Опыт выживания, или Исповедь богохульника

Михаил Казиев

«Попадая в капкан, лиса способна отгрызть себе лапу…», человек, по-моему мнению, способен даже на большее. Но выживание зверя – это не выбор, выжить человек должен всем своим существом, не умерев, но и не превратившись в зверя. Данная книга – это история моего сирийского друга, который по воли обстоятельств оказался под обстрелом во время начала сирийской гражданской войны 2011 года. Выжить тоже можно по-разному.

Глава 2. Drum&Bass

«Концерт. Барабанщик кричит басисту:

— Что играем?

— «Ай лав ю».

— Ай лав ю ту… А играем-то чего?»

Я не помню звуков выстрелов до падения, помню только раскаты автоматной очереди, которые я слышал, уже оказавшись на полу. Это уже позже я придал этим событиям последовательную хронологию: обстрел офиса, затем свои реакции, но на самом деле я не помню, что было первым. Помню, что лежал лицом в пол и как в плохом сне беспрерывно вслушивался в выстрелы, почти не чувствуя своего тела из-за оцепенения. Первый день и первую ночь я так и пролежал. Картина повторялась раз за разом одна и та же: слышны выстрелы, я замираю, жду, когда стихнет, потом появляется ложная надежда, что стрелять перестали, затем кто-то начинает палить опять и оцепенение продолжается. От повторяющихся циклов меня порой вырубало, видимо, срабатывали какие-то защитные механизмы в голове. Я лежал в отключке какое-то время, потом приходил в сознание, потом снова выстрелы и снова циклы напряжения. На второй день начались галлюцинации. Я стал представлять лица стрелявших, придумывал им сюжеты. Иногда я представлял, что они стреляют не из автоматов, а из своих пенисов друг в друга. Доводят себя до экстаза и палят очередью смертельно-оргазмических пуль. При этом одни кричат, «за президента», другие «за свободу», но на самом деле и те и другие просто работают на получение оргазма. Такие картины веселили меня и не давали сойти с ума. Задумавшись об этом сейчас, я понял, что картины эти вполне отражают смысл происходящего. Дело в том, что у нас в Сирии существует табу на секс до свадьбы. Да и ладно бы только на секс, но и на проявление любого эротического влечения между молодыми людьми. Многим молодым людям этот запрет сильно подпортил жизнь и стал причиной неконтролируемых реакций во взрослой жизни. Женщины часто бьют своих сыновей до 7 лет, мужчины деспотичны к дочерям, которые потом отыгрываются уже на своих детях и так далее. Я-то, конечно, сразу понял как обходить данный запрет, то о чем не говорят, того и не существует. А один мой приятель вообще ходил к своей любовнице под видом ее подруги в парандже с закрытым лицом в течение нескольких лет. Что с ним сделала родня когда поймала? Да ровным счетом ничего, надели обратно паранджу и попросили больше не приходить. Того, о чем не говорят, ведь, не существует.

Но такие действия доступны только непослушным хулиганам вроде меня, которые без стыда ставят свои интересы выше интересов системы. Не во всем, конечно, и не всегда, не чаще, чем необходимо для счастливой полноценной жизни. За такой подход меня нередко осуждали. Порой осуждали даже девушки, которых я соблазнял. Рассказы о том, что традиции нельзя нарушать, придавали процессу соблазнения особенный привкус. Но не все шли только этим путем. Немало было случаев и однополой дружбы. Два мальчика, гуляющих по улицам, взявшись за руки — это вполне обычная картина городской жизни. Помню, однажды я поехал в Хаму с моим русским приятелем смотреть водяные мельницы времен Римской империи.

