Боргезия

Михаил Дорошенко

В тексте «Боргезия» предпринята попытка метафизического осмысления событий, предшествующих революции в России. Текст представляет собой сценарий сиквела с участием одного и того же главного героя.

Часть II

Идет отпевание в церкви. Родственники плачут в платочки, но кое-кто и хихикает. Постепенно почти все они исчезают. Остается только несколько полицейских чинов в форме, пара агентов в штатском, нищий с протянутой рукой, священник и дьякон. Полицейские с недоумением переглядываются.

Из стоящего посреди церкви гроба раздаются выстрелы. Все падают на пол, только один из агентов в штатском выхватывает свой револьвер и стреляет в гроб. Нищий остается стоять с протянутой рукой и вывалившимся языком. Между гробом и агентом в штатском идет перестрелка.

* * *

— Ну, что тут у вас? — входя в церковь, спрашивает ротмистр Обузов, оглядывая нищего, так и застывшего с перекошенной рожей и протянутой рукой.

— Покойник ожил, — отвечает следователь.

— Час от часу не легче.

— Это еще кто такой? — указывая на Грина, обращается следователь к Обузову. — Это же писака, журналист газеты этой, как ее…

— «Враки», — подсказывает Грин. — Прошу любить и жаловать, — приподнимает он шляпу.

— Он… это со мной, — с раздражением отмахиваясь Обузов рукой. — Я за него ручаюсь. Рассказывайте.

— Привезли, стало быть, нынче утром покойного, — говорит следователь, недоверчиво поглядывая на Грина. — Покойный смердит уже, все как полагается. Лазарем, кстати, зовут, то есть звали. Из террористов, после повешения.

— Повешения?

— Уголовники задушили в тюрьме.

— Хм, плохо вешали, что ли?

— Смердит говорю. Отпевают его…

— Террориста отпевали?

— Вот то-то и оно! Отпевают покойника, все как положено. Уже стали гроб заколачивать, как вдруг из него раздались выстрелы. Ну, тут паника, соответственно, началась. При том присутствующий агент полиции, не растерялся и в ответ разрядил свой револьвер.

— Сколько выстрелов было со стороны покойного? — спрашивает Грин.

— Одна пуля попала батюшке в крест, другая дьякону в Евангелие, а третья в икону угодила в руках у сторожа, четвертая застряла в стене, а пятая в гробу. Все остались живы — здоровы, если не считать самого покойного. Но это не в счет. А вот и наш агент… мы зовет его Тилем — стреляет уж больно метко… он сейчас все объяснит. Ты, стало быть, выпалил всю обойму и воскресшего, было, Лазаря отправил назад в преисподнюю.

— Выходит, что так. Только я выпустил в него все шесть пуль. Пять мы нашли, а одна пропала.

— Пуля пропала, а раненых нет? — спрашивает Грин.

— Нет, — с неудовольствием отвечает следователь.

— А откуда тогда этот кровавый след из-под гроба? — указывает Грин на пол.

— А вот мы и сами гадаем, откуда?

— Все ясно, — говорит Грин.

— Что вам ясно? — спрашивает следователь.

— Ясно, во всяком случае, — говорит Грин, — то, как было совершено преступление. Террорист был привязан под гробом ремнями, я уверен вы обнаружите их под покрывалом… посмотрите.

— И точно, — говорит следователь.

— Вот что произошло, — говорит Грин, — террорист стрелял из-под покойника, да не ожидал, что нарвется на ответные выстрелы, а потому выстрелил всего раза три или четыре. Получивши рану, упал под покров, а затем выкатился в сторону. Поскольку все попадали с перепугу, на него никто не обратил внимания. Отполз в сторону, сюда вот идет след, встал и пулю с собой унес. Все очень просто.

— Хм, просто! — передергивается агент.

— Но для чего такое дикое преступление? — спрашивает Обузов. — Я понимаю еще отомстить полиции, а здесь полный абсурд?

— Про мышь, подброшенную в икону, читали у Достоевского в «Бесах»?

— Так то-ж — литература…

— А это житейский вариант случая, описанного в литературе. Впрочем, не мне делать выводы.

