Упавшие облака

Михаил Каппи

Смерть – чудовищна и прекрасна! Полна трагизма и дающая возможность на новую жизнь.Нименд Клаус, ведущий специалист Европейской организации по ядерным исследованиям, кинул вызов этому, казалось бы, обычному необратимому физиологическому процессу, который навис над всем человечеством, в результате фатальной ошибки. Кто виновен в этой трагедии? Какую роль сыграл во всей этой истории его странный сын Матиас, и стоит ли пытаться что-либо изменить, или смириться и оставить все как есть…

Глава IX

Всякая усиленная привязанность ко всему земному — страдание.

Будда

Внимательно слушая Клауса, Элиан не могла избавиться от тревожных мыслей о Филиппе. Прошло уже несколько часов, а он так и не появился. День клонился к вечеру, а о Бьянчи никаких известий. Он никогда так не поступал. Элиан все больше охватывало волнение и непонимание происходящего. Вопреки советам Нименда, она несколько раз обошла всю территорию CERN в надежде случайно встретить Филиппа. Все попытки оказались тщетными.

Элиан решила ждать Филиппа в кабинете профессора и все-таки использовать это время, чтобы разобраться в загадках жизни Нименда. Его относительное спокойствие потихоньку передалось и ей. Элиан было комфортно рядом с Клаусом, несмотря на то, что ее разрывало на части от неприятного предчувствия.

— Мистер Нименд, еще раз простите за неудобные вопросы, — голос Элиан прозвучал виновато. Формальные слова извинений подталкивали профессора поскорее пролить свет на терзавшие ее вопросы.

Клаус поддался напору. Он с легкостью мог перевести тему разговора в другое русло, не будь Элиан такой красавицей и девушкой Филиппа. К ее немалому удивлению, Клаус начал неторопливо рассказывать свою историю. Что на него повлияло? На этот вопрос сложно было однозначно ответить. Возможно, она ему нравилась или причиной стало то, что он сегодня увидел. Как же им не хотелось верить собственным глазам. Все человеческое естество противилось принимать увиденное. Быть может, совокупность всех этих обстоятельств повлияло на внутреннее состояние ведущего ученого CERN. Загадочное исчезновение Филиппа сбивало с толку Клауса, добавив в его нелегкую жизнь дополнительную проблему. Он чувствовал вину, считая себя ответственным за молодого ученого — своего непосредственного подчиненного. Но Клаус еще верил, что ничего страшного с Филиппом не могло произойти и что нелепая ситуация разрешится с минуты на минуту. Прервав затянувшуюся паузу, он обратился к Элиан:

— Раз тебе это интересно и ты с таким нескрываемым любопытством пытаешься выудить информацию о моей личной жизни, я попробую рассказать все, что посчитаю нужным. Сразу хочу предупредить, дорогая Элиан, что я прошу не распространяться о том, что я тебе расскажу.

— Конечно, мистер Нименд, — пообещала Элиан, не понимая, что же такое таинственное происходит в личной жизни Клауса, что должно быть закрыто за семью печатями.

Нименд знал, что должен рассказать Элиан о самых важных событиях своей жизни.

— Элиан, послушай меня и постарайся не перебивать. Шесть лет назад я был рядовым ученым в Европейской организации по ядерным исследованиям. Возможно, не более подающим надежды, чем остальные. Хотя мои работы заинтересовали многих именитых ученых, в том числе и в других научных исследовательских институтах и лабораториях. Что конкретно их заинтересовало, точно не могу сказать. Возможно, моя работоспособность или нестандартный подход к вещам. Но факт остается фактом — мои работы были одними из лучших среди работ других ученых. Теперь расскажу о личной жизни. В то время я был женат на прекрасной девушке. Кстати, она занималась квантовой физикой. Ее звали Мия. Познакомились мы на научной конференции. Вскоре у нас родился сын. Куда квантовой физике тягаться с тем, что мы чувствовали! У нас появилось маленькое, родное существо, которое требовало постоянного внимания. Мы его обожали. Мои родители и родители жены души в нем не чаяли. Но счастье продлилось недолго. Через несколько лет Мия и ее родители попали в аварию. Она и отец погибли на месте, а мать получила многочисленные травмы и через полгода скончалась.

— Простите меня, ради бога, за излишнее любопытство. Я ничего не знала. Мне искренне вас жаль.