Водные мельницы времен Римской Империи (Сирия, Хама)

Мы потом гуляли по парку и нас окликнула группа молодых ребят. Их было четверо и они пригласили нас попить с ними чай. Два парня были стройны крепки и улыбались, источая силу полуденного мужества, два других, худые и женоподобные, скромно обслуживали нас сладким чаем с мятой. Те, которые были крепкие, внимательно наблюдали за нами двумя, смотрели то на одного, то на другого и чему-то слегка улыбались, как будто что-то про себя вычисляли. Я сразу догадался, вычисления какого рода они проводят, то же самое понял и мой русский друг, приняв наиболее серьезное и мужественное выражение лица на какое он был способен. Ох уж эти русские, игры в доминирующих самцов порой заводят их слишком далеко. Я рассмеялся первый, чуть не пролив свой чай, мужественный русский друг последовал моему примеру, не уступая мне в громкости. Мы быстро попрощались и ушли, только вот привкус сладкого чая во рту ощущался еще довольно долго. Помню, в тот же день мой русский приятель рассказал мне такой анекдот:

Приходит на бал пьяный поручик Ржевский, это младший офицер русской армии 19ого века, и говорит Пьеру Безухову (это персонаж из романа «Война и Мир» Л. Толстoгo):

— Слышал ты дрочить любишь. А ну, дрочи!

— Поручик, Вы в своем уме? Тут весь свет общества собрался, — говорит Пьер.

— Дрочи, я сказал, — кричит на него поручик и достает пистолет.

Пьер начинает дрочить, подбегает Наташа Ростова (другой персонаж из «Война и Мир»).

— Поручик, что Вы делаете, как можно, а ну, отдайте пистолет! — кричит на него Наташа, бьет по лицу и отнимает пистолет.

— Остановитесь, Пьер, остановитесь, — успокаивает Пьера Наташа — Вам больше ничто не угрожает.

— Нет уж, извольте — сквозь зубы мычит Пьер и продолжает дрочить на полный зал.

Конечно, нельзя списывать все беды на неудовлетворенное сексуальное напряжения, но что-то подсказывает мне, что, если предложить взять в руки оружие одинокому любовнику, влюбленному в самого себя и любовнику в паре, первый от недостатка самовыражения начнет стрелять даже не прицелившись. Таким ведь неважно, что они стреляют вхолостую, важна только приятная пульсация пулемета. Ну, а если бы достали члены и подрочили друг на друга, стреляя не пулями, а спермой в лицо? Да и не стесняйтесь кричать лозунги: «за президента», «за страну», «за свободу», «против угнетения», все, что хотите и как вам угодно. Но «нет» скажут они, «это же мерзко и отвратительно». Согласен. А убивать друг друга не мерзко и отвратительно, или когда убиваешь за внушенную кем-то идею, значит, есть оправдание?

Я бы, наверное, не придавал так много значения причинам, побудившим молодых ребят с той и с другой стороны начать убивать друг друга, если бы не личная история, которая случилась в нашей рок группе «Скарабеи Пустынного Рока». Нас было четверо: клавиши — я, гитара и вокал — Ахмед, басист — Саддам, барабанщик — Кемаль. Играли хард-рок в лучших традициях. Мечтали о славе, хотели когда-нибудь поехать в Европу с гастролями при том, что даже пара подпольных концертов, которые мы все же осмелились дать в Хомсе, могли грозить нам несколькими годами тюрьмы. А ведь Хомс никогда не был туристическим местом. Все ездили в Дамаск, в Пальмиру, в Латакию на Средиземное море или даже в Алеппо. Поэтому и публика наша состояла в основном из местных ребят. Правда, тот самый русский приятель все же на нашем концерте побывал. На него еще как на инопланетянина все смотрели. Как-то я спросил его, чем его Хомс так привлекает, он ответил: «Лучшая в Сирии шаурма и рок-музыка». Многие тогда не поняли, был ли это комплимент или оскорбление. Я же считаю, что комплимент, так как по сегодняшний день рок-музыка в Сирии под запретом. И хотя никакой конкретики в законе по этому поводу нет (иначе пришлось бы законодательно прописывать стилистические отличия конкретного жанра), все же большая часть рока попадает под определение «сатанизма», а самая ироничная трактовка «сатанинского жанра» происходит в кабинетах Сирийских Спецслужб, где я проводил много часов со следователями. Самому милейшему из них я почти сумел доказать, что в своих композициях я был одержим не сатаной, но исключительно духом Божьим. Прокололся я только в одной вещи, где были слова, которые им совсем не понравились:

Gather your presents

Sweet children of dawn

At the moment of heaven

l carry my roar, carry my roar.

