Во-вторых, он не принял ни одного ошибочного решения, из всех предложенных ему вариантов он всегда выбирал если не лучший, то по крайней мере приемлемый. В-третьих, отстранение его от командования было ошибочным и несправедливым. И то, что в этой истории Буденный оставался на своем месте, Северова только радовало. Поэтому Олег постарался осторожно дать понять старому маршалу, что причин для расстройства нет.

— Товарищ маршал, Семен Михайлович! Да вам и не надо в этом всем разбираться, для этого мы есть. Вот скажите честно, сейчас, когда все прошлые действия можно со всех сторон рассмотреть, вы многое сделали бы иначе? Уверен, что нет. Значит, не было никаких ошибок, значит, и решения вы принимали правильные и своевременные. Ваши конно-механизированные группы именно здесь наиболее эффективны. Если армия будет располагать достаточным уровнем механизации, что изменится для высокомобильных соединений? Принципиально — ничего!

Маршал, любивший лошадей, снова вздохнул, но потом, еще помолчав, подкрутил усы.

— А ведь прав ты, Олег! Но и правде в глаза надо посмотреть. Эта война последняя, которую я в строю прохожу. Надеюсь, что после такой войнищи мир надолго установится, а я на покой пойду. Буду лошадей разводить… М-да-а…

Похвалив принесенный обед, маршал улетел в Москву, а Северов окунулся обратно в ворох проблем, разбираться с которыми было, конечно, довольно утомительно, но интересно. Олег в прошлой жизни окончил Академию, но именно сейчас можно было в полной мере применять полученные тогда знания. Да и летную работу забрасывать было нельзя.

Сам Северов теперь летал не каждую ночь, приходилось довольно напряженно работать и днем, зато почти каждый вылет оказывался удачным, причем наибольшее внимание Олег и Саша уделяли не транспортным самолетам и бомбардировщикам, а ночным истребителям противника. Имея более совершенное оборудование и все увеличивающийся опыт, они стали просто терроризировать немногочисленные пока ночные подразделения врага. Полк «пешек» также про них не забывал, за что его летчикам была отдельная благодарность от орлов генерал-полковника Голованова, которые страдали от действий ночных истребителей Люфтваффе больше всех. Хотя надо признать, что потери от их действий были вовсе не катастрофическими: в прошлой истории за всю войну на всем Восточном фронте ночными истребителями противника было сбито немногим более пятисот самолетов. Здесь они действовали гораздо более активно, их было больше, но и противостояли им на этом участке фронта настоящие специалисты своего дела, к тому же имеющие на вооружении более совершенную технику. Все ночные летчики имели уже по нескольку побед, хотя далеко не все они были над истребителями, ведь создание сложностей для снабжения окруженной группировки никто не отменял.

Посчастливилось Олегу встретиться в небе и с экспертами Люфтваффе, впрочем, ему всегда на них везло. По имеющимся данным, одним из тех, кого Северов сбил в Северной Африке, был Антон Хафнер, имевший к тому времени более восьмидесяти побед, но узнал он об этом, уже когда вернулся в СССР.

28 мая Северов вылетел вместе с двумя звеньями второй эскадрильи на перехват трех девяток «Ю-87», собиравшихся, судя по всему, отработать по нашим позициям в районе Балаклеи. Собственно, десять истребителей 7-го ГИАП шли для подстраховки действий двух эскадрилий «Яков» 866-го ИАП. Немцы стали увлекаться подходом на малой высоте, чтобы скрыться от радаров противника, вовремя среагировать на такие действия удавалось не всегда. К тому же иногда качество вражеского истребительного прикрытия оказывалось очень высоким, и помощь была нелишней. Так оказалось и в этот раз, оба звена «По-3» вскоре посыпались вниз, «Якам» явно требовалась помощь. Оставшиеся на высоте Северов и Цыплаков заметили две пары «Мессеров», которые подкрались на малой высоте и сейчас быстро поднимались, явно собираясь атаковать два «Яка», вырвавшиеся из круговерти воздушного боя и устремившиеся наконец к своей главной цели — бомбардировщикам. Команды Северова по радио никакого эффекта не дали, его явно не слышали. Немцы успели быстрее: прежде чем пара Северов — Цыплаков приблизилась на расстояние открытия огня, оба самолета, загоревшись, устремились к земле. Сразу же удалось сбить один из вражеских истребителей, но оставшиеся три «Мессера» проявили недюжинную прыть, и когда Женька немного запоздал с маневром, ведущий первой пары подловил его и всадил очередь рядом с кабиной. «По-3» закувыркался к земле, но в последний момент выровнялся и направился к линии фронта. Попытки вызвать Женю не удались, по-видимому, рация была разбита. Сейчас главной задачей стало не дать гансам его добить, и это Северову удалось. Все три «Мессера» принялись за Олега, чего он, собственно, и добивался, успел лишь передать приказ кому-нибудь выйти из боя и прикрыть Цыплакова, а также дежурному экипажу АСС быть готовым подхватить Женю, если тот не дотянет до аэродрома, он, вероятно, ранен.

