Записки старого хрыча(зачеркнуто) врача

Михаил Копылов, 2023

Мемуары пишут нынче все, но читателей стало заметно меньше пишущих.Но докторские рассказы любят даже доктора, тем более речь идет о такой области как психиатрия.Есть еще одна часть книги – о том, как мы жили до того как в 1990 году приехали в Израиль.Я постарался сделать эту книгу легкой и по возможности смешной.

Как мы там работаем

Что является визитной карточкой заведения? Правильно — приемная и секретарша.

Итак, что видит пациент после того, как постучит в железную дверь нашего Центра? Обысканный металлоискателем охранника, он попадает в «предбанник». Сразу слева в предбаннике — конторка охранника, а за конторкой в стене прорезана дырка-иллюминатор, из которого валит дым самых дешевых сигарет «Бродвей» (вонючий до крупозного кашля) и доносится пение, довольно громкое, мерзкого местного шансона — он поет из компьютера придавленным голосом глиста, вылезающего на звук дудочки понятно откуда, как змея из корзины у факира… Привожу стандартный текст стандартной песни этого певца: «Дай мне только поцелуууууй!»

Этот «поцелуй» приходится слышать практически на протяжении всего рабочего дня.

Почти сразу за дымом в иллюминаторе видна оплывшая как свечка и растекшаяся по креслу всеми своими 130 кг секретарша Яфа (ее имя в переводе с иврита — «красавица») с колодой засаленных карт в одной руке и с телефонной трубкой в другой.

Яфу называют «эта самая в иллюминаторе». Название навеяно словами песни «звезда в иллюминаторе, звезда в иллюминаторе».

Ну, а дальнейший ход мысли хорошо понятен — есть иллюминатор, и песню испортить жаль, а Яфа — явно не звезда, ни с какой точки зрения, а с чем легче всего рифмуется слово «звезда»? Со словом «эта самая»!

Руководит учреждением доктор Фоц — дама, видов, возрастом и профессиональными навыками близкая более всего к Бабе Яге — ее средневропейсому варианту. Седая, под машинку стриженная голова, короткая, мышиным хвостиком косичка сзади. Одета в трансильванский, ручной работы, половик.

Как и я, доктор Фоц училась здесь на психиатра, но по лени своей не выучилась и аттестационных экзаменов не сдала. А я начал работать в этом Центре в 1995 году — именно в том, когда Фоц уволили из больницы как не сдавшую экзамены и, пожалев, поместили в С. Зарплату ей платит городская управа, эпизодически вспоминая, что не дурно бы ее уволить. Каждый раз, когда это происходит, Фоциха надувает щеки и начинает громко орать: «Яфа! Найди мне Арика! (имеется в виду тогдашний глава правительства Ариэль Шарон!). Шарон был лихой генерал, но Яфы боялся, как и всё живое, и всё шло по-старому.

Несданные экзамены привели малограмотную Бабу Ягу к тяжелому комплексу неполноценности, а меня, сдавшего за эти годы экзамены, — к игре в «Начальницу Фоц». Смысл игры — она как будто мной руководит, а я как будто принимаю это всерьез.

Обе эти дамы — Фоц и Яфа — на работе очень энергично не делают ни-че-го. Что их сближает — дочь европейского профессора и дочь неграмотных марокканских родителей? Я думаю, что общие черты характера — обе большие стервы, лживы, льстивы и прожорливы.

Яфа, правда, глупа до блеска. Фоциха — так же неумна, но первоклассная интриганка, и обе дамы — отчаянные сплетницы.

Ох, рано встает охрана!

При входе, вооруженный металлоискателем, стоит (сидит или послан Яфой за сигаретами) охранник.

От него многое зависит — вовремя сориентироваться, принять решение, успокоить разбушевавшегося, позвать полицию… Охранник во многом определяет лицо учреждения. Его работа — охранять себя и нас, а также прочих сотрудников учреждения от разных возможных неприятностей — от теракта до скандала.

По правилам, он не должен покидать своего места у входа — разве что отойти в туалет.

Но каждого новенького быстренько обламывали и заставляли быть у Яфы на побегушках: раскладывать истории болезни, отвечать на телефонные звонки и, разумеется, бегать за сигаретами «Бродвей» в ближайший ларек.