I smell the essence

Of my cold-blooded desire

When it melts like ice

And it burns like fire, burns like fire.

В общем Сирийские Спецслужбы не стали тогда с нами церемониться, и в лучших традициях зловонных европейских крестоносцев, которые, кстати, порабощали их собственных предков, и чьи потомки давно уже научились мыться и танцевать рок-н-ролл, запретили нам прославлять какого-либо иного бога кроме того, который является официальным, отредактированным и выдуманным самими представителями Спецслужб на момент формирования вышеуказанного запрета. Джонни, будь молодцом — сказали нам Сирийские Спецслужбы, покоряя нас разящим соло настоящего ближневосточного рок-н-ролла. Как раз после этого я и решил переключиться на бизнес, так как заработать что-то на музыке, по крайней мере той, которую мы играли, не было никакой возможности. А имея свободные средства, всегда можно снова вернуться к тому, что ты любишь, ну или по крайней мере так мне тогда казалось…

Но вспоминаю я сейчас не об этом, а о двух моих скарабеях, Кемале и Саддаме, наши Drum&Base, которые в апреле 2011 покинули группу. Вернее, они просто не пришли на репетицию, а дозвониться до них потом я уже не мог. Позже гитарист Ахмед разузнал про них и рассказал мне. В апреле, когда начались беспорядки в Сирии, они примкнули в ряды войск по разную сторону баррикад. Скарабей Саддам — к силам оппозиции, скарабей Кемаль — к сирийской армии. Не знаю, чем они занимались с апреля по август, но в сентябре я узнал от того же Ахмеда, что оба погибли в городских перестрелках с разницей в 8 дней. Я смотрел тогда нашу фотографию, на которой мы вчетвером стояли радостные и довольные. В ночь, когда была сделана эта фотография, мы давали концерт. Помню, тогда было лёгкое ощущение прохладной свободы, как обычно бывает, когда нарушишь какой-нибудь дебильный закон. Если бы кто-то сказал тогда, что через пару лет двое из нас возьмут оружие и пойдут убивать друг друга, мы бы благословили такого на лечение его умственного недуга. Сейчас благословлять уже некого, только поминать. Вспомнилась нелепая шутка: «Какая разница между бас-гитаристом и барабанщиком? — Полтакта!»

В ночь со второго на третий день обстрела моего офиса мои скарабеи пришли ко мне. Была ли это галлюцинация от пережитого напряжения или неподтвержденное явление полтергейста, не знаю. Знаю только, что скарабей Кемаль пришел первый.

— Привет, Джамаль, вижу, ты немного занят сейчас. Не против, если я тут посижу? — сказал Кемаль и сел на то самое кресло, с которого я скатился на пол два дня назад.

Я промолчал. Подумал только, что военная форма ему очень к лицу. Он всегда был красавцем. Стройный, подтянутый, на репетициях выкладывался по полной, Мaркa Пoртнoго мог сыграть один в один. И всегда радостный, довольный, как будто только что в лотерею выиграл. Самый молодой из скарабеев.

— Ты как поживаешь? — спросил меня Кемаль.

— Последние два дня живу на полу, — ответил я.

— Ну это временно, нам бы только этих негодяев победить, а там уже все нормально пойдёт, — сказал он.

— Победить — означает поубивать? — спросил я.

— Ну не всех, конечно, можно только половину, остальные сами разбегутся — сказал он.

— Куда они разбегутся, в соседний подъезд? Устроятся работать парикмахером по соседству? — спросил я.

— Согласен, может, и всех перестрелять надо. Я ведь не решаю такие вещи, у меня начальство есть, они приказы отдают.

— Помнишь «Лицо со шрамом» с Аль Пaчинo?

— Да.