— Выводы… выводы… хм, — машет головой Обузов. — Я специально вас пригласил, — обращается он к Грину, — памятуя ваши заслуги перед отечеством в деле с проклятыми книгами. Хочу встретиться с вами в приватной обстановке для обсуждения еще одного не менее странного дела.

* * *

Столики в оранжерее расставлены вокруг небольшого бассейна, в котором плавают две голые девицы с русалочьими хвостами. Сидя на пальме пьяный человек во фраке раскачивается, дирижируя оркестром.

— Добрый вечер, ротмистр! — говорит Грин.

— Полковник уже.

— Вы всегда в штатском…

— И… не на виду.

— С вашей профессией в наше время лучше не высовываться.

— Да, наше время, наше время…

Человек с пальмы плюхается в бассейн.

— Как они мне надоели, эти смутьяны, террористы, декаденты, распутники! — возмущается Обузов, отряхивая капли воды с рукава.

— Это что! Купчишки, бывало, в бассейн напускали шампанское, и девицы должны были, используя рот лишь, сорвать «катьку» с рыболовного крючка. Девицы промахивались, ныряли в шампанское, пьянели…

— Не продолжайте, не продолжайте. Мне в моей работе сумасшедшие вот здесь уже сидят! — проводит он по горлу. — Кабы не жгли бы нынче поместья, сидел бы себе в деревне подальше от всех этих весельчаков…

— Что на сей раз?

— Голова, — разводит руками полковник.

— В прямом смысле «голова» или же… в переносном?

— В прямом: голова Гоголя.

— Что с ней?

— Пропала.

— Есть подозреваемые?

— Не только подозреваемые, но и виновные есть.

— Опять какой-нибудь великий князь, которого трогать не велено.

— Нет, на сей раз простой заводчик, однако известный.

— Полагаю Бакрушин.

— Я поражаюсь на вас, — удивляется полковник. — Прямо в точку попали.

— Известнейший коллекционер, — кивает Грин, — фетишей редких.

— Как вы понимаете, трогать его также нельзя.

— Еще бы, — усмехается Грин, — крупнейший производитель оружия.

— Гоголь, конечно, — известный писатель, национальное достояние, можно сказать, однако производитель оружия нынче нужней.

— Да и подумаешь, — взмахивает Грин рукой, — череп! Экая невидаль!

— Расследование, однако, необходимо провести.

— Кому поручили?

— Антипову.

— Опытный следователь.

— Да, опытный… даже слишком.

— Что… докопался до истины?

— Ну, истина… не истина, да и что есть Истина? Влез, однако, в такие дебри, что лучше официально в них не входить.

— Понимаю, понимаю… — кивает Грин. — Тем более Антипову, человеку опытному, но рационально мыслящему.

— Вам нужно узнать, если не Истину, то получить хотя бы какое-нибудь правдоподобное объяснение случившемуся.

— Ну, хорошо, а что с головой? Ее надо вернуть?

— Что голова!? Ерунда! Нужна информация. Что, где, когда, почему, для чего? В коллекции голов у Бахрушина появилась новая голова, только без верхней части.

— Понятно.

— Что вам понятно? — раздражением вопрошает полковник.

— Из черепа сделан был кубок.

— Мне, например, непонятно.

— Потому-то вы ко мне и обратились.

— Несмотря на репутацию скандалиста и…

–… афериста, — вставляет Грин.

–… правильно… не стоит придавать происходящему какой-то значительный смысл.

— Но это уже моя задача, выяснить смысл, раз уж вы мне поручаете.

— Прежде, однако, вам нужно поговорить с Бакрушиным, что не у всех получается.

— Попытаюсь взять у него интервью для газеты «Враки».

* * *

— Да, у меня есть черепа, — говорит Бакрушин, пропуская Грина вперед себя в кабинет. — Штук эдак сто или более… да вы проходите… костяные — из слоновой кости и человеческой, соответственно, серебряные, золотые, хрустальные.

— Какая обширная коллекция! А где настоящие?

— А вот и настоящие, — указывает Бакрушин на отдельный стенд. — Тридцать шесть штук, и все с предысторией!