Свалка завертелась серьезная, немцы были настоящими мастерами, их было трое против одного, но Северова такой расклад не пугал. Он был из-за Женьки в холодном бешенстве, состоянии, когда противник, если ему не удалось тебя убить, очень сильно жалеет, что вообще с этим связался. Как это обычно у него бывало в таких случаях, произошло замедление времени, когда мозг и тело начинают работать с гораздо большей скоростью. Сумасшедшие перегрузки, с которыми маневрировал Олег, немцев сильно впечатлили, они были не против выйти из боя, но такого шанса подполковник им пока не давал. Они могли просто разойтись в разные стороны, но Северов вцепился в того, кого считал здесь самым умелым и опасным, а остальные, видимо, просто не могли его бросить. Короткие экономные очереди советского истребителя все-таки достигали своей цели, повреждения у худых накапливались. В «По-3» тоже было несколько попаданий, прогрохотало по обшивке изрядно, но каких-то последствий Олег пока не заметил. Бой тем временем переместился совсем близко к линии фронта, но «лаптежники» до нее не дошли. Несколько советских истребителей, вырвавшись из общей свалки, все-таки добрались до них и сбили по паре машин в каждой девятке, остальные освободились от бомб (частично на головы своих войск) и повернули обратно. А Северов, пользуясь преимуществом в скороподъемности своего самолета, оторвался от двух «Мессеров», прикрывающих эксперта, сманеврировал с большой перегрузкой и, когда немец еще до конца не пришел в себя и был уверен, что после такого виража русский тоже плохо соображает, всадил в него трехпушечную очередь. Два оставшихся худых тут же порскнули в стороны и ушли в глубь своей территории, а сбитый ганс воспользовался парашютом. Он был жив, Северов отстрелил его самолету хвост. Хотя он покинул машину за линией фронта, ветер уверенно нес его в расположение советских войск.

Когда Олег вернулся на свой аэродром, то не сразу выбрался из самолета, напряжение во время боя было огромным, немцы были очень сильными летчиками, особенно тот, сбитый. Но прежде чем Михалыч помог выбраться из кабины, Северов спросил про Цыплакова. Старшина сообщил, что тот посадил свой истребитель на нашей территории, туда уже вылетел экипаж АСС на «Хадсоне» с врачом и фельдшером. На базе была очень приличная медслужба, Карену Барсегяну в помощь прислали еще двух врачей, трех опытных фельдшеров, пять медсестер и столько же санитарок. Теперь это был целый небольшой госпиталь. Олег с помощью Новоселова вылез из самолета, немного посидел у колеса и отправился на КП.

Женька оказался жив, но тяжело ранен. Ему оказали первую помощь, привезли на базу, где Карен его прооперировал. Доктор сказал, что лечиться оставит летчика здесь, теперь созданы все условия, так что нечего раненых куда-то возить.

Вскоре Олег также узнал, что сбитого летчика наши пехотинцы взяли. Им оказался эксперт Люфтваффе майор Герман Граф, кавалер Рыцарского креста Железного Креста с Дубовыми Листьями, Мечами и Бриллиантами и Немецкого креста в золоте (в просторечии «яичница Гитлера» или «партийный значок для близоруких»), имевший более двухсот побед.

Немца привезли на следующий день, он очень просил показать ему летчика, который его сбил. При этом держался Граф со спокойным достоинством, так что командование фронтом не видело в его просьбе большой проблемы, было решено отправить его в Москву на «С-47» транспортного звена. Граф был удивлен, когда увидел молодого человека в возрасте немногим более двадцати лет. Северов разговаривать с ним не стал, но не потому, что презирал, он как раз помнил, что в его истории Герман Граф стал активным участником антифашистского движения среди военнопленных, а из-за большой занятости. Но успел шепнуть Мише Ногтеву, на которого возложили сопровождение немца в Москву, чтобы тот присмотрелся к нему на предмет дальнейшего сотрудничества, поскольку Граф имел большой вес как эксперт Люфтваффе и при правильном подходе его позиция может стать серьезным козырем после войны. А Миша, в свою очередь, утешил расстроенного майора, сказав, что гвардии подполковник Северов — один из самых результативных летчиков не только советских ВВС, но и всех стран антигитлеровской коалиции, а его награды по значимости не уступают наградам самого Графа. Немца это, видимо, несколько успокоило. Рекс вышел посмотреть на возникшую небольшую суету и с интересом рассматривал пленного. Миша знал, что ягдтерьер отличается довольно злобным характером, и не хотел, чтобы пленный предстал перед руководством в пожеванном виде, поэтому погрозил ему пальцем и стал отправлять к хозяину.