— Тони Монтана тоже выполнял приказы и убивал до тех пор, пока ему не приказали машину с детьми подорвать. Помнишь, что он сделал потом?

— Да он маньяком был, какая разница!

— Этот бешеный маньяк, чтобы детей не убивать, направил оружие против того, кто отдает ему приказы, и, может быть, поубивал бы всех своих боссов, если бы его самого не пристрелили, — ответил я.

— Это ты к чему? — спросил Кемаль.

— Да ни к чему, не бери в голову.

— Я знаю одно, за правое дело мы воюем, страну спасать надо от этих бандитов, — сказал Кемаль.

— Я вот последние два дня думаю только о том, как мне себя спасти, на страну сил точно не хватит, — ответил я.

— Вот когда победим, никому уже прятаться не придется, — продолжил грезить Кемаль, — соберем опять группу, только басиста поменяем. Ты, кстати, этого говнюка не видел?

— Нет.

— Увидишь — передай. Найдем и к стенке поставим.

— Он умер два месяца назад, мне Ахмед сообщил.

— Что?! Как?! — спросил Кемаль и удивленно на меня посмотрел.

— Так бывает, когда меняешь музыку на войну, — ответил я.

Кемаль заметно погрустнел, но через короткое время продолжил.

— Ну ничего бывает, бывает. Showmustgoon, дорогой друг, mustgoon, ты же сам любил цитировать Фредди.

— Сейчас на ум приходит «The end» Doors.

— Да ладно тебе, сам же говорил, что лучше Башара всё равно никого в Сирии не было. И что без него в Сирии только хуже будет говорил. Так ведь? — спросил он.

— Говорил.

— Тогда получается, как пришло время защищать страну и нашего президента, ты первым делом лёг на пол. Значит, на проверку ты обычным трусом оказался? — продолжил Кемаль.

— Не обычным, а живым трусом, — ответил я.

— И в этом вся твоя заслуга перед твоим народом? — спросил он.

— Дорогой мой Кемаль. Твои барабаны, как ритм сердца, всегда вдохновляли меня в игре. Но тебе никогда не приходило в голову, что ты не единственный и возможно не лучший барабанщик в Сирии? — спросил я его.

— А какое это имеет отношение к делу? — спросил он.

— Очень простое. Вся твоя риторика про свободу, президента и хорошую жизнь в точности повторяет пропаганду по другую сторону баррикад — ответил я.

— У них это пропаганда, а у нас правда!

— У нас гражданская война, правды никакой тут вообще нет.

— Нет есть, и я тебе докажу, когда победим, тебе еще стыдно будет.

— Как скажешь, дорогой, спорить не буду, я просто жить хочу, а со стыдом как-нибудь справлюсь.

— Я тоже хочу жить, только вот забыл… а какое сейчас число? — спросил он после длинной паузы.

— Первое сентября, — соврал я специально.

— Точно! А я-то совсем забыл, как странно, — сказал он, чуть удивился и продолжил — знаешь, а ведь я разобрался с партией Марка Портного в Strange Dé jà Vu — Metropolis 2. Там скорость достигается за счёт чередования ударов, поочередная координация ног и рук, ничего сложного. Так что когда вся эта хрень закончится, обязательно сыграем. Ведь сыграем же?

— Конечно, дорогой, конечно, сыграем, — ответил я.

— Да нам много чего нужно успеть, — продолжил он.

— Успеем, обязательно успеем, — поддержал его я.

— Да только я забыл, какое сегодня число? Мне ведь что-то нужно было сделать, совсем забыл, совсем забыл что…

Образ Кемаля исчез, рассеялся, испарился. Почти сразу началась шумная стрельба. Я закрыл глаза, чувствуя, как снова отключаюсь от напряжения и нежелания все это воспринимать.

Когда очнулся, я снова лежал лицом в пол, ноги ныли от неправильной циркуляции крови, левая рука онемела. Я чуть пошевелился, чтобы снять дискомфорт, повернул голову к потолку и пролежал так ещё какое-то время, наблюдая дешевые офисные панели на потолке. А после услышал голос, тихий такой, почти шёпотом: «Джамальчик, привет!».