— Который из них Гоголя?

— За кого вы меня принимаете?

— Есть подозрение, что вы его умыкнули.

— Здесь все старые экземпляры. Последний раздобыл полтора года назад.

— Поскольку определить принадлежность черепа нельзя, можно просто вынуть один из старых экземпляров и подставить на его место новый.

— Стоит только завести коллекцию, как на тебя начинают все кражи навешивать.

— Вы, я как погляжу, ни одни черепа, а и все, что блестит, собираете, — указывает Грин на обстановку в комнате.

— Как ворона, ха-ха-ха-ха… — смеется Бакрушин. — Да вы — шутник! Я и сам люблю пошутить, а шутник шутнику глаз не выколет.

— Шутник шутнику рознь.

— Вы знаете, Грин, почему я согласился встретить с вами?

— Чтобы дать интервью для нашей газеты.

— Как называется, кстати, ваша газета?

— Газета «Враки». Мы такие же шутники, как и вы.

— Ха-ха-ха, — смеется Бакрушин. — Это как раз мне в вас и нравится больше всего, поэтому я согласился дать интервью. Несмотря на сомнительную репутацию человека, разделяющего монархические убеждения, вы сделали нам немало полезного.

— Вам, это — врагам монархии?

— Нет, друзьям конституции.

— Не боитесь, если узнаю что-нибудь лишнее, опасное для вашего общества?

— Близко око, да зуб неймет, — усмехается Бахрушин. — Может быть, вы попытаетесь определить, какая из этих голов Гоголя?

— Никакая: ее здесь нет.

— Это — само собой разумеется.

* * *

— Каковы результаты? — раздается голос позади Грина на улице.

— А, господин Антипов! Какими судьбами?

— Не притворяйтесь, мне все известно. Вам поручили выполнить за меня наиболее щекотливую часть расследования.

— Не выполнить за вас, а помочь вам.

— Вы уж постарайтесь, голубчик.

— Головы в коллекции нет, но то, что она у него, нет сомнения.

— Это мне и без вас известно, — кривится Антипов. — Голова в сейфе, должно быть.

— Если вам это известно, то заберите голову у него, и делу конец.

— Которую из них?

— На то вы и сыщик, чтобы знать какую.

— Ладно, не будем ссориться, — соглашается Антипов.

— Все не так просто, как кажется. Голова — лишь часть головоломки. Мало того, что Бакрушин — коллекционер, он еще и игрок.

— А также — слуга царю и…

— Масонам, — добавляет Грин. — Вы все еще в раздражении пребываете, а так дело не делается.

— Дело! Закрывать надо это дело дурацкое. Шалят господа, шалят.

— Можно, конечно, закрыть, да только какое объяснение вы представите начальству?

— Ладно, выкладывайте вашу версию.

* * *

— Дело в том, что в последнее время участились случаи бессмысленных преступлений, — продолжает Грин в ресторане. — Открываем газету, читаем.

— Но это же ваша газета «Враки»! Надо же придумать такое название!

— Давайте возьмем другую газету. Криминальная хроника. Читайте. Вот здесь: убита медведица…

— Сегодня какой-то гражданин выкупил у бродячего артиста медведицу Кроху и на глазах у толпы ее застрелил. И что? — возмущается Антипов.

— Толпа стала бить мерзавца, и кто-то насмерть пырнул его ножом.

— Не вижу связи.

— Связь есть, но очень далекая. Имейте терпение. Берем другую газету. У бродячего артиста была выкуплена обезьянка, которая, сидя у него на плече, играла полонез Агинского. Человек, который выкупил обезьянку, достал пистолет и застрелил ее. Толпа бросилась избивать проходимца, и кто-то насмерть зарезал его ножом в спину. Связь намечается?

— Между двумя этими преступлениями — да! — соглашается Антипов. — Но к нашему делу это не имеет никакого отношения.

— Имейте терпение: слушайте. Каким-то образом рядом оказалась съемочная группа.

— Ну, оказалась! Что из того?

— Стоит отметить то, что съемочная группа в обоих случаях оказывалась на месте в нужный момент.