— Все нормально, не беспокойся, — Клаус попытался сгладить неловкую ситуацию. — Я остался один с маленьким сыном на руках, — продолжил он. — Конечно, мои родители взяли основные заботы на себя, ведь я должен был работать. Скажу больше, только благодаря работе мне удалось худо-бедно выкарабкаться из депрессии. Шли месяцы, работа поглотила меня. Я старался, чтобы мои утраты не влияли на мои отношения с другими людьми. Родители как могли, помогали мне. Они переживали за меня, и все свободное время посвящали Матиасу. Я не могу их ни в чем винить. Никто не хотел верить, что мой малыш особенный. Этого маленького человечка я обожал каждой своей клеткой. Видеться с ним для меня было абсолютным счастьем. Как и взять на руки, прижаться к нему. Матиас — ребенок с особыми потребностями. Дело в том, что он долго не разговаривал. Мы поначалу не придавали этому значения, считая, что каждый ребенок индивидуален, а после смерти его матери подумали, что это из-за стресса. В столь юном возрасте мальчик не знал, куда делась его мама. Тем не менее, мы ошибочно полагали, что отсутствие матери отразилось на его развитии. Итак, ребенок к трем годам не произносил ни одного слова. Я много работал, и моим родителям пришлось забрать малыша к себе. Они первыми начали замечать странности в его поведении. Результаты обследования оказались неутешительными. Они долго не решались сообщить мне о них. Вскоре и я заметил, что Матиас не развивается как обычный ребенок. Не реагирует на попытки общения с ним. Никогда не смотрит в глаза и даже не пытается что-то сказать. Словно избегает общения с людьми. К сожалению, мы просто не поспевали за количеством его новых поведенческих реакций. Они трансформировались из одного вида в другой. Я и мои родители не успевали подстроиться к прежним, сложным для нашего понимания потребностям Матиаса. Как замечали все более странные действия малыша. Мы никак не могли выяснить причину этого. Но постепенно мы научились взаимодействовать с ним. Это нельзя было назвать контактом. Мы выработали определенную модель поведения, при которой мой особенный мальчик чувствует себя более или менее комфортно. Мне казалось, что он был с другой планеты или мир расслоился, и мы попали в разные слои. То, что в нашем повседневном мире принято считать логичным, мой беззащитный ребенок воспринимает полнейшим хаосом. Причем настолько мучительным для него, что зачастую у него случались припадки. — Клаус сел в кресло, на несколько секунд замолчал, в его голове всплыли тяжелые воспоминания, которые он снова пережил. Профессор на мгновение пожалел, что начал этот невыносимый разговор.

— Элиан, если бы ты знала, как тяжело смотреть на душевные страдания и муки собственного ребенка. Еще ужаснее, когда не знаешь, как ему помочь. Нам не под силу перейти в другой слой параллельного мира. Твой разум, даже если он в миллион раз умнее самого титулованного ученого, к сожалению, не в состоянии постичь того, что происходит в голове этого малыша, не похожего своим внутренним миром на своих сверстников. Иногда я сравниваю сына с микрочастицами, которые мы изучаем, пытаемся постичь их свойства через обычные и классические фундаментальные науки. Чем больше мы узнаем этот микромир, тем больше склоняемся к мысли, что никогда не сможем его осознать посредством того, чем руководствуемся сейчас. Так и с моим сыном. Мы все пытаемся следовать шаблонным действиям, которые заложены в нас с раннего детства. Например, если ребенок плачет, мы легко можем выявить причину этого плача и устранить ее. В случае с Матиасом все наоборот. Он будто в другом измерении, где наши законы не работают. И все же он здесь, с нами, и я этим периодически успокаиваю себя. Успокаиваю мыслью, что все происходящее кому-то необходимо…

Клаусу тяжело было обнажать свою душу. По его удрученному лицу легко было догадаться, что ему хотелось как можно скорее закончить мучительный разговор. Глядя в понимающие глаза притихшей Элиан, профессор подумал: «Наверное, эта девушка — единственный человек в его жизни, с которым он смог поделился тем, что терзало и изматывало его столько лет».

— Мистер Нименд, из ваших слов, я сделала вывод, что у Матиаса аутизм?

