Любовь к родителям

Михаил Лифшиц

В повести «Любовь к родителям» герой - Сергей Фарбер - анализирует свою жизнь и главную ее трагедию – неразделенную любовь к родителям, слепую веру в их ум, талант, благородство. Картина жизни с наиболее яркими, драматичными эпизодами предстает перед глазами уже взрослого Сергея. Вспоминается детство – бедность, переезды, постоянные ссоры родителей друг с другом и с родней, навязывание постыдных, не соответствующих действительности оценок близких. Потом студенческие годы – учеба, студенческая наука, знакомство с будущей женой. Работа, защита диссертации, служебные успехи, создание счастливой и дружной семьи. Каждое достижение – без помощи родителей, против их воли, вопреки их советам. И родительская оценка каждого успеха Сергея как случайной удачи никчемного человека. Это история, пронизанная подробностями человеческих отношений – в диалогах, в событиях, в действиях. Это история о поколении людей, рожденных в 50-х годах, но она будет близка и понятна молодежи. Как сказал автор предисловия к книге «Любовь к родителям» Георгий Пряхин, «повесть, может быть, не совсем автобиографическая по отношению к автору, но она автобиографическая по отношению к каждому человеку».

Глава 3. МОИ РОДИТЕЛИ

Отец быстро охмурил приезжую красавицу. Еще бы — фронтовик-орденоносец, начальник отдела в газете, комментировал по радио футбольные матчи (хоть при этом картавил и часто говорил «э-э-э»), входил в городской бомонд. А тут интеллигентная девочка, совершенно неустроенная, весь быт состоял в койке, снятой у какой-то старой грымзы, а работа — на адвокатском пункте в нескольких десятках километров от Петрозаводска.

Родители мои поженились. Отец сразу объяснил маме, кто в семье главный, а кто должен делать всю работу и за все отвечать. Как рассказывала мама, она сразу почувствовала, что попалась в капкан. Может быть, мама это придумала впоследствии, были ведь в начале их совместной жизни счастливые беспечные минуты.

В пятидесятых годах во многих изданиях — журналах, отрывных календарях — часто печатали фотографию: на валуне около водопада две маленькие фигурки, молодая пара — он стоит, гордо подняв голову, в гимнастерке, с перетянутой ремнем тонкой талией, протягивает ей руку, а она присела на валун, держит его за руку и смотрит на него. Это мои родители около водопада Кивач. Фотографировал их знакомый фотокорреспондент, когда они путешествовали по Карелии.

Мама тогда поскользнулась и чуть не упала в водопад. Папа этого не видел. Фотограф кричал, показывал руками, но папа из-за шума воды ничего не слышал и не мог понять, в чем дело, пока наконец не оглянулся. Мама уже висела на ногтях, и папа ее вытащил в последнюю минуту.

В Петрозаводске родители прожили недолго, отцу нужно было сдавать экзамены в академию. В Москве маму с папой ждали две комнаты в центре, в которых жил только папин младший брат. Мать отца в начале 1945 года упала, сломала позвоночник и умерла.

Мама, само собой разумеется, стала обслуживать двух мужиков. Отношения как-то сразу не заладились, отец демонстративно контролировал, хорошо ли жена ухаживает за братом, а тот жаловался отцу:"Марик, твоя стерва мне кушать не дает!"

Впрочем, я все это знаю со слов матери, отец ничего никогда не рассказывал, но, по своему ощущению, думаю, что так вполне могло быть.

Отец поступил в академию, хоть и не без труда, а мать была отправлена в Ленинград к бабушке, дохаживать беременность и рожать. Родившийся мальчик прожил недолго, до полугода не дожил, и умер от воспаления легких. О первом ребенке моих родителей я узнал, когда мне было за двадцать, раньше никогда в семье о нем не говорили. Я не знаю, ни как его звали, ни где он похоронен. Мама горевала ужасно. Ее вернула к жизни только поддержка и забота папы. По другой трактовке, мама долго не могла оправиться, потому что с папой почти не общалась в это время, он был в Москве, и у него были свои дела, более важные, чем смерть ребенка. Не знаю, что было на самом деле — мама рассказывала и так, и этак, в зависимости от текущей жизненной ситуации.

В 50-м году арестовали деда. Политики не было никакой, просто дед был предпринимателем, возил с Севера в Ленинград рыбу и попал под какую-то кампанию. В"Ленинградской правде"напечатали фельетон"Король салаки", героем которого был дедушка. Следствие вели неторопливо, суд состоялся в 1954 году, и деда оправдали, но четыре года в тюрьме он просидел. Отец перепугался сильно, боялся, что вылетит из академии, но с матерью не развелся.

Отец учился в академии блестяще — «пятерки» по всем предметам. Пять раз он ходил в строю по Красной площади в рядах Краснознаменной ордена Ленина Военно-политической академии имени Ленина, однако ничего не видел, потому что очки на параде полагалось снимать. Каждому параду предшествовали два месяца репетиций.

Незадолго до окончания отца спросили:

— Товарищ Фарбер, поедете служить на Сахалин?

— Я оканчиваю академию с отличием, и сам выберу округ, в котором буду служить, — смело ответил папаня. За этим последовало насмешливое:"Да?", две «четверки» на выпускных экзаменах и назначение начальником отдела газеты «Тревога» в городе Южно-Сахалинске.

Ко времени окончания академии у родителей уже был я. Мама, понятное дело, собиралась ехать с папой, а я до выяснения обстановки был оставлен у бабушки в Ленинграде, где прожил год (мама всегда уточняла, что не год, а десять месяцев, подчеркивая, что не так уж и сильно она одолжилась у своей матери).

Родители ехали на Сахалин поездом, в одном купе с майором Рубиным, получившим назначение в политотдел округа (или армии?). Рубин стал другом родителей на всю жизнь, а его сын стал моим другом.

Третий еврей, окончивший академию, ехал не с ними, но тоже почему-то на Сахалин.

Однако, нет худа без добра. Период борьбы с космополитизмом наша семья провела на Сахалине, ни папу, ни Рубина не тронули, кампания не успела развернуться на Сахалине в полную силу.