— Преступный замысел на лицо, но…

–… какое отношение он имеет к Бакрушину, спросите вы? Имеет: на столе в его кабинете лежала газета с отчеркнутым текстом. Я запомнил число и проверил, отчеркнуто было именно это происшествие. Там были и другие газеты с отчеркнутыми местами: краем глаза я скользнул по названиям. Аналогичные преступления описаны в каждой из этих газет.

— Бакрушин, по-видимому, имеет пристрастие к сценам подобного рода. Испорченная натура.

— Бакрушин был дружен с убиенным князем Велиховским.

— Мало ли кто с кем дружит!

— И оба они состояли в одной и той же ложе.

— Ложные связи, ложные, — отмахивается Антипов. — Притянутые за уши факты.

— Вот еще одна заметка, — достает Грин вырезку из газеты. — По слухам имеются закрытые клубы, в которых, якобы — подчеркиваю, совершают охоту на людей в каком-то загородном доме.

— Слухи, хм! — возмущается Антипов. — Слухи, к тому же беспочвенные.

— Стреляют из арбалетов в людей, изъявивших желание покончить с собой. И будто бы лучшим стрелком оказался сын княгини Велиховской, которую вы допрашивали в связи с шуткой отрока, ставшей причиной смерти священника. Что там случилось?

— Священник открыл библию, и из нее выскочил бумажный складной черт. «Кто же тебе научил такому?» — спрашиваю мальчика. А он мне, представляете: «Так предложил Заратустра», — и пальцем постучал по книге.

— Начитанный мальчик.

— И какой мы сделаем вывод?

— Я не все перед вами выложил. Одно преступление следует за другим. Не улавливаете связи?

— Нет

— Есть еще один факт, который нужно проверить. К нам приезжает фон Мерц.

— Кто таков? — настораживается Антипов.

— Это уже дело полиции разузнавать, кто приезжает к нам из Берлина.

— Откуда узнали?

— Из газет, откуда еще!

— Чем же вас привлек этот фон Мерц?

— Портрет на стене в кабинете Бакрушина с посвящением по-немецки: «Ученику от учителя».

— Ну… и… что?

— Вот и узнайте, чему научил этот немец Бакрушина.

* * *

— Здравствуйте, Феликс Игнатьевич, — говорит Тенин, подходя к Грину на улице.

— О, призрак отца Гамлет! Какими судьбами?

— Какая судьба может быть у призрака? Бродить по пространствам.

— Поговаривали, будто бы вас убили.

— Убили… убили!

— По вашему виду не скажешь.

— Я дважды убитый: меня отравили и утопили в реке. Переусердствовали! Одно нейтрализовало другое. Я наглотался воды, меня вырвало — тем самым очистился от отравы и скверны.

— Кто же с вами так обошелся, враги?

— Нет, друзья. Масоны.

— Что так? За что?

— Чем-то не угодил. Много вопросов задавал, полагаю. Пришлось перейти на положение призрака. Долго, однако, не удалось пребывать. Отыскали и велели к вам обратиться.

— Ко мне? — удивляется Грин. — Для чего?

— Чтобы разведать, что вам известно.

— И ты так в открытую…

— Я для всех завсегда открыт всей душой.

— Стало быть, снова на службе у прежних хозяев?

— У прежних, у прежних! Слава Богу, простили.

— Что именно простили?

— Что выжил, — гордо отвечает Тенин.

— И ты верою и правдою им служишь теперь?

— Я всякому служу, перед кем предстаю.

— Отомстить не желаешь друзьям?

— Ох, как хочу, но не могу.

— Боишься? — усмехается Грин.

— Да я к ним всей душой прикипел, а они со мной эдак!

— Что они нынче готовят? Какие преступления?

— Вы спросите, отвечу.

— Что знаешь про голову Гоголя?

— У Бакрушина голова. Он с ней не расстается, возит с собой в саквояже.

— Для чего?

— Сказывают, будто приезжий француз или немец вставит череп в какое-то магическое устройство. На толпу, мол, направит, и народ под гипнозом пойдет куда надо.

— Тебя тоже гипнотизировали? — спрашивает Антипов, подходя к ним.