За годы моей работы сменилась чертова уйма охранников: дело в том, что охранник — лицо наиболее уязвимое, его легко выгнать, легко заменить другим таким же, и происходят битвы между коалицией Фоц-Яфа и компанией, подрядившейся охранять психсарай. Разумеется, отношения между этими инстанциями отвратительные — впрочем, трудно сказать, кто в состоянии долго ладить с коалицией. Фоциха запрещала нам общаться с реабилитационным центром, с которым разругалась вдрызг, и с ею же организованным кукольным театром. Как объясняла она нам, своим сотрудникам: «Все они психопаты».

Наши охранники были очень разными — были среди них молодые и не очень, крупные и задохлики, умные и не особенно. Но один их них служил полным и органичным дополнением к существующему абсурду и вносил в общий симтаотский фейерверк похуизма, густо замешанного на кретинизме, свою мощную, искрящуюся, огненную струю.

В советский, а потом и украинский период своей жизни он работал таксистом, да так преуспел на этом поприще, что был выбран в секретари комитета комсомола таксопарка и его портрет красовался на Доске Почета автопарка.

Охранник — работа скорее для молодых, но бывшему таксисту было под пятьдесят, и случись ему применить в экстремальной ситуации силу для того, чтобы спасти сотрудников психсарая или себя от смерти или увечий — в психиатрии ведь все бывает, — у него были бы большие проблемы. С таким пузом дотянуться до кого-нибудь было практически невозможно. Как он в туалет-то ходил?

Но с его беспомощностью в случае экстремальных ситуаций я как-то легко примирился — случись что, я бы как-нибудь отбился, а может, даже бы его вырвал из цепких лап. Беда была в том, что он говорил, и говорил беспрерывно. Общение его носило вынужденный интерактивный характер. Он очень любил спрашивать, что называется, в форме «закрытого вопроса», и непременно требовал ответа.

Например, тыкал меня в бок и бесконечно повторял: «Ну скажи, ведь верно, что все израильтяне идиоты? Ведь правильно?»

Дешевле выходило сказать да.

Это могло длиться часами.

В Израиле ему нравились только прогноз погоды (довольно точный) и кладбища (хоронят быстро и бесплатно).

А как-то он ворвался ко мне в комнату в радостным изумлением:

–

А у нас есть история под номером 666!

–

Ну и что? (Действительно, ну и что, подумаешь, чудо, когда общее количество пациентов давно перевалило за тысячу.) — Но ведь это дьяволово число!

Симтаотский психсарай напоминает дом второго поросенка из сказки — здание проницаемо во всех направлениях, что особенно приятно, когда идет обстрел города ракетами. Но что там ракеты, здание проницаемо и для кошек — они регулярно падают с чердака нам на голову. Иногда приносят и пользу — кто-то из кошек смачно нагадил на кресло Яфы.

Почему-то сомнительной привилегией выгонять кошек-нарушителей за дверь охранник наделил меня.

–

Ты у нас специалист по кошкам!

–

Хорошо, — отвечал ему я, — согласен. Меняемся обязанностями. Ты принимаешь больных, а я гоняю котов!

Охранник воспринял мое предложение совершенно серьезно и почему-то не согласился.

И вот в один прекрасный день ползу я по полу, чтобы заглянуть под шкаф с историями — а не затаился ли там с ночи кот, а в спину окончательно растекшаяся по креслу (вонючему-превонючему, помеченному котом) Яфа лениво цедит мне вслед:

–

Достань-ка такой-то номер истории.

И обидно мне стало — дальше некуда. Сел я на пол и сказал им, что все-таки я доктор, мое дело — лечить больных, а не гонять котов и носить секретарше «номер такой-то».

Но я был не понят — на мои слова просто никто не обратил внимания.

А охранник у нас — с высшим образованием; работая в таксопарке, без отрыва от производства закончил технический вуз. И Яфа отличницей закончила вспомогательную школу. Мне кажется, что именно разница в полученном ими образовании каждый раз ввергала Яфу в состояние экстаза, когда, прищелкнув пальцами, она отдавала команду «Алекс! Несс!» (было очень похоже на команду «Пиль!» охотничьей собаке), и тот срочно несся на кухню готовить ей растворимый кофе. Боялся он Яфы до икоты, Фоц — до обморока, клиентов — до шока. Единственно, кого он не боялся, — это, увы, меня, и как только образовывался в потоке больных короткий перерыв — мне б воздуху вдохнуть! — он врывался в кабинет с рассказом о своих многочисленных несчастьях и просьбой за него куда-либо позвонить — ив́ рита (он произносил это слово с ударением на первый слог) он лет за восемь в стране не выучил — потому что не ходил в ульпан, а в ульпан он не ходил, так как экономил деньги на автобус…

А потом я целый месяц болел пневмонией, и, когда вернулся на работу, его уже там не было.