Я бы не придал этому голосу значения, так как галлюцинаций за два дня пережил уже итак много, но этот был до боли знакомым. Поэтому я все же убедил себя сделать небольшое усилие и повернуться в сторону, откуда этот голос доносился. Под соседним столом сидел на корточках мой скарабей Саддам. Вид у него был довольно странный, парень был большой, 1,84 метра ростом, да и пузико было внушительное, как будто очерчено циркулем из его нижнего дантяня в лучших даосских традициях. Но под столом он все же как-то уместился. Я еще подумал, может, он грибов каких съел, как Алиса в стране чудес, только где он смог найти их в Сирии, тем более в ноябре.

— Привет, Джамальчик! — снова обратился он ко мне почти шёпотом.

— Привет, дорогой, — ответил я ему.

— Нас обстреливают, да? — спросил он меня. — Долго ещё это будет продолжаться, как думаешь?

— Не знаю, это ты мне скажи. Ведь это Ваш брат или братья стреляют, ну те, которые с режимом борются, — ответил я.

— Я не про это, — опять почти шёпотом. — Я так понимаю мы в окружение попали, ты как думаешь, скоро нас отсюда вытащат?

— Кто вытащит? Извини, не понял.

— Ну, наши товарищи. Они же город за пару недель хотели захватить. Чего-то я не понимаю, что-то здесь не так, — сказал он и отвернулся в сторону окна, откуда стреляли.

Я обратил внимание на выражение его лица, когда он пребывал в своих мыслях. Точно такое же выражение, я помню, было у него во время игры на бас-гитаре. Смотрел куда-то в пространство перед собой, иногда поднимал глаза вверх, как будто что-то вспоминал, нижняя челюсть и губы непроизвольно двигались в такт ритмическому рисунку его партии. Саддам был хорошим басистом, не лучшим, конечно, но хорошим. Он не отличался ни скоростью, ни умением импровизировать, часто пытался вставлять свой слеп куда совсем не надо, за это мы даже хотели замотать его руку скотчем в кулак, а между пальцев просунуть медиатор, в шутку, конечно. Но со всеми мелкими недочетами все же было что-то в его игре, что-то душевное, что-то приятное. Умел он обрамлять свежесочинённую композицию своей басовой партией. Иногда он чуть оттягивал звуки, иногда играл на опережение музыкальной фразы. В общем, чувствовал композицию и имел искреннее желание сделать её лучше, красивей, интересней своей игрой. Да и человек он по натуре был добрый и мягкий, так что это полностью передавалось в стиле его игры.

Имя свое Саддам получил в октябре 1979 года при рождении в честь президента Ирака, который летом того же года взошел на престол. Отец Саддама был большой поклонник партии БААС, которая с 1963 года и по сей день является несменяемой правящей партией в Сирии. Вот и назвал он своего сына в честь нового президента от его любимой партии, хоть и в другой стране. Дико, конечно, но говорят, и в России немало ВладЛен Владимировичей ходило в то время. Когда же американцы вторглись в Ирак в 2003, Саддаму было 23 года. Чувства он испытывал противоречивые по поводу этого вторжения. Во-первых, потому что в целом этовсе-таки было вторжение чужаков на земли его народа, пусть даже и назывались эти земли Ираком на данном отрезке истории. Во-вторых, жестокое убийство Саддама тоже оставило след в его душе, так как убивали жестоко человека, в честь которого он носил по жизни свое имя. При этом к 23 годам он был уже достаточно умен, чтобы понять, что партия БААС представляет собой сборище мошенников и лицемеров с диктаторами у власти, да и сама личность президента Саддама мало чем привлекала молодого музыканта Саддама. Поэтому с того момента, как Саддам впустил в свою душу ветер свободы НАТО, туда же задуло и ядовитое облако американской мечты с головорезами в шлемах наперевес. С тех пор гражданская война уже не казалась Саддаму чем-то необычным.

Конец ознакомительного фрагмента.