— Я сам безо всякого гипноза готов масонам служить.

— Почему именно Гоголя череп? — спрашивает Антипов.

— Знаменитый был медиум, мол. Впитал в себя многие духи.

* * *

— Слыхали? — спрашивает Грин. — Что скажете?

— Мог бы сказать бред, но не скажу.

— Сказали уже. На первый взгляд кажется бред, да?

— Врет он все.

— Он не врун, а переносчик ложной информации.

— Ложной! — подчеркивает Антипов. — Вот: сами согласны!

— Да, ложной, но именно той, которой на первый взгляд не стоит пользоваться.

— Понимаю, но можно, ее исключив, использовать что-то другое. Чем неизвестно, однако.

— В том то и дело, что они под видом ложной информации подсовывают нам настоящую.

— Так уж и настоящую! — иронизирует Антипов.

— Близкую к настоящей.

— Как же отделить правду от вымысла?

— Есть один способ, хотя тоже сомнительный.

— Все сомнительно, что с вами связано. Что за устройство? Где здесь хотя бы толика правды?

— Скажите, вы верите в Бога?

— Верю, — крестится Антипов.

— Может быть, вы и верите в нечто, что ждет человека после смерти, а здесь вы не видите ни того, что исходит от Бога, ни того, чем соблазняет нас дьявол.

— Не имею привычки задумываться о явлениях подобного рода.

— Вот именно, — подчеркивает Грин, — не задумывались! Если б задумались, мир предстал перед вами иным. Хотите, я назову вам следующий шаг наших противников?

— Сделайте милость.

— Следующим объектом осквернения будет голова Иоанна Крестителя.

— Доказательства!

— Вот доказательства, — раскрывает Грин газету. — Читайте.

— Синод наложил запрет на спектакль «Саломея» с великолепной Идой Рубинштейн в роли Саломеи.

— Вы считаете, Ида Рубинштейн связана с преступниками?

— Нет, я так не считаю, просто преступники тоже читают газеты. Вся их логика довольно легко читается. Скажите, Филипп Филимонович, давно ли у вас роман с прекрасной незнакомкой?

— Откуда узнали?

— У вас под глазами круги. Как там говорится… шурша шелками и туманами…

— Вам не откажешь в наблюдательности.

— Делаю вывод: если такой серьезный человек, как вы, в разгар следствия впадает во все тяжкие с женщиной, жди пагубы. Не ожидал от вас такого легкомыслия. Раньше, как мне известно, за вами такого греха не водилось.

— Честно говоря, меня это самого смущает. Ничего подобного я еще не испытывал. Нечеловеческое удовольствие.

— А-а… — машет рукой Грин, — все ясно.

— Опять вам все ясно!

— Удовольствие, говорите, нечеловеческое? Знаете, что это такое?

— Страсть…

— Нет, афродизиак.

— Но я ничего не употреблял, не пил и не ел из ее рук.

— Руки тут не причем. Отрава на губы наносится и на прочие места. На соски, например.

— Пожалуй, вы правы, — соглашается Антипов. — Вкус у губной помады был странный.

— Две-три встречи с упоительным созданием, и вы ни с кем уже, кроме нее, не сможете иметь отношений. Вы ее раб на всю оставшуюся жизнь.

— Умеете вы вовремя вылить ушат холодной воды за шиворот!

— Она интересовалась вашими делами?

— Нет.

— Хитра, ох, и хитра. Кто такая?

— Княгиня Велиховская.

— Удивляюсь я на вас. Это же надо, связаться со свидетельницей вашего недавнего дела. И это с вашим-то опытом!

— Ч-черт попутал!

— Вот именно, черт, а скорее чертовка.

* * *

Раздается выстрел из пушки. На тротуар под ноги изумленного мраморного сатира падает бронзовая голова.

* * *

Антипов на ходу выскакивает с коляски у места происшествия, а вслед за ним — Грин.

— Что вы на это скажете?

— Вы что, мысли читаете их? — изумляется Антипов.

— Нет, они — наши.

— Не укладывается в голове.

— Ваша газета? — спрашивает Грин, подавая газету.