— Скажите, господин майор, откуда у вас эта собака? Это же ягдтерьер! — Графу не стали объяснять, что старший лейтенант ГБ приравнивается к армейскому майору, да и систему званий военно-политического состава тоже, так что обращался он к Мише как к человеку с двумя шпалами в петлицах.

— Это собака командира, который вас сбил. Да, это ягдтерьер. Подполковник захватил его, когда лично взял в плен фельдмаршала Роммеля.

Немецкий летчик был сильно удивлен.

— Но ведь фельдмаршал был взят в плен в Африке, его захватило какое-то английское спецподразделение!

— У вас в корне неверная информация, господин майор! В Африке работала наша особая миссия наркомата обороны, подполковник Северов был заместителем командира авиационной дивизии. Он сбил самолет Роммеля и захватил фельдмаршала в плен.

Граф некоторое время размышлял, а потом вдруг спросил:

— Скажите, господин майор, я смогу встретиться с фельдмаршалом? Для меня это очень важно.

— Я не могу вам этого обещать, но вы можете спросить об этом мое руководство.

Пленного покормили обедом, и «С-47» увез его в Москву. А после обеда в дивизию из наркомата ВМФ пришла информация, что принято решение наградить Северова и Ларина орденами Красной Звезды за приведенный в Москву вражеский высотный разведчик. Никакой тепловизионной аппаратуры на «Хеншеле» не было, но его высотные моторы и прекрасная фотоаппаратура представляли большой интерес.

30 мая маршал Жуков посчитал, что противник достаточно глубоко увяз в наших оборонительных позициях, и нанес целую серию мощных ударов. Началось стратегическое наступление Красной Армии — Полтавская и Донбасская наступательные операции на южном фасе Харьковской дуги и Курская наступательная операция на ее северном фасе. Началась также Брянская стратегическая наступательная операция. Последние две операции, Курская и Брянская, проводились с участием Брянского фронта. Курскую операцию фронт проводил собственными силами, Ставка решила, что Петровский справится без привлечения дополнительных резервов, поскольку командованием фронта было сформировано два ударно-штурмовых корпуса, механизация войск была самой высокой в Красной Армии. Процент новой техники в войсках также был наибольший, да и выучка личного состава была очень хорошей. Это отмечали все порученцы, которые приезжали с инспекциями. Выпускники Брянского университета сдавали свой первый серьезный экзамен. Брянская операция проводилась силами Центрального и Брянского фронтов, причем главную роль играл Центральный фронт.

Противник пытался, сконцентрировав силы, наносить мощные бомбоштурмовые удары по наступающим войскам, но ВВС РККА надежно контролировали воздушную обстановку. Уже с 3 июня активность вражеской авиации начала снижаться, господство в воздухе было достигнуто.

Дивизия работала с полной отдачей, ночные истребители нанесли тяжелый ущерб ночникам Люфтваффе и эффективно препятствовали снабжению окруженной группировки. Но интенсивная боевая работа сопровождалась не только значительным количеством сбитых вражеских самолетов, но и потерей собственных. Полк «пешек» потерял пять машин. Две из них были потеряны из-за столкновений с вражескими самолетами, это произошло, когда еще не был накоплен опыт использования техники. Из экипажей выжил один человек, штурман второго самолета смог воспользоваться парашютом. Один самолет стал жертвой зенитного огня. Еще одну «пешку» потеряли от огня вражеского стрелка, который в последний момент что-то заметил и выпустил очередь из своей турели прямо в кабину истребителя. Последний самолет был потерян в воздушном бою с одномоторным истребителем, попав в прожекторное поле. Всего из десяти человек экипажей этих машин в живых осталось четверо.

Эскадрильи «По-3» также понесли потери: в воздушных боях было сбито одиннадцать машин, три пилота погибли, два тяжело и три легко ранены. Северов отдал категорический приказ покидать поврежденные машины и не пытаться их спасти. Самолет будет сделан новый, главное — сохранить жизнь пилоту. Авиационная спасательная служба вывезла из вражеского тыла четырех своих летчиков и более тридцати пилотов других частей.

Но и урон, нанесенный дивизией, оказался значительным. «Пешками» сбито тридцать два ночных истребителя противника и пятьдесят пять транспортных самолетов. Летчиками «По-3» уничтожено сто сорок семь вражеских машин. Общий счет Северова достиг восьмидесяти восьми, из них тринадцать было сбито на «Пе-5МР» в ночных полетах. А Петр Бринько имел уже девяносто девять сбитых!