— Да, верно. Это единственное, что врачи могли выяснить после обследования моего мальчика. Причем результат наблюдений так и остался под вопросом. Среди выявленных особенностей малыша были и такие, которые попросту не подходили ни под один диагноз.

— Профессор, — тихо сказала Элиан, — у меня есть опыт работы с такими детьми. Если вы позволите мне познакомиться с Матиасом, я постараюсь вам помочь, чем смогу.

— Дорогая Элиан, неужели ты считаешь, что обладаешь способностью путешествовать между мирами — нашим и тем, в котором люди, как Матиас, застряли в коварной ловушке? — с недоверием в голосе спросил Клаус.

— К чему мне путешествовать, я всего лишь выполняю свою любимую работу и стараюсь делать ее хорошо, — обиженно парировала девушка. — Мне всегда хотелось помогать детям. Это мое предназначение. Дар, если хотите, — уверенно и без лишней скромности произнесла Элиан.

Ее слова звучали так убедительно, что Клаус даже подумал, что надо познакомить Элиан с сыном. «От того, что они встретятся, хуже не будет», — пронеслось в его голове. Ее слова дали надежду, что возможно существуют люди, способные контактировать с теми, кто по прихоти злого рока оказался за бортом привычной жизни. С теми, чье сознание не способно принять обычное мироустройство. Несчастные люди, скрытые за глухим, непробиваемым панцирем хитроумных нейронных цепей. Существа, отдаленные бесконечной пропастью загадок человеческого разума, заколдованные злым волшебником в образы призрачных теней, превращенные потом в людей. Будто они не состоят из того же материала, что и мы — молекул и атомов.

Клаус иногда проводил параллели между своей работой и тем, что его окружает в повседневной жизни. Это помогало ему рассуждать о сакральных вещах, над которыми ломали головы многие религиозные деятели и философы разных времен.

Когда профессор на секунду задумался о проблеме в его семье, зазвонил телефон. Клаус невольно вздрогнул. Резкий вибрирующий звук тревожным копьем пронзил мимолетную тишину. У Элиан бешено забарабанило в груди. Она и профессор подумали, что звонит Филипп. Клаус быстро вынул телефон из кармана. Приложив телефон к уху, Нименд нахмурил брови. Элиан не находила себе места. Ее кинуло в жар, руки похолодели, сердце бешено застучало в груди и висках. Она старалась разобрать еле доносящиеся из трубки, нечленораздельные звуки.

— Да, все ясно, я сейчас приеду, — пообещал ученый.

— Мистер Нименд, что случилось с Филиппом? Это он? — выпалила Элиан.

— К сожалению, нет, хоть я и очень надеялся, что это он, но позвонили мои родители, они сейчас с Матиасом у меня дома. У сына очередной приступ. Элиан, извини, мне срочно надо ехать. Продолжу свой рассказ позже. Сейчас в голове полный сумбур. — Неприятности на работе, куда-то пропавший Филипп, приступ сына. У Клауса были проблемы, и их надо было решать.

После звонка родителей Клауса Элиан стало еще хуже. Она не могла справиться с нарастающим чувством тревоги за Филиппа. Если с Клаусом девушка еще как-то держала себя в руках, отвлекаясь на его рассказ, старалась не выдавать своих мрачных мыслей, то сейчас ей попросту не хватало воздуха от волнения. Голос дрожал, глаза застилали слезы. Она почувствовала: случилось что-то ужасное. Она не знала, что ей делать. Девушка в очередной раз набрала номер Филиппа. Холодный автоматический голос сообщил, что абонент вне зоны доступа, и хладнокровно предложил перезвонить позже. Элиан почувствовала слабость во всем теле, ноги стали ватными, она не могла встать, не могла произнести ни одного слова, ей очень захотелось пить. Казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Прежде она слышала длинные гудки надежды, этот же оборвал последнюю ниточку.

— Мистер Нименд, настало время обратиться в полицию, — собравшись с силами, сказала Элиан.

— И я подумал об этом, — ответил Клаус, надевая серое пальто.

— Пожалуйста, возьмите меня с собой, у меня огромный опыт работы с детьми, в том числе и такими, как Матиас. — Элиан не хотела оставаться одна. Паника накроет ее и будет сложнее принимать правильные решения, в том числе организовать поиски Филиппа, к которым следовало приступить немедленно. Она точно знала, что сможет быстрее нормализовать состояние ребенка.