— Да моя, но…

— Я подсунул вам в карман газету с отчеркнутой заметкой о «Саломеи» и тем самым спровоцировали их на безобразие? Что вы на это скажете?

— Не знаю, что и сказать.

— Знаете, — спрашивает Грин, — где была взята голова Олоферна?

— В одной церкви за городом. Чудак помещик привез из Европы скульптурное изображение. Пропало на днях.

— Что там еще пропало?

— Крест деревянный, довольно большой.

— А, крест! — восклицает Грин. — Ждите, скоро всплывет.

— Типун вам на язык. И что означает появление еще одной головы, по-вашему?

— То, что мы следим за ними, а они — за нами.

— Кто, они? — спрашивает Антипов.

— Бакрушин, к примеру, сотоварищи!

— А что Бакрушин? Похитил голову для коллекции. Что из того?

— Сплетается орнамент, в центре которого находится голова Гоголя. Скажите, что за история произошла с пароходом Бахрушина, который утонул под Херсоном?

— Большевики… — с досадой отвечает Антипов, — в девятьсот пятом году на японские деньги купили в Англии партию оружия, как доносили агенты. Другие агенты доносили, что оружие с заводов Бахрушина. Его должны были отвезти куда-то в Европу, но не увезли, а оставили в Черном море. Пароход несколько дней пребывал в нейтральных водах, а потом затонул по непонятным причинам.

— Понятно. Бакрушин велел своим клевретам потопить корабль в случае, если революция пойдет на убыль.

— Ох, как не хочется принимать вашу точку зрения.

— Придется, — кивает Грин.

— И все-таки это предположение, не более того.

— Ваше благородие, — обращается полицейский к Антипову, — разрешите обратиться?

— Обращайся, голубчик.

— Полковник Обузов велел передать. Крест… крест плывет по реке.

— Что-о…

— С… собакою.

— Накаркали, — оборачивается Антипов к Грину.

Тот разводит руками.

— Откуда вы все знаете?

— Интуиция.

* * *

По Неве плывет деревянный крест, на котором мечется привязанная на поводке собака.

— Видали, — указывает полицейский на балкон с господами во фраках, которые разглядывает крест в театральный бинокль, — расселись, будто в театре.

— Они и так в театре, — говорит Грин. — Места заранее были раскуплены.

— Не верю, — машет головой Антипов, — совпадение.

— Вы лучше велите своим агентам проследить за присутствующими. Уверяю: окажутся все приятели нашего Бахрушена. Удивляюсь, почему его там нет.

— Бакрушина спрашиваете? — обращается к ним полицейский к неудовольствию Антипова. — Он в доме. Прошел тут недавно.

* * *

Двое казаков спускаются на лошадях в воду, набрасывает на крест веревку и тащит к берегу. Толпа поднимает крест и с пением несет мимо балкона с господами, молча наблюдающими за представлением.

— Оружие на дьявола крест свой дал еси нам, — начинают петь стихиру обыватели, собравшиеся на набережной, — трепещет бо и трясется, не моги взирати на силу его, яко мертвые воскрешает и смерть упразднил есть, сего ради кланяемся кресту твоему и воскресению…

— Не слышу аплодисментов, — обращается сотник, гарцующий на лошади перед балконом.

Один из фрачников оборачивается к кому-то, находящемуся за стеклянной дверью и, получив подтверждение, бросает одну за другой две золотые монеты спасителям.

* * *

— Ишь, как золотом разбрасываются! — возмущается Антипов.

— Противник претерпел сокрушительное поражение от народа. Надо воспользоваться его растерянностью.

— Знать бы еще, кто противник.

— Да вы их только что видели всю ложу их в ложе, — указывает Грин тростью на балкон.

— Вам бы все в бирюльки играть со словами. Куда нам этот шаг делать? В какую сторону? — показывает Антипов руками по сторонам. — О, призрак отца Гамлета!

— Здравствуйте, господа. Я тут поблизости был.

— Поблизости к кому?

— К хозяину.

— И кто у тебя хозяин? — вмешивается Антипов.

— О-о! Имя ему легион!

— Что ты знаешь о бароне фон Мерц? — спрашивает Грин.

— Вы, Феликс Игнатьевич, прямо в точку попали. Сказывают, будто бы он — «сенжермен».

— Сен Жермен? — кривится Антипов.

— Нет, то не имя. Степень такая в масонстве имеется. А лет ему, будто бы, сто пятьдесят.

— По паспорту, что ли?

— В пачпорт я не заглядывал, но сказывают. О, нем такое еще говорят, не поверите…

* * *

— Ну-с, покажите-ка вашу голову, — раздается скрипучий голос, обращенный к Бакрушину, сидящему в кресле. Проверить надо на подлинность.

Бакрушин раскрывает саквояж и достает из футляра чашу, сделанную из черепа. Фон Мерц проводит над ней рукой, и в камнях перстней на его руке начинается свечение.

— Подлинный, поздравляю. Не пытались у вас отнять или украсть?

— Да я из рук саквояж не выпускаю.

— Правильно, правильно, не выпускайте.

— Не лучше ли вам передать?

— Пускай пока будет при вас. Настоящий в сейф положите, а копию носите в саквояже

— Я, конечно, не против, да только… э… зачем?

— Чтобы набрался энергии, во-первых, а во-вторых, как приманка для вашего Грина.

— Ко-ва-ар-нейший субъект!

— Вот именно: то что нужно. Когда Грин появится, объясните ему положение его на доске, — говорит фон Мерц, переставляя фигуры. — Он будет пешкой в нашей игре, фигурой Присутствия.

* * *

— А, Феликс Игнатьевич, — восклицает Бакрушин, — корреспондент газеты «Враки». Пришли взять еще одно интервью.

— Нет, на сей раз явился разведать очередную тайну.

— Ха-ха-ха, как и в прошлый раз. Здесь много скрывается тайн. Голова Сократа, к примеру, — указывает Бахрушин на мраморный бюст с шахматной доской на голове. Квадраты на ней не нарисованы, а вырезаны уступами. — Необычные шахматы. Фигуры ходят не так, как положено, а повинуясь положениям звезд. Вот, кстати, и вы, — указывает он на фигуру. — Похожи? Узнаете себя?

— Фигура похожа на рыцаря…

— Без страха и упрека. Ходит там, где захочет без спросу.

— Как называется фигура? — указывает Грин на себя в зеркало.

— Фигура Присутствия. Все будете видеть, все слышать, обо всем догадываться, но сделать ничего не сможет. Умеете медитировать?

— Пришлось один раз, когда мне сотоварищи ваши, масоны, подставили книгу с наркотиком промеж страниц.

— Когда захотите еще раз войти в транс, воспользуйтесь этой картиной, — снимает Бакрушин миниатюру со стены.

— Это что, Петербург?

— Да, но иной, в него можно войти, но только в видениях.

— Мрачноватое место.

— Зато можно увидеть все, что пожелаете.

* * *

— Они объявили меня Фигурой Присутствия, — заявляет Грин.

— Что еще за фигура?

— Фигура Присутствия служит для насыщения терафима энергией.

— С ума можно с вами сойти, — взмахивает Антипов рукой. — Что за терафим?

— Череп Гоголя.

— И что?

— Центральная часть магического действа.

— Ладно, выслушаю еще одну ахинею. Продолжайте. Как вы будете насыщать серафима энергией?

— Безуспешной охотой на терафима.

— Мудрено-мудрено, весьма, — усмехается Антипов. — А если череп украсть?

— Они только того и ждут, чтобы мы подменили череп. Они наведут нас на ложный череп, мы подменим его, и они долго будут смеяться над нами, заряжаясь энергией.

— Что же делать тогда, хотя я во все это не верю. Выслушиваю из любопытства, куда могут суеверия людей привести. Фигура сопротивления понятна, а что за фигура присутствия?

— Еще более изощренная фигура. Я буду каким-то образом присутствовать при их преступлениях или видеть, во всяком случае, а сделать ничего не смогу. Они вновь будут смеяться надо мной и тем самым еще более заряжаться энергией.

— Из всего того, что вы мне здесь наплели, я понял только одно, — тычет пальцем перед собой Антипов, — череп Гоголя нам не вернуть. Спрашивается, что делать? Пойти туда, не знаю куда.

— О, вот и вы стали шутить, но я знаю куда.

— Все-то вы знаете! И куда?

— В Карелии есть один шаман… — улыбается Грин.

— Я, конечно, человек верующий, но весь мой опыт человека пожившего и криминалиста восстает против ваших методов. К тому же — шаман! Я понимаю, к старцу какому-нибудь обраться, чтобы он помолился Богу.

— Говорят, он общается с Богом.

— На Бога надейся, а сам не плошай.

— Вот именно, — соглашается Грин, — пока я съезжу, вы похитите ложный череп.

— А почему, не настоящий, если он возит его с собой.

— Нет, нам нужно уверить их, что мы не догадываемся. Поэтому вы сделаете копию чаши из черепа обезьяны. Мол, мы над ними так посмеялись.

— Лучше все-таки настоящий похитить.

— У Бакрушина три чаши, сделанные из черепов. Как вы определите, какой из них настоящий?

— Тот, что особенно тщательно охраняется.

— Они на это и рассчитывают.

— Они! Кто такие они? Пока мы подозреваем только Бакрушина в краже черепа. Все остальное…

— От лукавого, — добавляет Грин.

— Правильно, нет-нет-нет: вовсе неправильно, — начинает злиться Антипов. — Все остальное — совершенно уже туманные предположения вашего горячечного воображения. Одно только обращенье к шаману стоит того, чтобы с вами больше не иметь никаких дел. Если предположить, что шаман станет на вашу сторону, что весьма сомнительно, как вы скроете свой визит от наших противников? За нами следят, как вы утверждаете, тщательно.

— Я и не скрываюсь. Пока они будут искать шамана, вы стащите копию из саквояжа.

— Феликс Игнатьевич, вы знаете почему, я с вами общаюсь?

— Знаю: вам не с кем больше общаться.

* * *

— Да, — берет телефонную трубка фон Мерц. — К шаману, говорите, отправился? Ваш Грин, — опуская трубку, обращается он Бакрушину, — за подмогой к шаману отправился.

— От Грина чего угодно можно ждать.

— М-да, м-да, — продолжает голос. — Это вносит некоторые неудобства в наше налаженное предприятие.

— Шаману те же духи внимают, что и нам, э, как будто…

— Духи, они капризные и… непредсказуемые. Если найти подход к достаточно опытному колдуну, можно многое что сотворить вопреки даже воле самих духов.

— Что тогда делать?

— Ждать! Все равно еще рано. Что там поделывает Антипов? Бьюсь об заклад, пытается подобраться к чаше.

— Моего ювелира заставил изготовить копию, а тот изготовил две. Я настоящий череп в сейфе держу, а копию, не выпуская из рук, ношу с собой.

— Правильно! Как я и предполагал, Грин убедил его подменить чашу. Желательно пристегивать саквояж наручниками.

— Тогда он не сможет похитить.

— Сможет, если захочет.

— Вам видней.

— Что-то я стал хуже видеть, — бормочет себе под нос фон Мерц поводя рукой над хрустальным шаром. — Неужели шаман уже действует? В какую сторону направился Грин?

— Мы его упустили.

— Ничего-ничего, это не ваша вина. Крепкий орешек, крепкий, ваш Грин. Знает, что проиграет, а все равно дергается в сетях и тем самым еще более запутывается. Ему некоторое время будет казаться, что он на полшага опережает нас. Однако, это иллюзия. А, вижу!

— Что видите?

— Вижу, как у вас одну копию чаши подменили на другую.

— Во сне?

— Вы не заметили?

— Неужели уже стащили? Не может этого быть. Была, правда, толкотня при выходе из отеля, но я не выпускал саквояжа из рук.

— Ваш Антипов — тоже не промах. Хотя, может быть, и шаман постарался. Стало быть, вы не заметили?

— Н-нет. Не могу понять. Все как будто на месте: чаша та же самая, футляр точно такой же. Все на месте.

— У вас только ручка на месте, а саквояж уже подменен.

— Как? Каким образом?

Конец ознакомительного фрагмента.